Текст книги "По следу тигра"

В утренних сумерках поезда и электрички вылетали из полумрака, как голодные драконы, проносились мимо с воем и грохотом, исчезали в снежных вихрях. Максим отбегал назад, проваливаясь в сугробы, пропускал монстра и снова возвращался к полотну «железки». Тихая и пустая в это время территория «колхозного» рынка давно осталась позади. Максим был единственным пассажиром, добравшимся до конечной остановки. До путей оставалось метров триста вдоль дороги, дальше налево и вперед – по слежавшемуся грязному снегу на насыпи вдоль рельс. Шаг влево – проваливаешься без предупреждения чуть ли не по пояс, шаг вправо – рискуешь угодить под поезд. Поэтому Максим постоянно осматривался по сторонам. Но дорогу уже обступил лес, строгие темные ели и сосны подходили к железнодорожному полотну почти вплотную. Но зато между ними обнаружилась отличная тропа – утоптанная, хоть и кривая. Максим сбежал по насыпи, перебрался через канаву и выбрался на лесную дорожку. И пошел, не оглядываясь назад, как обычный человек, спешащий на утреннюю электричку По пути он встретил только одного лыжника, тот мелькнул далеко справа, между темными стволами деревьев, и тут же исчез. Похоже, станция с романтическим названием «63-й километр» уже близко, раз появились первые признаки жизни. Правильно: справа уже показались крыши дачных домов, над одной из них поднимался дым. Место обитаемо, примем к сведению. Навстречу попался еще один «абориген» – низенькая тетенька в длинном пуховике, трениках и почему-то в резиновых сапогах вывела на прогулку двух своих питомцев – алабая и бассета. Сонные собаки, как коровы или козы, плелись за своей хозяйкой, причем черно-рыже-белый бассет топал последним. Из наушников в ушах тетеньки лились медитативные песнопения, собаки исследовали каждый участок тропы.

Тропа вывела Максима к маленькой станции. Он пропустил пассажирский поезд, по деревянному настилу перебежал пути и выскочил к пустому перрону и закрытым окошкам касс. Между ними – доска с расписанием электричек. Последняя электричка ушла отсюда почти полтора часа назад, а следующая остановится еще через час. На всякий случай Максим запомнил время отправления следующих электричек, вплоть до самого вечера, и вышел из-под арки станционного здания. Дальше по небольшой, в несколько ступенек лестнице, поднялся в горку и оказался перед очередной тропой. Но она повторяла собой контуры занесенной снегом дорожки из бетонных плит и привела к автобусной остановке. Здесь тоже никого, не видно даже проходящего транспорта и ни звука, тишина даже «давит» на уши. По веткам елей и берез скачут белки, высоко над головой, хлопая крыльями, пролетела крупная птица. Эту идиллию нарушил звук работающего двигателя – справа к остановке приближался автомобиль. Вернее, два автомобиля, как чуть позже увидел Максим. Первый – ничем не примечательная белая «газель», за ней шел старый знакомый Максима, «бычок» с кабиной синего цвета. Обе машины промчались мимо. Максим вышел на дорогу, постоял с полминуты, раздумывая, и решил от плана не отклоняться. Пересек вторую полосу и вошел в лес. Здесь, куда ни глянь, ни троп, ни вообще чьих-либо следов, кроме звериных. Если можно назвать зверем зайца или белку, конечно. Зато и усеянный опавшей еловой хвоей снег плотный, слежавшийся, и под ногами почти не проваливается. Максим шел по насту, как по ровному асфальту, местами снежная корка проседала под ногами, а кое-где даже проламывалась.

Посмотрел на наручные часы: в дороге он уже почти два часа, из них только по лесу идет сорок минут. Время уходит быстро, а признаков цивилизации вокруг никаких. Ни разбитой бутылки, ни банки из-под пива или «энергетика», ни кострища. Словом, ничего, что говорило бы о том, что здесь, хоть изредка, но все же бывают люди. Место дикое, поэтому и муравейники здесь огромные, сразу три рядом. Максим подошел поближе, всмотрелся в аккуратные темные холмики между стволов высоких елей. И увидел четвертый муравейник, вернее, холмик земли, чуть присыпанный снегом. «Это еще что за…» – Максим обошел по очереди все «муравейники», и выхватил взглядом на фоне темных стволов деревьев пятый, чуть в стороне, в низинке. Этот, по виду, был старше остальных, успел немного осесть, а земля на холмике смерзлась. При этом на остальных «муравейниках» она лишь покрылась мокрым снегом после недавнего снегопада и выглядела так, словно ее перекопали только вчера. Или несколько дней назад – морозов не было уже больше недели, дело к весне, оттепели сменяют одна другую. Значит, и могилам не больше недели. «Причем здесь могилы?» – Максим осмотрелся еще раз. Ну, да, все верно. Как по-другому можно назвать невысокие, чуть продолговатые холмики земли, выстроившиеся в одну линию? Кладбище, какие могут быть варианты? Без оградок, без памятников и табличек с именами-фамилиями и годами жизни. Либо тех, кто лежит в земле, невозможно опознать, либо… Либо кому-то очень нужно скрыть нечто от остального мира. И если павших от сибирской язвы животных в нарушение всех запретов для утилизации вывозят на мусорный полигон, то от тел умерших людей, похоже, избавляются другим способом – закапывают в глухом лесу, подальше от дороги. Странно, что в спешке не в одну яму всех покойников покидали… А ничего странного, все правильно: тот, чья могила в отдалении, умер первым. Потом кто-то еще, его принесли сюда и закопали, через день-два третьего, четвертого… Инкубационной период этой заразы длится от нескольких часов до двух-трех дней. По срокам все сходится – объявление об «африканской чуме свиней» появилось именно неделю назад, тогда еще было холодно. Интересно, эти – язык не поворачивается назвать их людьми – в «Ассортименте» понимают, что происходит? Или просто в панике стараются замести следы: туши павших животных «утилизируют» на полигоне, трупы умерших от болезни людей – в лесу. И все это в полной уверенности, что никто не будет искать погибших, что их не объявят в розыск… Или им наплевать на подобную вероятность, по привычке надеются на толстый кошелек и связи «наверху»?

– Скотина, как же ты достал меня, сволочь, – в бессильной злобе Максим был готов развернуться и бежать назад, в город, чтобы добраться до здания администрации, перебить охрану на третьем этаже, войти в «царское» крыло и высадить в Стрелкова всю обойму «Макарова», а так же и запасную, если понадобится для полной уверенности, что тварь в полковничьих погонах, наконец, сдохла. Да и город тогда, может быть, еще и выкарабкается, оправится, как от болезни, от последствий действий «эффективных менеджеров». Но сначала надо сделать так, чтобы это кладбище не разрасталось, а тех, кто лежит здесь, опознали и похоронили по-человечески. Максим двинулся прочь от «кладбища» по цепочке старых, с «оплавленными» краями следов. День или два назад тут прошли четыре человека. Скорее всего, двое несли труп, третий – инструменты. А что делал четвертый? За компанию в лес потащился, погулять, свежим воздухом подышать? Сомнительно. Вернуться назад, осмотреть холмики и следы еще раз? Незачем, толку от этого не будет, надо идти вперед.

Сетчатое ячеистое ограждение выросло как из-под земли, Сваренные из оцинкованной проволоки, покрытые полимером панели на приваренных к бетонному основанию металлических столбах уходили в обе стороны. Максим задрал голову – на верхушках столбов красовались витки «Егозы». Здорово, вот это фермеры, вот это заборчик. Да еще и оттяпали себе в наглую часть леса, молодцы. Значит, этим с позволения сказать, людям, есть что скрывать. Максим двинулся параллельно цепочкам следов, уводящей вдоль забора направо. Сделать в общей сложности пришлось почти сто шагов, потом повернуть «за угол», когда сетка уступила место листам темно-зеленого профнастила.

Скоро он наткнулся на следы протекторов на осевшем рыхлом снегу. Все, тупик однако, поезд дальше не идет. Дальше идти бесполезно, колея приведет его к центральному въезду на территорию «Ассортимента», а туда пока идти рано. Максим критически осмотрел забор, подпрыгнул несколько раз, примериваясь к высоте барьера. Тихо-то как, аж жуть берет – в лесу и за забором висит плотная, вязкая тишина. И если здесь еще раздается временами легкий тихий треск, шорох и скрип, то «там» лес словно вымер. Максиму стало не по себе. Шутки шутками, а черт его знает, что там происходит на самом деле. Надо как-то попасть туда, на эту terra incognita, даже если для этого понадобится перелететь через этот забор или сделать под ним подкоп.

«Почему люди не летают как птицы» – Максим снова задрал голову и внимательно рассматривал витки «Егозы» на вершинах металлических плит. Потом прошел немного вперед, повернулся к забору спиной, постоял, оглядываясь по сторонам, вернулся назад. И выбрал отличный, удобно расположенный плацдарм для вторжения – прекрасную развесистую ель. Тут и усилий-то прилагать не нужно – поднимайся по веткам наверх, как по ступеням лестницы. А рядом удачно расположилась старая береза, и парочка ее крепких толстых ветвей удачно перевешивается за забор. Сначала надо бы осмотреться, но что толку разглядывать лес? Максим подобрался перед прыжком, оттолкнулся и с ели перелетел на березу, обхватил обеими руками толстый ствол, нащупал под ногой опору. Ветка качалась и нехорошо потрескивала под его весом, пружинила, не желая успокаиваться. Максим выждал немного, выбрал цель, примерился к ней. Как канатоходец, пробежал по подгибающейся ветке и снова прыгнул, задев все же в полете подошвами ботинок витки колючки. Но ничего не произошло – не взвыла сигнализация, не посыпались искры, по нарушителю границы не открыли огонь. А Максим обнимал уже ствол другой березы, растущей как раз напротив первой, только за забором. И почувствовал, как саднит левое запястье. На нем вздулась длинная багровая царапина, но крови не было. «Ободрался о ветку, когда за ствол цеплялся», – Максим зубами вернул задравшийся рукав куртки в исходное положение. Посидел, прижавшись к гладкому белому стволу, и спрыгнул на снег. Вокруг та же тишина и покой, только зеленые панели профнастила уже за спиной, а впереди хорошо заметен просвет, там лес редеет.

«Незваный гость хуже татарина. Или лучше? Забыл», – Максим двинулся по снежной целине к просвету между деревьями. Идти пришлось недалеко, дальше начиналась обитаемая территория, сразу за тщательно расчищенными от снега плитами «бетонки» вдаль уходили ряды низких длинных строений. Далеко от «зеленки» Максим отходить не стал, предпочел идти, проваливаясь в снег, но на открытое место пока не высовываться. Надо попытаться сохранить инкогнито до того мгновения, когда станет понятно, что близкого контакта не избежать. Да только кандидатов в «контактеры» не наблюдается, сколько ни всматривайся в окружающий пейзаж. «Может, смылись они давно отсюда. Бросили все и умотали за границу», – предположение оказалось неверным. Максим сначала услышал, потом заметил признаки жизни – между длинных строений катил трактор с нагруженным то ли бочками, то ли огромными бидонами прицепом. Остановился у одного из сооружений, но двигатель не заглушил. Из кабины выскочил человек в мешковатой, явно не по размеру одежде, вытащил из прицепа две емкости и вбежал с ними в коровник. И тут же вылетел обратно, причем с такой скоростью, словно за ним гнались. И, действительно, гнались – следом вышел второй, проорал что-то и снова скрылся в дверях. Максим слов не разобрал – слишком далеко, но в интонации, какими они были сказаны, чувствовалась угроза. А также превосходство сильного над слабым, старшего над младшим, хозяина над наемным работником, надсмотрщика над батраком.

Значит, жизнь на Марсе, простите, в «Ассортименте», все же существует. Да и ветер принес характерный запах отходов сельскохозяйственного производства. Значит, жизнь тут не просто существует, она кипит. Дело за малым – познакомиться с представителем неземной фауны. А как еще можно назвать человека, который, получая бешеные по местным меркам деньги, отказывается появляться в городе? Только эльфом, никакого другого сравнения в голову почему-то не приходило. «Сам ты эльф», – Максим двинулся дальше. Трактор уже укатил, и ветер, кроме «аромата» и редких снежных зарядов, звуков двигателей работающей техники не приносил. Вторжение на пустынную территорию пока осталось незамеченным. Максим брел себе неторопливо под защитой деревьев, и все посматривал вправо, но зря. Площадка вымерла во всех смыслах слова, но чистота, действительно, здесь идеальная: дороги расчищены, сугробы выстроились стройными шеренгами по обеим их сторонам. Безмолвие изредка нарушало только карканье ворон над головой – эти летающие крысы чувствовали себя здесь как дома. Алес, тем временем, закончился, забор здесь делал поворот, и дальше, вправо и вниз снова уходили проволочные секции с «колючкой» поверху. Получается, что темноты ждать придется здесь – Максим развернулся и направился обратно, к примеченной неподалеку поваленной сосне. На удобном сухом, пахнущем смолой стволе Максим устроился с комфортом. Вытянулся во весь рост под прикрытием тяжелых веток с еще не опавшей хвоей и чуть прикрыл глаза. Ждать, ждать, снова ждать, самое ненавистное времяпрепровождение из всех возможных вариантов. А деваться некуда, по вылизанному, почти стерильному пространству передвигаться лучше в темноте. А до ее наступления осталось недолго, смеркаться начнет часа через полтора. Да еще и тучи наползли, снег повалил – погодка в самый раз для любопытной кошки. Вернее, кота.

Трактор показывался еще раза два или три, потом по дороге проехали одна за другой две грузовые «Газели», минут через сорок после них – знакомая синяя «бочка». Максим проводил ее взглядом, посмотрел на территорию. Никого, ни одной живой души за почти три с половиной часа наблюдения. Это если не считать выскочившего на краткий миг из кабины трактора мужичка и то ли охранника, то ли надсмотрщика. Ну, и ворóн, конечно. Как на кладбище, в общем, да и настроение соответствует декорациям. Только вместо тоски и горечи потери копится и зреет злость и желание поскорее покончить с этим рассадником заразы. Глухие торцевые стены длинных серых сооружений Максим созерцал еще часа полтора. И до тех пор, пока их контуры не расплылись в подошедших сумерках, сидел в своем укрытии, как филин в дупле. Потом поднялся на ноги, попрыгал для разминки на пружинящем под ногами толстом стволе, соскочил на усыпанный длинными пожелтевшими сосновыми иголками снег. И в два прыжка оказался у пустой дороги, пересек ее и остановился у сложенной из серого кирпича стены здания. Здесь можно не шифроваться, освещение отсутствует, кругом темно и тихо. Только далеко впереди, над ровными крышами, виднеется несколько крохотных ярких пятнышек. Вообще, странно это – опоры освещения установлены и вдоль дороги и между зданиями, а фонари не горят. Экономят, что ли? Или с наступлением вечера жизнь здесь замирает окончательно? Сейчас посмотрим.

Максим двинулся вдоль стены, смотрел вверх и налево. Над головой – ряд узких маленьких окошек, слева стена соседнего здания, построенного по такому же проекту, что и первое. И третье, и четвертое, и пятое – все, мимо которых прокрался Максим, не отличались одно от другого. И снова никого, территория «Ассортимента» словно необитаемый остров – здесь остались лишь мертвые, одинаково безликие сооружения и редкие опоры уличного освещения. Ни охраны на площадке, ни собак, даже вороны куда-то подевались. Максим постоял немного перед наглухо закрытыми двойными дверями одного из «бараков», посмотрел на следы трактора, ведущие к дороге, и двинулся по ней направо, к забору. Здесь можно без толку пробегать всю ночь, да еще и надо придумать, как выбраться отсюда. Снова скакать, как белка, по деревьям? «Понадобится – взлетишь», – Максим вышел на перекресток. Вправо в темноту уходила стена очередного серого сооружения, а впереди образовался просвет. Зданий тут было всего два, одно по виду гараж, над обоими воротами слабо мерцают фонари в плафонах, а второе – непонятного назначения. С одной стороны, похоже на коровник, только полуразрушенный. Даже в темноте можно рассмотреть, что крыша здания частично провалилась. Максим замер, прислушался и отбежал немного назад. К «коровнику» приближалась машина, звук работающего двигателя Максим расслышал задолго до того, как она появилась из темноты. Это оказалась грузовая тентовая «Газель», она остановилась возле барака, из кабины выпрыгнули двое. Вернее, выпрыгнул один, с водительского места, а второй вывалился, выполз еле-еле с матюками, шарахнул от души дверцей и потащился к кузову. Первый уже гремел чем-то, возился в темноте и ругался вполголоса. Наконец, оба выволокли из кузова нечто, по виду тяжелое, и потащили к бараку. Максим уже переместился к металлической стенке гаража и внимательно наблюдал за происходящим. Дверь барака чуть приоткрылась, и на снегу появилось тусклое мутное пятно света. Изнутри послышались приглушенные голоса, но их тут же перекрыл недовольный рык, потом какой-то тяжелый предмет со стуком грохнули на порог. И тут же следом раздался звон, что-то упало, покатилось – через порог внутрь барака и в снег рядом с ним. Максим рассмотрел, наконец, что на пороге стоит что-то вроде огромной металлической фляги, а рассыпавшиеся со звоном предметы – круглые и небольшого размера. Чья-то тень попыталась прошмыгнуть за порог, но ее пинком отбросили назад. Охранники (или все же надсмотрщики?) втолкнули флягу в помещение, зашвырнули следом все остальное и захлопнули дверь. «Я не зоотехник, но точно знаю, что коровы из тарелок не едят», – Максим услышал, как в скважине замка поворачивается ключ, рассмотрел почти слившиеся с темнотой силуэты и бросился им вслед. Первый – неповоротливый, с оплывшим лицом и двумя жирными складками на загривке первым и умер. Второй – почти ростом с Максима юркий парень лет двадцати с небольшим успел даже коротко проорать что-то неразборчиво от страха. И упал на бок в сугроб за стеной барака, скорчился, прижимая руки к животу. Нож вернулся в ножны на поясе, Максим выждал несколько секунд, прислушиваясь, и обыскал убитых. Потом сел в кабину «Газели» и отогнал машину в сторону, поставил ее в дальний угол между стенами гаража и сооружения с полуразрушенной крышей. Заглушил двигатель, выдернул ключи из замка зажигания и направился к металлической двери, ведущей в барак. Ключ в скважине навесного замка повернулся легко, Максим выдернул дужку из «ушек», бросил замок на снег и прислушался – доносившийся изнутри гул стих. Зато за спиной, с ведущей со стороны леса дороги, донесся звук работающего двигателя. По стене барака скользнул луч дальнего света фар. Максим рванул дверь за скобу ручки на себя, влетел в темное, с гнилым воздухом помещение, захлопнул дверь. Машина проехала мимо, гул двигателя стих. Максим остановился на пороге, вглядываясь в темноту перед собой. Из нее не доносилось ни звука, Максим, как ни прислушивался, не разобрал ничего – ни шороха, ни вскрика. Ничего, кроме дыхания людей – десяти человек, не меньше. Правая рука сама потянулась к поясу, сжала рукоять «Макарова».

– Кто здесь? – вместо ответа чиркнула о коробок спичка, и зажегся маленький, слабый огонек. Максим посмотрел сначала на свечной огарок в пустой консервной банке, потом вокруг себя. Их было восемнадцать человек – мужчины разных возрастов, но все же похожие внешне друг на друга. Все грязные, заросшие, в оборванной одежде, у одного обморожены пальцы на руках, второй кашляет, как чахоточный, третий трет грязными пальцами воспаленные красные глаза. И никто из них не решается сделать первый шаг, наоборот, они жмутся к стенам, а тот, со свечкой, уже успел отбежать за спины остальных. И лиц тех, кто оказался к Максиму ближе всех, в темноте уже не различить. Люди пятятся, жмутся к стене, наступают на ноги тем, кто оказался позади них. Помещение тесное и холодное, по стенам в неярком свете свечи Максим увидел двухэтажные конструкции, напоминавшие нары. На них тоже кто-то был, но этот кто-то прятал лицо, отворачивался и закапывался в тряпье.

– Кто вы? Сколько вас? Откуда? – ответа не последовало ни на один вопрос. Все молчали, и Максиму вдруг показалось, что люди просто разучились говорить. Или боятся, потому, что запуганы – жизнью и смертью одновременно. Но нашелся один смельчак, спросил хриплым, срывающимся голосом из-за спин остальных:

– А где… они?

«На том свете», – Максим шагнул вперед, в сторону говорившего, и люди отшатнулись. Нога подвернулась на чем-то неустойчивом и скользком, Максим чуть взмахнул руками, чтобы удержать равновесие, глянул на пол. Это оказалась металлическая миска, до половины наполненная какой-то полужидкой бурдой. То ли каша, то ли суп, то ли все и сразу, как шампунь два в одном. И вот этим людям платят по две тысячи долларов в месяц, плюс премии и отпускные. А также предоставляют дармовое жилье. Ну, здесь, допустим так оно и есть, кто скажет, что эти четыре стены и почти целая крыша не могут послужить домом для двух десятков бомжей? Или не бомжей. Максим вглядывался в лица людей, и одно показалось ему знакомым. Он уже видел раньше эти обтянутые кожей скулы, короткую щетину волос на голове и скошенные к правой щеке мутные глаза. Но где именно – вспомнить не мог.

– Они скоро вернутся… – предостерегающе произнес тот, со свечкой, но Максим оборвал его:

– Не вернутся. Говорите быстро, что здесь происходит. Если жить хотите, конечно. Ты, – Максим схватил показавшегося ему смутно знакомым человека за ворот драного пуховика, рванул на себя и впечатал спиной в стену. Сейчас не время для церемоний, нужны натиск, сила, грубость – все, что поможет заставить их, наконец, заговорить. Да, люди запуганы, даже забиты, это отлично видно по выражениям их лиц, по жестам, по реакции. Но из них нужно вытрясти все, все до последней детали, до капли, до самого крохотного обрывка информации, чтобы знать, как помочь им. И с чего лучше начать, конечно.

Тощий мужичок в драном пуховике затравленно косился вправо, зажмуривал глаза и пытался произнести что-то трясущимися губами. А вот истерики не нужно, это потом, как-нибудь в другой раз. Максим отвесил мужику две хороших звонких пощечины, тот сжался, проскулил коротко, но дрожать перестал. Потом посмотрел Максиму в глаза и заговорил – сначала робко, путаясь в словах, потом все увереннее и громче. А минут через семь все, кто был в бараке, говорили хором, орали даже те, кто прятался на нарах.

– По очереди! – рявкнул Максим, перекрыв общий ор, и подбодрил прижатого к стене рассказчика:

– Продолжай.

Всего в бараке на данную историческую минуту находилось двадцать три человека. А давно, в конце осени, их было почти сорок, и все они оказались здесь почти одновременно. Как? Узнали из газет и на «работных» сайтах в интернете, что динамично развивающееся сельскохозяйственное предприятие приглашает на работу квалифицированных специалистов.

Условия обещали сказочные: самую высокую в отрасли заработную плату, бесплатное жилье, премии, надбавки за сверхурочные и переработки, повышающие коэффициенты за сложность и напряженность работы, и так далее и тому подобное. Пока все, что слышал от людей Максим, почти дословно повторяло текст гулявшей в городе легенды об «Ассортименте». Но и требования к персоналу предъявлялись зверские: наличие высочайшей квалификации, огромного опыта работы и… отсутствие «обременения» в виде семьи. Наличие жены, детей и даже родителей считалось отягчающим обстоятельством. По крайней мере, по телефону людям отвечали именно так. Но работа многим была нужна позарез, тем более что контракт предлагалось подписать сначала всего на год. Неудивительно, что многие из тех, кто смотрел сейчас на Максима в дрожащем свете догорающей парафиновой свечки, поступили одинаково и предсказуемо: ввели работодателя в заблуждение относительно своего истинного семейного положения. Некоторые даже срочно «потеряли» паспорт и приехали в город с новыми, чистыми документами. Но старались зря – паспорта отобрал еще на вокзале встречавший, сказал, что для регистрации. Больше люди своих документов не видели. Да и вообще кроме этого барака, баланды два раза в день и рабской тяжелой и грязной работы по пятнадцать часов в сутки они не видели больше ничего. Тех, кто пытался протестовать, приглашали на беседу, и человек либо возвращался к остальным, еле живой от побоев, либо пропадал навсегда.

– Я видел пять могил, – после этих слов Максима «информаторы» замолчали, как по команде. Пришлось снова крепко взять за грудки мужичка у стенки, но встряска не понадобилась.

– Это те, кто недавно, неделю назад… Остальных не мы… они сами…

Что означало «они сами», Максим выяснять не стал, лишь принял к сведению, запомнил сказанное. Значит, где-то поблизости находятся еще двенадцать могил. Хотя смотря что считать близким расстоянием – мусорный полигон тоже не так далеко, как может показаться на первый взгляд.

– Неделю? – переспросил Максим. – Почему именно неделю?

И тут людей словно прорвало, все заговорили одновременно, перебивая и поправляя друг друга. Выделить из этого хора единственного оратора Максиму не удалось. А громче всех кричал отлипший от стены мужик, он оказался солистом, остальные лишь слаженно подпевали ему. Выяснилось, что первая корова сдохла почти месяц назад, она умирала долго и страшно. В хозяйстве имелся свой ветеринар, из тех, кто польстился на большие деньги. Он осмотрел больное животное, но на этом все и закончилось – больше местного Айболита никто не видел. Максим так и не понял, сообразил ли сгинувший человек, что именно происходит, и как доложил об этом своим хозяевам. Судя по незавидной участи ветврача, сообразил и доложил, и немедленно поплатился за то, что много знал. Коровью тушу под покровом темноты запихнули в мешок и погрузили в кузов грузовика. На следующий день схожие симптомы обнаружились еще у нескольких животных, их прирезали и тоже, запаковав в черный пластик, вывезли с территории «Ассортимента». С того дня основной работой для людей стал сбор, упаковка и вынос туш павших животных из коровников. Всего за время обследования территории Максим успел насчитать одиннадцать длинных серых сооружений, и все они, по словам людей, сейчас были пусты. Вернее, живых в них уже никого не было, а то, что осталось, предстояло вывезти на свалку в кратчайшие сроки. Работа кипела целыми днями, при этом охранники в забитые трупами сдохших животных помещения не заходили, а лишь караулили входы-выходы из них. Все шло почти гладко до тех пор, пока прямо на «рабочем месте» не умер первый человек.

– Он на боль в груди жаловался, потом температура поднялась, весь мокрый лежал. И хрипел сильно от кашля. Потом, когда он упал и кровью плеваться начал, нас выйти заставили. А потом, кажется, его застрелили, – это произнес тот человек, чье лицо было Максиму почему-то знакомо. Крутилась в голове неясная мысль-догадка, но Максим гнал ее, причем со злостью. Не до нее сейчас, есть задача поважнее, остальное потом, когда они все будут далеко отсюда. В ближайшей инфекционной больнице, естественно.

– Дальше что?

Вопрос оказался лишним, люди снова говорили почти хором. И за фоном из эмоционально произнесенных слов и ругательств Максим ясно слышал чей-то кашель, но человека не видел. Тот, кажется, лежал на нарах и сначала тоже пытался кричать вместе со всеми, но как-то быстро сдался. Максим почти физически чувствовал, как уходит драгоценное время, знал, видел, что уходить надо немедленно, с максимально возможной для них скоростью. Уезжать, улетать – как угодно, лишь бы убраться подальше отсюда, и побыстрее. Хочется верить, что у того человека на нарах бронхит или воспаление легких. У сибирской язвы, помимо кожной формы, есть еще и септическая, или по-другому – легочная. Она встречается редко, но первая жертва умерла именно от нее. Септическая форма сжирает человека мгновенно, в первые дни заболевания, начинается с озноба и подъема температуры, а заканчивается отеком мозга и перитонитом. Убираться отсюда надо немедленно, чтобы не только успеть довезти человека до ближайшей больницы, но и объяснить врачам, от чего именно его нужно лечить. Но остался еще один вопрос, и ответ на него должен быть получен немедленно.

– Слушайте! – сказал Максим. – Слушайте меня! Да не ори ты! – он толкнул в грудь тощего, как Кощей Бессмертный, мужика, и тот отлетел во мрак.

– Слушайте, – повторил Максим, – и вспоминайте, все вспоминайте, что происходило перед тем, как заболела первая корова. Чем ее кормили, кто к ней подходил – чужие, свои? Зачем? Что на территорию привозили? Когда? – но все вопросы оставались без ответа.

– Ладно, давайте так: что каждый из вас делал за неделю до того случая? Копал, мешки таскал, машину разгружал – вспоминайте все, что могло показаться вам необычным. Или еще каким-нибудь, неважно. – «Быстрее, давайте быстрее», – твердил про себя Максим, но молчал, чтобы не помешать, не спугнуть не вовремя сказанным словом или репликой чью-то здравую мысль. Но снова без толку – все топтались вокруг, как кони в стойле, мычали что-то невразумительное – и на этом все.

– Так, я все понял. Ты, – Максим ткнул пальцем наугад, в первый попавшийся маячивший в темноте силуэт человека, – ты что делал месяц назад? Где работал, чем занимался? Подробно только, и не ври мне!

– Да я не вру, – пробормотал тот, – чего мне врать-то. Как всегда – мешки с комбикормом таскал, потом за скотиной убирать надо…

Дальнейший опрос только запутал дело: у каждого из опрошенных был свой, строго определенный участок работы. Людям при телефонном «собеседовании» обещали работу определенного характера, и не обманули. Ветеринара не ставили убирать навоз, а плотника или каменщика не заставляли доить коров.

– А где они?! Где эти строители? – проорал Максим. Он был готов уже хорошенько врезать этим, хоть и настрадавшимся, но не понимавшим ужаса происходящего людям.

– Где, где. За забором, вот где. Через неделю после первого их туда отнесли, по очереди, – буркнул кто-то из темноты. Так, половина ответа получена, но об этом и сам мог бы догадаться. Продолжим.

– Вы же с ними наверняка общались. Где они были заняты, на каких работах? Да соображайте же быстрее, времени нет! – Максим с трудом удержался от порыва выдернуть из кармана куртки пистолет и пару раз пальнуть в потолок. Такой метод всегда оказывает отрезвляющее и стимулирующее мозговую деятельность воздействие. А идеальный результат дает выпущенная в воздух автоматная очередь, но этот метод сейчас невозможно применить по ряду причин.