Текст книги "По следу тигра"

– Дом они разбирали, старый, но крепкий. Вадька говорил, что там бетон долбить пришлось, а потом кости вытаскивать… – запинаясь, проговорили из темноты.

Все, слава тебе господи, теперь все понятно – они раскопали заброшенный скотомогильник. Эффективные менеджеры не могут спокойно видеть, как простаивает без дела участок земли. А уж вид старого, запущенного сооружения приводит господ собственников в состояние лютой ярости. Поэтому алгоритм действий всегда один: снести к чертовой матери, сравнять с землей, а на месте развалин возвести нечто благообразное и приятное для взора. А то, что под землей спит надежно укрытая до поры бацилла, и, попав в воздух, она превратится в биологическое оружие и полетит себе по ветру… Причем тут какие-то старые кости, когда EBITDA падает, пошли вы со своей язвой знаете куда!

Максиму видеть подобное доводилось только раз в жизни. Года полтора или два назад, во время очередного «выхода» его группа остановилась на ночевку у полуразрушенного одноэтажного строения. Максим, когда расставлял посты, наткнулся на провал в земле – в нем, перемешанные с обломками бетона, лежали кости животных. Группу Максим тогда выдернул с места, и пришлось им полночи топать по лесу, отдохнуть не удалось. Зато живы все остались и здоровы. Потом уже выяснилось, что в общедоступном месте находятся сразу пять сибиреязвенных скотомогильников. Там давно разрушены все ограждения, территория захламлена бытовым мусором, вскопан дерн. А представители ветеринарного надзора республики, выявив все эти нарушения, ограничились лишь вынесением предписаний «по устранению недостатков». «До настоящего времени балансодержатель этих скотомогильников не определен, и они не соответствуют ветеринарно-санитарным правилам сбора, утилизации и уничтожения биологических отходов» – вот и весь ответ. Поэтому сегодня достаточно любому чудаку с лопатой покопаться на месте заброшенного кладбища животных – и он сам наполовину труп. Ведь даже сейчас далеко не все туши сибиреязвенных животных сжигаются. А вплоть до сороковых годов прошлого века, когда локальные очаги заболеваний по стране возникали часто, обычные ямы-скотомогильники были почти в каждой деревне. И только старожилы могли припомнить, под каким деревом или на каком расстоянии от дороги закапывали павших животных. Теперь ни дороги той, ни дерева, ни старожилов уже нет, а реальная опасность заражения осталась. Только в специально оборудованных скотомогильниках есть биотермическая яма – выложенное кирпичом и заделанное глиняным замком углубление. Трупы животных необходимо засыпать негашеной известью, а скотомогильник огораживать. Это почти нигде не делалось. Обеззараживание местности и даже элементарные проверки захоронений и биотермических ям местными ветеринарными службами не проводятся, а зачастую архивы с карточками учета мест захоронения трупов утеряны.

– Ну, что там было-то? – полюбопытствовал из темноты чуть сдавленный голос.

– Сибирская язва, вот что, – Максим почти слово в слово повторил сказанные несколько дней назад Олегом слова. Впрочем, тогда он произнес что-то еще, не по-русски, а, кажется по-латыни. Черт с ними, с мертвыми языками, валить отсюда надо, и поскорее. И сделать это надо тихо, организованно и незаметно. До того, как здесь появятся натасканные и компетентные специалисты, все должно оставаться как есть, во всей красе. И забитые тушами павших от страшной заразы животных коровники, и разрушенный скотомогильник, и кладбище за забором. Осталось только продумать пути эвакуации. Чего тут продумывать – в машину всех и к воротам. «А дальше что? На таран? В лобовую? Ни черта у тебя не выйдет». В голове быстро возникали и также быстро испарялись возможные варианты действий, но все они были нереализуемы. Как вывести такое количество заложников с охраняемой закрытой территории? Пока способов Максим видел только два – взять заложника и вырваться отсюда под его прикрытием, или…

Послышался гул двигателя, к бараку подъехал автомобиль, и Максим услышал, как хлопают дверцы, потом раздались голоса людей и звуки шагов. Сюда шли двое – вели себя по-хозяйски, матерились, переругивались. Потом кто-то из них загремел ключами, и голоса стихли. «Замок заметили», – Максим, скользнул к стене рядом с дверью, и шепотом скомандовал.

– Не орать! Назад все! – и замер в темноте.

От сильного пинка дверь распахнулась настежь, и в барак вломились оба охранника одновременно. И сразу стало светло – машина остановилась точно напротив двери, и яркий свет фар освещал тесное грязное помещение. Максим пропустил надсмотрщиков вперед, и теперь разглядывал их со спины. Один плотный, даже жирный, голова глубоко утоплена в плечи, обтянутые форменной курткой с надписью «Технический персонал» во всю спину. Второй – повыше первого и такой же кабанообразный, но двигается чуть резвее. И тоже помечен штампом «Технический персонал». И оба, вроде, не с пустыми руками, но так сразу не понять, надо подойти поближе. Охранники орали и вдвоем оттеснили людей к дальней стене барака. Дальше Максим ждать не стал, пространство для маневра появилось, надо только выключить свет. Он захлопнул дверь, отскочил от нее влево и бросился вперед, под ноги первому монстру. Тот понять толком ничего не успел, грянулся затылком об пол и остался лежать там с перерезанным чуть выше кадыка горлом. Зато второй надсмотрщик попался сообразительный, жизнью своей дорожил, и даже очень. За ним пришлось побегать – тот быстро сообразил, что прятаться надо за живыми людьми, и минуты три успешно претворял свой план в жизнь. Он не орал, не визжал, не пытался договориться с вырвавшейся вдруг из темноты смертью, он просто пытался выжить. Метания его закончились неожиданно – тот, на нарах, перестал кашлять, свесился вниз и накинул охраннику на голову какое-то тряпье. Тот потерялся на мгновение, остановился, чтобы сорвать с лица тряпку, и этих секунд Максиму хватило.

Трупы охранников затолкали под нижний ярус нар, бросили сверху драный полосатый матрас и обрывки другого шмотья.

– Ждите здесь, я скоро, – Максим подошел к двери, приоткрыл ее и зажмурился от яркого света. Остался там кто-нибудь или нет? Надо пойти посмотреть.

Распахнуть дверь, броситься навстречу ослепляющим лучам и вырваться за границы светового пятна – на все ушло секунд десять, не больше. Но водитель успел сообразить, что дело нечисто. Максим услышал, как стукнула, открываясь, дверца. И отдаленный топот, звуки шагов. Максим кинулся к кабине, отключил «подсветку» и рванул следом за водителем. Первые мгновения погони он почти ничего не видел перед собой, переход от света к тьме был слишком резок. Зато слышал отлично и мчался во мраке, ориентируясь на звуки. Постепенно глаза привыкли к полумраку, Максим различил, что бежит он прямиком к воротам, к выезду с территории «Ассортимента». Тот, впереди, несся за помощью, и отпускать его было нельзя. Проскочили один пустой коровник, за ним второй, и здесь уже стало намного светлее, Максим наконец увидел маячивший впереди силуэт охранника. Бегать тот не привык, дышал тяжело и постоянно оглядывался. Максим успел отпрыгнуть, в проход между двумя длинными строениями, и охранник никого за спиной не заметил. Поэтому успокоился, перешел на шаг. Максим бежал параллельно дороге, готовился к прыжку. Он промчался мимо третьего сооружения, миновал четвертое и выскочил на дорогу прямо перед носом успокоившегося охранника. Но тот не остолбенел, не заорал от неожиданности и даже не остановился. Молча шарахнулся в сторону и со всех ног рванул влево, к тому зданию, у которого днем Максим видел трактор. И сгинул в темноте, исчез, как под землю провалился.

Максим двинулся вперед, шел тихо и медленно, ловил каждый звук. Люди не летают, как птицы, и не растворяются в воздухе, как привидения. А также не умеют проходить сквозь стены. Здесь он, голубчик, здесь, никуда не делся. Сейчас найдем. В прятки он поиграть захотел, сволочь, доиграется сейчас. Да вот же он, издалека видно, вернее, слышно: стоит, привалившись спиной к стене, сопит и хватает ртом воздух. Но слух у охранника оказался превосходный, тихие шаги он расслышал и снова рванул прочь. Выскочил на дорогу перед лесом, метнулся вправо-влево, и определился, наконец, выбрал направление и побежал в лес. Максим, уже не скрываясь, помчался следом. Гонка слишком затянулась, надо заканчивать и возвращаться назад. Да и в голове от притока свежего воздуха родилась парочка умных мыслей. Но все потом, сначала надо догнать этого резвого зайца, чтобы тот шуму не успел наделать. Силуэт беглеца пропал в темноте между стволами деревьев, и Максим сбавил шаг, пошел медленнее. Странно, но ночью лес ожил, наступление темноты словно вдохнуло в него жизнь, наполнило звуками и тенями. Справа что-то мелькнуло за стволом поваленной сосны, где вчера почти весь день отсиживался Максим. Он дернулся в ту сторону, и почти догнал выдохшегося от долгой гонки охранника, успел даже рассмотреть в темноте короткие волосы «площадкой» на голове и взмокшее от пота лицо. Но на этом все – охранник снова сгинул, но на этот раз не молчал, заорал от неожиданности, что-то осыпалось с грохотом, ударило глухо, и в лес вернулась тишина. Замерло все, не слышно даже потрескивания веток и шума ветра в верхушках деревьев, фон и декорации снова изменились. Максим прошел мимо собственных следов, там, где недавно перелетал через забор, двинулся дальше, вправо, к дороге, и одновременно вниз. Весной и летом здесь, наверняка, болотце, вокруг высокие высохшие стебли камыша, под ногами мягко прогибаются кочки. И в темноте из зарослей медленно проступали полуразрушенные стены старого, правильной квадратной формы небольшого сооружения. За годы оно основательно вросло в землю, но еще сохранились несколько столбов с остатками «колючки» и проржавевшими металлическими табличками. Максим прошел мимо одной из них, но останавливаться не стал, он уже знал, что там написано. «Сибиреязвенный могильник, проход закрыт» – или что-то в этом духе. Давно, еще до того, как Максим появился на свет, люди надежно спрятали здесь трупы умерших от «сибирки» животных, сделали это по всем правилам, и даже оставили предостерегающую надпись. Но потомки тех, кто думал о будущем, на предостережение наплевали, разломали бетонную горловину могильника, решив, что «пронесет». Не пронесло. И уже не пронесет. Особенно это касается того, кто провалился сейчас на почти полутораметровую глубину и скулит там от боли, злости и страха одновременно.

Максим рассматривал издалека валявшиеся вперемешку с целыми и разломанными костями обломки разбитой бетонной «крышки» и груды вывороченного дерна рядом с осевшими светлыми стенами. Надо идти туда, к этой дыре в земле, похожей на воронку от взрыва. Только снаряд упал не сверху, а вырвался из-под земли, вернее, его выпустили оттуда. И теперь пожинали плоды, не успевая вывозить тайком и прятать трупы людей и животных. Стоны стихли, из ямы донесся стук падающих обломков и приглушенная ругань. Тот, кто свалился прямиком в объятия «сибирки», пока был жив, и пытался выбраться наружу. Но ждать, пока он выползет оттуда, некогда, и Максим быстро двинулся вперед. И успел уже в последний момент – над краем разрушенной плиты показалась макушка охранника. Тот цеплялся руками за обледеневшие бетонные обломки, и даже в темноте Максим видел, что пальцы человека в крови.

– Ты все равно уже покойник, – этих сказанных негромким голосом слов хватило, чтобы человек в яме заорал и рухнул обратно. Максим остановился в шаге от края покореженной плиты, посмотрел вниз. Охранник шевелился в мешанине из обломков костей, земли, грязного снега и бетонной крошки, пытался подняться на ноги и цеплялся руками за выступы в стене. И то ли плакал при этом, то ли стонал – непонятно. Потом поднял голову, посмотрел на Максима снизу вверх, лицо охранника перекосило, словно съехало на бок.

– И смерть, и ад со всех сторон, – Максим вытащил пистолет и выстрелил два раза в голову охранника. Тот сполз на дно ямы, уткнулся лбом в бетонированную стену, и больше не двигался. Максим побежал прочь, вырвался на дорогу, промчался по ней, свернул после четвертого пустого длинного здания. И дальше, не оглядываясь, без остановок, не раздумывая, не анализируя то, что произошло несколько минут назад, обратно к бараку. Но уйти далеко не успел, рывком отпрыгнул с тропинки в сугроб и, держась в тени, побежал дальше по сугробам. По дороге, изредка перебрасываясь короткими фразами, шли, почти бежали двое охранников. Оба высокие, выше среднего роста, одеты в темную зимнюю «спецуху» с белым клеймом на спине, под подошвами их высоких ботинок похрустывал лед. Понятно, выстрелы все же услышали, ну, делать нечего. Раз пошла такая пьянка… Максим шел следом за охранниками с минуту или чуть больше. Те топали уверенно, и руки оба держали в карманах, и, судя по всему, не в пустых. Миновали один перекресток, второй, дальше дорога делает развилку – уходит в сторону барака и леса. А вдоль сетчатого участка забора с «Егозой» поверху имеется удобная – глубокая и незаметная – канава. Поэтому дальше идти вам, друзья, не придется.

Шедший вторым охранник чуть отстал, полез в нагрудный карман бушлата за пищащим мобильником, но ответить на звонок не успел. Упал тихонько ничком, ткнулся лбом в заметенный свежим снегом дорожный асфальт. Максим схватил телефон, нажал отбой и зашвырнул мобильник далеко себе за спину. Раздался глухой короткий стук, на этом все стихло. А до первого только дошло, что позади что-то происходит, он сбавил шаг, оглянулся. И только собрался броситься к неподвижно лежащему на дороге напарнику, как пришлось падать самому. Подножка заставила его растянуться на асфальте, но ни подняться на ноги самостоятельно, ни заорать он не смог. Это очень сложно сделать с зажатым ртом и заломленной за спину в болевом приеме рукой. Только и остается, что утвердительно кивать в ответ на все далеко не заманчивые предложения.

– Не ори. Вякнешь – башку прострелю. Лежать тихо. – План изменился на ходу. Максим обшарил карманы охранника, из найденного мобильника выдернул аккумулятор, выкинул в сугробы по разным сторонам дороги. А из кобуры на правом боку под его курткой-спецухой выдернул пистолет – видавший виды старый «ТТ» с неудобной скользкой рукоятью. Вот, это уже другое дело, другой разговор. Уж не эти ли олени тогда по полигону за ним скакали? Может, и эти, резвы что-то не по годам. Второго бы убрать отсюда надо, осмотрев предварительно, да времени нет. Риск большой, конечно, но вынужденный.

– Пошел, быстрее, – Максим заставил охранника подняться на ноги, ослабил захват, потом отпустил руку пленника, двинулся следом за ним. До барака добрались ровно за минуту, Максим толкнул охранника к стене, заставил положить руки на холодный металл. Потом рывком распахнул дверь и рявкнул в темноту:

– Выходите, все, бегом! Тех, кто сам идти не может – вытаскивайте!

Заранее они, что ли, построились и ждали приказа? Дружно, организованно, в полной тишине все двадцать три человека оказались в кузове «Газели» секунд через сорок. Того, сообразительного, согнутого от кашля мужика двое вытащили из барака под руки, помогли влезть в кузов. А ведь из-за него все сорваться может. Ладно, прорвемся. Главное – за ворота выехать, а там все дороги наши.

– За руль сядешь, – Максим рванул охранника за ворот бушлата, «проводил» до кабины, захлопнул дверцу. Сам уселся рядом, и, прежде, чем закрыть дверь, грохнул кулаком по задней стенке кабины и крикнул:

– Молчать всем, не орать, не дышать, не сморкаться, не кашлять! Если жить хотите. Всем понятно? Не слышу!

– Да, – дружно выдохнули из-за спины. Максим захлопнул дверцу, вытащил из кармана куртки ключ зажигания, вставил его в замок. И негромко, очень отчетливо, так, словно говорил с неразумным ребенком или душевнобольным, произнес:

– Рули, мразь. Через ворота, как положено. Если что – сам понимаешь, я тебя живым не отпущу. Двигай, – и развалился на сиденье, руку с «тотошкой» убрал под полу куртки. Но так, чтобы водитель чувствовал на ребрах, примерно так, где находится его правое легкое, легкий нажим ствола. «Газель» дернулась, двигатель заглох, но тут же завелся снова. Максим молчал, смотрел прямо перед собой, чуть прикрыв глаза. Там, над крышами построек, видны приближающиеся фонари, становится светлее и светлее. Вот забор, здесь он сплошь из металлических листов, к нему прижимается двухэтажное здание из сэндвич-панелей – то ли офис, то ли что-то подобное. А вот и пост охраны с прожектором на крыше, вот сами ворота, вроде, автоматические, вот дверь проходной. Она открывается, из помещения выходит человек в форме охранника и направляется к машине. Водитель вцепился пальцами с обгрызенными ногтями в баранку, вжал голову в плечи.

– Не дергайся, делай, что он скажет, – проговорил Максим, а сам все прислушивался – что происходит там, за спиной. Тишина гробовая, словно в кузове не люди, а двадцать три покойника. Если у того, чахоточного, сейчас начнется приступ, то покойников станет на два больше. Водитель опустил стекло в дверце, уставился на подошедшего.

– Здорово, Леха. Поздно ты чегой-то, все уже вернулись, – высказался тот.

– Грузили долго, я вчера целый день по городу катался, – отлично, голос водилы почти не дрожит, соврал убедительно. Но «постовой» не отставал.

– А кто это с тобой? – он даже привстал на цыпочки, чтобы заглянуть в глубину кабины. Водитель сглотнул нервно и застучал пальцами по рулю. Максим вдавил ствол «тэтэхи» в ребра Лехи, перегнулся через него, давая хорошенько рассмотреть себя, и произнес лениво, врастяжку:

– Я только вчера на работу устроился. И сразу пришлось дерьмо это на свалку вывозить. Знал бы – отказался.

Ответ показался исчерпывающим. Дежурный ушел, хлопнул дверью КПП. Створка ворот отъехала вбок, «Газель» прыгнула с места в образовавшийся просвет и покатила по лесной дороге. Максим не двигался, смотрел то на идеально ровную, летящую из темноты под колеса машины дорогу, то в боковое зеркало на дверце. Проходная с прожекторами исчезла из виду, впереди только заснеженные деревья и сугробы на обочине. И все та же гробовая тишина в кузове. Скомандовал сквозь зубы:

– Направо, теперь стоять.

«Газель» остановилась Максим чуть качнулся вперед, к лобовому стеклу, убрал пистолет в карман, шевельнул затекшими пальцами, сжал их в кулак. И с силой двинул охраннику в нос левым локтем. Раздался глухой стук – это охранник врезался затылком в стекло и поднял руки, чтобы закрыть лицо, но не успел. Второй удар, уже кулаком, пришелся ему в челюсть, третий – снова в нос. Максим открыл водительскую дверцу и вышвырнул охранника на снег. Сам выпрыгнул из кабины, обошел неторопливо «газель», посмотрел, как охранник пытается подняться на ноги. Но ему снова, пришлось падать, на этот раз врезавшись макушкой в колесный диск. И еще раз, и еще – Максиму, наконец, удалось остановиться. Эта скотина, к большому его сожалению, должна остаться в живых. Разбитой головы и сломанного носа будет достаточно, чтобы обездвижить крупного, но оказавшегося «нерезким» противника. Максим связал почти потерявшему сознание охраннику руки вырезанным ремнем безопасности и крикнул:

– Все, дышите! Только через раз!

Задышали все дружно – с криками, радостными воплями, кто-то орал «Ура!», кто-то поздравлял всех. А кто-то выпрыгнул из кузова на дорогу, и тащил на себе заходящегося в кашле человека. Тот бился, как в судорогах, извивался, стонал, плевался, а снег рядом с ним покрывался темными пятнами.

«Плохо дело, не довезем», – Максим наблюдал за человеком со стороны, проследил, как того снова поднимают в кузов, как туда же затаскивают избитого охранника. Максим подпрыгнул, подтянулся на руках и заглянул под тент кузова. Ничего, слава тебе господи, только мешки со строительной смесью, пара канистр с соляркой и связка пластиковой вагонки на полу.

– Едем, – Максим спрыгнул на снег и еле удержался на ногах.

Голова закружилась, перед глазами проплыла вереница желтых клякс, но быстро пропала. Это еще что, откуда? Прошло всего несколько часов, этого не может быть! «Да что ты говоришь?» – ехидно съязвило подсознание, и вело оно себя так крайне редко. Максим зашвырнул «ТТ» в сугроб у елок подальше от дороги и, придерживаясь рукой за стенку кузова, побрел к кабине, забрался в нее, завел двигатель. Нет уж, отсюда надо выбираться по-любому, нужно доехать хотя бы до федеральной трассы, не говоря уж о городе. Машина поползла по дороге, сначала ровно, потом завиляла, как слаломист на склоне, потом снова выровнялась. Максим смотрел в одну точку, на освещенный участок заметенного снегом асфальта, повороты и перекрестки замечал в последний момент. Какое счастье, что сейчас ночь и нет встречных машин, какое счастье… Благополучно проехали мимо ведущий к станции «63-й километр» тропинки, миновали темный дачный поселок с одноименным названием. Максим на дорожные знаки почти не смотрел, следил только за тем, чтобы не выпустить из рук руль и держать машину по центру полосы. Откуда эта слабость, эта липкая испарина и озноб? Нечто подобное уже было, но когда? Неделю, месяц или год назад? Только не сейчас, не сейчас, потом, завтра…

Почему-то вилявшей по дороге «газелью» не заинтересовался ни один дэпээсник, и автомобиль благополучно миновал большой отрезок трассы с интенсивным движением. Максим слышал гудки и представлял себе слова и эпитеты, которыми его награждали водители других машин. И даже умудрился не проскочить поворот, и не просто не проскочить, а вписаться и доехать до знакомого шлагбаума. «Газель» ткнулась в него передним бампером и остановилась.

– Выходите, – но крика не получилось, голос сорвался на бессильный шепот. Максим вывалился из кабины и побрел к дверям приемного отделения городской больницы. Вошел в пустой гулкий коридор. Обе двери по его сторонам традиционно закрыты, зато третья распахнулась сама. Дежурный врач – мужчина лет под пятьдесят в стерильно-белом халате, джинсах и домашних тапках отпрянул назад и пропустил Максима в кабинет. Тот плюхнулся на знакомую кушетку, привалился к стене и вытер ладонями мокрое лицо. Из коридора послышались голоса, торопливые шаги, их отразило больничное эхо. Приемное отделение ожило, прибежала откуда-то заспанная медсестра, заметалась из коридора в кабинет.

– Нашатырь есть? – Максиму показалось, что эти слова произнес вместо него кто-то другой. Но почти сразу в нос ударил резкий едкий запах аммиака, и Максим отдернул голову, после чего смог почти внятно ответить на вопрос врача:

– Вы говорить можете? Что произошло?

– Bacillus anthracis, – с трудом выговорил Максим и ухмыльнулся невольно, заметив, как шарахнулись от него в разные стороны врач и медсестра.