Текст книги "По следу тигра"

– И что мне теперь делать? – спросила Вика.

– Жить, что же еще? – улыбнулся Максим. – Деньги пока есть, а работу новую потом найдете, летом, когда потеплеет.

И тут же, без паузы выдал, но уже почти умоляюще:

– Вика, у вас чай есть? Я так замерз, аж зубы сводит. Как вы тут живете?

– Извините, пожалуйста! – Вика взвилась с места, как ужаленная. – Есть, конечно, есть! Сейчас, подождите немного!

В хозяйстве у нее нашлось все – и чай, и к чаю, и в чай. Постепенно в чашки стали доливать только коньяк, и в квартире стало заметно теплее. А за окном совсем стемнело, и скоро через задернутые шторы просвечивали только дальние огоньки уличных фонарей. Комната оказалась просторной, диван широким, а одеяло легким. Но оно почти не понадобилось, и без него было неплохо. Уже за полночь Максим выбрался, наконец, в холодную, как пустой спортзал, ванную и внимательно осмотрел себя в зеркале. По плечу к ключице расползался здоровенный кровоподтек. Это ничего, могло быть и хуже. Кости целы, их подвижность не нарушена. Максим вернулся в комнату, оделся, вышел в коридор. Закутанная в одеяло Вика побрела следом, прислонилась к стене, наблюдала за Максимом. Очки она забыла то ли на кухне, то ли в комнате, и теперь щурилась близоруко. Максим потянулся за курткой и краем глаза увидел нечто очень знакомое, но основательно подзабытое. На полке под зеркалом лежали распечатки – три обычных белых листа. А на них – анатомическая мишень с указанием количества выстрелов, пораженных зон и полученных очков.

– Нормально, – Максим просмотрел распечатки.

Всего выстрелов по пять, пораженные зоны в основном от седьмой до десятой. И количество баллов почти максимальное.

– Это я в тир ходила, – пояснила Вика, – после кошки. Просто так, чтобы научиться. На всякий случай.

– Неплохо. А из чего стреляла?

– Это биатлонная винтовка, это итальянский спортивный пистолет, название забыла. А это «Викинг», с ним сложно, там такая отдача, что чуть из рук не выпал. – Вика забрала из рук Максима листы и перебирала их. При стрельбе из «Викинга» действительно попадание зафиксировано всего одно из пяти. Зато в яблочко, вернее, в десятку, в ту, что в самом центре головы мишени. Максим еще раз глянул на девушку, потом сгреб ее в охапку, прижал к себе и произнес тихо:

– Тебя никто не тронет, поняла?

– Поняла. А у тебя плечо болит, я заметила. Это… сегодня? Вернее, вчера?

Максим легонько щелкнул ее по носу, и Вика зажмурилась.

– Много вопросов задаешь. Все, я позвоню.

Девушка что-то сказала на прощание, но Максим уже не слышал. Он сбежал по ступенькам, толкнул дверь подъезда и вышел на мороз. Вдохнул глубоко холодный воздух. Надо же, а помойкой здесь совсем не пахнет. Зато воды горячей и отопления нет. Получается, одно из двух – либо воздух свежий, либо комфорт и тепло в домах. Все и сразу бывает только в волшебных сказках.

В местном эфире после происшествия на заводе шум поднялся феерический. Словно и новостей других не было, все каналы дружно кричали об одном, пересказывали на все лады леденящие кровь подробности.

И три накрытых черным полиэтиленом трупа в развалинах показали, и разгром в приемной со следами крови на радиаторе отопления. Свидетели откуда-то взялись, расписывали взахлеб все, что якобы видели. И несли чушь в полном соответствии с выражением «врет как очевидец». Налетчик, по словам одного, был в зеленой куртке и джинсах, по словам другого – в синем пуховике и камуфляжных штанах. Третий, вернее, третья – важная тетенька с начесом на голове и мелкими кривыми зубками – видела вообще двоих. Один ждал на улице, второй расправился с несчастным Букиным в его кабинете. О судьбе припадочного генерального директора история почему-то умалчивала, показали только «скорую», выезжавшую через проходную завода, и все. Начальник местного ГУВД дал на фоне пустого букинского кабинета торжественное обещание найти и покарать убийцу. Или убийц, пока он точно не знает. Но когда узнает, то соберет по этому поводу пресс-конференцию и обо всем расскажет уважаемым господам журналистам. А те, в свою очередь, – взволнованным гражданам. Дальше пошли другие сюжеты: стандартная чушь о коммунальных проблемах, об успехах трудовых коллективов и прочее. Закончились выпуски традиционно – сообщениями о пропавших собаках, кошках и людях. К двум или трем потеряшкам, лица которых Максим уже успел запомнить, прибавился еще один – предпенсионного возраста мужичок с коротким ежиком волос на голове и косящими к правой скуле мутными глазками. На первый взгляд – вылитый бомж, но бомжей не ищут, их родственники не тратятся на объявления по ТВ. Значит, этот человек кому-то дорог, и близкие люди еще надеются увидеть его живым. Впрочем, искать порой людей особой категории бесполезно. Как можно найти человека, который шел в булочную, встретил старого знакомого, согласился выпить пива, отключил сотовый, выпил лишнего, поехал с ним на электричке в деревню к родственникам собутыльника, а там добавил самогона, остался ночевать, поругался с хозяином, получил ножом под ребро и в результате лежит закопанный в заброшенной силосной яме? И о нем никто, кроме убийцы, уже не помнит, поскольку все тогда были пьяные. Не помнит и тот старый знакомый, который давно живет в другом конце страны. Вот и получается, что реально необъяснимых потеряшек единицы – а таких «нелогичных» много. Но это ладно, это черт с ним. Плохо, что в новостях о Стрелкове тоже традиционно, как о покойнике, не сказано ничего. А это уже начинает напрягать.

Максим дважды просмотрел выпуски обоих местных каналов, и, как на работу, пошел в торговый центр, в успевший стать почти родным ресторанчик. Подпольные СМИ порадовали обилием почти достоверных подробностей, но о причинах произошедшего на заводе не догадался никто. Зато все были на стороне налетчика и всячески выражали свое восхищение его подвигами. По мнению большинства, некто, покусившийся на целостность букинской туши, косвенно нанес урон Стрелкову. И немалый урон: заводик по производству керамогранита был одним из основных доноров «фонда города», и теперь одной дойной коровой стало меньше. Комментарии к новостям не удивили – с первых дней пребывания в городе Максим понял, что Стрелкова люди ненавидят. Последний случай лишь подтвердил правильность сделанного ранее вывода. Ничего удивительного – мэр, если нужно, умеет притворяться добродушным, но старается не утруждать себя показухой. По всему видно, что команды у него нет, для него люди – расходный материал, он не брезгует сотрудничать с самыми отъявленными негодяями. И без сожалений предает их, как только они перестают быть полезными. Так что нечего удивляться, что люди при первой же возможности мэра не тухлыми яйцами – гранатами закидают.

«Рад, что вам понравилось», – Максим допил кофе. Может, смерть основной золотоносной курицы заставит Стрелкова вернуться в город? Может быть, может быть… Время покажет. Максим позвонил Вике. Встретиться договорились через час, после того, как она закончит занятия с последним на сегодня учеником. Возле ее квартиры Максим оказался минут через сорок, и уже собрался позвонить в дверь, но отдернул руку, отступил назад. И пошел вверх по ступеням на второй этаж, потом на третий. Здесь уже почти невозможно было дышать от запаха газа: где-то утечка, в одной из квартир. И никто не шевелится, словно ждут взрыва, а ведь сейчас достаточно искры. Концентрация газа такая, что рвануть может в любую секунду, и рвануть неслабо. Максим позвонил в ближайшую квартиру, открыла пенсионерка в длинном халате и растоптанных войлочных тапках.

– Бабушка, у вас газом пахнет! Звони быстрее куда надо, а то взлетите вместе с домом! – вместо приветствия крикнул Максим. И подивился скорости, с какой бабка бросилась выполнять его поручение. Совсем они тут одичали, что ли? Или так привыкли к вони с мусорного полигона, что остальные запахи уже не воспринимают?

Через четверть часа к дому съехались все, кому положено – представители управляющей компании, эмчеэсники, пришел участковый. Жильцы тоже в стороне не остались, и скоро подъезд стал напоминать птичий базар. С первого этажа прибежала Вика, уставилась на Максима, поздоровалась с кем-то рассеянно.

– Иди, я сейчас, – Максим бесцеремонно подтолкнул девушку к лестнице.

– А что случилось? – Вика поправила очки на носу и закрутила головой во все стороны, но объяснять ей что-либо Максим не собирался. Подтолкнул еще раз пониже спины, убедился, что Вика ушла вниз, и вернулся к квартире бабки. Там уже собрался консилиум – еще три активных пенсионерки и дед с палкой. Чтобы принять участие в массовом мероприятии, дед пешком сполз с шестого этажа, и теперь готовился к подвигу восхождения обратно.

– Здесь! – рявкнули возле одной из дверей. Толпа шустро метнулась в ту сторону. Максим пропустил всех вперед, сам смотрел поверх их голов. У двери топтался участковый – бледный юноша лет двадцати трех, с тоской во взгляде и сбившейся на затылок форменной фуражке.

– Ненавижу, – протянул он, не глядя на Максима, – сейчас опять квартиру вскрывать придется. Третий раз на этой неделе. Заколебали.

– Да, не повезло, – сочувственно отозвался Максим. И, слово за слово, постепенно вытянул из участкового массу подробностей его невеселой жизни.

– Недавно похожий случай был. Газовщики проверяли стояк, в одной из квартир хозяина нету, проверить соответственно не могут. Включают – утечка. Дня через четыре собирают комиссию из десяти человек из всяких служб, ну, и я как участковый, естественно. «Вскрываем?» – хоровое «Да». «А кто как ответственное лицо подпишется?» – тишина. Вот и стоим, десять дураков, в подъезде, ответственность брать на себя никто не хочет и вся эта байда длится два часа. Звонит, наконец, мой начальник, и дает отмашку на вскрытие, вскрываем, а там почти месячной давности жмур. Вот радости-то было…

В этот раз тоже все обошлось – в квартире никого не оказалось. Максим успел рассмотреть через приоткрытую входную дверь часть грязной темной прихожей, ободранные обои на стенах и собрался уходить.

– Неделю, говорю, неделю его нет! – кричала в ухо деду-альпинисту бабка в халате. – Я его неделю не видела!

Дед закивал сивой головой и пополз к лифту. Максим проводил старика взглядом, убедился, что тот благополучно добрался до кабины и отбыл наверх. Потом невзначай поинтересовался у бабки:

– Неделю? Ух ты, здорово загулял мужик!

Бабка с досадой махнула рукой и принялась выкладывать все, что ей было известно о жизни соседа. Лет ему было крепко за сорок, постоянной работы он не имел, и на что жил – неизвестно. За квартиру не платил, зато дешевое пойло покупал исправно. И часто приводил к себе гостей – бомжей из ближайшего подвала. А потом уходил к ним в гости и пропадал на несколько дней. Но такая долгая отлучка на памяти бабки произошла впервые.

– Допился, наверное, – резюмировала она, и Максим мысленно согласился с ней. Допился, конечно. И лежит теперь где-нибудь в подвале или лег поспать на улице, да так и не проснулся, снегом до весны занесло. А потом, в первые теплые деньки в городе расцветет еще один «подснежник». Бабка уползла в квартиру, лязгнула изнутри задвижкой. Максим сбежал по лестнице вниз, позвонил в знакомую дверь.

– Что там, что? – с порога набросилась на него с расспросами Вика.

– Да газом там пахло, из квартиры на третьем этаже, а дверь никто не открывает. Пришлось полицию вызывать, ну и всех, кого положено. Приехали, вскрыли. Все нормально теперь, не переживай.

– А, понятно. Я того мужика знаю, который там живет, вернее, видела несколько раз. Он с бомжами обычно ошивался, вон там, где дом брошенный, – они прошли на кухню, и Вика показала через окно куда-то в сторону старых деревянных построек. И спросила тут же:

– Ты чай будешь?

– Можно и чай, – Максим задернул шторы.

Расставались уже под утро, почти в шесть часов.

В подъезде грохотал лифт, хлопала входная дверь электричка на Москву уходила в половине седьмого. На нее спешила почти половина трудоспособного населения города. Максим, выйдя из квартиры, принюхался. Нет, все в порядке, опасность миновала, можно спать спокойно. Или не спать, как сложится. На улице заметно потеплело, и пока он шел к дому, успел взмокнуть в толстой куртке. Придется менять гардеробчик, весна уже скоро, до нее всего две недели осталось. Максим двинулся, было, знакомой тропой, но передумал, повернул обратно и направился к пустырю, прошел мимо тихо журчащей в утренних сумерках речки. Прошел между высоких глухих заборов, огораживающих частные владения, выбрался на неширокую улицу. Теперь направо до моста, там вверх, к «железке» – маршрут давно известен и изучен. Он шагал по наезженной колее, перепрыгивал через осевшие снежные завалы. Из-под ворот и калиток тявкали сторожевые псы, но не злобно, а больше для порядка. Народу навстречу попадалось все больше, в этот час вокзал – самое оживленное место в городе. Через полчаса он опустеет до вечера, чтобы пережить столпотворение возвращающихся из столицы людей. Справа, в стройном ряду заборов чернел провал – то, что там находилось, домом назвать было нельзя. Максиму эта часть улицы напоминала гнилой зуб, вернее, дыру от него. Впрочем, от дома еще кое-что оставалось – крыша, например, и целых четыре деревянных обгорелых стены. Пространство между ними никогда не пустовало, место считалось обитаемым. Бомжам нравилось это местечко, они кучковались тут в любое время дня и ночи, в любую погоду. Сегодняшнее утро не было исключением – от развалин, пошатываясь, навстречу Максиму брел бомж. Он успел дважды грохнуться в перемешанную со снегом грязь, но упорно продолжал движение к дороге. Максим глянул на него мельком и, не сбавляя шаг, пошел дальше.

– Эй, погоди, – услышал он за спиной, но не обернулся. Бомж однако не унимался, крикнул уже громче:

– Да погоди ты, не уходи! Помоги…

Пришлось идти назад. Бомж стоял на коленях, одной рукой он опирался на снег, второй вытирал лицо. Максим остановился рядом. И увидел, что это не бомж, а обычный, нормальный человек. Лет сорока с небольшим, одет обычно – темная куртка, джинсы, ботинки со шнуровкой. Только избит до полусмерти, так, что двигается с трудом и плюется кровью. И говорит отрывисто потому, что дыхание сбивается, а губы дрожат от холода и боли.

– Ты, дядя, посиди, а лучше – полежи, – Максим присел на корточки рядом. Да, досталось мужику по полной, били его, похоже, несколько человек. Деньги, документы и телефон исчезли, по словам избитого, еще вчера. Он возвращался с работы, шел с вокзала и по нужде забежал в эти развалины.

– Я ж думал, там нет никого – зима, холодно, – поминутно отплевываясь, исповедовался несчастный. Он, по его же собственным словам, нарвался не на постоянных обитателей этого местечка, а на упитанных, тренированных и трезвых молодых людей. И застал их за странным занятием – они волокли в микроавтобус без номеров бомжа. Мужик от увиденного обалдел настолько, что забыл, зачем он здесь оказался. И вместо того, чтобы повернуться и драпать куда подальше, полез к ребяткам с расспросами. Те отреагировали предсказуемо: изметелили случайного свидетеля, как бог черепаху. Попутно выгребли все, что нашлось у него в карманах, и растворились в ночи. Вместе с микроавтобусом без номеров и бомжами. Мужик пришел в себя от холода, пытался кричать, звать на помощь, да все зря. То ли его не слышал никто, то ли жители соседних домов просто побоялись выйти и помочь.

– И зачем ты к ним полез? – вопрос остался без ответа. Мужик давно проклял себя за глупость, граничащую с идиотизмом. И пока ждали вызванную Максимом «скорую», каждый думал о своем. Избитый мужик – о том, что отныне будет обходить эту улицу за километр. А Максим пытался свести воедино множество мелких деталей – слов, предположений и фактов. Но получалось не очень хорошо. Первое, что лезло в голову – в городе завелся «санитар». Или санитары – по словам мужика, били его двое. И еще двое тащили тело бомжа к машине. Впрочем, почему именно тело? Человек, наверняка, в этот момент был жив. Иначе к чему такие церемонии – с мертвыми бездомными поступают по-другому. Да и с живыми тоже. Один известный Максиму дикий случай чего стоит, когда некто, оставшийся неизвестным, облил бензином и поджег бомжа, и тому только чудом удалось выжить. Его отправили в больницу с ожогами сорока процентов тела. Но здесь что-то другое, и это «что-то» связано и со вчерашними событиями в подъезде, где находится квартира Вики, и с чем-то еще. Но вот это «еще» внятно сформулировать пока не получалось, как Максим ни старался. Расспросил мужика еще раз о том, что тот успел заметить, но ничего нового не узнал. Всего людей было четверо, может, и пятый поджидал их в машине. Микроавтобус обычный, без окон в салоне, светлый – белый или бежевый. На этом все, больше мужик ничего не помнил.

– Все, я пошел, – Максим помог мужику сесть, прислонил его спиной к стволу кривого деревца. И бегом двинулся прочь – встреча и объяснения с врачами «скорой» в его планы не входили.

Мысли не давали заснуть даже после бессонной ночи. Максим крутился на диване, потом поднялся, зашагал по квартире. Так, что ему известно? Кто-то напал на зашедшего по нужде в развалины человека и отобрал у него деньги, мобильник и документы. Обычный, рядовой случай, ничего сверхъестественного или выдающегося. Несчастному еще повезло, что в машине свободного места не оказалось, а то уехал бы на экскурсию по окрестностям города. Последнюю в своей жизни. Но если учесть увиденное мужиком, то все усложняется. Вернее, запутывается. И еще – хозяин той квартиры, где произошла утечка газа, уже давно не появлялся дома. Ну и что? А ничего, если не считать того, что он частенько тусовался именно в этих обгоревших руинах. А где связь? А ее нет. Пока нет.

Максим еще два раза повторил маршрут: комната – коридор – кухня, потом сел на подоконник, посмотрел в окно. Не видно ни черта, козырек мешает, только окна дома напротив, голые ветви берез и непременная часть городского пейзажа – мусорные контейнеры. И бомж, сноровисто перерывающий содержимое одного из них. Вот, пожалуйста, что и требовалось доказать. С кем проводил свой досуг пьющий сосед Вики? Правильно, с бомжами. Кого добры молодцы тащили в машину, когда их застукал сунувший нос не в свое дело мужик? Бомжа. На кого похожи потеряшки из ежедневных впусков новостей? На бомжей, особенно последний, чья фотография появилась в эфире несколько дней назад. Отсюда делаем вывод…

«Спать ложись», – приказал себе Максим и снова улегся на диван. И уснул мгновенно, стоило лишь закрыть глаза.

На вечернюю прогулку он собирался неторопливо и обстоятельно. «Макаров» остался на антресолях – сегодня не пригодится. Мобильник остался лежать на столе в комнате. Пашкин нож, подумав, Максим спрятал в рукав куртки. Вещь холодная, не по сезону, но удобная, а это сейчас главное. Кто знает, как там все обернется, на этой ткани и пятна не видны, и отстирывается хорошо. Все, можно идти, время подходящее. Максим поймал себя на мысли, что в последние дни он ведет в основном ночной образ жизни – отсыпается днем, из дому выходит с наступлением темноты. Как на охоту или в рейд. Старые привычки берут свое, как ни крути. Нормальным человеком ему уже не стать нигде – ни в Норвегии, ни в Канаде, ни в Антарктиде. Так что все нормально, все правильно.

В развалинах воняло так, что запах гари с мусорного полигона казался ароматом французских духов. Максим обошел «апартаменты» бомжей – то, что осталось от трех комнат, кухни и прихожей, внимательно глядя себе под ноги. Переступал брезгливо через груды оттаявшей гнилой дряни, отшвырнул носком ботинка оплавленное пластиковое ведро. Развалины представляли собой помойку и сортир одновременно, находиться тут долго – себя не уважать. Но и уйти нельзя, рано. Вчера тот мужик, шедший с электрички, получил по башке где-то в районе десяти-одиннадцати вечера, а сейчас только половина десятого, надо ждать. Снова ждать, но теперь вообще неизвестно чего. Но чертовски любопытно, что тут делали те ребятки? И, похоже, промышляют «санитары» здесь не в первый раз. Кому понадобились бомжи – люди без родных, без дома, без прошлого и будущего? И, главное, зачем? Мысли в голову лезли самые нехорошие, а оттого похожие на правду. Но любая гипотеза нуждается в проверке, и способ подтвердить ее правоту только один. Или опровергнуть… Ну, тут заранее не угадаешь, уж как получится.

Мимо нехорошего дома, как и вчера, группами и по одиночке проходили люди, торопились попасть домой. Максим наблюдал за ними через оконный проем и особо не шифровался. В эту сторону все равно никто не смотрит, а если и смотрит, то не обращает внимания на очередного приползшего на ночлег бомжа. За час по дороге проехали только три машины, но ничего, даже отдаленно похожего на микроавтобус, Максим не заметил. Он уже основательно замерз в своей удобной, но тонкой одежке. Нет, так не пойдет, придется согреться, а потом вернуться на пост. Маршрут пробежки пролегал по пересеченной местности с множеством подъемов, горок и хитрых поворотов. Максим промчался мимо дома Вики, посмотрел на зашторенные освещенные окна первого этажа и побежал дальше. На сегодняшнюю ночь у него другие планы, а упущенное сегодня можно наверстать завтра. Через тридцать минут он подошел к сгоревшему бомжатнику с другой стороны – пересек по мосту речку, взбежал на пригорок, осмотрелся. Все, как и полчаса назад – никаких признаков жизни. Непонятно одно: почему столь популярное у местных бездомных местечко до сих пор пустует? Эту загадку Максим оставил на потом и двинулся вдоль покосившегося деревянного забора, огораживающего участок, к дому. Сделал один шаг, другой и оказался там, где была когда-то кухня. Здесь еще сохранились остатки мебели – шкафы на стенах с выломанными дверцами, заваленная горелыми обломками плита, даже холодильник. Вернее, то, что от него осталось: дверца давно оторвана, на боках глубокие вмятины. Дальше небольшой тесный коридор, за ним одна из комнат. Там огромное кострище, куча перевернутых деревянных ящиков, пол застелен листами картона. Все грязное, заляпанное, вонючее. Максим заглянул еще в один дверной проем, затем в другой. В углу маленькой комнаты что-то поблескивало. Из окна попадало немного света от ярко освещенного соседнего участка, отблески падали на непонятный предмет, который появился здесь недавно, в те полчаса, что Максим отсутствовал. «Интересное кино», – Максим замер, прислушался. Ничего подозрительного, с дороги доносится обычный шум, поднимается ветер, и над провалом в крыше шуршат ветки деревьев. Максим остановился напротив импровизированного стола. Этот ящик лежал здесь и полчаса назад, и, наверное, месяц, и полгода. А вот бутылка водки и кусок вареной колбасы появились тут недавно. Причем поллитровую емкость невидимый хозяин открыл, но колбасу нарезать не догадался.

Максим наклонился к импровизированному столу, принюхался – вроде колбаса свежая, тухлятиной не пахнет. И скорее почувствовал, чем услышал дыхание нескольких человек у себя за спиной. Поэтому рванул вперед, перепрыгнул через ящик с приманкой-угощением, бросился вправо. Сшиб кого-то в темноте, отбросил с дороги, кинулся дальше, к дверному проему. Надо попасть в соседнюю комнату, оттуда можно через пролом в стене выскочить на дорогу перед домами. Преследовать его там не будут, побоятся. И почти успел, добежал до обгоревших косяков, когда на спину ему прыгнули сразу двое, повалили на пол, заломили руки за спину. Одного ему скинуть удалось, но второй держался, как клещ на собаке. Максиму удалось перекатиться на спину, вырвать левую руку и ударить локтем назад. И даже основательно врезать кому-то за спиной два или три раза. Но на этом все закончилось: горло сдавила тонкая удавка, затянулась резко, перехваченная разом за оба конца. Для верности ему зачем-то зажали рот, но это было уже лишнее – Максим уже был без сознания.

В себя он приходил как после долгого сна: постепенно появились звуки, потом образы. Тонкая металлическая стенка за спиной дрожала, пол потряхивало. И все это происходило в полной темноте и тишине. Максим закашлялся, попытался приподняться. Но получил удар в грудь и рухнул обратно, на покрывавший пол микроавтобуса лист картона. Еще одна попытка сесть закончилась тем же. Пришлось подчиниться, тем более, что руки связаны за спиной. Больше Максим не двигался, лежал неподвижно. Рядом вроде только двое – сидели на длинной скамье вдоль стены салона, и даже не переговаривались между собой. Но с пленника глаз не спускали. С момента нападения прошло минут двадцать или полчаса – обычно именно столько длится похожий на обморок сон после применения удушающего захвата. Если вовремя не восстановить приток кислорода к мозгу, то от кислородного голодания начинают умирать отдельные участки мозга, наступают необратимые последствия кислородного голодания. Человек выживет, но на всю жизнь остается инвалидом – может потерять речь, зрение, остаться частично или полностью парализованным, у него может пострадать психика. И эти притаившиеся в темноте ребятки, похоже, все это прекрасно знали. Действовали они профессионально, чего уж тут скрывать. И наживку подобрали славную: водка с колбасой для бомжа – как жирный опарыш для окуня. Или привязанная в поле одинокая свинка – для оголодавшего волка. И жертва нужна живой и дееспособной, другими мотивами поведение нападавших не объяснить. Пока все предположения оправдывались, и готовиться следовало к наихудшему сценарию. Предположений, как назло, не было ни одного. Крутилось в голове самое экзотическое из всех возможных – медицинские опыты на людях или выявление пригодности человека в качестве донора органов. Нет, это вряд ли: для трансплантации нужна очень высокая совместимость реципиента и донора, от балды брать первых попавшихся никто не будет. Мало ли чем тот болел? Желтухой в детстве, например, да так и остался на всю жизнь латентным носителем гепатита. А если человек наркоман или спидоносец? Или туберкулезник? Понятное дело, случайных людей брать не будут. Но что тогда? Не едят же они людей? И кто – они? Кто заказчик? Эти, на скамейке, просто шестерки, исполнители…

Максим пошевелил пальцами связанных у локтей рук, разгоняя застоявшуюся кровь. Глаза уже привыкли к темноте, и он смог рассмотреть «оппонентов». Да, их двое. Значит, остальные в кабине. Но это дела не меняет, и противопоставить он им ничего не сможет. До тех пор, пока связаны руки. Рыпнуться, конечно, можно, но толку не будет. Грело одно – нож в рукаве они не нашли. Этот аргумент будет предъявлен бандитам немного позже, когда его доставят к месту назначения. Но как же тут воняет! До тошноты, до рвоты. Что они тут возили – дохлятину? «Бомжей, что ж еще», – Максим снова всмотрелся в полумрак. Тот, что сидит справа, развалившись вальяжно – килограмм под девяносто, не меньше. Ростом тоже не подкачал – голову постоянно пригибает, чтобы не врезаться в низкий потолок. Значит, этот соперник из одной весовой категории, уже неплохо. Второй в плечах поуже, и ростом ниже первого на полголовы. Одеты оба скромно, но с комфортом, одежда движений не стесняет – все, как положено. Ладно, подождем, куда кривая вывезет. Максим снова прикрыл глаза и отключился ненадолго, провалился не в сон – в полуобморочное забытье. А пришел в себя от боли – его наотмашь хлестали по лицу. Он попытался отвернуться, но ему не дали даже пошевелиться. Единственное, что он успел заметить – машина остановилась, и задняя дверь микроавтобуса распахнута настежь. За ней – темнота и снег, и еле различимые в пелене белых хлопьев стволы деревьев. Максима за ноги выволокли из салона и бросили на дорогу, почти под колеса машины. И снова не дали ни повернуться, ни подняться на ноги – от нескольких ударов по ребрам у него потемнело в глазах. Бандиты обращались с ним даже не как со скотиной – как с мебелью или тряпкой. Рывок за ворот куртки, удар ботинком в грудь, еще один, но уже в поясницу. И по затылку, но не сильно, чтобы одумался и не сопротивлялся. И стоял покорно на коленях. Максим косился по сторонам, сплевывал на снег кровь. Кто же это может быть, кто? Те, кто жаждал кровной мести, все-таки нашли его, не поверив в преждевременную смерть капитана Логинова? Или Стрелков каким-то непостижимым способом выследил своего обидчика, и сейчас заявится сюда собственной персоной?

Все четверо бандитов стояли вокруг него, один из них произнес что-то коротко и неразборчиво, как пес пролаял. Тогда тот, из салона, жилистый и невысокий, подошел к Максиму, рывком за подбородок задрал ему голову. Максим успел разглядеть только натянутую почти на глаза темную шапку и наглухо застегнутый на «молнию» высокий воротник куртки. И тут же мир раскололся, рассыпался ворохом сиреневых и золотистых сполохов. Удар чем-то тяжелым пришелся в переносицу. Максим рухнул навзничь и от боли не сразу почувствовал, как губы и подбородок заливает кровь. Ее было очень много, солоноватая жидкость наполняла рот, дышать было нечем. Максим кашлял, отплевывался, извивался на снегу, стараясь перевернуться на бок или на живот. На другие удары почти не реагировал – закрыться от них все равно было невозможно, а боль в разбитой голове перекрывала остальные чувства. Еще немного, и он просто задохнется или захлебнется собственной кровью и умрет прямо здесь, под ногами бандитов.

Но умереть ему не дали, подхватили под руки, поволокли куда-то. Потом где-то над головой загремели ключи. Путы на руках исчезли, и Максима втащили в темное душное помещение. Грохнула дверь, лязгнул замок. А минуты через полторы издалека, приглушенный расстоянием, послышался шум двигателя, и все стихло.

Но в наступившей тишине Максим оказался не один. Он привалился спиной к холодной стене и всмотрелся в темноту. Здесь, в этой мышеловке, за свою жизнь он возьмет максимальную плату, кто бы ни вышел против него из полумрака. Максим потянулся уже за спрятанным в рукаве ножом, отогнул плотно обхватившую запястье манжету, когда понял, что поединка не будет. Эти люди ему не соперники, они точно так же загнаны в ловушку. Кто-то из них подавлен, кто-то растерян, один близок к панике, а еще двоим глубоко наплевать на то, что будет с ними завтра. Или через минуту. Бомжи в количестве семи человек смотрели на него, а он – на них. Все молчали, слышался только доносившийся снаружи шум потревоженного ветром и метелью леса.

– Ты откуда? – шепотом поинтересовался некто из дальнего угла, кутаясь в грязную рванину.

– От верблюда, – Максим осторожно повернул голову влево-вправо, скривился от боли и закрыл глаза. Болела поясница и правый бок, но через пару дней все пройдет, если спокойно отлежаться. Но пары дней у Максима не было, а в перспективе он уже отчетливо видел драку и долгий бег по пересеченной местности. С неизвестным финалом и итоговым счетом на финише. Из активов имеется только нож в рукаве. Для первого контакта этого хватит, даже еще останется. Ребятки из микроавтобуса учились плохо и привыкли лишь мелочь по карманам тырить. А также мобильники и документы. Завтра они поймут, что этого недостаточно, но урок не пойдет им впрок, потому что станет последним в их жизни.