Текст книги "Кнут Гамсун. Гордость Норвегии. Маленькие рассказы о большом успехе"

14. «Бергер»

Это был ещё очень несовершенный, очень слабый роман. Но он уже был. Кнут попробовал свои силы в большой форме. И очень надеялся на помощь опытных литераторов. Может… самого Бьёрнсона. Надо лишь попасть к нему, приехать, пробиться на встречу.

Роман «Бергер» – это книга о литераторе. О бедствующем поэте, пишущем великие стихи о своём бытие. И тщетно пробивавший стену безвестности и людского равнодушия.

Первым читателем книги, существующей в единственном экземпляре, да ещё и рукописном, с множеством помарок и чернильных клякс, стал старик шериф. Он, человек в литературе разбирающийся, решил умолчать о несовершенствах романа, понимая, что критикой может надолго отбить стремление Кнута писать. При этом шериф видел – роман определённо написан очень талантливым человеком. И книга эта, с «рваным» сюжетом, с дёрганными диалогами, с неожиданными отступлениями, очень искренняя, живая, предельно правдивая.

– Знаете что, – сказал шериф, прочитав рукопись. – дайте-ка её мне на пару вечеров. Я покажу её одному своему другу. Надеюсь, он вашу работу оценит.

И Кнут, конечно, согласился. А через три дня шериф отвёл его в дом крупного торговца кожей господина Олафсона. И тот обнял юношу, а потом сказал:

– Вам надо ехать в столицу, Кнут. Там, в Христиании, творится большая литература… Я дам вам денег. Можете их не возвращать. Только дайте слово, что не отступите, что пробьётесь. Я в вас очень верю.

15. Христиания

Осенью 1878 года Кнут Педерсен впервые в жизни сел в вагон первого класса и, как приличный джентльмен, совершил путешествие в Христианию – так тогда называлась столица Норвегии, ныне это город Осло. Он был хорошо одет, в руках держал изящный кожаный чемодан, в котором кроме пачки исписанных листов – рукописи романа «Бергер» не было ровным счётом ничего. Дорогая шляпа и настоящее пенсне на шнурке, а не хлипенькие очки в целлулоидной оправе – Кнут с детства был близорук, завершали его наряд. Половину полученных от щедрого мецената денег Кнут потратил на своё «представительство» – на дорогую одежду.

Педерсен был уверен, что моментально добьётся успеха. Что в первом же издательстве (которых в Христиании было не так уж и много) его примут с распростёртыми объятиями. Всю дорогу он в сладкой полудрёме мечтал о том, как вернёт Олафсону деньги. И не просто вернёт, но ещё и удвоит сумму – в знак благодарности за щедрость старика. И как торговец прослезится, увидев эти деньги. И как обрадуется, получив роскошное издание с дарственной надписью автора.

Спуск с небес на землю был головокружительным. На оставшиеся деньги, за исключением несущественной мелочи, Кнут снял номер в гостинице. А потом, отправившись в бесконечный поход по издательствам, обнаружил, что его роман не то, что не вызвал особого ажиотажа у издателей, его попросту никто не желает… читать.

16. Не оправдавшиеся ожидания

Одно издательство, второе, третье. Наконец, рукопись приняли. А через неделю вернули со словами: «Вам, молодой человек, надо больше читать»…

Короче, ничего у него не получилось. Первую повесть Кнут опубликовал в небольшой провинциальной газете. Его роман опубликовать не удалось вовсе. Он уже не просил задатка, готов был на любые условия. Но печатать роман соглашались только при одном условии – автор сам оплачивает все расходы на издание. Кнут соглашался и на это, но издательства предъявляли такой счёт, что Кнут понял – роман так и останется в рукописном варианте.

В конце концов он пал духом. Деньги закончились. Кнут съехал из гостиницы. Продал шляпу и чемодан, оставив себе лишь пенсне. Снял меблированную комнату у какой-то желчной старушки, отдав ей последние две кроны. И стал искать работу

Он ещё был полон амбиций и не соглашался на что попало. Приходил в газеты – там его не принимали, поскольку штат журналистов был полностью укомплектован, а претендент отличался возмутительной молодостью. В журналы, предлагая писать рецензии – снова отказ. В издательства – тот же результат. Он пытался стать драматургом, автором эстрадных скетчей, составителем газетных ребусов.

Голод не тётка. После недельного голодания Кнут свалился в обморок прямо в конторе дорожно-строительной фирмы. И насмерть перепугавшийся управляющий взял его… разнорабочим.

Четыре последующих года Кнут работал на строительстве дорог в Восточной Норвегии. Его главным орудием труда было вовсе не перо, а – лопата.

17. Америка

В 1882 году Кнут Педерсен отметил своё 23-летие. Он почти не писал – так, что-то по мелочи. Попытки опубликовать свой роман со временем оставил. Жизнь для него словно закончилась. Убогий быт дорожного рабочего. Временные лачуги, в которых приходилось ночевать. Простая крестьянская еда. Тяжёлый физический труд…

И вдруг он познакомился с человеком, брат которого жил в Америке. И не просто жил – процветал. И в душе Кнута снова вспыхнула надежда… Америка! Конечно! Вот куда надо отправиться – в страну равных возможностей и великих начинаний. Америка – страна вожделенная, незнакомая, необычная. Далёкая, как Луна. Сладкая, как неведомый рай.

Кнут с такой страстью, с такой настойчивостью бросился выпрашивать у своего нового знакомого помощь, что тот не устоял и написал письмо брату. С этим письмом Кнут собирался отправиться в США, где – он был в этом абсолютно уверен – можно добиться всего, что ни пожелаешь. А у Кнута было всего одно желание. Он хотел быть писателем.

И он стал копить. А скопив немного денег, уволился из бригады дорожных рабочих, купил билет на пароход, курсирующий между Христианией и Нью-Йорком. И осенью 1882 года отправился через океан навстречу своей мечте.

Увы, у него ничего не получилось и на этот раз. Продравшись сквозь все иммиграционные препоны, он вышел на улицы Нью-Йорка с пустыми карманами. А когда отыскал заветный адрес и вручил суровому полному господину скандинавской внешности рекомендательное письмо его брата, получил лишь доллар и… совет никогда больше в этот дом не приходить.

18. У проповедника

Положение Кнута Педерсена снова стало отчаянным. Один, в чужом городе и в чуждой стране, не знающий английского языка до такой степени, чтобы на нём писать (но владея разговорным английским), Кнут был вынужден решать проблему элементарного выживания.

На перекладных, пешком, со случайными попутчиками Кнут добрался до Висконсина, где нанялся сельскохозяйственным рабочим на ферму. Что он умел делать мастерски – пасти коров. Здесь его детские познания пригодились. И Кнут стал ковбоем – то есть обычным пастухом. Ухаживал за коровами, доил, кормил, чистил хлев. А взамен получил крышу над головой, еду и пару долларов на карманные расходы.

Он честно пытался продать свой роман американскому издательству. Но быстро понял, что это безумная затея. Не смог найти и хоть какого-то литературного заработка – его попытки написать статью вызывали у редакторов приступы смеха. Было от чего прийти в уныние…

На его счастье, на пути Кнута встретился соотечественник. Это был норвежский проповедник, служивший в протестантском приходе в Миннесоте. Человек вольный, не особо отягощённый деньгами и бесконечно одинокий, этот веселый поп так обрадовался Кнуту, что тут же взял его в свои секретари. На свою беду, проповедник едва говорил по-английски. И Кнут стал его переводчиком, попутно открыв в себе дар моментального переводчика. Когда проповедник начинал поучать паству, Кнут подключал фантазию и переводил слова своего патрона так, что тот, если бы мог понять, что говорит его секретарь, от расстройства немедленно бы спятил. Но невежество проповедника накладывалось на неопытность Кнута. И в результате никто не пострадал, включая и паству, которую эти необыкновенные проповеди норвежских миссионеров ужасно веселили.

19. Болезнь

Всё было бы довольно весело, если бы не было так грустно… Бесприютная жизнь рядом с болтающимся по Америке проповедником, нищета, хроническое недоедание. Кнут заболел. Да, так заболел, что его патрон, норвежский протестантский проповедник, не на шутку переполошился. Однажды вечером, после особенно изнурительного и бестолкового дня, у Кнута горлом пошла кровь.

Денег на врача не было ни у Кнута, ни у проповедника. Пришлось обращаться к знакомому сельскому врачу, который обещал не брать за осмотр денег, если, конечно, дело не обернётся большими неприятностями. Однако, диагноз оказался неутешительным – туберкулёз…

Что такое туберкулёз в конце XIX века? Чахотка, унесшая жизни сотен тысяч людей – и великих, и вполне обыкновенных? Смертный приговор. Болезнь неизлечимая и очень опасная.

Как только проповедник узнал о заболевании Кнута, он тут же исчез. Педерсен остался один – снова без денег и без родственной души рядом. А дело было плохо. Заболевание быстро прогрессировало. Кнута уже шатало от слабости. А ночами он не мог спать из-за выматывающего кашля.

С грехом пополам он собрал деньги на обратную дорогу в Европу. И в начале 1884 года поднялся на борт торгового судна, отплывающего в Норвегию из Нью-Йорка. Ему досталась маленькая каюта возле грузового трюма. В пути Кнут должен был помогать на камбузе коку – денег на нормальный билет через Атлантику Педерсену не хватило. И за любезность капитана снова пришлось расплачиваться собственным трудом.

20. Чудесное исцеление

Что же это было на самом деле, Кнут Педерсен так и не понял. Восемь дней слабосильный пароходик преодолевал Атлантику. И уже на второй день плавания Кнут вышел из своей крохотной каютки на палубу и… почувствовал, что от жуткого кашля нет и следа. А когда пароход добрался до места, на берег сошёл абсолютно здоровый человек. Морской воздух так повлиял на Кнута или, действительно, все человеческие болезни возникают в наших головах, но страшный диагноз сельского лекаря не подтвердился. Это не туберкулёз, не смертельно опасная чахотка. Скорее всего, Кнут подцепил бронхит, который его молодой организм успешно поборол.

Однако, страдания были вполне реальны – отплывая на родину Кнут даже мысленно попрощался с жизнью и уже планировал остаток жизни. Он решил съездить домой, попрощаться с родными. И очень сожалел, что потратил отпущенный ему срок столь неразумно.

Судьба была к нему благосклонна. И Кнут с беспечностью молодости тут же забыл о своём намерении кардинально переделать жизнь. Сойдя на берег в порту Христиании, он хотел только одного – писать, писать и писать. В его чемодане лежала очередная пачка исписанных листов. Что это будет, Кнут пока не знал и сам. Очень похоже… на дневник голодного человека. На его дневник – Кнута Педерсена.

Однако, вернувшись в Норвегию, Кнут отложил работу над романом и взялся за дела насущные. Для начала ему нужно было определиться с жильём.

21. Марк Твен

Жизнь в столицах была дорогой во все времена. А денег у Кнута по-прежнему было совсем негусто. И он решил подыскать местечко подле Христиании. Такое нашлось в долине Вальдрес, на берегу реки Бэгны, недалеко от живописнейших фьордов. Здесь Кнут Педерсен снял комнатку на одном из хуторов, обещая расплатиться после успеха своих книг, либо… отработать долг пастухом. Дело привычное – с коровами он обращаться умел с детства.

За месяц на хуторе, при свете свечи, Кнут написал большое эссе о творчестве Марка Твена. Это были годы расцвета популярности американского классика – Америка, а потом и Европа зачитывались путевыми заметками Твена, обожали его уморительные скетчи и восхищались приключениями Тома Сойера. Кнуту Твен нравился настолько, что, будучи в Америке, он тратил последние деньги именно на книги Твена.

Когда он отвёз рукопись в редакцию столичного литературного журнала, то не особенно рассчитывал на публикацию. За последние годы Кнут привык к бесконечным отказам. Но… эссе взяли. И опубликовали в одном из летних номеров 1884 года. И у Кнута появилось немного деньжат – ровно столько, сколько стоила скромная меблированная квартирка в Христиании, в рабочем районе.

Он снова переехал в столицу и… снова принялся оббивать пороги редакций, предлагая свои рукописи. И снова везде получал одни отказы, несмотря на успешную публикацию работы о Твене.

22. Явление Гамсуна

В этом памятном 1884 году в жизни Кнута Педерсена произошло одно событие, которое во многом определило его писательскую судьбу. Речь о псевдониме.

Почему это так важно? Дело в том, что фамилия Педерсен в Норвегии распространена примерно так же, как у нас – «Иванов, Сидоров, Петров». Запомнится читателю под такой фамилией трудно. Это первое.

Второе… Кнуту очень было важно почувствовать себя писателем. А «родная» фамилия была давно «дискредитирована» бесконечными неудачами. Псевдоним давал некую иллюзию новой жизни, начатой с чистого листа.

Наконец, выбранный Кнутом псевдоним – Гамсунд оказался на редкость звучным и удачным. Словно щелчок пастушьего бича. Словно звонкая весенняя капель. Словно радостный щебет лесной птицы… Гамсунд… Название хутора, в котором Кнут прожил много лет и который считал своей родиной, поскольку Гармутрет, в котором родился на самом деле, почти не помнил.

Новым именем – Кнут Гамсунд он подписал эссе о Марке Твене. Так оно и вышло в журнале. А когда редактор ежемесячника решил помочь талантливому парню и выпустить работу о Твене отдельным изданием, то в типографии при наборе допустили ошибку – набрали имя автора без последней буквы. Причём, на обложке, на титульной странице и в выходных данных, везде – Кнут Гамсун.

И Кнут решил – так тому и быть. Пусть будет Гамсун. И с того времени все свои труды подписывал псевдонимом «Кнут Гамсун». Пройдут годы, и это имя настолько прирастёт к писателю, что он внесёт его в паспорт. И Кнут Педерсен превратится в Кнута Гамсуна.

23. Снова в США

Удивительна сопротивляемость этого человека. Он был просто уверен в том, что талантлив. И что должен жить исключительно литературными заработками. Хотя вся его судьба была доказательством обратного – он не мог выжить на гонорары в принципе. Столько, сколько молодой Гамсун зарабатывал за год, бедный крестьянин получал за месяц, а рабочий средней квалификации – за неделю.

Кнуту удалось заполучить кое-какую литературную работу. Он стал писать рецензии на книжные новинки для газет и журналов. Но заказов было очень мало, а расценки на подобные статьи иначе как издевательскими назвать было нельзя.

Он снова бедствовал. Едва удержался в комнатушке, которую снимал – да и то благодаря добродушию хозяйки, которая не хотела губить серьёзного парня, «которому просто не особенно везло». Он снова голодал, отказываясь от ужинов и обедов. Лишь с тура перехватывал кусок хлеба, запивая его жиденьким кофе. И снова мчался по редакциям, пытаясь найти хоть какую-то работу.

Его хватило на два года. Весной 1886 года Кнут решил… вернуться в Америку. На что он рассчитывал? На удачу. А ещё он хотел дописать свой роман, который мучил его уже два года и никак не продвигался. В этой вещи не было сюжета – лишь одна жизнь, реальная, невыносимо тяжёлая. Его жизнь – Кнута Гамсуна…

Наконец, ему удалось наняться матросом на торговое судно, идущее в Нью-Йорк. По договорённости с капитаном Гамсун должен был выполнять самую грязную работу. Но в Америке он собирался сойти на берег и… продолжить свои скитания.

24. Батрак

На этот раз Гамсун отправился в Иллинойс – в самый крупный город штата Чикаго. На литературные заработки он уже не рассчитывал и устроился… кондуктором трамвая. В этой простой и плохо оплачиваемой работе он видел два достоинства. Первое – он жил в городе и мог побродить по бесплатным библиотекам. И второй – Кнут совершенствовал свой английский, присматривался и прислушивался к людям.

Впрочем, на этой работе он выдержал лишь до июня 1886. Потом его уволили…

Гамсун решил вернуться к тому, что более-менее знал. Он поехал в Северную Дакоту, где предложил свои руки на первой же ферме. Поскольку скотник у хозяев уже был, ему предложили поработать в бригаде сезонных рабочих на уборке озимых. Здесь, на пшеничных полях, Кнут продержался до поздней осени. У него снова был кров и пища. И абсолютно никаких надежд на будущее.

Так прошло три года. Зимой Гамсун возвращался в Чикаго, подыскивал какую-нибудь работу. А на лето выбирался на ферму. Жил бедно и трудно. И совсем уже отчаялся стать писателем.

Его роман вчерне был почти закончен. Доделывать его у Кнута не поднимались руки. Он, вообще, решил оставить эту безумную идею – добиться успеха в литературе. Сама жизнь без обиняков говорила ему – ничего не получится, парень. Смирись…

И он смирился. В 1889 году Гамсун вернулся в Европу. Снова устроился на судно матросом – на этот раз на датский сухогруз. Добрался до Копенгагена. Да, тут и остановился.

25. Эдвард Брандес

Возвращаться в Норвегию ему не хотелось. Что ждало его в Христиании? Снова холод, голод и бесприютность? Сколько же можно? У всякого человека есть предел терпению…

Он устроился разнорабочим в крупный магазин Копенгагена. И на всякий случай решил зайти в редакцию ежедневной столичной газеты – мало ли, а вдруг на этот раз повезёт? В успех он уже давно не верил. И с собой захватил несколько страниц пожелтевшей от времени рукописи романа, который до этой поры никому не показывал, считая, что он того не стоит.

Да, Гамсун отчаялся найти достойную своего таланта литературную работу. И в газету пошёл, скорее, для очистки совести. Мол, сделал всё, что было в его силах. А на большее я уже не способен.

В редакции его встретил редактор газеты Эдвард Брандес. Брат известного литературного критика Георга Брандеса (о чём Кнут прекрасно знал), Эдвард всегда с особым вниманием относился к начинающим авторам. И исписанные от руки странички у Гамсуна принял, пообещав обязательно прочитать. И на прощание дал Гамсуну полкроны, чтобы тот пообедал – Кнут был едва ли ни прозрачным от постоянного недоедания.

Гамсун поначалу отверг деньги. Но Брандес настаивал. И после того, как редактор пригрозил, что сам отправится с Гамсуном, чтобы проследить, поел ли тот, Кнут взял эти полкроны. И устроил себе роскошный обед в ближайшей забегаловке. А потом о своём визите в редакцию газеты… забыл.

26. «Это великолепно…»

Кнут не знал и не мог знать, что произошло на следующее утро.

Вернувшись домой, Эдвард Брандес поужинал и сел за письменный стол, чтобы немного поработать. Он часто брал работу на дом – газета дело живое, всего не успеешь.

Открыл портфель. Оттуда вывалилась стопка листов бумаги. Брандес поморщился. Взял первый лист. Пробормотал:

– Голод? Ну, ну, посмотрим, что тут у тебя за голод такой…

Прочитал первую страницу. Взялся за вторую. А когда дочитал последнюю, уставился невидящими глазами в пространство. Замер на мгновенье. А потом хрипло закричал:

– Юта! Юта! Где вы там, чёрт бы вас?

В кабинет вбежала испуганная служанка.

– Бегом за извозчиком! Я еду к брату…

Спустя час Эдвард сидел в кабинете Георга Брандеса и наблюдал, как тот бегает взад-вперёд, дожёвывая вторую сигару, которую забыл прикурить.

– Мама! – кричал Георг. – Святые угодники! Как ты мог не взять у него адрес? Где мы его найдём? Копенгаген огромный город.

– Нет, ну ты видел, а? – улыбнулся Эдвард. – Это же просто великолепно! Блистательно, точно, красиво… А ты говорил, что литература закончилась. Георг, она только начинается!

– Говорил, говорил, – проворчал Георг Брандес. – Давай, разыскивай своего Гамсуна. Надеюсь, это его настоящая фамилия? Иначе мы его вовсе не разыщем…

Гамсун зашел в редакцию сам. Через три месяца – чтобы забрать свою несчастную рукопись.

27. «Голод»

Кнут не верил своим ушам. Эдвард Брандес бегал перед ним, как сумасшедший. Он кричал, размахивал руками, поносил Гамсуна последними словами.

– Где вы были, болван вы этакий! – гремел Брандес. – Мы подняли на ноги всю полицию. И не нашли в Копенгагене ни одного Гамсуна. Где вы были всё это время, я вас спрашиваю?

– А в чём дело? – выдавил, наконец, Кнут.

– Он ещё спрашивает, – всплеснул руками Брандес. – Да, вы, мой дорогой, написали великий роман! Печатать, немедленно печатать. Собственно, уже печатаем. Но нужна ваша подпись.

– Зачем? – удивился Гамсун.

– Договор, наивная вы душа. Пятьсот крон вас устроит?

Кнут едва ни лишился чувств…

В одном из последних номеров 1889 года отрывки повести вышли в литературном датском журнале, который контролировал Георг Брандес. Публикации предшествовала вступительная статья самого мэтра. Столь лестных слов от него не удостаивался даже Ибсен.

А в 1890 году в свет вышло отдельное издание романа «Голод». И это была настоящая литературная сенсация на всю Скандинавию. В том же году роман вышел в Швеции и Норвегии. А Гамсун, которому исполнилось 32 года, моментально оказался на литературном Олимпе. Он был в самом центре литературной критики. И о нём писали не просто в превосходной степени. О нём писали, как о великой надежде скандинавской литературы.

Впервые за свою жизнь Кнут чувствовал себя счастливым. Его мечта сбылась. Он стал писателем.