Текст книги "Кнут Гамсун. Гордость Норвегии. Маленькие рассказы о большом успехе"

56. «Соки земли»

В 1917 году Кнут Гамсун закончил очередной большой роман «Соки земли». Это была история жизни норвежских крестьян Исака и Ингер, живущих в деревне, держащихся за унаследованную от предков привязанность к земле, к крестьянскому труду, к патриархальным и семейным ценностям. Роман трогательный, написанный с большой любовью и потрясающим мастерством. В том же 1917 году роман был выпущен в свет отдельным изданием. И тут же стал выдающимся литературным событием, причём, не только в Норвегии, но и во всей Скандинавии.

«Соки земли» обобщили размышления автора о сути сельского уклада жизни, стали выражением его мыслей о прошлом и будущем своего народа. Этот роман, в конце концов, стал предупреждением соотечественникам о том, что измена традиционным ценностям разрушить идиллию сельской жизни, описанной в романе. Что новые веяния, проникающие на север Скандинавии, так же разрушительны, как войны и воздействие чуждых норвежцам культур.

Однако, читатели восприняли роман не как призыв или предупреждение, а как тонкое лирическое произведение, написанное в характерной для Гамсуна блистательной манере. Литературное качество книги было на грани совершенства – точность образов, лаконизм диалогов, лиричность описаний – всё это было выполнено в филигранной технике, которой владел, пожалуй, только Гамсун…

В Европе ещё бушевала война – билась в последних конвульсиях, поглощала последние сотни тысяч жертв, сеяла гибель и опустошение. А люди уже обращались к тому, от чего за годы войны отвыкли, по чему истосковались – к дому, мирной жизни где-нибудь в глухом хуторе. И к хорошей литературе, излечивающей душу и согревающей сердце. В этом смысле роман Гамсуна оказался как нельзя кстати.

57. Нерхольм

С некоторого времени каждая книга Гамсуна моментально издавалась сразу в нескольких странах, переводилась, появлялась в России, Америке, во всех странах Европы. И это не только повышало популярность Гамсуна как писателя, но и приносило немалые доходы.

В 1918 году состояние писателя выросло настолько, что Гамсун получил реальную возможность обзавестись собственным домом и землёй.

Он выбрал местечко Нерхольм на юге Норвегии. И купил большой участок земли – намного больше того, который арендовал с 1911 года. И на этом участке – хороший дом, с того же 1918 года ставший для него и всего семейства Гамсунов родовым гнездом, местом, где Кнут мог спокойно работать и укрыться от любых неприятностей.

Он крайне редко покидал своё пристанище в Нерхольме. Считал это место лучшим на земле, обожал его, обихаживал и холил. И Кнут, и Мария проделали колоссальную работу, обустроив дом в Нерхольме по своему разумению. Здесь у Гамсун появился большой удобный кабинет, роскошная библиотека с тысячами редких книг. Появились свои комнаты и у ребят. А Мария обустроила для себя огромную кухню, в которой было всё необходимое.

Ремонт дома в Нерхольме занял много времени, сил и денег. Но результат не разочаровал Гамсуна. Он снова воспрял духом. Гамсун получил всё, о чём мечтал на страницах своих романов. У него был прекрасный дом, щедрая земля и прекрасная родина, красотой которой – полями, лесами, фьордами – он не переставал восхищаться.

58. Гамсун – фермер

Незаметно подкралась старость. Как к ней ни готовься, а она всегда наступает неожиданно. На своё шестидесятилетие Гамсун пригласил в Нерхольм только самых близких людей. Но остывающая от войны Европа не забыла норвежского затворника. Во всех литературных журналах Европы, во всех крупных газетах в начале августа 1919 года появились статьи, посвящённые Кнуту Гамсуну.

Он не любил давать интервью и, вообще, сторонился всеобщего внимания. Гамсун полагал, что всё, что он мог сказать людям, он говорил в своих книгах. И даже сердился, когда журналисты заводили разговор о литературе.

– Вы невнимательно читали мои книги или не читали их вовсе! – кипятился он.

А на расспросы о личной жизни не отвечал вовсе. В это время его занимала не литература. Гамсун с превеликим удовольствием копался в земле и обустраивал свою ферму. Друзьям говорил, что всегда мечтал стать земледельцем, получить свой клочок земли, который мог бы возделывать. И он этот клочок земли получил.

Следует заметить, что хозяином он был образцовым. Хорошо знал агротехнику – в его библиотеке была целая коллекция книг по агрономии. Увлекался вопросами животноводства. Приглашал в Нерхольм ведущих специалистов Норвегии в области сельского хозяйства. Будучи признанным классиком норвежской литературы, Гамсун не стеснялся учиться – в том числе и у людей, которые были намного его младше и не обладали какой-либо известностью. Наивысшим наслаждением для Гамсуна был погожий день, проведённый на поле с граблями или лопатой в руках. И чтобы его в этот благословенный день никто не беспокоил.

59. Нобелевская премия

Октябрь 1920 года. В имении Нерхольм, в кабинете Гамсуна, зазвонил телефон.

– Господин Гамсун? С вами говорит Харальд Йерне из Стокгольма. Да, представитель Шведской академии…

Гамсун помолчал, потом переспросил:

– Премия? Вы говорите о Нобелевской премии?

Йерне подтвердил – да, именно о Нобелевской премии. Академия желает знать, что Гамсун согласен принять эту премию (ходили слухи, что писатель может отказаться от такой чести, распорядители фонда хотели прояснить этот вопрос, чтобы избежать скандала).

– Я, конечно, согласен, – устало произнёс Гамсун после некоторой паузы. – Спасибо, господин Йерне. Но… нет ли более подходящей кандидатуры? Почему именно я?

– Члены Нобелевского комитета проголосовали именно за вас, господин Гамсун. Таков их выбор. Вы – лучший из лучших…

Гамсун положил трубку. Сел в своё продавленное рабочее кресло. Взял в руки автоматическую ручку, которой писал в последние годы.

Он вдруг вспомнил свою молодость. Муки голода, жгучую обиду на отказы редакций. Свою бесприютность и странную «американскую» болезнь, которая едва ни свела его в могилу…

В кабинет вошла Мария.

– Что-то случилось? – встревожено спросила она.

Гамсун посмотрел на неё отстранённо и произнес:

– Нет, ничего. Только что позвонили из Стокгольма. Мне присудили Нобелевскую премию.

Мария всплеснула руками. Потом обняла мужа и… заплакала.

60. Упрямый лауреат

На церемонии вручения Нобелевской премии 1920 года по литературе представляя норвежского лауреата Харальд Йерне сказал, что награда присуждена «за такое монументальное произведение, как „Соки земли“». И добавил: «Те, кто ищет в литературе… правдивое изображение реальности, найдет в „Соках земли“ рассказ о той жизни, какой живет любой человек, где бы он ни находился, где бы ни трудился». В своей речи Йерне сравнил роман Гамсуна с дидактическими поэмами Гесиода.

Сама церемония была несколько переиначена. Ещё до вручения Гамсун заявил, что читать обязательную лекцию лауреата он не будет. Почему? Писатель не считает свои ораторские способности выдающимися – это первое. И второе – всё, что он мог бы сказать, Гамсун написал в своём романе. А перечитывать вслух объёмное произведение вряд ли разумно.

И Нобелевский комитет… согласился. Это был первый случай в истории вручения престижнейших премий. Но всё когда-нибудь случается в первый раз.

Одетый в обязательный смокинг Гамсун выглядел неловким и смущённым. Он явно стеснялся вспышек блицев фоторепортёров, внимания членов королевской фамилии Швеции, почтительных слов лауреатов прошлых лет. Он, вообще, отказался бы от этой чести, если бы мог. Но при этом прекрасно понимал, что для Норвегии его премия имеет особое значение. И что этот приз выводит родную страну на лидирующие позиции в мировой литературе…

Возвращение домой было триумфальным. Гамсуна приветствовала вся Норвегия.

61. Классик

Присуждение Нобелевской премии по литературе вывело Гамсуна в число признанных классиков скандинавской литературы. Быть в одной компании с Генриком Ибсеном было весьма и весьма почётно. Отличие было лишь в том, что Гамсун был жив и умирать не собирался. Стать признанным классиком при жизни – об этом можно лишь мечтать…

Статус Нобелевского лауреата не повлиял на работоспособность Гамсуна. Он, вообще, не понимал сути «звёздной болезни». Не пишущий писатель? Этого он тоже не понимал. Как можно не трудиться? А зачем тогда жить вообще?

В шестьдесят он был так же работоспособен и полно планов, как и в сорок. Разве что романы его становились всё более «колючими», всё более жесткими. С грустью он наблюдал за тем, что происходило в Норвегии, Швеции, Дании. Скандинавия всё больше «скатывалась» в современность. Хутора и деревни пустели. Рос отток молодёжи в города. Всё меньше молодых людей соглашались повторить судьбу своих родителей.

На взгляд Гамсуна всё это были явные признаки грядущего упадка. И он писал роман за романом, в которых развивал тему грядущего духовного апокалипсиса.

От грустных размышлений его отвлекала ферма, работа в саду и в поле. В страдную пору он откладывал перо и на несколько недель покидал кабинет, чтобы вместе с крестьянами затеять посевную или собрать урожай. А потом возвращался к своей рукописи и работал, работал, работал. Смысл его жизни был в крестьянской работе и в литературе.

62. «Женщины у колодца»

В том же памятном 1920 году в свет вышел новый роман Гамсуна «Женщины у колодца». В этом произведении он описал – детально, неторопливо – вымирание норвежской деревушки, заражённой городскими веяниями. В прозаической форме Гамсун попытался показать, насколько тлетворным может оказаться влияние современного мира.

Возможно, Гамсун был одним из первых скандинавских «деревенщиков» – если допустимо провести параллель между норвежской литературой начала ХХ века с русской прозой второй половины прошлого столетия. Та же боль за исчезающий уклад, та же тоска по чистым безыскусным отношениям человека и природы. Только наши «деревенщики» боролись с последствиями совсем других процессов. Русскую деревню разрушили социалистические эксперименты, насильственная коллективизация, «классовая борьба». Деревня норвежская страдала совсем от иных напастей. Её никто сознательно не уничтожал, не отбирал у крестьян нажитое честным трудом имущество, не заставлял работать за трудодни, не лишал крестьян элементарных гражданских прав. В Норвегии процесс истощения деревень происходил под давлением совершенно других причин. Соблазн цивилизованной городской жизни, более лёгкий и более продуктивный труд. Не будем забывать, что сельское хозяйство в Норвегии, значительная часть которой лежит за Полярным кругом, дело рискованное и очень трудоёмкое.

Роман «Женщины у колодца» поднял волну критических статей. Причём, статей вовсе не хвалебных.

63. «Последняя глава»

Спустя три года, в 1923-м, Гамсун опубликовал следующий роман – «Последняя глава», посвящённый описанию нравов в мрачном сельском санатории. Преисполненный цинизма и безысходности, этот роман, как и «Женщины у колодца», представлял читателю антиутопическую картину упадка норвежской деревни. Картину удручающую и даже отчаянную.

Выход этого романа отозвался настоящим скандалом. В литературных журналах снова появились жесткие критические статьи, обвиняющие Гамсуна ни много ни мало в искажении действительности. Люди, которые любили свою родину не меньше, чем Гамсун, видели будущее Норвегии в совершенно ином свете. Сугубо сельскохозяйственная страна в условиях стремительно развивающейся послевоенной Европы была обречена. Нужна была промышленность – основа любой процветающей экономики. А Гамсун выступал за сохранение традиционного уклада, за Норвегию крестьянскую, сельскохозяйственную. По мнению критиков, позиция Гамсуна была не просто вредна, но реально опасна.

Претензии критиков Гамсун мог бы просто проигнорировать. В конце концов, он не выступал от имени какой-либо партии, не выражал мнения правительства Норвегии. Он говорил исключительно от собственного имени. И говорил то, что считал нужным. Но в том-то и дело, что против романов Гамсуна ополчилась не только литературная критика, но и ведущие политики страны. Оказалось, что субъективная точка зрения писателя – сила не менее могучая, чем партийные лозунги и декларации. Гамсун попросту недооценил степень своего влияния на общество.

64. Критика против Гамсуна

Обычно Гамсун воспринимал критику достаточно равнодушно. Он привык жить уединённо, запершись в своём имении в Нерхольме. Работа над романами, занятия сельским хозяйством, семья, дети… Правда, его никогда серьёзно не критиковали, лишь хвалили. Гамсун не ожидал, что будет так тяжело переживать выпады критиков. А это были самые настоящие сердечные раны.

Самое лёгкое обвинение – в субъективизме он воспринял легко. К этим упрёкам он привык ещё в молодости, опровергнув их успехом своих книг. Но его почти напрямую называли «врагом Норвегии», обвиняли в сознательном препятствовании возрождения экономики страны, в пропаганде устаревших ценностей. А он всей душой, всем сердцем был со своим народом! Норвегия была его постоянной заботой и его самой большой любовью.

Как пережить эту чудовищную несправедливость? Кнут Гамсун был в отчаянии. С одной стороны он не находил возможным оправдываться, поскольку любая попытка объясниться была бы истолкована как признание правоты его критиков. С другой – как никогда раньше испытывал потребность поговорить со своим читателем по душам.

Нечасто работавший в жанре публицистики, Гамсун написал большую статью, в которой постарался как можно проще и доходчивей изложить своё видение главных проблем Норвегии. Подготовил материал к печати, позвонил в редакцию крупнейшей газеты. И… сжег рукопись статьи.

65. Депрессия

Его охватило отчаяние. И Гамсун, работяга, боец, человек абсолютно свободный, впал в уныние. Это была самая настоящая депрессия, выбившая его из колеи на целый год.

Гамсун окончательно заперся в Нерхольме, никого не хотел видеть, никого не принимал, не отвечал на письма и телефонные звонки. Он забросил литературную работу и переключился на крестьянскую работу. Однако, дело не заладилось и здесь. У него всё валилось из рук. Мария с тревогой наблюдала, как угасает её Гамсун.

Человек крепкий, сильный духом, он вдруг резко постарел. Ему было уже немало лет, но бог берег его от болезней. А тут Гамсун стал простужаться, жаловался на мигрень, то и дело хватался за сердце. Мария уговорила старшего сына увлечь отца рыбалкой. И Кнут с Арилдом какое-то время выходили на лодке во фьорд, чтобы половить лосося. Это продлилось недолго – Гамсун с отвращением забросил снасти и снова углубился в свои горестные размышления.

Мария поняла – Гамсуна надо срочно вытаскивать из затянувшейся депрессии, иначе недолго и до настоящей болезни «всерьёз». Она решилась на хитрость. Устроила так, что её пригласили в Копенгаген. Ехать в одиночку Мария не хотела. И уговорила Кнута выбраться из Нерхольма, пообещав, что всё путешествие он проделает инкогнито.

В конце сентября 1924 года супруги покинули имение, оставив детей на попечение няни. После долгого перерыва Кнут возвращался в город, где когда-то началась его литературная карьера.

66. Психоанализ

– Господин Гамсун, вы должны следовать моим рекомендациям. Иначе толку от наших сеансов не будет никакого.

Доктор был не на шутку рассержен. Гамсун упрямился, как ребёнок. Он напрочь отказывался лечь на диван и расслабиться, как того требовал доктор.

Это был один из сеансов психоанализа – модного веяния в неформальной медицине двадцатых годов. Молодой врач, ученик самого Зигмунда Фрейда (как уверял он сам), по просьбе Марии Гамсун проводил лечение великого норвежца от затянувшейся депрессии. Пытаясь проникнуть в подсознание пациента, доктор заставлял Гамсуна рассказывать о своём детстве, о пережитых им забытых обидах, о неприятных вещах, которые, по словам доктора, «блокируют его психику».

Гамсун лег на диван, скрестив руки на груди. Невидящим взглядом уставился в потолок.

– Вам четырнадцать лет, – монотонным голосом начал доктор. – Вы снова мальчик, который… ну, продолжайте…

– Который очень хочет есть, – устало сказал Гамсун.

Потом неожиданно сел и, уставившись на доктора, спросил:

– Вы когда-нибудь испытывали муки голода? В четырнадцать лет, когда организм растёт и постоянно требует чего-нибудь съестного? Вы ощущали эту голодную тошноту, головокружение, отчаяние? Когда за кусок хлеба и луковицу ты готов отдать собственную жизнь? Когда есть хочется так, что ты рыдаешь от бессилия и обиды?

– Н-нет, м смущённо пробормотал доктор.

Тогда Гамсун вскочил и со смехом сказал:

м Ну и идите вы к чёрту! Я абсолютно здоров.

И покинул врачебный кабинет.

67. Трилогия о бродяге

По дороге домой в Нерхольм, в вагоне копенгагенского экспресса, Гамсун сказал:

– Ещё одна подобная хитрость, Мария, и я тебя убью.

– А что, разве не сработало? – улыбнулась госпожа Гамсун.

– Сработало, – буркнул Кнут.

И… засмеялся.

Вернувшись домой, он снова взялся за работу. И работал восемь лет подряд, каждые три года выдавая по роману. Чтобы не отвлекаться на критику, Гамсун запретил привозить на ферму какие-либо литературные журналы. Он читал только газеты, которые перед этим просматривала Мария – выискивая упоминания о Гамсуне. Если находила что-то неприятное о муже, газета безжалостно выбрасывалась. И вообще, Мария стала личным секретарём Гамсуна. Тот, кто желал встретиться с писателем и поговорить, сначала подвергался пытливому «допросу» госпожи Гамсун. И лишь после её одобрения допускался к Нобелевскому лауреату.

В 1927 году Гамсун опубликовал первый роман будущей трилогии – «Бродяги». В 1930-м вышла вторая часть «Август». В 1933 году заключительная книга «А жизнь идёт».

Это была трилогия, посвящённая истории жизни вечного неудачника-скитальца по имени Август. Гамсун снова писал о своей бесприютной молодости, о своих мытарствах. Но в отличие от самого писателя, у Августа не было будущего.

Пронзительные, искренние книги. Исповедь человека, прошедшего все круги ада, пережившего человеческую чёрствость, предательство, жестокость. И… не выстоявшего под напором обстоятельств.

68. Последний роман

Так в трудах за письменным столом, в заботах об имении Гамсун и подошёл к своему семидесятилетию. Старик, совсем старик. Его юбилей праздновала вся Норвегия, а он… лишь выбрался ненадолго из своего Нерхольма. А потом снова заперся в рабочем кабинете – чтобы написать последнюю книгу.

Последним большим романом Гамсуна стала книга под названием «Кольцо замыкается», вышедшая в свет в 1936 году, когда писатель отметил свой 77-й год жизни. Возраст преклонный. Дети выросли и разлетелись кто куда. Пора бы и отдохнуть…

Этот роман о жизни вообще. О несбывшихся надеждах человека, который долгие годы шёл к своей мечте. Да так и не дошёл… Снова сам Кнут Гамсун? Да, конечно. Только немного другой – несостоявшийся, прошедший мимо своей судьбы, не добившийся успеха. Могло же быть и так? Могло. Но, слава богу, не случилось.

С момента выхода романа «Кольцо замыкается» Гамсун писал только эссе, газетные статьи и небольшие работы мемуарного и публицистического характера. Большие романы были ему, человеку усталому, старому, больше не по силам.

В одном из интервью Гамсун сказал, что сделал в жизни всё, что мог сделать. И он готов уступить дорогу молодым, которые наверняка видят дальше и могут больше. «И что же теперь?» – спросил журналист из Осло (столица Норвегии была переименована в 1926 году). Гамсун улыбнулся (улыбка на его лице появлялась нечасто). Развёл руками и сказал: «А дальше будет жизнь. Просто – жизнь. Как вы полагаете, имею я на это право?».

69. Нацисты

Обладая острым художественным чутьём и оголённым «нервом совести», будучи горячим патриотом, всю жизнь болеющим душой за судьбу родины, Гамсун плохо разбирался в… политике. То есть он-то как раз был уверен, что разбирается во всех тонкостях политической жизни, но события последних лет жизни показали, что в политике он был не только слаб, но и наивен.

Пока он дописывал свои последние романы, в Европе сформировалась новые политические силы – итальянский фашизм и германский национал-социализм. К итальянским фашистам Гамсун относился довольно прохладно – ему не нравилась сама итало-романская цивилизация, которую он считал слабой, вторичной на фоне англо-саксонской и немецкой цивилизаций. Симпатии Гамсуна были на стороне Германии. И приход к власти Адольфа Гитлера – легальным, демократическим способом, через всенародные выборы – Гамсун воспринял с большим воодушевлением.

В самом слове «нацизм» он слышал совсем не то, что слышали интеллектуалы Европы – не крайний национализм, а объединительную национальную идею. Бедой Гамсуна, как выяснилось позже, именно бедой, а не виной, стало то, что он родился, вырос и состоялся как писатель в мононациональном небольшом государстве – в Норвегии. Норвежцы, шведы, датчане (а позже финны и отчасти эстонцы) были разделены государственными границами, говорили на разных языках, но воспринимали себя, как потомков единой протонации – викингов, великих мореплавателей и завоевателей. В Скандинавии национальный вопрос не стоял никогда. Поэтому из пропагандистских речей Гитлера Гамсун автоматически вычленил идею расовой чистоты и оставил только «возрождение великой Германии».