Текст книги "Курганник"

Паллада пошла по кругу, обходя соперницу слева, а Медуза словно погрузилась в глубокое раздумье. Ее глаза прикрылись длинными ресницами, умиротворенное лицо было обращено прямо к Персею.

«Красота незнаемая!»

Время потянулось долгими мгновениями, Персей замер, потрясенный красой девы. Он летел уничтожить жуткое чудовище с медными когтями, с телом, закованным в крепкую броню, чей единственный взгляд опустошал целые страны. И теперь…

Он почти рванулся, чтобы упасть на песок к ее ногам и признаться в своих страшных замыслах, но мир ожил, прекрасное тело грациозно изогнулось, пропуская мимо широкое жало копья из черной крепкой бронзы. В следующее мгновение началась такая круговерть, что герой порой не успевал осознать смысл действий.

Афина постоянно атаковала, напористо наступая на соперницу. Все, как учил отец Громовержец, не знающий или, скорее, не признающий поражений. Это разница – не знать и не признавать. Не знает поражений настоящий мастер боя. Даже само поражение он принимает как новый урок, шаг к совершенству. Не признавать – упрямо идти к цели, а цель – смерть противника, и чем она будет страшнее, тем лучше.

Медуза проваливала яростные атаки соперницы, уворачиваясь от ударов. Ей даже не приходилось бить Афину: горгона просто выставляла навстречу движению соперницы кулак, локоть, стопу, и Паллада натыкалась на эти препятствия, двигаясь по инерции собственного тела, едва успевала уклоняться от столкновения. В конце концов Медуза, в очередной раз пропустив дочь Зевса мимо себя, с разворота ударила ее ладонью между лопаток. Афина вскрикнула от неожиданности и упала в песок. Прекрасный шлем слетел с ее головы, темно-русые кудри рассыпались по плечам. Паллада медленно поднялась на ноги, ее тяжелый взгляд готов был испепелить соперницу, грудь тяжело вздымалась. Горгона, напротив, была само спокойствие.

– Достаточно? – поинтересовалась она.

– Нет, – прохрипела Афина. – Отсюда уйдет только одна из нас. Только одна.

Медуза огорченно вздохнула. Она стояла спиной к Персею и не заметила его появления из укрытия. Герой шел как на собственное заклание, автоматически переставляя ноги: глаза Паллады держали его лучше оков.

– На этот раз все кончится! – прокаркала богиня. – Все кончится, Андромеда!

«Андромеда… Не надо колебаться. Горгона – тварь… тварь!»

– Что? – растерялась титанида, но крепкая веревка не дала ей договорить. Петля легла на ее шею, резко дернула назад. Персей взвалил дергающееся тело на спину, потянув другой конец веревки через плечо.

– Смерть тебе, проклятая!!! – завопила Афина, безумными глазами глядя на муки соперницы.

Герой держал, пока бездыханное тело не повисло в петле.

«Все… Все… Что я наделал!!!»

Задушенная мешком упала к ногам Паллады. Афина захохотала во все горло. Подняв руки к небу, она стала кричать о свершившемся правосудии, о проклятии на головы титанов, о славе Олимпа. А герой стоял рядом, угрюмо глядя на мертвое тело, укрытое длинными золотыми волосами, словно птичьим крылом. Черная, непроглядная тьма заполнила его душу. Когда богиня велела ему отрезать голову горгоны, он безропотно выполнил приказ.

– Держи за волосы, – сказала Афина.

Она сбросила плащ с черной полированной поверхности щита, в котором отразилось еще совсем недавно такое прекрасное, а теперь перекошенное лицо с выпученными глазами и высунутым языком. В центре щита стало проявляться светлое пятно, в котором отпечаталось изображение ужасной головы с растрепанными золотыми волосами, перепачканными кровью. Покончив с этим, Паллада скинула платок с нагрудника из того же черного материала. Магическое действо повторилось.

– Прекрасно! – восхитилась Афина.

Персей оскалился в ответ, сердце убийцы окаменело, разум накрыла черная пелена злобы.

Тем временем богиня складывала в мешок белое пушистое платье.

– Натяну на щит с внутренней стороны, – деловито произнесла она. – От этого он станет легче.

Герой взглянул в мертвое лицо горгоны. Оно могло напугать кого угодно, а через пару дней лик почернеет и станет еще ужасней. Зевс наверняка хранит для себя такой же щит, как у его дочери. Изображение на нем получится просто кошмарным.

А Посейдон? Он в большом горе. Зевс-Дий об этом знает, потому к повелителю Атлантиды послан Гермий. Хитроумный всегда найдет нужные слова утешения.

Персей бросил голову в мешок и стянул завязки. Паллада, наблюдавшая за братом, усмехнулась.

– Ты стал настоящим воином, героем без страха и упрека, – похвалила она. – Теперь ты знаешь, каково убить злобную вражину.

* * *

У полосы прибоя стоял Тритон, угрожающе подняв огромную секиру. Обломки разбитого корабля и трупы воинов усеяли берег. Он был сильнее пришельцев и возвышался над ними нерушимым утесом, закованный в зеленую броню чешуи, но не был богом, в отличие от Афины.

– Верный пес Посейдона, – сквозь зубы процедила Паллада. – Прочь с дороги!

Водяной в ответ грозно раздул шипастые жабры, стал угрожающе надвигаться на непрошеных гостей. Богиня лишь рассмеялась:

– Покажи ему, Персей! Покажи!

Герой вытащил из мешка отрубленную голову, покрытую струпьями крови. Ужас и непомерное горе отразились в глазах титана. Скорбные рыдания вырвались из его горла, рукоять секиры выскользнула из руки. Он рухнул на колени, закрыв глаза перепончатыми ладонями.

– Глупец, – фыркнула Афина. – Только корабль зря испортил.

Она приподняла подол, открыв сандалии с золотыми крыльями, и тут же поднялась в небо. Персей поспешил за ней. Его ждала Андромеда.

Глава 12. Клейменый череп

Нет тех, кто мог бы дать ему ответ…

Филипп Жакоте

Виктор закурил и побрел в сад. Оказалось, Макар сидит в беседке за столом, добрую половину которого занимал череп грифона. Три раскрытые книги лежали перед кузнецом, и из одной он что-то переписывал, придерживая кремовые потертые страницы левой рукой.

– Не помешаю? – Виктор приоткрыл тюлевый полог.

– Валяй, – кивнул Зотов. – Чего не спишь, земеля?

– Не спится, – пробурчал Ковалев, садясь на табурет справа от друга. – Дым не мешает?

– Скажешь тоже. – Макар хмыкнул. – Когда это кузнецу дым мешал?

– Мало ли.

От черепа несло сыростью и землей. В носу засвербело – Ковалев поспешил затянуться. У ног на досках пола он заметил рыжее пятно. Откуда? И тут же пришло понимание: нож рассыпался ржой, которую смели веником.

Виктор выпустил дым в сторону, неотрывно разглядывая череп.

– Какой-то зубастый попугай, – задумчиво произнес он. – Где такие водились?

– В пустыне Гоби, – ответил Макар, откладывая ручку.

– То есть грифоны в натуре летали над пустыней, клевали караванщиков? Но ведь я видел их во льдах.

Зотов улыбнулся:

– То просто сон. Реальный такой себе сон. Вроде голливудского фильма. Главное в нем – предсказание.

– Как это?

– Судьба предсказала тебе встречу с грифоном. После ты просыпаешься, крадешься за мной, и совместными усилиями, так сказать, мы находим череп мифического зверя.

Виктор задумчиво выпустил дым уголком рта. Он рад был бы возразить, но другого объяснения найти не мог.

– На самом деле это череп динозавра – протоцератопса, – пояснил Зотов. – Видишь обломки костей в затылочной части? Остатки дуг, на которых рос кожаный панцирь, закрывающий шею чудовища.

– Не очень-то оно большое, твое чудовище, – вздохнул Ковалев, стряхивая пепел в пол-литровую банку из-под майонеза.

– Размером с хорошего кабана да плюс хвост.

Виктор присмотрелся:

– Здесь какой-то знак.

Макар кивнул. Находка доставляла ему огромное удовольствие.

– Точно! Знак боспорских царей. – Он указал пальцем в потолок беседки. – Уникальная вещь.

Зотов раскрыл коричнево-черную книжечку в мягком переплете и положил ее перед другом.

– Крючочки-закорючечки, – пробормотал Виктор, разглядывая рисунок.

– Заметь: крючочки с трезубцем книзу – родовые знаки боспорских царей. Остальные – сарматские родовые знаки. – Зотов указал на череп. – У нас трезубец есть. К его двум вертикальным зубчикам дорисованы крючочки – как на боспорских знаках.

– И это означает…

– Схематическое изображение всадника: три черты снизу – передние и задние ноги лошади, между ними – ноги седока.

Виктор замер с открытым ртом. Он ожидал несколько иного ответа.

– Ну, если ты утверждаешь, – он присмотрелся к рисункам в книге, – то я тебе верю.

Макар усмехнулся:

– Спасибо за доверие.

– Да пожалуйста. А как насчет крючков?

– Хвост и голова коня.

– Ага. Я так понимаю: все, что выше трезубца, – всадник.

– Не совсем.

От азарта Макар едва не потирал руки, и Ковалеву чудно было видеть друга в таком вдохновленном состоянии. Поначалу Виктор боялся ляпнуть что-нибудь глупое, показать свою полную беспомощность в знаках древних царей. Однако он очень скоро понял: главное для Макара – внимание собеседника, а если тот ошибается или задает глупые вопросы – ерунда. Зотов поправит и объяснит.

Виктор видел перед собой изголодавшегося по общению умного парня, одинокого в этой степной глуши. Любовь к Лизе, пожалуй, единственная вещь, которая давала ему силы не сорваться, не стать тупым пьяницей, утонувшим в омуте деревенской тоски, повседневных обязанностей.

– О, – произнес Макар, заметив отвлеченный взгляд друга. – Извини, я тебя замучил своими раскладами.

– Нет-нет! – спохватился Виктор, ругая себя за невнимание. – Продолжай. Что же у нас выше трезубца, если не всадник?

– Родовое имя царя. – Зотов потерял интерес к знаку, понимая, что не всем интересны его поиски. Он стал складывать тетради.

– Да? – Ковалев сделал вид, что не заметил перемены настроения друга. – В книге нет подобных знаков. Вот смотри: здесь есть имена, обозначенные треугольниками вершиной вверх. На черепе – треугольник вершиной вниз.

Он подсунул Макару книгу с иллюстрациями и ткнул пальцем в гравюру на лобной кости черепа.

– Я видел, – кивнул Зотов. – Кроме того, к левому углу треугольника у нас пририсована завитушка, а к правому – что-то в виде птичьей лапки. Признаюсь честно – я в тупике.

В раздумье он поджал губы. Виктор перевел дух – кажется, Зот вновь в деле – закурил.

– Ты персики-то ешь, – предложил Макар. – А то все никотином питаешься.

Он хлопнул себя по руке – в красном пятнышке расползлись крылышки и лапки.

– Зато комары не жрут.

– Эт точно, – потирая руку, согласился Макар.

– Ну, так в чем загвоздка? – спросил Виктор, выбирая персик, – полная эмалированная миска плодов стояла на краю стола.

– Чтобы разобраться, начнем по порядку. Так. Треугольник на знаке царей, видимо, обозначает тяжеловооруженного всадника – катафрактария.

– Эк как его! – прыснул смехом Ковалев.

– Не плюйся соком. Сладкое ведь, липкое.

Виктор утерся рукой, хрюкая от смеха.

– Извини.

– Лопай-лопай. – Макар задумчиво потер подбородок, покрытый мелкой золотистой щетиной.

– Так. Попробуем зайти с другого конца: треугольник вершиной вверх – мужское начало, воин. Треугольник вершиной вниз – женское начало. Ага! Женщина-всадница, женщина-воин. А если точнее – боспорская царица.

Зотов поморщился – такое предположение его смущало.

– Ерунда какая-то, – признался он.

– Ну почему, – возразил Ковалев, откладывая вторую персиковую косточку. – Женщины-воины… Они ж знаменитые… Как же их? Амазонки! Вот!

– Мифический народ, придуманный греками. – Макар вздохнул. – А у нас конкретная царица. Только о царицах Боспора я никогда не слышал.

– Значит, ты, Зот, сделал открытие.

– Да уж! – Кузнец отбил пальцами ритм и продолжил: – Вензеля боспорских царей похожи на сарматские родовые знаки. Вот в том, что у сарматов были воительницы, я не сомневаюсь. Вот птичья лапка на нашем рисунке и спиралька подтверждают версию о том, что речь идет о женщине, о жрице и царице. Она вполне могла совмещать престол со званием верховной жрицы. Кроме того, – Макар достал из-под книг два белых листа писчей бумаги с ксерокопиями рисунков, – на одном из наскальных рисунков в Чуилинских горах есть изображение женщины, у которой одна рука скручена в спираль – символ змеи, символ земли; другая, трехпалая, похожа на птичью лапку, – символ неба. Эдакий образ Богини-Матери всего сущего.

– Насчет змеи – согласен, – вставил Ковалев.

– Выходит, женщина, чей родовой знак вырезан на черепе, – сарматская царица, верховная жрица Богини-Матери или иного бога, о котором можно только гадать на кофейной гуще. Сведений о сарматах маловато… Чего смотришь?

– Ну ты даешь, – покачал головой Виктор.

– Со мной так бывает. – Макар снова погрустнел.

– Может, скажешь и имя царицы? – осторожно поинтересовался Ковалев.

– Нет. Имени не скажу. Не знаю. Хотя могу предположить, что она одно время служила наемницей на Великом шелковом пути.

– Вот это девушка! Но, черт побери, Холмс, как вы узнали? – Виктор притворно шлепнул себя по лбу.

– Элементарно, Ватсон, – подыграл ему Макар. – Вы невнимательно слушали. Я с самого начала сказал: череп протоцератопса из пустыни Гоби в Монголии.

– А! Да-да-да!

– Скифы и сарматы нанимались в охрану караванов, идущих Шелковым путем. Часть их пути проходила через Монголию.

– И что с того? Череп еще откопать надо.

– В Гоби иногда ветры выдувают целые скелеты и гнезда, полные окаменелых яиц. Собирай не хочу. Огромные кладбища динозавров просто лежат на поверхности.

– Ни фига себе-е-а-а! – Виктора неумолимо потянуло в сон, и он зевнул.

– Их открыл один советский палеонтолог – Иван Антонович Ефремов. После он стал знаменитым фантастом.

– «Туманность Андромеды», – вспомнил Виктор, потирая слипающиеся глаза. Лекция друга подействовала на него лучше всякого снотворного.

– Ты бы прилег, Витек, – предложил Макар. – Не ровен час, свалишься.

– Я на диванчик, – прокряхтел Виктор, поднимаясь с табуретки. – В дом.

Ковалеву уже было все равно, что приснится и в каких количествах. Он хотел спать, очень хотел спать.

Глава 13. Сон второй – Посейдон и Медуза

 
Я так много мечтал о тебе,
Я так много ходил, говорил,
Я так сильно любил твою тень,
Что теперь у меня ничего от тебя не осталось.
Одно мне осталось: быть тенью в мире теней,
Быть в сто раз больше тенью, чем тень.
Чтобы в солнечной жизни твоей
Приходить к тебе снова и снова.
 

Роберт Деснос

Виктор во сне поднимался по лестнице следом за человеком в камуфляжных брюках. Он знал, кто это, но в тот момент его внимание сосредоточилось на другом. Ковалев глянул вниз с лестничной площадки и понял, где находится. Старая усадьба. Вот мозаика на полу, слева бар, справа магазин. Именно разноцветная картинка из стеклышек привлекла его: голова красивой женщины с закрытыми глазами, лицо обрамляют темно-русые пряди, в которые вплетены золотые змеи.

Виктор пригляделся внимательнее и, как часто бывает в сновидении, изображение стало плыть, словно водяная рябь, освещенная солнцем, побежала по мозаике. Ковалев склонился вперед, крепче вцепившись в деревянные перила. Солнце ослепило его.

Деревянные перила? Почему деревянные? И в следующий момент он не узнал свой голос…

Сон Виктора Ковалева

– Не пойму, почему это море назвали Негостеприимным, – сказал Посейдон, прикрывая глаза от яркого летнего солнца.

– Не всем так повезло, как нам, – ответил Гермий. – Симплегады стоят, не шелохнутся, а значит, Харибда успокоилась. Скиллу с ее амазонками отбросили на север, и пока некому грабить корабли в Дардановом проливе. Однако близко подходить к берегам Тринакрии – треугольного острова – я бы не советовал.

Повелитель Атлантиды выпрямился во весь свой немалый рост и гордо приподнял голову.

– Ты думаешь, я испугаюсь каких-то местных пиратов? Да я утоплю их в этой луже, которую они именуют Солнечным морем.

Синие глаза Гермия смотрели на гневное лицо повелителя всех морей спокойно, даже как-то сочувствующе, что иногда раздражало не только Посейдона, приводило в гнев самого Зевса.

– У них тростниковые суда, и не мне тебе напоминать – такое судно непотопляемо. А тростниковый парус дает больше скорости легкому кораблю. Если пиратская флотилия нападет на «Коня морей», нам придется туго.

– У нас есть негасимое пламя! – отмахнулся повелитель Атлантиды.

– У медведя есть клыки и когти, однако свора собак справляется с ним, загоняет в ловушку, – негромко возразил Гермий.

Блики солнца играли на угрюмом лице Посейдона. Ему хотелось вернуться к любимой во всем величии, в блеске и славе. Что дикари побережья? Что бродячие скалы и коварные водовороты? Он идет к Медузе, он спасет ее, увезет из этой варварской земли.

Гермий прекрасно его понимал, поэтому считал своим долгом уберечь атлантида от поспешных поступков, грозящих гибелью.

– Мы можем ночью подойти на веслах? – уже не утверждал, а спрашивал Посейдон.

– Пираты слушают море. Я думаю, они давно заметили наше присутствие по плеску волн о борт корабля, по свисту ветра в снастях, по скрипу такелажа, – ответил посланник богов. – Они ждут, когда «Конь морей» подойдет ближе, на расстояние атаки.

Посейдон в упор посмотрел в синие холодные глаза, на дне которых всегда пряталось лукавство. Он знал, что у Гермия готово решение возникшего затруднения, иначе его не было бы на борту корабля.

Они прекрасно поняли друг друга. Гермий молча поставил ногу на борт и размотал шерстяные обмотки вокруг икр. Золотые крылья в локоть длиной расправились на его сандалиях, полыхнув огнем в ярком свете летнего солнца. Костяшки кулаков повелителя Атлантиды побелели, лицо стало серым.

– Это не лучшее решение, – хрипло произнес он.

– Это единственное решение. Иного нет, – в тон ему ответил Гермий. – Ты хотел сразить тысячу врагов, утопить ради нее сотни кораблей. А всего лишь надо надеть крылатые сандалии.

Посейдон не мог признаться в своей слабости, но взлететь над палубой было выше его сил.

– Лучше уж корабли да пираты, чем… – угрюмо произнес он.

– Спасая любимую, не думают о себе, – заметил Гермий.

Удар был ему ответом на дерзкие речи. Однако посланник богов птицей поднялся к небу, и кулак атлантида рассек воздух.

– Солнечное море тебе не подвластно! Даже Зевс не может распоряжаться судьбами местных народов! – продолжал Гермий. – Пиратам наплевать на твою силу, величие Атлантиды, мощь Олимпа. Они видят только добычу и придут за ней.

Секира повелителя Атлантиды полетела в наглеца. Гермий ловко поймал ее за рукоять, опустился на палубу. Команда корабля подняла оружие: похоже, задета честь их повелителя, их капитана. Но суровые лица моряков не произвели на Гермия должного впечатления.

– Хочешь боя? – не унимался он. – Там, – подняв руку с секирой, он указал на искривленную линию земли, – сестры граи охраняют свою любимую Медузу. Иди и выплесни гнев на них, если вздумают преградить тебе дорогу.

Гермий протянул рукоять секиры атлантиду.

При упоминании о демонах в женском обличье бывалые мореходы тревожно заозирались, кто-то незаметно совершил оберегающий жест и прошептал заклятие. Теперь у Посейдона не оставалось никакого выбора: либо он отрекается от любимой, поворачивает корабль вспять, либо осеняет себя славой неустрашимого бога, покорившего и море, и небо.

– Хорошо! – громко произнес он, чтобы слышали все на палубе. – Мы летим! Прямо сейчас!

Лицо Гермия осталось невозмутимым. Он тут же открыл свою котомку и достал вторую пару золотых крылатых сандалий.

Белый, пышущий жаром шар солнца достиг зенита, когда они с Гермием опустились у скалы в двадцати шагах от входа в пещеру и затаились. Посланник богов быстро спрятал крылья сандалий под холщовыми обмотками, чтобы не мешали при ходьбе. Посейдон последовал его примеру. Небесное путешествие завершилось. Еще, конечно, предстоит обратный путь, но это будет потом, а пока можно перевести дух.

– Почему мы прячемся? – шепотом спросил атлантид. – Нас наверняка уже заметили.

– У них чуткий слух, но глаза почти ничего не видят. Афина ослепила грай неугасимым пламенем, обожгла их лица. – Гермий на секунду умолк, собираясь с мыслями, и вдруг продекламировал: – Несется навстречу горгонам и грайям от Олимпа та тучка в радугах. И сверкает в ней что-то чудно: сама Паллада золотой дождь солнца на щит берет, мечет жгучее золото в глаза сестрам грайям. Ослепила три Бури. Застонали, завыли…[2]2
  Я. Э. Голосовкер. Сказания о титанах.


[Закрыть]

– Хватит! – прошипел Посейдон сквозь зубы. – Что это за ерунда?

– Народное творчество, – невозмутимо пожал плечами посланник богов. – Из народной песни слов не выкинешь. События уже обросли легендами.

Они осторожно подобрались к площадке, расположенной перед пещерой, и выглянули из-за камня.

Три девы сидели в тени нависающего карниза. Жуткие шрамы покрывали их лица, лишенные бровей и ресниц, багрово-красные рубцы уродовали щеки и лбы, порванные губы не скрывали черные пеньки, оставшиеся от зубов, а глаза превратились в бельма. Однако, несмотря ни на что, чешуйчатые доспехи воительниц, изготовленные из бычьих рогов, сияли чистотой, луки с полными колчанами стояли у стены. Парные мечи в простых ножнах висели на широких поясах, украшенных бронзовыми бляхами.

Грайи обедали. Корзины с хлебом и фруктами, кувшины, украшенные местными узорами, наполненные вином, медом и родниковой водой, стояли у ног.

Амазонки ушли из этих земель, однако потерпевшая поражение, пережившая позор Медуза и ее сестры грайи, дочери Морского Старика Форкия – Пемфредо, Энио и Дино, – скрылись в горах. Горцы много раз пытались выбить страшных ликом демонов из своих владений, но воительницы разбили и разогнали их войско. Тогда мудрые жрецы тавров, признав Медузу воплощением своей богини Девы, стали приносить сестрам подношения. В свою очередь грайи научили горцев военному делу и оказывали помощь, если в горы вторгались степные народы.

Одна из сестер будто почувствовала чужое присутствие. Накинув на правый уцелевший глаз повязку с выпуклым прозрачным кристаллом, она поднялась на дозорный камень.

– Я пошел, – одними губами прошептал Гермий. – Двинешься по моему сигналу.

Едва грайя обратила свой взор к восточному горизонту, он вышел из укрытия. Воительница отреагировала мгновенно. Острый яркий луч отразился от клинка ее меча, вышедшего из ножен.

– Приветствую тебя, Дино! – весело и торжественно произнес Гермий.

Грайя удивленно вскрикнула. Пемфредо и Энио вскочили с мест, щуря слепые бельма.

– Что там, сестра?

– Кто смел вторгнуться в наши пределы?

– Это посланник богов! – ответил за нее Гермий.

– Гермий?!

– Это ты, коварный?!

– Он, – откликнулась Дино, спускаясь с камня и целя мечом в грудь пришельца.

Велика сила олимпийцев, но еще более велика их спесь! Могучий род титанов был уничтожен коварно и зло, без колебаний и пощады. Теперь невозможно себе даже представить, как были прекрасны эти седые старухи с лицами, похожими на ломти кровавого мяса.

– Приветствую вас, могучие воительницы!

Гермий не торопясь поднялся на площадку и предстал перед грайями.

– С чем пожаловал, коварный? – презрительно произнесла Дино, удерживая клинок у лица непрошеного гостя.

– Какой приказ принес ты от своих хозяев? – эхом откликнулась Пемфредо.

– Или привел ты армию Кронидов? – вторила ей Энио.

Гермию стало немного не по себе: жуткие белые бельма глаз, обращенные к нему, смотрели с угрозой и недоверием. Он немного переместился влево, якобы желая присесть на камень, на самом деле проверяя, насколько грайи слепы. Глаза его не отпустили, а Дино отошла чуть в сторону, чтобы можно было видеть и подъем на площадку, и посланника богов.

– Я никогда не водил армии, – возразил Гермий. – Война не лучший довод. К тому же доспехи тяготят того, кто всю жизнь в пути.

– Прошла пропасть времени. Мир изменился, – усмехнулась Дино. – Ты мог перенять науку Ареса.

Гермий улыбнулся в ответ:

– Ты не скудеешь мудростью, сестра грайя.

– А ты – коварством, – парировала Форкида.

Пемфредо и Энио стали плечо к плечу, заслоняя собой вход в пещеру. Никакого доверия, ни к Кронидам, ни к их посланникам. Если ты даже просто прошел рядом с Олимпом, для этих несчастных ты уже злейший враг, опасный шпион. Мало ли что могла нашептать тебе во сне Афина, мало ли чем мог пригрозить тебе Зевс, мало ли какое зелье могла тебе вручить Гера. Каждый из богов мог повелеть тебе отправиться на край Ойкумены, чтобы убить титанид, а иначе горе тебе и твоим близким, несчастья городу твоему.

Энио прищурила опаленные глаза, присматриваясь к посланнику.

– Сестра Дино, по-моему, лукавый так же молод, как и прежде? Или мои слепые глаза обманывают меня, сглаживая морщины его лица? – спросила она.

– Нет, твои глаза не обманывают, – недовольным тоном ответила Дино.

– О чем вы говорите? – вступила Пемфредо. – Гермий по-прежнему молод?

– Как и все Крониды, – прошипела сквозь зубы Дино.

– Ах, сестра! Дай мне волшебный глаз – взглянуть на него!

– И я хочу! Я тоже хочу увидеть Гермия без блеклого тумана в больных глазах.

– Да перестаньте же! Тут не на что смотреть!

Но сестры уже подошли к ней, протягивая руки к выпуклому кристаллу на головной повязке. Дино пыталась утихомирить их, но Энио с Пемфредо были непоколебимы в своем желании увидеть гостя.

– Ты все такой же, Гермий, – вздохнула Энио, рассматривая его сквозь кристалл.

– Да, он все так же молод и силен, – ахнула Пемфредо, отобрав волшебную вещицу у сестры. Ее ладонь в кожаной перчатке легла на предплечье Гермия.

– Я привез амброзию и нектар, – объявил посланник.

– Что ты привез? – удивилась Дино.

– Амброзию? Нектар? – эхом повторили сестры.

– Ты нам даешь то, что вез для Зевса? Или это все коварный замысел отравления?

– О нет! Я могу сам отведать из каждого сосуда, если вас мучают сомнения.

– Зачем нам вечность, Гермий? Ты подумал, каков будет гнев богов, которым ты служишь?

– Но вы богини здесь. Народ горцев сделал вас бессмертными. – Гермий подал условленный знак Посейдону, а сам раскрыл свою походную суму, в которую грайи тут же с любопытством заглянули.

– Олимп и так бессмертен, – продолжал он, краем глаза наблюдая за перемещением атлантида. – Если бы он был так же справедлив, как спесив. Где бы взять зелье от чванливости?

Он захохотал, и грайи подхватили его шутку. Улучив момент, Посейдон бросился к пещере, но песок предательски скрипнул под его нетерпеливыми шагами.

– Кто здесь? – мгновенно отреагировала Дино, оборачиваясь к входу в пещеру, куда как раз входил повелитель Атлантиды. Кристалл был у нее в руках, и грайя не замедлила им воспользоваться. – Посейдон! – воскликнула она, бросаясь к Гермию.

– О, ты коварный раб своих богов-хозяев! Нет никакой правды в лживых словах твоих! Схватите его, сестры!

Гермий рванулся к входу в пещеру, чтобы преградить путь грайям.

– Выслушайте меня, могучие! – воскликнул он.

– Убить! – прошипела Дино.

Темный проход закончился каменным цирком, освещенным полуденным солнцем. Посейдон замер, не в силах сделать шаг.

Она сидела у естественной каменной чаши, заполненной бьющим из недр скалы родником, склонив голову над свитком. Солнечный свет, отражаясь от желтого полотна, освещал ее умиротворенное лицо и открытую нежную шею. Простая туника покрывала тронутые бронзовым загаром плечи, а ноги от бедра до щиколоток в чешуйчатой броне, нашитой, по обычаю амазонок, на кожаные штаны. При виде ее изящных пальцев, держащих свиток, и обнаженных нежных рук, полной груди, мерно дышащей под грубым полотном туники, у повелителя Атлантиды перехватило дыхание. Он помнил Медузу юной, яростной, необузданной, теперь перед ним была зрелая женщина, еще более прекрасная и… величественная. Одно в ней осталось неизменным: корона из зеленого золота в виде семи змеек по-прежнему держала тяжелый узел ее золотых волос.

Голова Посейдона пошла кругом, огонь страсти горячим потоком ударил в сердце. «Она будет моей!»

Он сделал шаг вперед…

– Мама!

Женщина встрепенулась. В тот же момент мальчишка, сидевший в тени и потому невидимый для Посейдона, поднял лук и выстрелил в пришельца. Уходя от стрелы (тело само рефлекторно отклонилось в сторону), повелитель морей успел удивиться силе малолетнего бойца. Мальчишке было от силы лет двенадцать, но в руках он держал настоящий боевой лук!

– Нет! Нет, Скиф! – закричала Медуза, останавливая новую стрелу, готовую к полету.

Мальчишка послушал ее. Однако вместе с двумя своими братьями подбежал к матери, заслонив собой, держа оружие наготове.

Посейдону на мгновение показалось, что перед ним Хризаор: три мальчугана были похожи друг на друга, как капли воды, только вооружены по-разному. Один из братьев Скифа держал короткий меч, предназначенный для ближнего боя, другой опирался на копье с широким наконечником. Конечно, это был не Хризаор, хотя внешнее сходство угадывалось, ведь и у Хризаора, и у Скифа с братьями была одна мать – Медуза.

Горло Посейдона перехватило спазмом. Еще мгновение назад он хотел рыдать у ее ног, а теперь все слова застряли горьким комом нечаянного разочарования в связках.

– Мне рассказывали о трех сыновьях Геракла, – сипло произнес он.

– Но ты не мог допустить, что я стану женой героя, – закончила за него Медуза; снисходительная улыбка коснулась ее губ.

– Скиф, отведи братьев к морю, – велела она старшему сыну, но мальчишка не сразу подчинился. Он внимательно посмотрел на мать, перевел суровый взгляд на пришельца. – Все в порядке, – с ласковой улыбкой заверила его Медуза. – Этот несчастный не опасен.

– Он будет героем, – заметил Посейдон, когда братья скрылись в пещерном сумраке.

– Он будет царем, – гордо произнесла горгона. – И у него будут свои боги.

– Новый пантеон? – Атлантид криво усмехнулся. – Нет ничего могущественней Олимпа.

– Здесь Олимп безвластен. Зачем пришел?

Посейдон присел на край чаши источника. Она осталась стоять, будто подтверждая нежеланность его визита и скорый уход.

– Как ты могла? – прошептал он после некоторой паузы. – Как ты могла? Геракл – убийца, тупой дуболом. Это он отсек головы нашим близнецам, нашему Хризаору.

– Твоему Хризаору, – уточнила Медуза.

Его глаза расширились от изумления.

– Да, я мать Хризаора. Но взял ли его отец Посейдон меня своей любовью? Нет! Он просто использовал меня, как подстилку! Просто так, из очередной прихоти своего божественного естества! – Ее голос сорвался в крик, глаза полыхнули гневным зеленым огнем.

Он молчал, глядя на бурунчик родника среди каменной чаши. Все не так, все не то! Она должна быть раздавленной, несчастной, потерявшей смысл жизни, смысл существования, но… О боги! Будь проклят весь гордый род титанов!

Атлантид взглянул на нее исподлобья. Царица! Каждая из них царица: непокорные, упрямые, неустрашимые. А Медуза повелевает ими, и так будет всегда. Ее сила за пределами понимания обычных людей, да и не всем богам она понятна.

– Все не так? – прочла она в его взгляде.

Он был разбит, раздавлен еще до того, как ступил на палубу «Коня морей», чтобы плыть к этим берегам. Гермий его предупреждал, но, поддавшись желанию, он поступил как поступают все Крониды – по-своему, повинуясь собственному желанию.

– Тебе надо было послушать Гермия, – как эхо его собственных мыслей прозвучали слова Медузы.