Текст книги "Последний командарм. Судьба дважды Героя Советского Союза маршала Кирилла Семёновича Москаленко в рассказах, документах, книгах, воспоминаниях и письмах"

Глава вторая
На дорогах войны

Оглядываясь на прошлые годы, Давид Иосифович Ортенберг, описывая начало военных действий с Германией, рассказывал следующее: «Познакомиться с Москаленко мне довелось лишь в сентябре сорок второго года. Вместе с Константином Симоновым мы были у него на НП под Сталинградом. Он командовал там 1-й гвардейской армией. А с сорок четвёртого года переменчивая военная судьба надолго свела меня с Кириллом Семёновичем в 38-й армии. Москаленко командовал ею, а я был назначен туда начальником политического отдела и, таким образом, получал возможность увидеть и оценить незаурядные боевые качества будущего маршала с близкого расстояния в дружной совместной работе при освобождении нашими войсками Правобережной Украины, Польши и Чехословакии, вплоть до вступления в Прагу.

Тогда же я узнал от самого Москаленко и некоторые небезынтересные подробности о его действиях в самом начале Великой Отечественной войны.

Командиром противотанковой бригады он стал несколько неожиданно.

– Готовили из меня танкиста, а пришлось делать совсем противоположное – истреблять танки, – рассказывал Кирилл Семёнович.

Правда, он ещё в боях с белогвардейцами в годы гражданской войны командовал артиллерийским взводом. А в 1940 году под его командованием сокрушала доты на линии Маннергейма артиллерия легендарной 51-й Перекопской стрелковой дивизии. С той войны Москаленко вернулся с орденом Ленина и вскоре был аттестован на командира танковой бригады.

За месяц до начала войны – в мае 1941 года, согласно решению Наркомата обороны, начали формироваться артиллерийские противотанковые бригады резерва Главного командования. Их решено было создать десять, и недалеко от украинского города Луцка, в 80 километрах от государственной границы, где находился штаб 5-й армии, которой командовал М. И. Потапов, в лесу начала своё формирование 1-я артиллерийская противотанковая бригада. Её командиром был назначен генерал-майор К. С. Москаленко. Энергичный и хорошо подготовленный командир, он в короткое время сумел принять вооружение и обучить артиллеристов – истребителей танков. Времени, конечно, у него было недостаточно, но к 22 июня бригада уже была в боевой готовности, о чём свидетельствует первый же бой, в который она вступила.

Вот как Кирилл Семёнович сам описывает в своём двухтомнике «На юго-западном направлении» события того памятного воскресного утра 22 июня:

«Телефонный звонок поднял меня с постели. Схватив трубку, я услышал взволнованный голос Потапова: фашисты напали на нас, ведут артиллерийский обстрел войск на границе, бомбят аэродромы и города. Без промедления я позвонил в лагерь своему заместителю по политической части батальонному комиссару Н. П. Земцову и приказал объявить боевую тревогу, а сам быстро оделся и с адъютантом и водителем выскочил во двор, где стояла машина.

Было раннее тихое утро. Едва мы выехали на улицу, как тишину взорвали частые выстрелы. Мы слышали их до тех пор, пока не выехали из города. Для нас это были первые выстрелы войны.

Как вскоре выяснилось, огонь вели оуновцы, украинские и польские националисты, враждебно настроенные против нас, и засланные немецко-фашистским командованием диверсанты. Тут я, кстати, вспомнил, что только позавчера на одном хуторе, возле Луцка, в сарае со старым сеном наши чекисты засекли

и оцепили нелегальное сборище двадцати оуновцев, деятельность которых в последнее время оживилась. Видно, тогда их не всех выловили…

Наша машина проскочила город и выехала на шоссейную дорогу. Проезжая мимо аэродрома, мы увидели, что его бомбят около тридцати немецких бомбардировщиков. Ни один наш самолёт не поднялся в воздух, часть из них горела на земле. Мы проскочили мимо аэродрома и прибыли в лагерь, к зданию, где размещался штаб. Я поднялся на второй этаж и забежал в комнату, в которой жил Н. П. Земцов. Он улыбнулся мне, спросил:

– Что, манёвры начались? То-то слышу взрывы и стрельбу, но бригада в них ведь не принимает участия.

Я резко ответил:

– Какие к чёрту манёвры! Война! Немцы напали на нас. Слышишь, бомбят аэродром?

Я спустился вниз, к машине, подъехал к передней линейке у палаток.

О дальнейшем мне напомнил в 1967 году в своём письме бывший красноармеец К. С. Бодаков. «Я с вами встречал войну, – писал он. – Я ваш солдат тяжёлого 1941-го года. Служил я радистом в 1-й противотанковой бригаде… Располагались мы лагерем в лесу, недалеко от станции или местечка Киверцы.

Вспоминаю вас. 22 июня я был дневальным. Удивился, что ваша «эмка» в такой ранний час приближалась к расположению нашего дивизиона. Приготовился доложить, что, конечно, “никаких происшествий не произошло". Вы быстро вышли из машины и сказали в мою сторону: “Отставить. Где сигналист?" Я указал на палатку. Вы открыли полог и громко: “Сигналист, тревога!" И ко мне: “Дневальный, тревога!" И так началось».

Лагерь мгновенно проснулся. Палатки опустели. Личный состав частей и подразделений быстро занял свои места у орудий и машин. Начальник штаба майор Крылов и батальонный комиссар Земцов держались возле меня. Мы все прислушивались к гулу, доносившемуся с запада. Он всё усиливался. Вдруг над поляной, где ещё два дня назад был расположен наш ярко разукрашенный парк орудий, боевых и транспортных машин, появилось свыше сорока “юнкерсов". Снизившись, они сделали круг, затем другой, но ничего не обнаружили и, не сбросив бомб, удалились в сторону Луцка.

Мы быстро пошли в штаб. Здесь я вскрыл мобилизационный пакет и узнал, что с началом военных действий бригада должна форсированным маршем направиться по маршруту Луцк, Радехов, Рава-Русская, Немиров на львовское направление в район развёртывания 6-й армии. Немедленно доложил об этом по телефону генералу Потапову. Выслушав, он сказал:

– Обстановка на фронте 5-й армии резко обострилась: немецкие войска форсировали реку Западный Буг в полосе Устилуг, Сокаль и продвигаются на Владимир-Волынский. Поэтому прошу вас, наконец – требую выступить на Владимир-Волынский и совместно с 22-м механизированным корпусом уничтожить противника, перешедшего границу, и восстановить положение.

Я ответил:

– Бригада является резервом Главнокомандования. Выполнить ваше требование, противоречащее мобилизационному плану, не могу.

Потапов попросил подождать у телефона, пока он свяжется с Москвой или Киевом. В этом я не мог ему отказать. Тем более, что бригада ещё готовилась к маршу. Минут через 15–20 командарм позвонил снова.

– Связь с Москвой и Киевом прервана, – сказал он. – Противник ведёт наступление по всему фронту армии. 41-я танковая дивизия подверглась массированному удару с воздуха и артиллерийскому обстрелу и почти полностью погибла. Город Владимир-Волынский с минуты на минуту будет захвачен врагом. – Голос Потапова стал твёрже, требовательнее. – Учитывая сложившуюся обстановку, приказываю: бригаде следовать, как я уже ранее сказал, на Владимир-Волынский и во взаимодействии с 22-м механизированным корпусом генерал-майора Кондрусева разбить противника, перешедшего границу, и восстановить положение. Границу не переходить. Всю ответственность за нарушение бригадой задачи, предусмотренной мобилизационным планом, беру на себя.

Я счёл решение генерала Потапова в создавшейся обстановке правильным, поэтому повторил приказание и, собрав командиров полков я дивизионов, сообщил им о поставленной командармом задаче. Выступление бригады назначил на 10 часов.

Сборы, как говорится, были недолги, и в этом тоже сказались высокие результаты, достигнутые бригадой за несколько недель напряжённой учебы. Назначенное время ещё не истекло, а начальник штаба уже доложил о готовности частей к маршу.

Короткий митинг перед выступлением. В нескольких словах я сказал о вероломном нападении гитлеровской Германии, о задаче, поставленной нам командующим 5-й армией. Говорю, с волнением вглядываясь в лица бойцов и командиров. Разные они. Одни вспыхивают от внезапного гнева, другие необычайно бледны. В их глазах недоумение, боль. Но есть в каждом взгляде какое-то общее для всех чувство. Я понимаю его, ибо и сам испытываю то же самое. Это сознание, что в дом пришла беда, о которой мы думали не раз, понимая её неизбежность и в то же время надеясь, что она, быть может, минует нас. Теперь эта надежда казалась нам наивной. В мире, где существовал фашизм, нападение на нас было неминуемым. И вот оно свершилось…

– По машинам!

Команды выполняются чётко, быстро. Выходит на марш головная колонна. За ней устремляются остальные боевые части. Тыловые подразделения догонят нас на грузовиках с боеприпасами, горючим и продовольствием. А пока они остаются на месте. Впрочем, и мы ведь ещё собираемся вернуться в свой лагерь. Вернуться, восстановив положение на границе и, таким образом, выполнив приказ.

Такой представлялась нам предстоящая схватка с вторгшимся врагом, когда в 10 часов 22 июня 1941 года мы двинулись ему навстречу, к границе…»

Генерал верил в боевую мощь своего соединения. Шесть тысяч личного состава, 136 пушек, преимущественно 76– и 85-миллиметровых, 72 крупнокалиберных пулемёта, минно-сапёрный батальон. Сила!

Далеко не каждую из десяти формировавшихся противотанковых бригад удалось к началу войны укомплектовать и оснастить полностью. Но бригада Москаленко, может, потому, что числилась под первым номером и стояла на особо опасном направлении, успела получить всё, что ей полагалось по штатам и табелям. Потом Кириллу Семёновичу придётся не раз бросать в бой части и соединения, не располагавшие и половиной, даже четвертью штатной численности и норм материального обеспечения. Но к началу войны его бригада имела всё необходимое для решительного отпора врагу.

Первую встречу с врагом Москаленко как раз и ожидал на границе, но произошла она несколько раньше. Бригада наскочила на немецкие танки уже в пути к Владимиру-Волынскому, а соединения Кондрусева ещё не подошли.

Завязался встречный бой. Самый трудный вид боя, когда обстановка недостаточно ясна и командир располагает для принятия необходимого решения буквально минутами, а то и секундами. До войны считалось, что артиллерия не может успешно вести боевые действия без пехоты и танков. Но Москаленко отлично понимал, что, если его бригада уклонится от самостоятельного боя с немецкими танками, перед ними откроется путь на Луцк, на Житомир, а там и на Киев. И Москаленко принял этот бой, дав приказ: «разворачивать орудия, находясь в походной колонне, и отражать атаки врага с марша». Этот манёвр для противника стал ошеломляющим. Бой длился полдня, в котором артиллеристы Москаленко уничтожили 70 танков, бронемашин, мотоциклов и другой техники врага.

«На полпути между Луцком и Владимир-Волынским, – писал в своих воспоминаниях Москаленко, – наш передовой отряд догнал небольшую колонну из нескольких бронемашин с двумя танками. Оказалось, что мы встретились с командиром 22-го механизированного корпуса и оперативной группой его штаба. Сразу же познакомились. Я информировал генерал-майора С. М. Кондрусева и начальника штаба корпуса генерал-майора В. С. Тамручи относительно поставленной бригаде задачи.

Кондрусев в свою очередь подтвердил, что им получен приказ нанести удар по вторгшемуся противнику в районе Владимир-Волынского. Однако тут же выяснилось, что две из трёх дивизий корпуса – 19-я танковая и 215-я моторизованная выдвигались из Ровно, который находится в 140 км от государственной границы, в район Ковеля и могли прибыть туда лишь к исходу следующего дня. Относительно 41-й танковой Кондрусев знал лишь то, что утром 22 июня она находилась в месте расквартирования – на западной окраине Владимир-Волынского.

Теперь мы продолжали путь вместе. Я сел с Кондрусевым в танк.

До Владимир-Волынского было уже недалеко, когда мы услышали частые орудийные выстрелы. Они раздавались где-то впереди. Мы вышли из танка и взобрались на небольшую высотку возле шоссе, откуда и увидели, что нам навстречу, справа и слева от шоссе, двигалось в боевых и предбоевых порядках много танков и мотопехоты. Авангард бригады, находившийся несколько впереди нас, вёл по ним огонь.

– Прошу вас немедленно прекратить стрельбу, – встревоженно обратился ко мне генерал-майор Кондрусев. – Быть может, это отходит под натиском противника наша 41-я танковая…

Расстояние между нами и идущими навстречу танками составляло примерно полтора километра, и в бинокль мне были хорошо видны кресты на их бортах. Я молча передал бинокль Кондрусеву.

Нет, не отступающая 41-я танковая дивизия была перед нами. Как выяснилось впоследствии, здесь мы впервые встретились с частями немецко-фашистской 6-й армии, в дальнейшем разгромленной под Сталинградом. В то время, о котором я пишу, ею командовал генерал-фельдмаршал фон Рейхенау. Эта армия считалась одной из лучших в вермахте. Её называли победительницей столиц. Она первой вошла в Брюссель, её солдаты и офицеры маршировали по бульварам Парижа в июне 1940 года. Ныне они вторглись в пределы Советского Союза, не сомневаясь, что и здесь их ожидают лёгкие победы и ещё более громкая слава…»

Командир 1-й противотанковой армии без колебаний принял бой с появившимися немцами. Под ударами его батарей горели вражеские танки, несли значительные потери сопровождающие их автоматчики. Гибли и наши люди, выходили из строя пушки. Атака следовала за атакой, однако все усилия противника были тщетны.

К вечеру враг вынужден был прекратить свои атаки. Бригада выстояла. Перед её огневыми позициями чернело около семидесяти сожжённых и подбитых танков и бронетранспортёров. С ходу вступив в тяжёлый бой, бригада выдержала свой первый поединок с авангардными частями Вермахта, и Москаленко понял, что с ними можно бороться. Позже он точно обрисовал принципиальную схему немецкого танкового клина и рассказал в своей статье, как его бригаде удалось его срезать.

«В голове следовали углом вперёд тяжёлые танки, – писал он, – за ними – лёгкие и средние, далее – мотоциклисты с автоматами, пулемётами и миномётами. Замыкался боевой порядок мотопехотой и артиллерией. Выгодность такого построения очевидна. Тяжёлые танки своей мощной бронёй прикрывают весь боевой порядок и, двигаясь на замедленной скорости, прощупывают ударную силу противотанковой обороны. При встрече с малокалиберной артиллерией или при обстреле осколочными снарядами, которые не могут нанести вред тяжёлой броне, головные танки атакуют оборону на высшей скорости, стремясь её прорвать. Если же на них обрушиваются 76-мм бронебойные снаряды, пробивающие насквозь броню немецких тяжёлых танков, то боевой порядок и тактика действий немедленно меняются…»

В том приграничном сражении бригада Кирилла Семёновича прикрывала отход советских войск от города Владимира-Волынского через Луцк, сдерживая силы танковой группы Клейста, и нанесла ощутимый урон немцам. Бригада под руководством Москаленко участвовала в оборонительных боях в районах городов Луцк, Владимир-Волынский, Ровно, Торчин, Новоград-Волынский, Малин, в обороне переправ через реки Тетерев, Припять, Днепр и Десна.

С первых сражений Кирилл Семёнович не потерял присущего ему хладнокровия, сохранял остроту мышления, личное бесстрашие, всегда находился на линии передовых батарей, стрелявших прямой наводкой. В течение месяца непрерывных боёв, находясь на направлении главного удара вражеской группы армий «Юг», бригада Москаленко уничтожила порядка 300 танков противника.

О самых героических и трудных днях начала сражений нашей армии с войсками Германии Кирилл Семёнович свидетельствовал: «В непрерывных боях прошла первая неделя войны. То была пора особенно тяжёлых испытаний, невыразимой горечи и невосполнимых утрат. Но я вспоминаю об этих днях с гордостью за наших воинов, показавших величайший пример стойкости и самопожертвования во имя своего народа и любимой Родины, высокое мастерство. Да, и мастерство. Это нужно особенно подчеркнуть, так как речь идёт о первых днях войны. Ведь до того подавляющему большинству бойцов приходилось стрелять лишь на учениях. А многие только несколько месяцев назад встали у орудий».

23 июля 1941 года за своё умелое руководство войсками и отчаянную смелость в боях генерал-майор Москаленко был награждён орденом Ленина.

Народ и сегодня помнит отчаянную смелость Кирилла Семёновича, проявленную им в дни сражений с фашистами, и это прекрасно видело в то время командование Советской Армии. В начале сентября 1941 года он был назначен командиром 15-го стрелкового корпуса, с которым вскоре попал в окружение под Киевом, но корпус, входящий в состав 5-й армии, всё-таки разорвал кольцо окружения и вышел на реку Псёл. В экстремальной обстановке ярко проявились его высокие волевые качества, целеустремленность, умение воодушевить, а в некоторых случаях и заставить идти за собой войска.

13 сентября состоялась последняя крупная контратака окружённых севернее Киева остатков 5-й армии. Армией её уже было трудно назвать: в строю оставалось едва ли 4 тысячи солдат. Артиллерия – основа огневой мощи – была потеряна. Последние пушки оставили у Припяти из-за отсутствия топлива, чтобы их вывезти. Транспорт был выбит ударами с воздуха. Не было ни одного шанса не только победить, но и уцелеть.

20 сентября последние солдаты и офицеры 5-й армии во главе с генерал-полковником Михаилом Ивановичем Потаповым приняли последний бой возле деревни Шумейково. Там же находились остатки штаба фронта. Командующий фронтом, его начштаба и комиссар 5-й армии погибли на прорыве. Один из солдат сумел выйти из бойни. Он отыскал командира бригады в армии Потапова – Москаленко. С собой он нёс документы командарма.

Кирилл Семёнович писал потом: «Я буквально рыдал, когда мне передали документы нашего командарма. Я не знал вообще, что с нами теперь будет, раз погиб Михаил Иванович».

Но Михаил Иванович не погиб.

К.С. Москаленко у штабной карты

Потапов был несколько раз ранен, тяжело контужен, и в какой-то момент солдаты увидели его бездыханным, всего в крови. Приняв его за мёртвого, они забрали с собой его документы, чтобы не доставить противнику лишнего удовольствия. Тела кое-как стащили в братскую могилу. В этой груде Потапова и нашли немцы. Нашли – и обнаружили, что он без сознания, но жив. И генерала отправили в лагерь для пленных…

Ну, а Москаленко потом воевал под городами Чернигов, Нежин, Ичня и Пирятин, после чего был назначен командующим конно-механизированной армейской группировкой 13-й армии и принял участие в разгроме Елецкой группировки врага в Московском сражении.

А того же 20 сентября, когда был ранен Михаил Иванович Потапов, в урочище Шумейково Полтавской области погиб комбриг Михаил Петрович Кирпонос. Москаленко всего один раз встретился с ним, но впечатления у него о командующем остались очень глубокое. Это случилось по прибытии Москаленко в округ, при назначении его на должность командующего 1-й противотанковой бригадой Резерва главного командования. Описание встречи с ним начинается с предельно лаконичной характеристики, в которой он говорит, что Кирпонос «был образованным в военном отношении человеком и проявил себя храбрым и волевым командиром во время войны с белофиннами в 1939–1940 годах».

Вот как описывал его Москаленко: «Человек выше среднего роста со звёздами генерал-полковника в петлицах и Золотой звездой Героя Советского Союза на груди. Он сделал несколько шагов мне навстречу приветливо поздоровался и, пригласив сесть, сразу приступил к делу…»

Кирпонос объяснил, почему выбор пал именно на Москаленко: тот успел послужить и в кавалерии, и в артиллерии, и в танковых войсках, а по образованию – артиллерист, то есть человек универсальных знаний. Не исключено, что подобная пестрота военного опыта импонировала М. П. Кирпоносу, в то время как его служебный опыт вплоть до 1940 года был достаточно однообразным и заурядным.

Перед отбытием Москаленко в бригаду Кирпонос распорядился отправить в том же поезде и легковую машину для командующего бригадой. «И я понял, – говорит Кирилл Семёнович, – что он не только строгий начальник, но и заботливый человек по отношению к своим подчиненным…»

Резюмируя высказывание о Михаиле Петровиче, Москаленко написал: «Больше мне не довелось встречаться с этим храбрым и мужественным генералом. Не прошло и пяти месяцев, как он погиб в дни тяжёлых испытаний, оставив по себе добрую и светлую память в сердцах тех, кто знал его близко, и многих из тех, кто, подобно мне, виделся с ним лишь однажды…»

Впрочем, Кирилл Семёнович исключительно положительно отзывался и о других командующих в округе: о М. А. Пуркаеве, Н. Н. Вашугине и, в особенности, М. И. Потапове, которому была подчинена бригада. Для каждого из них он находил тёплые слова, как, пожалуй, это не получалось ни у кого другого, за исключением Баграмяна. И, наконец, Москаленко, до конца находившийся в составе 5-й армии и увидевший сентябрьскую катастрофу своими глазами, не проходил мимо эпизода с гибелью командования Юго-Западного фронта. «В жестокой схватке с превосходящими силами противника пали тысячи и тысячи бойцов, командиров и политработников. И среди них – командующий фронтом генерал-полковник М. П. Кирпонос, начальник штаба фронта генерал-майор В. И. Тупиков и члены Военного совета М. А. Бурмистренко и дивизионный комиссар Е. П. Рыков…»

26 сентября 1941 года на речке Псёл Москаленко создал ударный кулак соединений, присоединив к ним разрозненные части других корпусов, после чего умело провёл разведку, выдвинул вперёд немногочисленную артиллерию, добился устойчивого управления войсками – в итоге вражеское кольцо было прорвано.

В декабре 1941 года Москаленко был назначен заместителем командующего 6-й армией Юго-Западного фронта и временно исполняющим обязанности командующего армией. В начале января 1942 года его назначают командующим 6-й армией, а в марте того же 1942 года – командармом 38-й армии.

Оглядываясь на оставшиеся далеко за спиной дни Второй мировой войны, Кирилл Семёнович Москаленко писал: «Январь 1942-го был отмечен небывалыми для Украины морозами и обильными снегами. В эти дни в степях Донбасса разворачивалась Барвенково-Лозовская наступательная операция советских войск. Село Гришино и наш хутор оказались в самом эпицентре сражения, не раз переходили из рук в руки.

Как отмечают военные историки, «о стремительном манёвре конников говорит тот факт, что только в районе села Гришино было взято 600 пленных. В ходе операции были освобождены города Лозовая и Изюм, захвачены 658 орудий, 40 танков, 843 пулемёта, полностью разгромлены 3 пехотные дивизии немцев, в остальных оставалось от 30 до 50 процентов штатного состава. Но, пожалуй, самое главное заключалось в том, что немецкому командованию не удалось перебросить отсюда свои армии к Москве, где советские войска перешли в контрнаступление».

Не случайно в этом эпизоде Москаленко упоминает о «манёвре конников», которые к нашему времени стали уже почти забытыми. В годы службы Кирилла Семёновича кавалерия была ещё вполне полновесными воинскими частями, которые он досконально познал за 11 лет службы в 6-й Чонгарской кавалерийской дивизии. Да и в годы Великой Отечественной войны кавалерийские отряды ещё не были сброшенными со счетов. И хотя нелегко давались лихие атаки кавалеристам, но казаки на своих скакунах шли и шли вперёд, приближая день Победы. Вот строки из воспоминаний бывшего первоконника, Маршала

Советского Союза, дважды Героя Советского Союза Кирилла Семеновича Москаленко о своей любимой кавалерии:

«Кавалерийские корпуса и дивизии участвовали в боевых действиях на всех этапах войны. Особенно успешно действовали они в наступательных операциях совместно с механизированными. Как правило, они вводились в прорыв и успешно действовали на оперативном просторе. Мне и самому в начале войны пришлось командовать кавалерийским корпусом и подвижной сводной группой в составе конницы, танков и пехоты на правом крыле Юго-Западного фронта в 1941 году в битве под Москвой. За период войны стали гвардейскими семь кавалерийских корпусов и семнадцать кавалерийских дивизий…»

В августе 1942 года Кирилла Семёновича назначили командующим 1-й гвардейской армией, с которой он до октября этого года участвовал в Сталинградской битве.

В книге «Дорога на Сталинград. Экипаж лёгкого танка» Владимир Тимофеев так описывает день 23 сентября 1942 года на командном пункте 1-й гвардейской армии к северу от Сталинграда:

«Генерал-майор Москаленко был раздражён. И раздражение это выплескивалось сейчас на стоящего перед ним навытяжку капитана.

Наступление 1-й гвардейской армии южнее Котлубани, на которое командование фронта возлагало столько надежд, оказалось неудачным. Что послужило главной причиной общего неуспеха? Недостаточная подготовка войск, сила противника или невозможность в голой степи скрыть от врага перемещение сотен машин и тысяч бойцов? Трудно было ответить однозначно. Вероятно, что и дополнительный день, предоставленный фронтовым начальством, не пошёл на пользу. Ведь, несмотря на все грозные директивы, некоторым подразделениям пришлось-таки использовать светлое время суток для слаживания и рекогносцировки. И это тоже не могло не вызвать законных подозрений противостоящей стороны – воздушная разведка у немцев была поставлена очень даже неплохо. В любом случае итог оказался плачевным. От танковых корпусов и бригад остались жалкие ошмётки, а стрелковые дивизии потеряли почти половину боевого состава. Член Военного Совета армии, как на грех, умудрился загреметь в госпиталь с банальным аппендицитом. Начальник политотдела погиб – и чего его только понесло на ту высотку, где немцы как раз организовали контратаку? Сменщик только-только входит в курс дела, и теперь что, командарму самому надо разбираться с этими комиссарскими делами?..

Кирилл Семёнович буквально впился взглядом в лицо немолодого капитана, редактора армейской малотиражки.

– Что это за х…? – генерал помахал перед носом проштрафившегося сложенным вдвое газетным листом.

– …?

– Вы что, капитан, не поняли ещё, что это трибунал? – рявкнул командующий. – Вам что, Мехлис нужен для понимания?

– Товарищ генер…

– Что товарищ генерал? – командарм сунул газету в руки капитану. – Вслух читай, едренть, писанину свою.

Капитан прокашлялся и враз севшим голосом прочёл первые строчки:

– Подвиг танкистов… Экипаж лёгкого танка из 12-й танковой бригады… несмотря на гибель командиров батальонов и потерю почти всех боевых машин…

– Слыхали? – Москаленко обернулся к сидящим за столом начальнику штаба и новому нач по армии. – Да с такими газетчиками противнику никакая разведка не нужна. Наряд сил, потери наши, да всё, что угодно – всё в этой… этой… тьфу.

– Товарищ генерал-майор, капитан Афанасьев только вчера на должность заступил, не успел он просто проверить всё, – скороговоркой выпалил политотделец, пытаясь хоть как-то защитить подчиненного.

– Да откуда он взялся такой? Что, других, нормальных не нашлось?

– Прежний редактор под бомбёжку попал со всем хозяйством. А капитан Афанасьев, он из госпиталя только…

Москаленко хмуро глянул на политработника, заставив того примолкнуть.

– На, Палыч, почитай, – генерал бросил злосчастную газету начальнику штаба, крепко сложенному орденоносцу-полков-нику лет тридцати пяти.

Обладатель четырёх шпал и двух орденов Красного Знамени внимательно просмотрел передовую статью, а потом вдруг откинулся на стуле и громко заржал. Заинтригованный начальник политотдела пододвинулся к полковнику и через несколько секунд тоже прыснул в кулак. Москаленко недоумённо посмотрел на подчинённых.

– Да вот, Кирилл Семёнович, пассаж тут один, – задыхаясь от смеха, профырчал начштаба. – Читаю. "Роте поставили задачу выбить немцев из хутора. Наши бойцы успешно справились с задачей. Они вы…бли”. Ой, нет, не могу. Читайте сами, товарищ генерал.

Генерал взял протянутую газету и медленно прочёл отчёркнутую фразу:

– Они вы…бли фашистов, – командарм на мгновение запнулся. – Что-что они сделали?!

– Наборщики, наверное, две буквы случайно местами поменяли, – пояснил политотделец оторопевшему генералу. – Им-то всё равно, что «выбили», что «вы…бли», ну, сами понимаете.

– М-да, серьёзные ребята наши танкисты, – криво улыбнувшись, произнёс Москаленко, а затем, посуровев, продолжил. – Ладно. Короче так. Весь тираж изъять. Писателя этого… как его там?

– Красноармеец Кацнельсон, – назвал фамилию автора передовицы немного осмелевший капитан.

– Да, Кацнельсона этого – на передовую, к танкистам. Они ему там быстро стиль поправят. А вам, капитан Афанасьев, ответственнее надо относиться к своим обязанностям. Газеты писать – это вам не ротой командовать. Всё, идите.

– Есть, товарищ генерал-майор, – капитан вскинул руку к виску и, по-уставному развернувшись, покинул помещение. Выйдя на улицу, Афанасьев мысленно улыбнулся – на столе редактора уже несколько дней лежало заявление красноармейца Кацнельсона с просьбой направить его в боевую часть. "Ну что ж, уважим парня, раз сам командарм приказал. Да и статья эта… хорошая статья, если уж на то пошло, честная. Как было, так и написал, он же весь день в бригаде провёл, да не в штабе, а в бою, с танкистами… Эх, жаль, мне нельзя – к строевой не годен…"

– Кирилл Семёнович, а с танкистами-то чего делать будем? – поинтересовался начштаба у Москаленко, когда капитан ушёл. – Ну, с экипажем этим, про который в газете?

– Чего, чего, – проворчал командующий. – Наградить танкистов. Чего с ними ещё сделаешь, раз они даже немцев того… выбили, – а потом добавил вполголоса, почти прошептал. – Эх, если бы они ещё и удержались там. Хотя бы на час, хотя бы на полчаса…»

Следует отметить, что не хуже танкистов сражались под Сталинградом и бронебойщики, о которых Кирилл Семёнович узнал от генерала Колпакчи.

«Какие же у нас железные люди! – говорил он после встречи с Владимиром Яковлевичем. – Дивизионный комиссар Гуров рассказал мне, что четыре бронебойщика из 33-й гвардейской стрелковой дивизии показали чудеса стойкости и воинского мастерства. Из двух противотанковых ружей они подбили 15 вражеских танков из 30 наступавших на этом участке!»

Кирилл Семёнович не назвал тогда их фамилий, но вскоре весть о подвиге этих храбрецов из 84-го гвардейского стрелкового полка Петра Болото, Григория Самойлова, Александра Беликова и Ивана Алейникова облетела весь фронт…

В книге «Штаб армейский, штаб фронтовой» Семён Павлович Иванов (Герой Советского Союза с 1945 года] так описывал события в штабе генерала Москаленко под Сталинградом:

«В 2 часа ночи на 2 сентября мы получили шифровку о переносе начала контрудара на 10 часов 30 минут утра. Штаб скрупулёзно проанализировал, что можно сделать дополнительно за эти пять с половиной часов. Получалось, что даже при наличии горючего нет физических возможностей вывести войска в исходное положение. Чтобы гарантировать успех, необходимы были двое суток. Так я и написал в проекте телеграммы в Военный совет.