Текст книги "Я с вами до скончания века…"

Пятое
Лк. 24, 36–48; Ин. 30, 19–23

Святое собрание благоговейно внимало повествованию еммаусских путников: все это было так чудно, и вместе с тем так радостно. Памятно было обещание Господа, высказанное в прощальной беседе: паки узрю вы и возрадуется сердце ваше, и радости вашея никтоже возмет от вас (Ин. 16, 22). И вот наступило это вожделенное время. Христос, по выражению святителя Иоанна Златоуста, «возбудив в них желание видеть Его тем, что они уже знали о Воскресении Его, в тот же день, по наступлении вечера, когда они горели желанием видеть Его и были одержимы страхом (от чего еще более усиливалось их желание), предстал пред ними, и притом чудесным образом». Он поспешил явиться в самый день Воскресения, чтобы «положить основание святому дню Господнему, в замену ветхозаветной субботы, которой настал конец» (святитель Иоанн Златоуст).

Из опасения внезапного нападения иудеев, возбужденных удивительными слухами, распространившимися по городу, двери дома, где находились апостолы, были крепко заперты. И вдруг Сам Господь стал посреди их и, упокоивая мятущиеся мысли их, преподал им мир Божий, превосходяй всяк ум (Флп. 4, 7): мир вам! Это приветствие, бывшее в употреблении у иудеев (1 Цар. 25, 6), имело теперь в устах Господа особый знаменательный смысл. Хотя Он уже в прощальной беседе преподал Своим ученикам истинный мир, не такой, какой дает мир (Ин. 14, 27), но в последние дни разные обстоятельства привели апостолов и прочих верующих в крайнее беспокойство и смущение. Скорбь о потери Учителя, чувство беспомощного одиночества, страх от иудеев, недоумения и сомнения относительно Учителя, все это лежало тяжелым бременем на душах их. Внезапное явление Воскресшего, прошедшего сквозь затворенные двери, еще более увеличило общее беспокойство: присутствующие подумали, что перед ними дух. Сердцеведец читал мысли их, видел и в наружных движениях испуг, и присоединил к преподанному миру еще слова ободрения и уверения: что смущени есте и почто помышления входят в сердца ваша? Видите руце Мои и нозе Мои то сам Аз есмь: осяжите Мя и видите, яко дух плоти и кости не имать, якоже Мене видите имуща. Сказав это, Он показал им руки, ноги и ребра Свои, где ясно видны были страшные язвы. Ученики обрадовались, увидев Господа, но самая радость их была так велика, что они боялись отдаться ей во всей полноте. Когда прошел первый восторг, опять появились в душах их тени неверия и сомнения. И можно ли удивляться этому, или даже осуждать тех, кого Христос не осудил? «Ученики увидели дело дивное и необычайное, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – увидели воскресшим Перворожденного из мертвых, а такие величайшие чудеса обыкновенно сначала поражают, пока со временем не утвердятся в душах верующих».

С премудрой постепенностью Господь привел будущих провозвестников основной истины христианства (1 Кор. 15, 14) к совершенной вере. Желая уверить их в истинном и действительном Воскресении, Он спросил: имате ли что снедно зде? Вас «не убеждают ни ребра, ни раны, – как бы так Он говорил, – пусть же, по крайней мере, убедит трапеза». Подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда, и, взяв, ел пред ними, т. е. по объяснению святых отцов, «вкушал пищу, не имея Сам в ней нужды и потребляя едомое некоторой Божественной силой, с той целью, чтобы исправить немощь учеников». Иного, более наглядного и решительного доказательства нельзя было представить для убеждения учеников в том, что перед ними теперь не призрак, а действительно воскресшей Господь в Своем теле, которое висело на кресте и было погребено.

Для окончательного успокоения учеников Иисус Христос указал им на то, что все совершившееся произошло так, как и должно было произойти по плану Божественного домостроительства, от вечности предопределенному. Он напомнил им, что страдания и крестная смерть Его многократно были предсказаны Им самим со всей ясностью (Мф. 16, 21; 17, 22–23; 20, 18–19) и должны были последовать, как завершение всего написанного о Нем в книгах Ветхого Завета: сия суть словеса, яже глаголах к вам еще сый с вами, яко подобает скончатися всем написанным в законе Моисеове и пророцех и псалмех о Мне. Прежде, когда Господь на пути в Иерусалим предупреждал учеников о Своих страданиях, смерти и Воскресении, тии ничесоже от сих разумеша, и бе глагол сей сокровен от них и не разумеваху глаголемых (Лк. 18, 34), то теперь воскресший Господь, приготовляя проповедников Евангелия для всего мира и как бы предваряя совершительное действие Святаго Духа (Ин. 14, 26), отверз им ум к уразумению Писаний. Ученики Христовы силой благодати были приведены в такое состояние умственного озарения, что могли припомнить все забытое и уразуметь все неясное в Писании о Христе и совершенном Им искуплении. Тако писано есть, – продолжал Господь, – и тако подобаше пострадати Христу, и воскреснути от мертвых в третий день, и проповедатися во имя Его покаянию и отпущению грехов во всех языцех, наченше от Иерусалима. Вы же есте свидетелие сим. Ученики Христовы, постоянно сопутствуя своему Учителю, видели и слышали то, что желали видеть и слышать пророки и праведники Ветхого Завета – и не видели, и не слышали (Мф. 13, 17), Впоследствии апостолы указывали на это свидетельство самовидцев, как на несомненное доказательство истины (1 Ин. 1, 1).

Среди беседы Воскресшего с учениками настала священнейшая минута, когда Посланник Отца Небесного (Евр. 3, 1), Архиерей Великий, прошедший небеса (4, 14), зная скорое отшествие Свое к Отцу, передал дело Своего служения спасению людей продолжателям Его – святым апостолам. Мир вам! – сказал Господь еще раз, – якоже посла Мя Отец и Аз посылаю вы, – и, дунув на них, присовокупил: – приимите Дух Свят, имже отпустите грехи, отпустятся им, и имже держите, держатся. Вот та власть ключей Царства Небесного, которую Спаситель обетовал в лице Петра всем апостолам и их преемникам (Мф. 16, 19). Таинственное дуновение не только служило видимым знаком сообщения Святаго Духа и посвящения в дело служения, но также имело глубокий смысл восстановления в человеке образа Божия, помраченного грехом. По мысли святителя Кирилла Иерусалимского, «это вторичное дуновение, потому что первоначальное не было уже действенно, по причине произвольных грехов». «Дух – естество Божественное, неизреченное, из неизреченных уст явившееся, неизреченно через дуновение сообщено человеку и в телесном образе опять Им через дуновение восстановлено, ибо, – продолжает святитель Василий Великий, – надлежало согласоваться между собою первоначальному обновлению и нынешнему возобновлению». Христос «запечатлел, дунув, как не иный с Вдунувшим жизнь вначале (Быт. 2, 7), но Тот же самый» (святитель Василий Великий). Прияв Духа Святаго – теперь предначинательно и вскоре потом совершительно, ученики должны были выйти на проповедь Евангелия во всеоружии духовной власти, с полномочием вязать и решить совесть людей, для того чтобы, заглаждая источную причину распрей и вражды – грехи, и восстановляя в душах образ Божий, поселять между людьми тот мир, который Господь принес на землю (Еф. 2, 14–18; Кол. 1, 20–22) и теперь преподал им как необходимое напутствие.

Явление Господа послужило к совершенному уверению апостолов в истине Воскресения а заключительные слова беседы указали им на предстоящее им служение. Впрочем, по намерению Господа, это служение должно было начаться не вдруг, а после того, как святые апостолы будут окончательно приготовлены к делу проповеди еще другими явлениями и беседами о Царствии Божием в течение сорока дней (Деян. 1, 3) и облекутся силою свыше сошествием Утешителя – Духа Святаго (Лк. 24, 49).

Шестое
Ин. 20, 24–31

День Воскресения окончился уверением в радостном событии апостолов и с ними других верующих, бывших в собрании. Но один апостол – Фома, иначе называемый Близнецом (Ин. 11, 16; 20, 24; 21, 2), не присутствовал в этом собрании и не видел Господа. Неизвестно, что было причиной отсутствия его, но то несомненно, что все совершилось, по выражению церковной песни, «смотрительно», т. е. по устроению Промысла Божия, приготовлявшего новое, неотразимое по силе убеждения, доказательство истины Воскресения. Отличаясь стремительностью чувства (11, 16) и крайней пытливостью ума (14, 5), этот ученик в сонме апостолов был наиболее склонен к сомнению в том, в чем еще не убедился собственным опытом. События последних дней, расстроившие все мечты о земном Царстве Мессии (ср. Лк. 24, 21), а также удивительные вести, распространившиеся в св. обществе учеников, побудили его – не спешить и искать самого прочного, непоколебимого, личного удостоверения в Воскресении Господа. Когда другие апостолы, желая поделиться с ним своей радостью, сказали: видехом Господа, он отвечал: еще не вижу на руку Его язвы гвоздинныя, и вложу перста моего в язвы гвоздинныя, и вложу руку мою в ребра Его, не иму веры. Это неверие, стремившееся к несомненной, твердой и непоколебимой вере, было, по изъяснению церковных песней, «неверие доброе»: оно порождало веру и, уверив всех, утверждало в ней. А так как, по словам святителя Иоанна Златоуста, «Фома искал себе большего удостоверения, то Христос не отказал ему в этом», и явился не тотчас, а спустя восемь дней для того, чтобы «Фома, внимая в течение этого времени убеждениям учеников и слыша одно и то же, воспламенился большим желанием и сделался более твердым в вере на будущее время».

После восьми дней в том же доме опять было собрание учеников, в котором присутствовал Фома. Как и прежде из опасения иудеев, двери были заперты. Пришел Иисус, стал посреди и сказал: мир вам! Всеведущий знал душевный недуг Фомы, видел также искреннее стремление его к истине, а посему, наказав малое неверие кратким лишением радости, позволил ему, по замечанию святителя Филарета Московского, «собственными, так сказать, руками взять радость Воскресения из живоносных ран воскресшего тела». Принеси перст твой семо и виждь руце Мои, – сказал Господь недугующему неверием апостолу, вполне согласно с желанием, выраженным им, – принеси руку твою и вложи в ребра Моя, и не буди неверен, но верен. «Тело столь тонкое и легкое, что вошло сквозь затворенные двери, по толкованию святителя Иоанна Златоуста, – очевидно, чуждо было всякой дебелости, но Христос показывает его таким для того, чтобы уверить в Воскресении и научить, что именно был распят и не другой воскрес вместо Его». Фома осязает Воскресшего «десницею любопытною», и это не простое, только внешнее осязание, но живое прикосновение «к открытым, так сказать, устиям внутреннего источника жизни» (святитель Филарет Московский), воскрешает в жизнь веры полуумерщвленного неверием апостола. Господь мой и Бог мой! – воскликнул Фома в радостном восторге. Отвечая ему, Господь в поучение всем родам и векам высказал закон нравственного Царства Божия, по которому «чем очевиднее знамение, тем менее достоинство веры» (святитель Иоанн Златоуст), и, не одобряя в верующих искания очевидных, удостоверяющих доказательств, дал преимущество вере, которая их не требует: яко видев Мя веровал еси: блажени не видевшии, и веровавше. В лике апостольском был один ученик, которому уже принадлежала полнота веры: это апостол Иоанн. Вошедши в гроб, он увидел отсутствие тела Христова и лежащие пелены, и тотчас в глубине любящего сердца ощутил, что жив Возлюбленный (Ин. 20, 8). «Кажется, можно видеть, – говорит святитель Филарет Московский, – как Господь взором укорения взирает на Фому и глаголет: видев Мя веровал еси, потом обращает взор одобрения на Иоанна, и хотя не открыто к его имени, но тем не менее внятно к его сердцу продолжает: – блажени не видевшии, и веровавше». Прочие апостолы заслужив, еще прежде упрек Господа в неверии и жестокосердии (Мк. 16, 14), также утвердились в вере видением Воскресшего (Лк. 24, 30–48), а посему слово, сказанное Фоме, косвенно относилось и к ним, относится и ко всем, ищущим наглядных и очевидных знамений веры.

Повествование об этом явлении Господа святой евангелист заключает общим замечанием о делах Христовых во время земной жизни Его: многа же и ина знамения сотвори Иисус пред ученики Своими, яже не суть писана в книгах сих. Сия же писана быша, да веруете, яко Иисус есть Христос Сын Божий, и да верующе, живот имате во имя Его.

Седьмое
Ин. 21, 1—24

Впрощальной беседе с учениками накануне дня страдания и смерти, между другими утешительными обетованиями, Господь предупреждал что по Воскресении Своем опять увидит их в Галилее (Мф. 26, 32), а в самый день Воскресения Ангел, обращаясь к святым мироносицам с радостной вестью, послал их сказать апостолам, что Воскресший предварит их в Галилее (28, 7). В этой стране Божественный Учитель провел тридцать лет Своей жизни до явления миру, а также – почти все время Своего открытого служения; там Он совершил большую часть Своих поразительных чудес, там произнес большую часть Своих бесед и притчей, там из местных жителей, простых и добрых сердцем, избрал сначала двенадцать и потом семьдесят учеников, там нашел большую часть Своих последователей. Города и селения Галилеи, равнины, горы и озеро Геннисаретское служили местом проповеди Его. Воскресший желал явить знамения Своего Воскресения также и в этой стране, сначала малому числу ближайших учеников, а потом – множеству верующих.

Праздничные дни кончились, и дальнейшее пребывание учеников в Иерусалиме могло бы привлечь внимание врагов Христовых. Апостолы не имели еще ни полномочия от Господа, ни дерзновения выступить свидетелями Воскресения Его, а посему в ожидании будущих указаний своего Учителя, решились возвратиться на родину. Уверенность, что Господь и Учитель их жив, хотя и не пребывает и не ходит с ними, как прежде, служила для них, после всего испытанного, радостным ободрением в настоящем и надежным залогом исполнения обетований Его в будущем. Если теперь Петр, Иаков и Иоанн могли припомнить и передать другим обстоятельства славного Преображения Господня (Мф. 17, 9), то без сомнения, это событие представлялось им, в связи с последующими новым подтверждением и объяснением Божества Христова. Апостолы уносили на родину в сердцах своих веру, хотя не вполне еще чуждую мечтательных ожиданий (Деян. 1, 6), но более чистую и более твердую, которую вскоре просветительное действие Святаго Духа очистило от всяких земных примесей и возвело в полноту совершенства. Вскоре по возвращении в Галилею Петр, Фома, называемый Близнецом, Нафанаил из Каны Галилейской, Иаков и Иоанн, сыны Зеведеевы, и еще двое других учеников пришли на берега Геннисарет скаго озера, памятного многократными посещениями Господа. До призвания своего к апостольству они занимались рыболовством (Мф. 4, 18, 21; Мк. 1, 16, 19; Лк. 5, 5, 10) и любили свое занятие, которое, по всей вероятности, служило для них главным источником пропитания. Хотя, оставив, по слову Господа (Мф. 4, 19), сети и другие принадлежности рыболовства, они следовали за Ним по городам и селениям, приготовляясь быть ловцами человеков, но теперь, ввиду Геннисаретскаго озера, невольно обратились к прежним привычкам. Петр сказал апостолам: иду рыбы ловити. – Идем и мы с тобою, – отвечали ему. Все они пошли, сели в лодку и, отплыв от берега, целую ночь трудились, закидывая сети в разных местах, и ничего не поймали.

Когда настало утро и утомленные труженики хотели прекратить бесплодную работу, вдруг они увидели на берегу человека. Это был Иисус, но, по всей вероятности, в ином образе, как и при других явлениях (Мк. 16, 12), и ученики не узнали Его. Он, по замечанию святителя Иоанна Златоуста, «не тотчас обнаруживает Себя, а сначала вступает в разговор совершенно по-человечески, как бы намереваясь что-нибудь купить у них». Дети, еда что снедно имате? – спросил Незнакомец. Ни! – отвечали Ему ученики. Тогда Незнакомец уверенным голосом человека, знающего дело, сказал им: вверзите мрежу одесную страну корабля и обрящете. Лишь только они сделали это, сеть наполнилась множеством рыбы – до того, что невозможно было вытащить ее. При виде этой чудной ловитвы, после безуспешной ночной, ученики могли припомнить другую подобную, обильную ловлю рыбы, и также после ночи, проведенной в бесплодных усилиях (Лк. 5, 5, 6). Сам Господь сравнивал Царство Свое с неводом, закинутым в море (Мф. 13, 47), а посему та и другая ловля служила для апостолов образом многоплодной деятельности их, – одна при начале апостольства их, а другая при предстоящем исшествии их на всемирную проповедь. Иоанн, возлюбленный ученик Господа, любящим сердцем первый ощутил присутствие Учителя, и, взглянув на берег, сказал Петру: Господь есть. Как только Петр и Иоанн узнали Господа, тотчас же обнаружили свои особенности, по выражению святого отца, «тот был пламеннее, а этот возвышеннее; тот стремительнее, а этот проницательнее; Иоанн первый узнал Иисуса, а Петр первый пошел к Нему», – опоясался по чреслам одеждой (ибо был наг), бросился в море и приплыл к берегу. Лодка была недалеко от берега, в расстоянии около 200 локтей. Ученики, оставшиеся в ней, вместе с Иоанном, заметили, что лов удачен, и поплыли к берегу, таща за собой сеть, наполненную рыбой.

Между тем Господь, уже узнанный двумя апостолами, стоял на берегу. Ученики, по выходе из лодки, увидели разложенный огонь и на нем лежащую рыбу и хлеб. Они смутно догадывались, что Незнакомец не простой человек, случайно лишь появившийся на берегу, но эта догадка тотчас же перешла в полную уверенность, что перед ними – Сам Воскресший. Принесите от рыб, яже ясте ныне, – сказал Господь, побуждая их, так сказать, осязать совершившееся чудо и вдуматься в него. Петр пошел и вытащил на землю сеть, наполненную большими рыбами, которых было сто пятьдесят три. Обильный улов, после безуспешных трудов в течение целой ночи, привел учеников в изумление, еще более увеличившееся тем обстоятельством, что, при таком множестве рыбы, сеть не прорвалась. Господь, утвердив чудом веру учеников, пригласил их к соучастию в трапезе: приидите, обедуйте. Теперь все узнали своего Учителя и никто не смел спросить Его: Ты кто еси? – потому что все были уверены, что это Господь. При этом явлении Воскресшего они, по толкованию святителя Иоанна Златоуста, «уже не имели своей обычной смелости, не дерзали, как прежде, и не обращались к Нему с речью, но в молчании, с великим страхом и благоговением сидели и смотрели на Него».

Апостолы, следуя зову Господа, расположились вокруг разведенного огня. Тогда Иисус Христос подошел к ним, взял хлеб, разломил и подал им; разделил также и рыбу. Этот разведенный огонь не напоминал ли Петру тот огонь, около которого он трижды отрекся от Христа (Ин. 18, 18)? Думал ли падший по самонадеянности апостол, что теперь настает время окончательного восстановления его в апостольство? Во время трапезы Господь спросил Петра: Симоне Ионин, любиши ли Мя паче сих? Словами: паче сих ясно указывалось на горделивое уверение его, кончившееся падением: аще и вси соблазнятся о Тебе, аз никогдаже соблажнюся (Мф. 26, 33).

Признав свой грех и оплакав его тотчас по падении горькими слезами, апостол уже не дерзнул ставить свою любовь выше любви других учеников, не осмелился даже сравнивать с ней, а просто и смиренно отвечал: ей, Господи, Ты веси, яко люблю Тя. И на это смиренное исповедание Господь изрек апостолу: паси агнцы Моя, – «агнцами, – по изъяснению святителя Василия Великого, – назвал новорожденных в вере». После краткого молчания, Господь спросил его в другой раз: Симоне Ионин, любиши ли Мя? – Ей, Господи, – отвечал апостол, – Ты веси, яко люблю Тя. – Паси овцы Моя, – рек ему Господь, поручая не только вскормление духовной пищей еще слабых и не утвердившихся в вере новорожденных членов Церкви, но и пасение всего стада, всех членов Церкви, в совершенном духовном возрасте, которых и прежде неоднократно Господь уподоблял овцам стада (Мф. 18, 12–14; Ин. 10, 1–14). Третий вопрос Господа: Симоне Ионин, любиши ли Мя? – опечалил Петра; он подумал, что Господь сомневается в искренности любви его, а посему, ссылаясь на всеведение Его, снова и с особенной силой засвидетельствовал о своей любви: Господи, Ты вся веси: Ты веси, яко люблю Тя. – Паси овцы Моя, – опять сказал Господь, окончательно восстановляя падшего в апостольском чине. «Троекратным удостоверением о любви ко Христу, – по выражению святителя Филарета Московского, – заглаждалось троекратное отречение от Христа: это была кроткая епитимия покаявшемуся и разрешаемому Петру». После того, как Воскресший, хотя и не вполне открыто для других учеников, но совершенно вразумительно для самого Петра, загладил грех малодушного отречения его новым торжественным исповеданием и уверением любви к Себе, совесть апостола могла окончательно успокоиться.

По восстановлении Петра в апостольстве Господь открыл ему также и то, что ожидает его в конце апостольского подвига. Аминь, аминь глаголю тебе: егда был еси юн, поясался еси сам и ходил еси, аможе хотел еси; егда же состареешися, воздежеши руце твои, и ин тя пояшет и ведет, аможе не хощеши. Святой евангелист замечает, что этой иносказательной речью Господь давал разуметь, коею смертию Петр прославит Бога (Ин. 21, 19). Насильственная мученическая смерть застигнет его в те годы, когда со старцем, ослабевшим под бременем лет, делают что хотят. (Мученическая смерть постигла апостола Петра в Риме, во время гонения Нерона в 67 году от Р. Х. Он был распят на кресте головою вниз.) Старческая слабость, для большей наглядности, представлена в противоположности с деятельностью человека молодого, крепкого силами, который идет куда хочет и делает, что хочет. Эти живописные образы, взятые прямо из жизни, были вполне понятны ученикам. Иди по Мне, – присовокупил Господь, как бы возобновляя для апостола то призвание (Мф. 4, 19), от которого он уклонился своим отречением. Это приглашение к последованию было уже последним, решительным словом восстановления Петра в апостольском достоинстве.

Петр встал и последовал за Господом, выражая в этом видимом действии свое твердое намерение идти за Учителем, хотя бы и на такую же смерть, какую Он Сам претерпел. Но, обратясь, апостол увидел, что и другой ученик, влекомый любовью к Учителю, Иоанн, идет за ним. Заботясь и о судьбе этого ученика, Петр дерзнул спросить Господа: Господи, сей же что? – т. е. что ожидает его в будущем? «не пойдет ли и он одним с нами путем?» Такая бесцельная и совершенно излишняя пытливость, желавшая проникнуть в сокровенные судьбы Божии, была и Господу неугодна, и для самого Петра бесполезна. На неуместный вопрос последовал ответ, внушавший апостолу ограничить свое любопытство лишь тем, что ему уже открыто, Господь сказал: аще хощу, да той пребывает, дондеже прииду, что к тебе? ты по Мне гряди, – «тебе поручено дело, заботься о нем, совершай его, терпи и подвизайся» (святитель Иоанн Златоуст); что же касается Иоанна, то «если бы Я захотел, чтобы ученик тот оставался жив всегда, даже до Второго пришествия Моего, что тебе до того? Ты следуй за Мной по пути страданий и смерти, а у него может быть и другой путь». Когда эти слова, сказанные Господом условно, впоследствии сделались известными между верующими, то некоторые поняли их в прямом смысле и думали, что ученик тот совсем не умрет. Долгая жизнь Иоанна могла служить некоторым подтверждением такого предположения, но сам евангелист, уже в преклонных годах, нашел нужным опровергнуть молву, возникшую по недоразумению (Ин. 21, 23).