Текст книги "Я с вами до скончания века…"

Омовение ног
Ин. 13, 1–20

Господь Иисус Христос был окружен двоими учениками, между которыми находился также предатель Иуда Симонов Искариотский, уже таивший в себе ужасный замысел. Богочеловек ясно зрел будущее, видел своего предателя, знал, что наступает время земной разлуки с теми, которых Он приготовлял для продолжения Своего дела в мире. Дальнейшие действия и слова Его запечатлены тем величием Сына Божия, которое ясно давало разуметь, что, по выражению святого евангелиста, Отец вся даде Ему в руце, и яко от Бога изыде и к Богу грядет (13, 3). Он, возлюбль Своя сущия в мире, до конца возлюби их (ст. 1) и в последние часы пребывания с ними «не упустил ничего, что следовало сделать тому, кто сильно любит» (святитель Иоанн Златоуст), в трогательной беседе открыл им все, что они могли вместить (16, 12) и что должно было «усилить их привязанность к Нему и приготовить им великое утешение в наступающих бедствиях».

Божественный Учитель знал, что ученики Его особенно нуждаются в уроке смиренномудрия, чтобы быть истинными учениками Того, Кто кроток и смирен сердцем (Мф. 11, 29), а посему решился преподать им наставление в трогательном и знаменательном примере, который оставил бы в них неизгладимое впечатление.

На Востоке был обычай омывать ноги гостей при входе их в дом, или же перед вечерей и во время вечери (Лк. 7, 44). Это омовение, составлявшее обязанность слуг (1 Цар. 25, 41), было не только знаком внимания и гостеприимства к посетителям дома, но и вызывалось необходимостью, потому что употребление сандалий вместо обуви не защищало ног от пыли при хождении по дорогам и тропинкам Палестины. В тот Пасхальный вечер никого из слуг в доме не оказалось, а из учеников Христовых никто не желал исполнить того, что почиталось делом рабов – и все общество возлежало за вечерию с неумытыми ногами. Между апостолами даже произошел спор, кто из них должен считаться бо льшим, следовательно, свободным от такой унизительной работы (Лк. 22, 24–30).

Тогда Господь, приготовляя святых апостолов к наступающей новозаветной вечери истинной Пасхи (1 Кор. 5, 7) и, по выражению преподобного Нила, желая «укрепить прикосновением Своим земные и слабые ноги, имеющие пройти всю подсолнечную», встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался. Так обыкновенно делали рабы, когда служили своим господам (Лк. 17, 8). Потом влил воду в умывальницу и начал омывать ноги учеников и отирать полотенцем, которым был препоясан. «Мне кажется, что Своему предателю, – замечает святитель Иоанн Златоуст, – Он умыл ноги первому, а потом приступил к Петру».

Крайнее смирение Господа, выразившееся перед вечерявшими неожиданно и вместе с тем так наглядно, привело в смущение пламенного Петра, не могшего примирить видимого им с тою верою в величие Христа, Сына Бога живаго, которую он некогда исповедал от лица всех апостолов (Мф. 16, 16). Подобно прочим ученикам, Петр еще не возвышался до постижения всей тайны самоуничижения Господа, в которой проявилась слава Божества Его (Ин. 17, 1). Когда Иисус Христос подошел к нему, то Петр с удивлением воскликнул: Господи, Ты ли мои умыеши нози? т. е. теми ли самыми руками, которыми Ты отверзал очи слепым, очищал прокаженных и воскрешал мертвых? Давно, при Самом призвании к апостольству, после чудной ловитвы рыб, Петр сознавал себя перед Господом человеком грешным (Лк. 5, 8); все виденное и слышанное им в течение трехлетнего сопутствования Спасителю еще более утвердило и развило это чувство собственного недостоинства. Устами Петра говорило истинное смирение, хотя не ко времени и не к месту, а посему Господь ответил ему кротким вразумлением: еже Аз творю, ты не веси ныне, уразумееши же по сих, – при объяснении смысла и цели этого действия, особенно же по сошествии Утешителя Духа Святаго, Который научит всему и напомнит все (Ин. 14, 26). Но апостол упорствовал: не умыеши ногу моею во веки. «Петр поступал таким образом по великой любви, – выражается святитель Иоанн Златоуст, – а посему и Христос уловляет его тою же любовью»: аще не умыю тебе, не имаши части со Мною; из этих слов Господа не только Петр, но и все апостолы должны были понять, что в совершающемся действии скрывается особый глубокий смысл и что оно не есть простое омовение, а нечто высшее, таинственное. Теперь лишь, прозрев сердцем, Петр увидел, как неуместно прекословие Учителю, и с глубоким чувством сказал Ему: Господи, не нозе мои токмо, но и руце и главу. «Горяч в сопротивлении, но еще горячее в изъявлении согласия, а то и другое от любви». Очевидно, апостол желал иметь самую большую часть со Христом, а посему и предлагал более, чем требовал Учитель. Но общее омовение тела не было необходимо тому, у кого нечисты одни ноги: измовенный не требует, токмо нозе умыти, есть бо весь чист. Под омовением Иисус Христос здесь разумеет, по толкованию святого отца, «не иудейское омовение водою, но очищение совести: так как апостолы отвергли от души своей всякое лукавство и обращались со Христом с чистою совестью, то Он и говорит, сообразно с словами пророка (Ис. 1, 16), что омытый уже чист». Кто достиг известной степени нравственной чистоты, тому требуется очищение лишь неизбежных для человеческой немощи греховных приражений, – тех пятен, от которых никто не свободен на земле (1 Ин. 1, 8), точно так же, как для очистившего тело свое омовением нужно только омовение той части тела, например, ног, которая случайно утратила свою чистоту. И вы чисти, – присовокупил Господь, обратившись к ученикам, – но не вcu. Bедяше бо предающего Его, – замечает св. евангелист Иоанн, – сего ради рече, яко не вcu чисти есте (Ин. 13, 11). Он знал, что в святом лике нравственно чистых апостолов скрывается Иуда, замысливший ужасное дело, но, ожидая раскаяния его, не спешил указанием предателя и ограничился пока неопределенным намеком на него.

По омовении ног учеников Иисус Христос, наложив на Себя верхнюю одежду, возлег и сказал апостолам: весте ли, что сотворих вам? Вы глашаете Мя Учителя и Господа: и добре глаголете, есмь бо. Аще убо Аз умых ваши нозе, Господь и Учитель, и вы должны есте друг другу умывати нозе, образ бо дах вам, да, якоже Аз сотворих вам, и вы творите. Омовение ног, совершенное Господом, имело особый высший смысл смиренного служения благу ближних, особенно же нравственному очищению и освящению их, а посему Спаситель, внушая подражать Своему примеру, как замечает один толковник, «узаконяет не самое внешнее действие – омовение ног, но все те нравственные действия, какие обозначаются этим внешним действием». Искренняя самоотверженная любовь друг к другу, готовая на все самые тяжкие жертвы, – вот та общая и обязательная заповедь, которую Господь неоднократно преподавал апостолам и всем верующим и в примере, и в устном наставлении (Ин. 15, 12–13). Что же касается омовения ног, то оно составляло один из частных видов выражения христианской любви, – трогательный в тех обстоятельствах, в каких Господь совершил его, – и в апостольских посланиях упоминается о нем при исчислении качеств доброй вдовицы (1 Тим. 5, 10). Побуждения, которые должны были расположить учеников к последованию данному им примеру, Иисус Христос указывает в значении этого примера для них, в блаженстве исполнения Своей заповеди и высоте призвания их которое, впрочем, не распространяется на одного из них, замыслившего предательство. Аминь, аминь глаголю вам: несть раб болий господа своего, ни посланник болий пославшаго его. Аще сия весте, блажени есте, аще творите я. Не о всех вас глаголю, Аз бо вем, ихже избрах. По объяснению Самого Господа, это – те, которых Отец, Единосущный Ему, дал Ему от мира и которых Он сохранил и никтоже от них погибе, токмо сын погибельный (Ин. 17, 6, 12). Погибельного сына, предателя Своего, Господь, по выражению святителя Иоанна Златоуста «и открывает, и не открывает, опять подавая ему случай к покаянию». Он говорит об Иуде пророческими словами псалма (Псал. 40, 10), дающими понять коварство, лукавство и скрытность его замысла: ядый со Мною хлеб, воздвиже на Мя пяту свою. Предречением о предателе Спаситель хотел не только предохранить учеников от соблазна, но еще более укрепить веpy их в то, что Он есть воистину Мессия, Сын Божий: отселе, глаголю вам, прежде даже не будет, да егда будет, веру имете, яко Аз есмь. Высота апостольства видна из той тесной духовной связи, какая соединяет учеников с Учителем и через Него с Самим Отцом Небесным: аминь, аминь глаголю вам: приемляй, аще кого послю, Мене приемлет, а приемляй Мене npиемлет пославшаго Мя. Это изречение Господь произнес апостолам еще при Самом послании их на проповедь (Мф. 10, 40, 41) и теперь, ввиду приближающегося конца Своей земной жизни, повторил его, без сомнения, для лучшего напечатления в памяти Своих учеников.

Указание предателя и наставление о смирении
Мф. 26, 21–25; Мк. 14, 18–21; Лк. 22, 21–30; Ин. 13, 21–30

Вечеря продолжалась, обряд следовал за обрядом: присутствующие вкушали горькие травы, Пасхальные яства, пили вино из четырех ветхозаветных чаш.

И в то время, когда, по выражению церковной песни, «славные ученики на умовении вечери просвещались, злочестивый Иуда, страдая сребролюбием, более и более омрачался». Он обдумывал и соображал, когда и как привести в исполнение свой предательский замысел, рассчитывая обмануть присутствующих наружным видом лицемерной дружбы и искренности. К намекам Господа он относился с холодным равнодушием, давая понять, что не принимает их на свой счет. Такое упорство в зле, соединенное с крайним бесстыдством и коварной дерзостью, привело в смущение святейшую душу Богочеловека: она страдала от присутствия предателя среди святого общества в такие великие минуты, вызывавшие на последнюю беседу, в которой должна была излиться вся полнота любви Учителя к ученикам Его. Святой евангелист Иоанн Богослов замечает, что Иисус Христос возмутися духом (13, 21) и, удостоверяя собеседников в горестной истине, сказал им: аминь, аминь глаголю вам, яко един от вас ядый со Мною, предаст Мя, и желая еще более объяснить слова Свои, присовокупил: обаче се рука предающаго Мя со Мною есть на трапезе. Святые апостолы весьма опечалились, услышав эти страшные слова: в недоумении, о ком Господь говорит, они озирались друг на друга, надеясь открыть предателя по выражению лица. Но предатель, прикрываясь личиною невинности, сам искал глазами предателя. Настала минута тяжкого раздумья. Веря Учителю более, нежели себе, каждый с беспокойством стал испытывать себя. В скорбных душах явилось смиренное чувство самоосуждения при воспоминании о грехах вольных и невольных, о недостатке веры и любви, о желаниях своекорыстных и честолюбивых, которых не чужды были первейшие из апостолов (Мк. 10, 35). Опечаленные ученики, не находя прямого ответа в своей совести, обратились к Господу и стали спрашивать Его один за другим: еда аз Господи? еда аз? При этом некоторые могли утешать себя предположением, что, быть может, предатель не принадлежит к избранному обществу двенадцати. Каково же было удивление присутствовавших на вечери, каков ужас, когда они узнали, что предатель близко, очень близко, здесь же за столом! Един от обоюнадесяте, – рек им Господь, – омочивши со Мною в солило руку, той Мя предаст. Такое блюдо, приготовленное в полужидком виде, служило как бы приправою, и в него обыкновенно обмакивали куски пищи рукою, следуя простоте восточных нравов. Слова Гос пода приблизительно указывали предателя, хотя и не для всех приметным образом. Впрочем, – продолжал Спаситель, желая подействовать на Иуду страхом осуждения, – Сын Человеческий идет на смерть по реченному, якоже писано о Нем; горе же человеку тому, имже Сын Человеческий предается: добро бы было ему, аще не бы родился человек той, т. е., как изъясняет блаженный Феофилакт, «хотя Христу и предопределено пострадать для спасения человеческого рода, однако поэтому отнюдь не следует чтить Иуду; напротив, горе ему потому что он сделал это не с тем, чтобы содействовать воле Божией, но чтобы исполнить свою злую волю». Тогда Иуда, продолжая притворство и рассчитывая отклонить от себя всякие подозрения со стороны других учеников, с бесстыдством и наглостью, свойственными закоснелому злоумышленнику, также обратился к Иисусу Христу с вопросом: еда аз есмь, Равви? «Хотя, – замечает святитель Иоанн Златоуст, – и можно было бы сказать: о, скверный и всескверный, гнусный и нечистый человек, столько времени готовясь произвести зло, удалившись и сделав сатанинские совещания, согласившись взять сребро и быв обличен женою, ты дерзаешь еще спрашивать, – но Христос не сказал ничего такого». Тихо и кротко, внятно лишь для самого предателя, Господь отвечал ему: ты рекл ecu. Между тем прочие ученики, в крайнем смущении, спрашивали друг друга, кто из них мог бы отважиться на такое ужасное дело, и все старания их открыть истину оставались безуспешными: предатель не выдавал себя, а остальные собеседники, при Самом строгом испытании своей совести, должны были признать, что они неповинны в замышляемой измене Учителю. Святой апостол Петр, постоянно заботившийся о безопасности Господа (Мф. 16, 22; 26, 35; Ин. 18, 10), в недоумении решился испытать последнее средство к открытию предателя, быть может, с целью предупредить злой умысел. Из всего сонма двенадцати апостолов Христос Спаситель особенно любил одного ученика, который теперь возлежал у груди Его. Святой евангелист Иоанн не называет имени этого ученика, но древнее предание всей христианской Церкви свидетельствует, что ученик, любимый Иисусом Христом, есть сам писатель Евангелия (Ин. 19, 26; 20, 2; 21, 7, 20). Святой Иоанн был близок и апостолу Петру по тому доверию, которое Господь оказывал им обоим (Лк. 22, 8). Не будучи видим Иисусом, возлежавшим к нему спиною, Петр сделал знак Иоанну, чтобы он спросил у Господа, кто это, о котором говорит? Ученик, припадши к груди Иисуса, тихо спросил: Господи, кто есть? – и Господь так же тихо отвечал ему: той есть, ему же Аз, омочив хлеб, подам. Обмакнув кусок в блюдо, подал его Иуде Симонову Искариотскому. Это действие могло пройти незамеченным прочими апостолами, потому что для указания предателя Господь воспользовался обычаем, по которому глава дома на Пасхальной вечери раздавал возлежащим куски пищи, обмоченные в полужидком блюде. Но для Петра и Иоанна поданный предателю кусок служил решительным указанием его, для самого же погибающего – последним зовом к покаянию. Иуда был среди ближайших учеников Господа и так же, как и другие ученики Христовы, без сомнения, изгонял бесов, исцелял болезни, проповедовал. Тогда сатана нападал на него, но не имел над ним власти. Однако страсть сребролюбия, как некогда Гиезием, овладела Иудой – он был вор (Ин. 12, 6) и решился на предательство своего Учителя ради вознаграждения от синедриона. Господь отводил Иуду от предательства, но тот отверг этот решительный зов любви Божией. Впрочем, так и должно быть, ибо все в жизни Сына Человеческого происходит так, как предсказано о Нем. И крест, и смерть Его определены по воле Отца. Итак, Иуда не раскаялся и вполне отдался сатане: и по хлебе тогда вниде в онь сатана. В самом деле, только сатана мог сделать из апостола предателя и сына погибели. Тогда Сердцеведец сказал ему: еже твориши, сотвори скоро, и этими словами как бы изверг его из лика апостольского. Выражение: сотвори скоро, по толкованию святого отца, «не означает ни повеления, ни совета: Христос хотел, чтобы предатель исправился, и оставляет его только потому, что он был неисправим». Теперь Иуда сделался чужим для святого общества верных учеников; он не должен был слышать тех великих обетований об Утешителе Духе Святом, которые к нему не относились, – тех умилительных слов прощальной беседы, в которых Богочеловек раскрывал Свое сердце перед возлюбленными учениками. Влекомый злой силой, предатель тотчас вышел вон. Бе же нощь, замечает святой евангелист, егда изыде: эта тьма последней ночи вполне соответствовала той духовной тьме, безрассветной, непроглядной, которая наполнила душу Иуды Искариотского.

Только Иоанн познал предателя, ибо слова сотвори скоро явно говорили о коварстве, так как сатана вошел уже в самое сердце Иуды. Остальные же из возлежащих не поняли, что значили слова Господа, сказанные ему, или зачем он, оставив собрание, вышел. У Иуды был денежный ящик для сбора подаяний от доброхотных жертвователей (Ин. 12, 6), а посему некоторые думали, что Иисус говорит ему: купи, что нужно к празднику, или дай что-нибудь нищим. Не зная ужасной истины, ученики терялись в предположениях, более или менее правдоподобных. И тогда как святые соучастники Тайной вечери, осияваемые Божественным светом, внимали прощальным словам своего Учителя и Господа, недостойный причастник, мрачный Иуда, под покровом ночи, спешил устроить свое богоубийственное дело. В эти великие минуты, когда Христос Спаситель предуказывал наступающие события, ученики Его опять обратились к тому вопросу о старейшинстве, который не раз занимал их прежде (Мф. 18, 1; 20, 21), и спорили между собою, кто из них должен почитаться большим. В успокоение мятущегося чувства учеников Господь не только повторил им урок смирения, преподанный прежде (20, 25–27), но и открыл, что величие и слава уготованы им за терпение не здесь – на земле, а в Царстве Небесном. Царие язык господствуют ими и обладающии ими благодателе нарицаются; вы же не mакo: но болий в вас да будет яко мний и старей яко служай. Кто бо болий, возлежай ли или служай? не возлежай ли? Аз же посреде вас есмь яко служай. Вы же есте пребывше со Мною в напастех Моих, и Аз завещаваю вам, якоже завеща Мне Отец Мой, Царство, да ясте и пиете на трапезе Моей во Царствии Моем и сядете на престолех, судяще обоимнадесяте коленом Израилевым. Небесное блаженство, уготованное верным ученикам, Господь представляет под обычным образом вечери (Мф. 22, 2; Лк. 13, 29; 14, 16), а небесную славу, соединенную с соучастием в суде Его над миром (1 Кор. 6, 2), – под образом сидения на двенадцати престолах (Мф. 19, 28), окружающих престол Судии, Сына Божия (Ин. 5, 22).

Установление Таинства святого Причащения
Мф. 26, 26–29; Мк. 14, 22–25; Лк. 22, 19, 20; 1 Кор. 11, 23–25

Искупитель, заключая Ветхий Завет, восхотел предначать Новый не кровью прообразовательных жертв, теряющих значение в присутствии Первообраза, но Своей Кровью и Своим Телом (Евр. 9, 12). Еще прежде, в Капернаумской синагоге, Иисус Христос преподал слушателям, между которыми были и двенадцать апостолов, возвышенное учение о Таинстве святого Причащения (Ин. 6, 48–58). Теперь настала торжественная минута совершения сего Таинства самим Богочеловеком. Являя в Себе Архиерея велика, прошедшаго небеса (Евр. 4, 14). Первосвященника не по левитскому чину Аарона, но по чину Мелхиседека (Евр. 7, 11), по выражению церковной песни, Он «священнодействовал Сам Себя», и, как истинная Пасха для верующих, за которых хотел умереть, Сам Себя приносил в жертву, предваряя событие. Когда вечеря продолжалась, Иисус Христос взял один из лежавших на столе хлебов (погречески «артос», т. е. хлеб квасный, а не опресночный), благословил его, преломил, и, раздавая ученикам, оказал: приимите, ядите, сие есть Тело Мое, – еже за вы даемо; сие творите в Мое воспоминание; а по окончании вечери взял пятую благодарственную чашу с вином, растворенным водою, и со словами благодарения подал им, говоря: пийте от нея вcu, сия бо есть Кровь Моя Новаго Завета, яже за вы и за многи изливаема во оставление грехов, – сие творите, елижды аще пиете, в Мое воспоминание. Побуждая учеников, по толкованию святителя Иоанна Златоуста, «Он Сам первый совершил сие и пил собственную Кровь»; за Ним уже и все пили из чаши. Эта чаша была уже евхаристическая – чаша Крови Нового Завета. И она была преподана уже после вечери (Лк. 22, 20), когда в горнице не было Иуды-предателя, который поэтому не мог удостоиться завета искупительной Крови Христовой.

Выражение после вечери совпадает с указанием времени установления Таинства апостолом Павлом и свидетельством святого Иоанна об уходе Иуды с вечери. Апостол Павел говорит, что Христос установил Таинство в ту ночь, в которую предан был, и момент его установления определяет согласно со свидетельством евангелиста Луки после вечери. Верность и точность передачи факта апостолом Павлом определяется тем, что сведения об этом он принял от Самого Господа (1 Кор. 11, 23–25). А этот момент установления Таинства совпадает с моментом удаления Иуды с вечери, по свидетельству Иоанна: Он (Иуда), приняв кусок тотчас вышел; а была ночь (Ин. 13, 30).

Два евангелиста и апостол Павел, можно сказать, точно указывают время установления Евхаристии. Это было после Пасхальной вечери ветхозаветной и после предательства Иуды, а не до предательства.

Ветхозаветную Пасху Христос совершил, по точному указанию евангелистов, когда настал вечер (Мф. 26, 20; Мк. 14, 17). Это была последняя ветхозаветная Пасха для Израиля, ею завершается весь Ветхий Завет. Далее уже наступает Таинство Нового Завета – Таинство Тела и Крови Христовых – Таинство святой Евхаристии. Установление Евхаристии было после вечери, ночью (Лк. 22, 20; 1 Кор. 11, 23, 25; Ин. 13, 30). Отсюда начинается Новый Завет – истинный, основанный не на прообразовательной крови ветхозаветного агнца, а на истинной Крови Христовой.

Апостолы, по замечанию святителя Иоанна Златоуста, «довольно слышав о сем Таинстве прежде, с благоговением и верою приступили к священной трапезе. Не было и тени того смущения какое выказали многие во время Капернаумской беседы (Ин. 6, 60). Теперь ученики Господа знали, что Плоть Его истинно есть брашно и Кровь Его есть питие, и что все слова Его, а тем более Таинственное священнодействие, суть дух и живот (ст. 55, 63)! Выражения, в каких Спаситель установил Таинство, так ясны и решительны, что не допускали никаких недоразумений: «если Сам Господь определенно сказал о хлебе: сие есть Тело Мое, кто осмелится после того сомневаться в этом? и если Сам подтвердил и изрек: сия есть Кровь Моя, кто усомнится и скажет: это не кровь Его?» (святитель Кирилл Иерусалимский). Притом, по изъяснению святителя Филарета Московского, «Господь не сказал о Таинственном хлебе: приимите ядите все, и праведно, ибо некоторые не могут ясти, например, младенцы; но о Таинственной чаше сказал: пийте от нея вcu, и таким образом устранил всякое исключение, разумеется, для пребывающих в вере и единении церковном». Завещание Спасителя о совершении сего Таинства в воспоминание Его было исполнено святыми апостолами во всей точности и передано христианской Церкви, как это видно из книги Деяний Апостольских, где говорится, что первенствующие христиане бяху терпяще во учении Апостол и во общении и преломлении хлеба и в молитвах (Деян. 2, 42), имея обыкновение собираться для преломления хлеба в первый день недели (Деян. 20, 7). Святой апостол Павел, призванный к апостольству впоследствии и не присутствовавший на Тайной вечери, по особенному откровению свыше, в одном из своих посланий, вместе с повествованием об установлении Таинства, преподал подробное наставление, как достойно приступать к Господней вечери, и при этом выразил непоколебимую уверенность о совершении Таинства Евхаристии в христианской Церкви до самого второго пришествия Господня (1 Кор. 11, 20–30).

Священная, таинственная вечеря была уже последней в земной жизни Господа: глаголю же вам, яко не имам пити отныне от сего плода лознаго, до дне того, егда е пию с вами ново во Царствии Отца Моего. Это – таинственная речь о Таинстве Евхаристии, которое служит воспоминанием искупительной жертвы, принесенной Иисусом Христом за грехи человечества.

Иуда не раскаялся и оказался недостойным приступить к этому великому Таинству Тела и Крови Христовой. Господь его удалил, не допустил до Таинства. Поэтому Святая Церковь постановила, чтобы принятию Святых Таин обязательно предшествовало Таинство покаяния. И если человек не отнесся с должным вниманием к исповеди, то он приступает к Телу и Крови Христовым недостаточно подготовленным. Об этом святой Амвросий Оптинский пишет: «Есть и такие христиане, которые приносят покаяние, но не все высказывают на исповеди, а некоторые грехи скрывают и утаивают стыда ради. Таковые, по слову апостольскому, недостойно причащаются Святых Таин и за недостойное причащение подвергаются различным немощам и болезням, а немало и умирают. Сказано апостолом: Ядый бо и пияй недостойно, суд себе яст и пиет, не рассуждая Тела Господня (1 Кор. 11, 29)». Утаенный грех влечет за собой смерть души и страдание тела, «так как наказание бывает человеку не только за грехи, но больше за недостойное причащение Святых Таин» (он же).

Одно время приступать к Тайнам – когда чиста совесть (святитель Иоанн Златоуст).

Преподобный Симеон Новый Богослов предупреждает: «Тело и Кровь – Таинства, принятые недостойной душой, принимаются только по видимости, а не ощутительно». Ангел Божий стоит у Чаши, и кто недостоин, не причащается у Бога. Ангел уносит Святые Дары в алтарь. Когда же недостойно причастившийся (т. е. нераскаянный, некрещеный, имеющий злые помыслы в душе) отходит от Чаши его сопровождает не добрый Ангел, а бес, и такое причастие ему будет в осуждение. Ответственность несет и священник, так как он должным образом не исповедовал, не подсказал, не наставил. А ведь он причащает видимым образом за Ангела.

К Святому Таинству Причащения надо подготовить себя покаянием, а также постом и молитвой. Три-четыре дня попоститься. Накануне Причащения надо быть на вечернем богослужении и прочитать дома, кроме вечерних молитв на сон грядущим, канон покаянный, канон Богородице и канон Ангелу Хранителю. Читается также канон ко Причащению и молитвы, составляющие Последование ко Святому Причащению. В них испрашивают, чтобы Господь сподобил «неосужденно к страшным Тайнам приступити», «имиже оживляется и обожается всяк идый же и пияй чистым сердцем».