Текст книги "Пушкин и Александрина. Запретная любовь поэта"

В письмах Фризенгофов за 1866 год мы находим интересное упоминание о приезде в Бродзяны дочери Пушкина Натальи Александровны. Брак ее с Дубельтом, как мы знаем, был очень неудачным: в 1862 году супруги разъехались, а в 1864 году Наталья Александровна получила отдельный вид на жительство и окончательно поселилась за границей.

Младшая дочь Пушкина поражала всех своей оригинальной красотой. Сын писателя Загоскина С. М. Загоскин писал в 1856 году:

«В жизнь мою я не видал женщины более красивой, как Наталья Александровна, дочь поэта Пушкина. Высокого роста, чрезвычайно стройная, с великолепными плечами и замечательною белизною лица, она сияла каким-то ослепительным блеском. Несмотря на мало правильные черты лица, напоминавшего африканский тип ее знаменитого отца, она могла назваться совершенной красавицей, и если прибавить к этой красоте ум и любезность, то можно легко представить, как Наталья Александровна была окружена на великосветских балах и как около нее увивалась вся щегольская молодежь в Петербурге».

Близкая знакомая Натальи Александровны Е. А. Регекампф с восхищением говорит о ней: «Про красоту ее скажу лишь одно: она была лучезарна. Если бы звезда сошла с неба на землю, она сияла бы так же ярко, как она. В бальной зале становилось светлее, когда она входила, осанка у нее была царственная, плечи и руки очертаний богини».

Наталья Александровна, судя по приводимым в книге портретам, действительно была похожа на мать и отца, а характер у нее был, видимо, отцовский, живой, веселый.

Фризенгофы так описывают ее приезд в Бродзяны.

«Бродзяны, 29 мая/10 июня 1866

…Я ничего не пишу вам об Александрине, которая рассчитывает сама добавить несколько строк. Здоровье всех нас удовлетворительно, а наша семейная жизнь счастлива настолько, насколько ей позволяют заботы, которые не перестают расти в последние два года. Наша малютка процветает, растет, развивается очень хорошо, и мы благодарим бога, что хотя бы в этом отношении он дарует нам полное утешение.

У нас две недели гостила Таша Дубельт со своей младшей дочерью, сегодня она уезжает, чтобы вернуться в Висбаден. Она не падает духом, молода, прекрасна, оживленна, как всегда. Однако ее положение далеко не розовое. Но какая прекрасная вещь – молодость, она не думает о будущем, и, пожалуй, она права, так как пока человек молод – будущее всегда с ним, и как бы ни было печально прошлое, всегда можно надеяться на счастливые перемены в будущем, оно всегда перед тобою. А когда стареешь, надо прямо себе говорить, что, может быть, его осталось очень мало, вот почему тогда заботы очень тягостны…

Густав».

«Бродзяны, 29 мая/10 июня 1866

Хочу добавить несколько строк к письму моего мужа, дорогой Ваня, чтобы напомнить тебе о себе и умолять тебя прийти на помощь в наших теперешних отчаянных денежных делах. Густав тебе рассказал о бедствии, случившемся в наших краях[21]21
  В начале своего письма Г. Фризенгоф писал, что их постигло большое несчастье: морозы погубили весь урожай.


[Закрыть]. Не буду распространяться на этот счет, скажу только, что мы были бы тебе благодарны, если бы ты мог уплатить нам проценты, что ты должен за год. Это было бы настоящим благодеянием с твоей стороны прийти нам на помощь в теперешнем нашем очень затруднительном положении.

Было бы также очень желательно знать, в каком положении дела по разделу[22]22
  Речь идет о разделе после смерти отца, Н. А. Гончарова (1861).


[Закрыть], которые вместо того, чтобы продвигаться, кажется, более чем когда-либо отодвигаются, Саша[23]23
  Саша Пушкин.


[Закрыть] ни слова нам об этом не пишет, а теперь, когда предполагается, что он поедет путешествовать за границу, я очень опасаюсь, что это будет тянуться до бесконечности. Будь добр и великодушен и сообщи нам подробности этого дела. Будущее предстает в таких далеко не розовых тонах, что просто впадаешь в уныние от этой жизни. Мое моральное состояние очень плохо, и как я ни хочу избавиться от преследующего меня печального настроения, мне это совершенно не удается. Всякая суета вокруг меня тяготит, я чувствую себя хорошо, только когда кругом царит полное спокойствие и я могу заниматься своими повседневными делами, методически, без малейшего перерыва.

Вчера Таша Дубельт покинула нас и вернулась в Висбаден, пробыв у нас недели две. Ее малютка приехала тремя неделями раньше, пока мать путешествовала по Швейцарии. Планы Натали меняются каждый день, так что в будущем нет ничего твердого. Счастливый возраст и счастливый характер в одном отношении: она совершенно забывает свое столь трудное положение и предается сомнительным надеждам, которые уже столько раз ее обманывали. Вчера она получила письмо из Петербурга, в котором ее извещают, что ее муж отплывает в Америку и соглашается оставить малютку (которую он всегда таскал с собой за границу) только кн. Суворовой, сестре его невестки Дубельт, если Натали даст письменное обязательство не забирать у нее ребенка. Но из двух зол надо всегда выбирать меньшее, и хотя опека кн. Суворовой мало внушает доверия, все же лучше знать, что бедная девочка находится на родине, нежели за морем, без всякой защиты. Так как русская няня, которая была с ними во время поездки, отказывается ехать в столь дальнее путешествие, то, если случится что-нибудь худое, кто приютит это несчастное создание. Вообще о будущем этих троих детей надо хорошенько подумать, да возьмет их господь под свое покровительство.

Я надеюсь, дражайший Ваня, что ты не заставишь нас долго ждать ответа и что он будет благоприятным, как мы того желаем. Напиши нам о своем здоровье и о своей семье, и то и другое меня беспокоит. Когда была жива наша горячо любимая сестра, я время от времени получала вести о вас. Тяжело не быть в курсе всего того, что вас касается. Моя единственная корреспондентка в семье это Аринка[24]24
  По-видимому, какая-то родственница Гончаровых. В 1868 году она с семьей гостила в Бродзянах.


[Закрыть], но она, увлеченная своими радостями и своим счастьем, не пишет мне о том, что делается у вас.

Я покидаю тебя, дорогой, добрейший брат, целую тебя со всей нежностью моего сердца. Тысячу приветов моей невестке и поцелуев всей семье.

А. Фризенгоф».

Эти письма дают нам новые сведения о Наталье Александровне. Мы узнаем, что в 1866 году она путешествовала по Швейцарии. Своих детей она, как мы знаем, оставила в России. Но в 1866 году, очевидно, выписала младшую дочь Анну в Бродзяны для свидания с нею. Судя по письмам, этот ребенок был яблоком раздора между родителями.

Это был уже не первый приезд Натальи Александровны в Бродзяны. Из воспоминаний А. П. Араповой известно, что Наталья Александровна была там со своими двумя старшими детьми в 1862 году. Как мы уже упоминали, одновременно там гостила и Наталья Николаевна с девочками Ланскими, так что Александра Петровна была свидетельницей всего происходившего, а ей тогда было уже 16 лет, и в данном случае ей можно доверять.

«К тому времени вопрос о разводе был уже решен между супругами, однако Дубельт неожиданно передумал и явился в Бродзяны – сперва с повинной, а когда она оказалась безуспешной, то он дал полную волю своему необузданному, бешеному характеру, – пишет Арапова в письме, на которое мы уже ссылались. – Тяжело даже вспомнить о происшедших сценах, пока, по твердому настоянию барона Фризенгофа, он не уехал из его имения, предоставив жене временный покой».

О намерении Дубельта ехать в Америку мы узнаем из письма 1866 года впервые; было ли оно осуществлено – неизвестно, но младшая дочь Натальи Александровны, Анна, осталась в России. E. Н. Бибикова говорит, что ее воспитывала тетка Дубельта Базилевская; в данном письме говорится о кн. Суворовой. Как было в действительности – мы не знаем. Но двоих старших детей – Леонтия и Наталью – Наталья Александровна, уезжая из России в 1862 году, оставила матери и отчиму. В 1863 году Наталья Николаевна умерла, и дети остались у П. П. Ланского, который всячески заботился о них.

Несколько слов об этих внуках Пушкина. О них рассказывает в своих воспоминаниях E. Н. Бибикова. Мы не знаем, насколько они достоверны в деталях, но основные события, вероятно, соответствуют действительности. Леонтий учился в Пажеском корпусе в Петербурге, праздничные дни и каникулы проводил у П. П. Ланского. Он, очевидно, унаследовал от отца вспыльчивый характер и однажды, поссорившись с товарищем по корпусу, всадил ему в бок перочинный нож. Решив, что он убил его, Леонтий бросился домой и, найдя в кабинете отсутствовавшего Ланского револьвер, выстрелил себе в грудь. Рана была не смертельной, но пулю извлечь не удалось; в результате этого ранения у него появились эпилептические припадки, не оставлявшие его всю жизнь. Из Пажеского корпуса его уволили, Ланской устроил его в морской корпус, который он благополучно окончил. Леонтий дослужился до капитана второго ранга, но умер молодым, во время одного из припадков.

Старшая дочь Натальи Александровны, тоже Наталья, училась в институте и, как и ее брат, каникулы и праздники проводила дома, в семье Ланских. Когда она окончила институт, дочь Натальи Николаевны, Елизавета Петровна, взяла ее к себе в деревню, где жила с мужем. Там за нее посватался земский врач, и Елизавета Петровна написала Наталье Александровне, прося ее разрешения на брак. Но мать не согласилась, видимо, считая, что это неподходящая партия для ее дочери, выписала ее к себе в Висбаден и вскоре выдала замуж за отставного капитана Бесселя. Впоследствии E. Н. Бибикова встречалась с ней в Бонне, где жила к тому времени овдовевшая Наталья Михайловна Дубельт-Бессель.

О младшей дочери Натальи Александровны, Анне Михайловне Дубельт, мы знаем немногое. Она жила в России, вышла замуж за А. П. Кондырева. После смерти мужа осталась с тремя маленькими детьми и очень нуждалась.

В 1868 году Наталья Александровна Пушкина-Дубельт, получив, наконец, развод, вторично выходит замуж за немецкого принца Николая Вильгельма Нассауского, с которым она познакомилась еще в Петербурге на одном из придворных балов. Брак этот считался морганатическим, т. е. неравнородным. Вследствие этого Николай Нассауский должен был отказаться от престола в пользу брата, но, по свидетельству Бибиковой, получил 1 миллион марок (как бы в виде компенсации). При вступлении в брак Наталье Александровне был присвоен титул графини Меренберг. Всю остальную жизнь она прожила преимущественно в Германии. На этот раз брак, очевидно, был счастливым. После смерти мужа она узнала, что не имеет права, как морганатическая супруга, быть похороненной рядом с ним в родовом склепе. Возмущенная этим Наталья Александровна взяла слово с зятя, что он сожжет ее тело, а прах рассыплет над гробницей Нассауского, что и было сделано. Умерла она в 1913 году во Франции, в Канне, где последнее время жила у замужней дочери.

От брака с Нассауским у Натальи Александровны было тоже трое детей, две дочери и сын. Старшая дочь Софья славилась своей красотой. В 1891 году она вышла замуж за великого князя Михаила Михайловича Романова. При заключении брака Софья Николаевна получила титул графини де Торби. Александр III был очень недоволен этим, с его точки зрения, неравнородным браком, не признавал его, и таким образом супруги навсегда остались за границей. Они поселились в Англии.

После смерти матери Софья Николаевна унаследовала 10 писем Пушкина к невесте и одно к теще Наталье Ивановне. Когда она скончалась, эти письма были проданы ее мужем великим князем С. П. Дягилеву, а от него перешли к известному парижскому балетмейстеру С. М. Лифарю.

Вторая дочь Натальи Александровны, Александра Николаевна Меренберг, была замужем за аргентинцем д Элиа. Это все, что мы о ней знаем. И наконец, сын Георг Николай Меренберг жил в Висбадене, быт женат на княжне Ольге Александровне Юрьевской, дочери Александра II от морганатического брака с кн. Долгоруковой. В 1930 году он женился вторым браком на Аде Моран Брамберг.

Таким образом, внуки Пушкина по линии Нассауский – Меренберг все жили за границей, и от них пошли многочисленные потомки великого поэта, живущие сейчас в разных странах.

За 1867–1868 годы до нас дошло несколько писем Фризенгофов. Приведем те из них, которые представляют наибольший интерес.

«Бродзяны, 22 января/3 февраля 1868

Я до сих пор не поблагодарила тебя, дорогой, славный брат, за твое такое дружеское ноябрьское письмо, которое доставило мне большое удовольствие, так как я по-прежнему нежно люблю тебя и потому не хочу стать для тебя чужой. Эта задержка с ответом произошла только из-за моей крайней лености, овладевшей мною, как никогда, а потом я хотела присоединить расписку в получении денег к моему посланию, которое хотела тебе написать, чтобы одним выстрелом убить двух зайцев. Но теперь, когда срок уплаты, который ты нам назначил, прошел, я хочу тебе напомнить о себе, тем более что с нами случилась большая неприятность. Муж должен был сегодня утром выехать в Вену, чтобы предупредить могущее быть несчастье. Управляющий его городского дома прикарманил деньги, которые должны были пойти на уплату налога за это владение, на которое наложен секвестр. Густав сейчас очень стеснен в деньгах и в большом затруднении, где их достать. Ради бога, дорогой Ваня, приди нам на помощь как можно скорее и пришли нам то, что ты должен. Я просто страдаю, видя, как муж волнуется и как озабочен этими денежными делами, и серьезно опасаюсь за его здоровье, потому что он не умеет воспринимать вещи спокойно. Настоящее, будущее – все его очень тревожит.

С твоей помощью он по крайней мере сможет избежать этого неожиданного удара, который отнял бы у нас доход, на который мы должны жить.

Я как нельзя более обескуражена всеми теми огорчениями, которые вынуждена терпеть в отношении окончания образования Таши, а она становится совсем большой барышней. А что могу я сделать, будучи заперта в деревне? Как хороший отец, ты поймешь мои сетования по этому поводу. Я твердо рассчитываю на тебя, зная благородство твоих чувств и дружбу ко мне, и уверена, что ты поможешь нам в этих печальных обстоятельствах.

А о нас, по правде говоря, ничего особенного тебе сказать не могу. Дни проходили бы тихо среди нашего семейного счастья, если бы оно не омрачалось расстройством денежных дел.

Ты знаешь, я полагаю, от нашего семейства, что Натали Дубельт вышла замуж за принца Нассауского, она нам сообщила недавно об этом в письме из Парижа, где она сейчас находится. Дай бог, чтобы этот союз был более счастливый, чем первый. Они обещают приехать к нам летом. Мы ждем также Аринку с мужем и ребенком в мае месяце. А когда же я смогу сказать то же самое о тебе, дражайший Ваня, как была бы я счастлива снова тебя увидеть. Муж, уезжая, просил меня передать тебе свои дружеские чувства; я жду его не раньше следующей недели.

Таша поручает себя твоей благосклонности, а я целую так же нежно, как и люблю. Дай мне скоро возможность поблагодарить тебя за присылку денег. Я надеюсь, что твое здоровье и здоровье всех твоих удовлетворительно. Передай привет моей невестке, с которой я хотела бы познакомиться.

А. Фризенгоф».

«Бродзяны, 9/21 июля 1868

Прежде всего благодарю тебя, мой дорогой Ваня, за твое очень хорошее письмо, а затем за надежду, что ты мне подаешь ликвидировать твою задолженность в непродолжительном времени. Я тебе также признательна как нельзя более за подробности касательно моих дел в отношении наследства после отца. Это совершенно неожиданный и приятный сюрприз, о котором ты мне пишешь, что часть, на которую я могу рассчитывать, составляет капитал в 10 тысяч рублей, положенный в банк. Я не имела об этом ни малейшего представления. Лишь бы только все это я получила без особой задержки, чтобы я могла таким образом в какой то степени участвовать в улаживании дел моего мужа и в образовании Таши, которое сейчас более чем когда-либо не двигается с места. Я так не привыкла к тому, что мои ожидания в чем бы то ни было осуществляются, что поверю в эти неожиданные деньги, которые ты мне обещаешь, только когда буду держать их в руках.

Что касается твоего предложения обратиться к моему племяннику Сергею[25]25
  Сын Сергея Николаевича Гончарова.


[Закрыть], чтобы попросить его взять на себя мои интересы при разделе, скажу тебе, что мне не только это приходило в голову, но более года тому назад я послала ему по этому поводу письмо, которое осталось без ответа. Я нашла, что это совсем нелюбезно с его стороны, и признаюсь тебе, что у меня не хватает духу докучать ему своей вторичной просьбой. Но я была бы очень рада, если бы кто-нибудь из нашей семьи захотел прийти мне на помощь, я бы оставила в стороне всякую обиду и попросила бы тебя, если ты его увидишь, позондировать почву в этом отношении. Если он будет так великодушен взять на себя защиту моих интересов, я предоставила бы ему право действовать от моего имени. Пусть только он мне скажет, что я должна для этого сделать. Может быть, ему будет достаточно бумаги, что я дала Саше Пушкину; если же нет, пусть он будет так добр прислать мне образец документа, который мне оставалось бы только подписать.

Ты мне оказал бы большую услугу, дражайший брат, если бы устроил это дело, одной заботой на сердце у меня было бы меньше, если бы я знала, что кто-то думает обо мне. К горьким сожалениям, которые я не перестаю испытывать в связи с потерей нашей горячо любимой сестры, часто примешивается мысль, что в ней я нашла бы самого ревностного помощника в тех затруднениях, что сыплются на меня по поводу нашего несчастного семейного раздела. С ее пламенной, преданной своим близким душой, она, я не сомневаюсь, сделала бы все возможное, чтобы вывести меня из этого лабиринта.

Если ты можешь мне помочь в теперешних моих затруднениях, дорогой Ваня, будь милосерден в память нежной, братской дружбы, которую ты всегда свидетельствовал в дни нашей молодости, протяни великодушную руку единственной оставшейся у тебя сестре, которая тебя любит так же, как и раньше.

Прошу мою невестку не забывать меня, искренне желаю тебе полного благополучия, а также всей твоей семье.

А. Фризенгоф».

Денежные затруднения по-прежнему преследуют Фризенгофов, и они вынуждены безвыездно жить в Бродзянах. Как в свое время Дмитрий Николаевич, так и Иван Николаевич постоянно задерживает присылку денег, даже процентов по тем векселям, что он выдал сестре, «купив» у нее ее часть Яропольца. Мы не знаем, получила ли Александра Николаевна и те 10 тысяч рублей, что пришлись на ее долю после смерти отца. Одновременно с женой пишет своему шурину и Густав Фризенгоф (письмо от 11/23 июля 1868), в котором он говорит, как тяжело ложиться и вставать с постоянными мыслями и заботами о том, как существовать. В очень деликатных выражениях Фризенгоф дает понять Ивану Николаевичу, что скорейшее окончание дела по наследству было бы для них настоящим благодеянием и что они оба надеются на его содействие.

«Поверьте, что мы не сомневаемся в вашей привязанности, – пишет он, – было бы очень печально, если бы пришлось перестать любить друг друга, потому что, так как мы окружены заботами и печалями, мне кажется, наоборот, чувствуешь еще большее стремление сблизиться с теми, кого любишь, найти у них утешение, такое благотворное, если оно идет от сердца».

Письмом Александры Николаевны от 22 января 1868 года еще раз подтверждается, что у Густава Фризенгофа был дом в Вене. Возможно, он сдавался внаем в те годы, что Фризенгофы не жили в столице. В одном из писем Густав говорит еще об одной неприятности: обойщик, у которого находилась на хранении их обстановка из венского дома, разорился, его имущество было продано с молотка, в том числе и их мебель, которую Фризенгофу пришлось выкупать!

Но больше всего в последнем письме обращают на себя внимание строки, относящиеся к Наталье Николаевне, свидетельствующие об искренней, большой привязанности Александры Николаевны к сестре, с которой ее связывала тесная дружба с детских лет. «Пламенная, преданная своим близким душа» – в этих словах вся Наталья Николаевна, отзывчивая, любящая, всегда готовая сделать все, что в ее силах, для родных. Такой мы видим ее и в письмах на протяжении всей жизни. Пламенная душа — как много говорят нам эти слова, как раскрывают они образ этой обаятельной женщины, как становятся нам понятны чувства Пушкина, сказавшего ей однажды, что душу ее он любит более ее лица…

Последнее сохранившееся в архиве Фризенгофов письмо относится к 1870 году. Это черновик письма Александры Николаевны к Ивану Николаевичу, с многочисленными поправками и вставками, сделанными рукою ее мужа. Оно свидетельствует об ухудшении отношений между братом и сестрой в связи с задолженностью Ивана Николаевича. Ссылаясь на то, что она должна спасти хотя бы остатки родительского капитала для дочери (видимо, она так и не получила те 10 тысяч, о которых мы упоминали выше), Александра Николаевна пишет, что она вынуждена опротестовать вексель, выданный ей братом, по которому за три года накопилось почти 3000 руб. процентов. Упоминая о каком-то письме Ивана Николаевича с несправедливыми упреками в ее адрес, она говорит, что ни в чем перед ним не виновата и никогда и в мыслях у нее не было усугублять его дела.

Иван Николаевич умер в 1881 году, но переписка 70-х годов до нас не дошла. Мы не знаем, продолжали ли Фризенгофы до 1876 года, когда вышла замуж их дочь, безвыездно жить в Бродзянах. Но если они и жили по зимам в Вене, то не менее полугода, вероятно, проводили в Бродзянах, так как Фризенгоф должен был заниматься своим хозяйством. Есть сведения, что в 60—70-х годах он вел большую общественную деятельность, принимал участие в словацком обществе «Матица», ставившем своей целью развитие национальной культуры. В одном из словацких журналов даже было в 1863 году помещено стихотворение, посвященное «просвещенному господину Густаву Фризенгофу, помещику, первому выдающемуся словацкому деятелю».

Как мы знаем из писем Александры Николаевны, детство и, видимо, раннюю юность Наталья Фризенгоф провела в деревне. Она страстно любила собак и лошадей, постоянно ездила верхом. Росла она без подруг, в обществе взрослых, и это, конечно, сказалось на ее характере. Нет сомнения, что Густав Фризенгоф, высококультурный человек, много занимался образованием дочери в эти годы, она много читала. В 1876 году Наталья Густавовна вышла замуж за герцога Элимара Ольденбургского, с которым познакомилась в Висбадене, вероятно, когда гостила там у тетки Натальи Александровны Меренберг-Нассауской. Это был опять морганатический брак. Герцог Элимар принадлежал к королевской семье, он был в родстве с домом Романовых, а раз так, то молодые не могли надеяться на благожелательное отношение к ним русского двора вследствие этого «неравного» брака. Брат Элимара был правителем герцогства Ольденбург в Северной Германии. Он так же, как Нассауские, не признал неравнородного брака Элимара. Дети Натальи Густавовны впоследствии, после смерти отца, получили титул графов Вельсбург; о правнуке Александры Николаевны, Георге Вельсбурге, мы уже упоминали. Возможно, в силу всех этих обстоятельств, Наталья Густавовна и не интересовалась русской родней, не знала языка и никогда не бывала в России. Но Наталью Николаевну, несомненно, помнила, ей было уже 8 лет, когда та приезжала в последний раз в Бродзяны.

Герцог Элимар, получивший наследство от матери, был очень богат. Под Веной у него было роскошное имение Эрлаа, в котором и поселились молодые. По зимам там жили и старики Фризенгофы. Дом был всегда полон гостей, устраивались охоты, пикники, музыкальные вечера. Супруги Ольденбург интересовались литературой и искусством. Наталья Густавовна писала стихи, даже выпустила два томика своих стихотворений, хорошо рисовала, писала и масляными красками (в молодости, как говорит А. М. Игумнова, она училась в Мюнхене у известного художника Ленбаха). В бродзянской гостиной висели два портрета ее родителей, написанные ею.

У Ольденбургов было двое детей, сын и дочь. Воспитателем их был молодой священник Пауль Геннрих, проживший в Эрлаа и Бродзянах около 10 лет (с 1887-го по 1896-й). Он оставил «Воспоминания», в которых говорит и об этом периоде своей жизни. Хорошо знал он, конечно, и стариков Фризенгофов. Познакомился он с ними 10 ноября 1887 года, когда впервые появился в замке Эрлаа. За обедом он встретился «…с родителями герцогини – бароном Фризенгофом, изящным старым господином, который состоял на австрийской дипломатической службе и, обладая знаниями в самых различных областях, умел очень интересно говорить… и его женой, бывшей придворной дамой русского двора и свояченицей поэта Пушкина. У нее уже несколько лет был левосторонний паралич. Говорила она обычно по-французски, но немецкому кандидату все же сказала несколько исковерканных немецких слов».

К сожалению, в воспоминаниях Геннриха мы мало находим сведений об Александре Николаевне. Мы узнаем из них, что часто, уезжая с мужем путешествовать, Наталья Густавовна оставляла своих детей на попечении бабушки, которая их очень баловала. Наталья Густавовна была этим недовольна, высказывала это матери, а Александра Николаевна в свою очередь была не согласна с дочерью, и отношения их в последние годы жизни Александры Николаевны, по словам Геннриха, были плохими.

В течение многих лет Александра Николаевна не могла ходить, и ее возили в кресле. Об этом говорят нам и Игумнова, и Пауль Геннрих.

В 1889 году в Бродзянах умер Густав Фризенгоф, а в 1891 году, в возрасте 80 лет, скончалась и Александра Николаевна. Сначала они были похоронены на местном сельском кладбище, а когда было закончено строительство часовни, гробы обоих супругов были перенесены туда. Во время своего пребывания в Бродзянах Н. А. Раевский посетил часовню, где покоится прах Александры Николаевны. В склепе под часовней стоит на бетонном постаменте серебристый с золотом гроб с немецкой надписью на кресте:

Баронесса Александра Фогель фон Фризенгоф,

урожденная Гончарова

Род. 7 авг. 1811 – Сконч. 9 авг. 1891[26]26
  По данным гончаровского архива, А. Н. родилась в 1811 году 27/VI ст. ст., т. е. 9/VII н. ст.


[Закрыть].

Так, далеко от родины, закончила свою жизнь Азя Гончарова, московская барышня, петербургская фрейлина двора, баронесса Фризенгоф… К сожалению, она не оставила никаких воспоминаний, и с нею ушло в могилу все, что знала она о Пушкине, о последних годах его жизни, о сестрах, а знала она многое…

После смерти герцога Элимара (1885 г.) Наталья Густавовна, не любившая Эрлаа, продала его и окончательно поселилась в Бродзянах. Пауль Геннрих и А. М. Игумнова довольно подробно рассказывают об этой эксцентричной женщине. Она вела безалаберную жизнь: в замке постоянно жили многочисленные гости, «непризнанные таланты» – поэты, писатели, художники, музыканты; некоторые из них прожили в Бродзянах всю жизнь. Говорят, что она была доброй женщиной. Она открыла в деревне кооператив, построила там больницу и нечто вроде клуба – «казино», где давались иногда концерты и театральные представления. Была она большой оригиналкой. Одевалась или в мужской костюм, или в старинные платья, давно уже не модные. Жила она не в замке, а в башне, построенной на холме, там ночевала одна с постоянно окружавшими ее собаками. В течение всего года каждое утро Наталья Густавовна посвящала верховой езде и появлялась в замке только к обеду. «Хозяйством она совсем не занималась, – пишет А. М. Игумнова, – и все шло вкривь и вкось, так что, несмотря на ее богатство, у нее часто не было в кармане и 20 крон на мелкие расходы… Жизнь в замке шла по заведенному десятилетиями образцу, и постепенно все разваливалось, т. к. на ремонт и починки никогда не было денег». И Пауль Геннрих пишет в своих воспоминаниях, что в конце своей жизни Наталья Густавовна с трудом сводила концы с концами: Первая мировая война, аграрная реформа в Чехословакии и обесценение в результате инфляции денег, полученных за Эрлаа и находившихся в венском банке, – все это разорило владелицу Бродзян. «Лишь с трудом удавалось предотвратить полное банкротство, отчасти путем продажи ценных вещей из богатой коллекции драгоценностей герцогини. В общем, мое последнее пребывание (в 1933 г.) было печальной противоположностью богатой и веселой жизни, которая протекала раньше в Бродзянах», – пишет Геннрих.

Наталья Густавовна умерла в 1937 году в возрасте 83 лет, пережив и сына, и дочь.

Во время Второй мировой войны бродзянский замок был разорен и разграблен гитлеровцами. Солдаты, стоявшие в Бродзянах, жгли в печах ценнейшую старинную библиотеку. Судьба многих портретов и альбомов до сих пор неизвестна. Но некоторые портреты и бумаги, как мы уже упоминали, все же попали в Пушкинский дом в Ленинград, они были переданы в 1947 году приезжавшей в СССР делегацией чехословацких писателей и журналистов.

Публикуемые нами письма Александры Николаевны Гончаровой-Фризенгоф и ее мужа, как петербургского, так и бродзянского периодов, дают нам возможность объективно судить об этой женщине. Она была глубоко порядочным человеком, не способным ни на какую временную связь, тем более с мужем сестры, ни вообще на какой-либо предосудительный поступок. Она страдала, это верно, тяжело переживала свое вынужденное девичество (об этом неоднократно так проникновенно говорит Наталья Николаевна), но мы не можем ее обвинить ни в одном некрасивом поступке. К Пушкину она относилась, как подобает свояченице, то есть по-родственному, несомненно, высоко ставила его талант, и из всей ее переписки с родными никак нельзя сделать вывод, что у нее были какие-то «особые» отношения с Пушкиным. Еще раз скажем здесь, что тесная дружба и нежная любовь друг к другу до конца жизни обеих сестер подтверждает это. И то, что Александра Николаевна была так счастлива в браке, свидетельствует о том, что и она, как и Наталья Николаевна, высоко ставила обязанности жены и матери.