Текст книги "О личной жизни забыть"

При виде своих недавних обидчиков Юля схватила телефонную трубку и набрала «02». Однако, Смыга не дал прозвучать даже ответному соединению, быстро нажав на телефоне отбой.

– А теперь, красавица, поговорим…

Бобина с широким скотчем у элисцев была с собой. Быстро прикрутив девушку к спинке стула, они включили погромче телевизор и с помощью пощечин стали обрабатывать свою жертву: «Говори! Говори! Говори!»

Что могла сказать Юля, если ничего не знала? Про то, что у Алекса есть бабушка в Подмосковье, что Зацепин его родной дядя, который служит в какой-то коммерческой структуре, что две недели назад Алекс просто вышел в магазин и больше не вернулся. Обнаруженная в ее квартире мужская одежда, фотоальбом и документы беглого студента только подтверждали ее слова. Паспорта, правда, не хватало, но это потому что он всегда находился у Копылова, даже когда он выходил в магазин.

10

Используя свои официальные студенческие каникулы на всю катушку, Алекс подробным образом ознакомился не только с Питером, но и со всеми его знаменитыми окрестностями: Петродворцом, Пушкиным, Павловском, Гатчиной. Стас никак не препятствовал таким разъездам своего курсанта на весь день. Поэтому мысль негласно на целые сутки смотаться в Москву пришла Копылову довольно закономерно. Сперва она показалась ему совершенно невозможной, нарушением всех правил и предписаний, но чем больше он думал об этом, тем сильнее хотел осуществить задуманное. В Москве его ждали сразу три важных дела: забрать из схрона свою денежную заначку, наведаться в Инюрколлегию насчет наследства, а самое главное – отправить дюжину писем со шпионской распечаткой по центральным газетам, причем сделать это с московских почтовых ящиков, чтобы никого не навести на свой нынешний петербургский след. Промелькнуло даже желание отпроситься на эту поездку у Стаса, однако было ясно, что такого разрешения он не получит ни под каким видом, а следовательно тогда московский рейд осуществить будет уже значительно труднее. А так можно закосить под дурачка, ведь обязательства не ездить никуда в свое свободное время он никому не давал. На первый раз это могло и прокатить.

Тут еще и Стас объявил, что в ближайшую субботу его не будет – едет с приятелями в Карелию на охоту, но Алекс пусть не думает расслабляться – домашних заданий будет аж на целую неделю. И Копылов решил окончательно: еду.

Собираясь в пятницу в дорогу, он заодно придумал себе еще и четвертое дело в Москве, и положил в свою сумку верный «Никон». Уроки Зацепина не прошло даром – Алекс захотел нанести свой собственный атакующий удар по «Элису».

Некоторые сомнения возникли у него по поводу мобильника: брать – не брать. Уже выйдя с сумкой из дома, Копылов вернулся в квартиру и на кухне сунул телефон под газету на подоконнике – ну забыл мобильник дома, с кем не бывает.

На Московском вокзале его ждал неприятный сюрприз: билеты на Москву остались самые дорогие и после того, как он купил еще и обратный билет, у него на весь московский день осталось триста рублей, а ведь придется еще и по городу поездить и чем-то питаться. Эти копеечные подсчеты порядком разозлили его, зато дали в руки аргумент против будущих претензий Стаса: «Я же вам намекал, что мне денег не хватает, вот и поехал за своей заначкой, раз вы моих намеков в упор не понимаете».

Поезд пришел в Москву в пять утра. Еще не ходило даже метро и Алекс поперся к своей бывшей общаге через пол-Москвы пехом. Пока шел, терзал свое воображение всевозможными страхами о своем схроне: что дурные дворняги все там разрыли, или начато на этом месте строительство или проводят каких-либо подземные коммуникации. И был даже слегка разочарован, когда увидел место своего тайника ничуть не потревоженным. Деньги и старый загранпаспорт на Копылова он забрал, «беретту», подумав, тоже – в петербургской земле ее отныне прятать было сподручней.

Теперь с «денежкой» можно было веселей идти и по другим делам.

Сначала он отправился к Киевскому вокзалу и, пройдясь по его окрестностям, вкинул в почтовые ящики все двенадцать писем, привезенных с собой. Фээсбэшные оперы наверняка обратят внимание на сей факт, который наведет их на мысль, что податель писем прибыл в Москву с юго-западного направления.

Вычеркнув, таким образом, два пункта из своего задания, Алекс поехал в офис «Элиса». Стеклянные двери оказались неожиданно закрытыми. Алекс нажал на кнопку звонка. Изнутри к двери подошел дежурный охранник, но не открыл.

– Вы к кому? – поинтересовался он. Голос из-за стекла звучал глухо и нелюбезно.

– К твоему шефу, – в тон вопросу грубо произнес Алекс.

– Вам назначено?

– Набери внутренний телефон и скажи ему, что здесь на выходе его ждет Петр Зацепин.

– Кто такой Петр Зацепин? Я такие вещи не передаю.

Алекс даже слегка растерялся от такого поворота.

– Говорю: позвони. А то потом втык получишь.

Охранник еще пару секунд размышлял, потом все же отошел вглубь вестибюля. Сквозь стекло было видно, как он поднял трубку внутреннего телефона.

Алекс быстро пошел прочь и укрылся метрах в семидесяти в проходе между домами. Листва стоящего рядом дерева служила ему идеальным камуфляжем. Отсюда он через трансфокатор «Никона» наблюдал и щелкал, снимая, как на площадку перед входом сначала выскочили два телохранителя, с ними охранник и Лавочкин.

По мимике было понятно, что шеф безопасности спрашивает, куда делся тот, кто вызывал, а охранник только недоуменно пожимал плечами. Самым драгоценным здесь был непривычно растерянный и испуганный вид Лавочкина. Оставалось ко всем этим снимкам придумать подходящие комментарии и дело будет сделано.

11

На третий день своего пребывания в квартире Юли Смыга с Грибаевым готовы были от злости лезть на стену. Сперва «элисцы» собирались дежурить у «крошки», как они ее называли, по очереди, но три Юлины попытки сбежать вынудили их сторожить ее на пару. Если отлучались из квартиры по одному, то очень ненадолго: купить что-то из продуктов, да просто подышать свежим воздухом. Юле свежий воздух не полагался: дыши в форточку, если хочешь. Хорошо, что каникулы – никто ее отсутствием не поинтересуется. Несколько раз Юле звонили подруги, трубку поднимал Костя и говорил: извините, ваша приятельница отсюда съехала и теперь здесь живет другой человек.

Слава богу, что в квартире помимо широкого дивана нашелся еще матрас от односпальной кровати. На нем ночевала и валялась целый день с книгой Юля. А Смыга с Грибаевым валетом спали на диване. Вдобавок ко всему телевизор шел очень плохо, и больше часа смотреть его было совсем невмоготу.

В первый вечер, допрашивая Юлю, Костя пригрозил, что они сейчас возьмут и изнасилуют ее. В ответ девушка пообещала выброситься из окна. Чуть погодя, когда Юля вышла в ванную, Грибаев выразительно покрутил пальцем у виска:

– Смотри, в самом деле не сделай этого.

– А чего? Очко жим-жим! – таким же тихим шепотом отвечал ему Смыга.

– А что ты на пятый или шестой день делать будешь?

В тот момент Костя даже толком не понял: о чем это он? Только через сутки до него дошло, что длительный шведский секс осточертеет сам по себе, к тому же это может иметь негативные последствия и перед законом, и перед собственным начальством, да и вообще, страх перед насилием гораздо эффектней, чем когда оно уже состоялось. Теперь он развлечения ради лишь время от времени буравил Юлю тяжелым раздевающим взглядом, отчего девушка невольно сжималась и ежилась.

Часы текли за часами, и в тесной семнадцатиметровой комнатенке атмосфера не только не разряжалась, а приобретала все большую плотность и давление. Раздражало буквально все: кто как повернулся, кто куда переместился, кто что сказал.

И вот зазвонил самый нужный адресат. Смыга понял это потому, как встрепенулась Юля. У этих влюбленных дурех интуиция почище любых экстрасенсов. Он сделал знак Грибаеву, тот схватил Юлю в охапку и левой ладонью закрыл ей рот.

Костя снял трубку и послушал. В трубке – тишина и полный вакуум. Грибаев невольно сделал шаг к напарнику и чуть ослабил свою хватку. Юля сделала резкий рывок и на полсекунды освободила свой рот.

– Не приходи! Они здесь! – успела она крикнуть и тут же получила от Грибаева сильный удар в бок и снова уже не только рот, а и нос оказались намертво перекрыты.

В трубке раздались короткие гудки.

12

Походив кругами по Тверской у входа в Инюрколлегию, Алекс так и не решился войти в нее. Хотя иностранный паспорт на прежнюю фамилия был при нем, риск получался слишком неоправданным: во-первых, возможно именно там находится маячок-капкан от преследователей Зацепина, во-вторых, а смысл какой? Ну найдут его в списках наследников и что?

И хорошо пообедав в ближайшем кафе, Копылов сделал другое нарушение своей нелегальности: купил телефонную карточку и с таксофона набрал домашний номер Юли, хотя очень сомневался, что она до сих пор в Москве. А если здесь – то просто хотел ей дать знать, что он жив-здоров, но вынужден теперь жить в другом городе.

Услышав в трубке крик Юли, Алекс немедленно бросил трубку обратно на рычаг и торопливо зашагал прочь, опасаясь, что данный таксофон уже засекли и сюда мчится группа захвата, чтобы арестовать его, как убийцу Николаева. С трудом взял себя в руки и попытался рассуждать более здраво. Самым разумным было сделать вид, что никакого звонка он не делал и преспокойно возвращаться в Питер. Ну, а потом что?.. Потом он все равно изведет себя мыслями о собственной трусости. Это тоже было абсолютно ясно.

Значит, надо принимать брошенный ему вызов. Вдохновение сегодня было на стороне Алекса: две минуты – и весь план предстоящих действий предстал перед ним во всех подробностях. И найдя другой таксофон, он снова вставил в него телефонную карточку.

Новый звонок телефона застал гопкомпанию чуть врасплох – Смыга с Грибаевым не сомневались, что никакого продолжения после крика их заложницы не последует. И прежде чем снять трубку, Костя, пока Грибаев держал Юлю, заклеил ей рот скотчем.

– Алло. Это Алекс. Там что, все глухонемые? – так прокомментировал Копылов очередное молчание в трубке.

– Я тебя внимательно слушаю, – настороженно произнес Смыга.            – Вам ведь нужен я, не так ли?

– А еще лучше в комплекте с твоим дядей.

– С каким именно? – позволил себе чуть похулиганить Алекс.

– А что, кроме Зацепина у тебя еще кто-то есть?

– Зацепин в другой части планеты.

– Хорошо, тогда сгодишься и ты, – согласился Костя.

– Пустырь на Арзамасской знаете? Будьте там в три часа, на самой середине пустыря. Только вместе с Юлей. Я приду, и вы ее отпустите.

Опять, как и прежде, этот мальчишка навязывал им с Грибаевым свои правила игры.

– Ты ковбоя из себя не строй. Приезжай сюда, на квартиру. Тут мы ее и отпустим.

– В тесном помещении трудно общаться на безопасном расстоянии. На природе все будет веселее.

– Ты никак нам угрожаешь?

– Я и не знал, что меня все так боятся. Теперь буду знать, – откровенно издевался студент.

И Смыга повелся.

– Черт с тобой, ковбой хренов. В три часа будем.

Теперь всю конспирацию Копылову вообще приходилось выбросить на помойку. Засунутая за пояс «беретта» приятно холодила живот, а пачка долларов еще больше расширяла его возможности. В обменнике он поменять пять соток, чтобы купить все необходимое, а затем еще поймал грузовую «Газель», дабы поместить в нее свои покупки и не опоздать к назначенному часу.

13

Пустырь на Арзамасской представлял собой заброшенную вначале девяностых строительную площадку с многочисленными сваями, бетонными блоками и перекрытиями, поросшими кустарником и бурьяном. Вокруг бесконечные ряды железных гаражей, какие-то непонятные огороды, глухой забор железнодорожной базы – словом, идеальное место для бандитских разборок.

Только когда они кое-как въехали на край пустыря, Смыга понял, какого дурака свалял, – окружающий бурьян служил отменным укрытием для любого стрелка.

– Да с хорошей оптикой нас здесь перещелкать плевое дело, – вторил его невеселым мыслям Грибаев.

Конечно, вряд ли этот студент мог где-то за полтора часа достать снайперскую винтовку? Но вылезать из машины как-то не хотелось.

У Смыги пистолет лежал на коленях, Грибаев своего «макарова» предпочитал держать в руке. Юля связанная и с заклеенным ртом сидела вместе с Грибаевым на заднем сиденье и тоже, как и «элисцы», испуганно озиралась по сторонам.

То, что его старые знакомцы не спешат покидать свое авто, убедительней всего подсказывало наблюдавшему за ними в бинокль Копылову, что их всего двое. На всякий случай он еще раз оглядел в бинокль окраины пустыря. Где-то прыгали на съестных отбросах вороны, в другом месте прокрадывалась по своим делам кошка, в третьей стороне шныряли воробьи – все указывало, что рядом с ними спрятавшихся людей нет.

Но, сидя в машине, «элисцы» были для него недосягаемы, поэтому приходилось терпеливо ждать. Алекс пожалел, что оставил в Питере мобильник, сейчас бы он заставил этих топтунов выбраться наружу.

В половине четвертого Костя выразительно посмотрел на Грибаева. Как начальник группы он мог приказать подчиненному выйти из машины, но сделать так, значило признаться в собственном малодушии: сам согласился на такие условия, сам и рискуй тогда.

– Ладно, пошел я с подругой на середину пустыря, – Смыга вышел из машины и помог выбраться на свободу Юле.

Через полсотни шагов он остановился у одной из бетонных свай, прислонился к ней спиной, а впереди себя, как заслон поставил Юлю. Увы, свая доходила сыщику только до середины спины, но все равно так было как-то спокойнее. Алекс, однако, по-прежнему не появлялся. Костя глянул в сторону машины, думая позвать напарника – ведь ясно, что этот паршивец хочет видеть их обоих вместе.

Грибаев понял его взгляд, тоже вылез из машины и подошел к ним. Обезопасил себя по-другому: подобрал кусок доски, положил на бетонное перекрытие и уселся на него, наполовину сократив себя как мишень. Смыга позавидовал его сообразительности – тоже надо было сесть подле сваи, тогда бы он вообще был бы в безопасности. Свои пистолеты оба опера теперь держали в карманах курток.

– А наш ковбой действительно выбрал лобное место, – похвалил Грибаев, дабы хоть чуть-чуть разрядить обстановку. – Помнишь, как в «Хорошем, Плохом, Злом» они втроем мочили друг друга?

– Ты у нас, конечно, Плохой, – сердито усмехнулся Смыга.

– А ты Злой. Значит, ждем Хорошего.

Все их перемещения Алекс скрупулезно отщелкивал на свой «Никон».

– А может он просто выманил нас сюда, чтобы забрать в квартире свои документы и шмотье? – предположил вдруг Грибаев.

А ведь верно! У Кости от изумления и досады едва не отвалилась нижняя челюсть.

– Ты раньше сказать не мог?

– А зачем? Его документики я с собой прихватил, – Грибаев самодовольно похлопал себя по карману куртки.

Смыга готов был убить его за эту предусмотрительность. На часах, между тем, было почти четыре.

И тут они увидели некое скрюченное очкастое чмо на велосипеде-внедорожнике. Чмо катило по тропинке, которая проходила чуть в стороне от центра пустыря. На голове красная с белым бейсболка, на плечах желто-голубая еще более попугаистая ветровка. Да еще на груди какой-то коричневый ком – то была повешенная на шею сумка-чемоданчик. Алекс все рассчитал верно – яркий нелепый вид и вжатая в плечи голова с очками сделали его совершенно не узнаваемым. Даже Юля следила за ним как за неким неодушевленным предметом. А объезд «элисцев» с правого бока не давал им возможность заметить «беретту» в правом кулаке Копылова, прижатом к рулю.

Костя и Грибаев уже успели поверить, что их клиент сейчас вламывается в квартиру Юли и чуть расслабленно следили за неспешными перемещениями чудика-велосипедиста. Они встрепенулись только, когда велосипедист свернул с тропинки и, увеличив до предела скорость, помчался прямо на них.

«Элисцы» начали стрелять на секунду позже, чем Алекс, поэтому на его пять выстрелов, произведенные почти в упор, успели ответить лишь тремя. Присутствие впереди Юли мешало Смыге выстрелить, и в последний момент он оттолкнул девушку в сторону, что спасло ей жизнь – управляя скачущим на неровностях велосипедом одной рукой, Алекс вряд ли сумел бы попасть в Костю, не задев подругу.

Чтобы избежать столкновения, Смыга и сам метнулся в сторону, и в то же мгновение девяносто килограммов железа и телесной массы со всей дури врезались в него. Грибаев был мертв. Смыга лежал в одной стороне, Алекс в другой. Оба были ранены, но не замечали этого, отыскивая глазами выпавшее оружие. Костя первым пополз к своему пистолету. Алекс, не обнаружив рядом «беретты», на четвереньках бросился ему наперерез. И когда Смыга уже почти коснулся ручки «макарова», Копылов всадил ему в шею свое «нечестное холодное оружие» – карандаш.

Рядом послышалось какое-то движение. Алекс схватил пистолет Смыги и направил его на источник шума. От выстрела по сидевшей на земле Юле удержался едва-едва. Вспомнив, оглянулся на Грибаева, тот завалившись набок, не подавал признаков жизни, успокаивались и конвульсии Смыги.

Поднявшись на ноги, Алекс сорвал с лица Юли скотч и только тогда ощутил в своем теле какие-то изменения.

– Саша! Живой! – всхлипнула-заревела Юля.

– А что мне сделается, – он стал сдирать с помощью зубов скотч с ее запястьев. – Видишь, каково иметь со мной дело? Ну приди в себя! Все кончилось.

– Ты ранен? – она увидела кровь на его кисти руки.

– Есть немножко, – Алекс удивленно посмотрел на сбитые при падения костяшки пальцев. Но болела не рука, болело в боку.

– Ты их… убил? – Юля испуганно смотрела на неподвижные фигуры «элисцев». – Надо вызвать «скорую».

– Надо, – согласился он. Снял с шеи свою сумку и быстро, как будто всю жизнь этим занимался, стал собирать в нее трофеи: пистолеты и все, что было у Смыги с Грибаевым в карманах: мобильники, портмоне, документы, ключи, визитки, даже расчески и носовые платки – мол, потом разберемся.

– Они меня били. А я про тебя ничего не знаю. Три дня не выпускали, – спешила она рассказать.

– Все, все, потом, – торопил он ее. Пустырь был по-прежнему безлюден, но выстрелы слишком долго без внимания не могли остаться.

Они прошли к «Ладе». Смыга оставил ключи в замке зажигания. Алекс уверенно включил мотор, и они поехали прочь. Его бодрости хватило минут на пятнадцать, а потом перед глазами пошли желтые круги. Заехав в какой-то двор из панельных пятиэтажек, Копылов остановил машину и попросил:

– Посмотри, там, в аптечке, должен быть бинт.

Бинта оказалось совсем мало. Закрепив его скотчем на обильно кровоточившей в боку ране, они кое-как доехали до ближайшей станции метро. Машину бросили, бейсбольная кепка и очки тоже отправились в мусорный бак. От попугаистой ветровки Алекс избавляться не стал – в ней оказалось всего одно пулевое отверстие, а в его собственной куртке дырок получилось не меньше четырех. Вместе с фотоаппаратом и биноклем она была комом засунута в сумку-чемоданчик, висевшую на груди, и послужила неплохим бронежилетом, приняв на себя все пули «элисцев». Лишь одна из пуль пробила эту защиту, чтобы застрять у него в правом боку.

Поначалу боль от раны была малозаметной, но поездка в метро до Комсомольской сильно разбередила ее, и Копылов почувствовал себя заметно хуже. Еще больше чем рана ему досаждала сама Юля. Говорила и говорила, повторяя по десятому кругу одно и то же:

– Что же теперь будет?.. Они преступники, они меня взяли как заложницу… Это была всего лишь твоя самозащита… Тебе за это ничего не будет… Не должно быть… Или может тут что-то другое… Так скажи, не скрывай…

Он уже почти жалел о содеянном. Где вы, гиперсдержанные американки, скажут ковбою-спасителю одно остроумное слово и замолчат до самых титров! А тут целое словесное цунами. Впредь буду спасать только глухонемых подруг, мысленно наказывал себе Алекс.

При выходе из метро он сделал слабую попытку отделаться от нее.

– Нам сейчас надо разойтись в разные стороны. Так будет лучше.

– Сначала ты три недели не появляешься, а потом хочешь просто так уйти. Я с тобой. И даже не говори.

– У меня билет на поезд. Мне надо уехать.

– Покажи билет, – не поверила она. – У тебя нет никакого билета.

Пришлось показать, как бы случайно закрыв пальцем свою новую фамилию. Хорошо, что до отхода поезда оставалось всего полтора часа. Но и это время Юля наполнила бесконечными расспросами.

– Что ты делаешь там, в Петербурге?.. Где живешь?.. В институт думаешь возвращаться?..

Приходилось прямо на ходу выкручиваться.

– Конечно, вернусь. Чуть-чуть до диплома осталось… В Питере у меня дальняя родня оказалась. Там и отсиживаясь пока.

– Что значит, отсиживаешься?.. А из-за чего-то все? Ты можешь толком объяснить?

– Я большие деньги в карты проиграл.

– Ты?! – крайне изумилась она. – А они мне ничего об этом не говорили. Нет, не может быть! Ты мне никогда не говорил, что в карты играешь. Нет, только не это! Я бы почувствовала.

– Просто у меня алгоритм такой: два года держусь, а потом меня срывает и несет по-черному.

И она, в конце концов, поверила, потому что его выстрелы могла объяснить только самая бредовая причина. Потом вспомнила про велосипед и пистолет.

– Как ты это придумал?

– В одном старом фильме видел, – соврал он.

– А где пистолет достал?

– Купил для самообороны. Видишь – пригодился.

Не забыла она и себя.

– А мне что говорить? Все как есть рассказывать, если спросят?

– Скажешь, что приболела и сидела дома. Никто особо спрашивать не должен. Я сделаю так, чтобы от тебя отстали. Обещаю. Ну, если тебя официально вызовут в милицию, тогда рассказывай все как есть.

– Я в августе лечу с родителями на Канары. Давай и ты с нами. С твоим испанским там самое то. Если нет денег, я тебе одолжу.

– В другой раз обязательно.

Наконец, наступила минута прощания. Юля прошла с ним прямо на перрон.

– Пообещай мне, что решишь до сентября свои проблемы, – попросила она напоследок.

– Конечно. У меня просто нет другого выхода, – на голубом глазу заверил ее Алекс.

Если в Москву он ехал в купейном вагоне, то обратно ему достался вагон с сидячими местами. Все пассажиры вокруг как-то быстро угомонились и погрузились в сон. Тощий мужичок на соседнем сиденье у окна тоже спал, широко открыв рот и не производя при этом ни одного звука. На весь вагон казалось не спал лишь один Алекс: стерег свои пистолеты и прислушивался к собственному раненому телу.

Несмотря на принятые меры предосторожности, он почти не сомневался, что Стас непременно узнает об этой его московской вылазке. Будет даже несолидно, если не узнает. И что тогда?.. Неужели дадут законный ход расследованию? Разумеется, не дадут. Однако и без последствий это вряд ли останется. Да ладно, как будет, так будет. Конечно, этих двух великовозрастных топтунов можно было просто припугнуть, сделать из укрытия пару выстрелов и сказать, чтобы отпустили его малышку. Но тогда насмарку пошла бы вся его затея с велосипедом и переодеванием. Поймав себя на этой мысли, он сделал неожиданный вывод, что застрелил двух здоровых мужиков в самом расцвете лет из-за того, что ему было жаль потраченных денег на велосипед и пеструю ветровку.

Некоторым оправданием служило то, что топтуны тоже несколько раз выстрелить. Как любили шутить у них в одиннадцатом «А»: чтобы жизнь тайных агентов была героической, их надо время от времени отстреливать. Да и собственная возможная смерть в молодом возрасте уже не представлялась столь нелепой как раньше – ведь две с половиной чужих жизни (включая Николаева) он забрал, следовательно, заплатив за это своим бренным трупом, все равно останется в выигрыше. Мысль о возможном официальном наказании за содеянное тоже посетила его. Он прикинул какое наказание за двойное преднамеренное убийство ожидало бы его в Штатах, и какой детский срок может выпасть здесь, и чуть ли не в первый раз обрадовался тому, что находится не там, а здесь в этой колючей и странно-милосердной России.

Мимо по проходу шла проводница, стройная девица с миловидным детским личиком. Заметила не спящего пассажира и приостановилась.

– Вам плохо?

Алекс не сразу понял, что обращаются к нему. Ее голос словно проходил через ватную подушку.

– Да так, терпимо.

Легким ласковым движением она дотронулась до его лба:

– Да у вас жар! Может в Бологое вызвать «Скорую»?

– Не-не, – испугался он. – Лучше воды и какую-нибудь таблетку.

Она принесла ему аспирин и стакан воды.

Позже подходила еще раз, но он сделал вид, что заснул.

14

Говоря, что в выходные отправляется на охоту, Стас выражался крайне метафорически, называя так свои похождения по женской части. Кто-то ищет женщин по интернету, кто-то по ресторанам или по телефонам массажных салонов, инструктор же Алекса, капитан Стас предпочитал искать донжуанские приключения в райцентрах в 100-150 километрах от Санкт-Петербурга. Причем постельный финал его интересовал не в первую очередь. Будучи сам родом из поселка городского типа, он таким образом словно восстанавливал звено своей прервавшейся полусельской судьбы: «А что было бы, если бы из армии меня не послали делать мою сегодняшнюю карьеру?» Вот и превращался в некоего ностальгирующего командировочного, примеряя на себя возвращение в родимые пенаты. Если не получалось свести знакомство с сорокалетними матронами (20-летние красотки в ностальгию никак не вписывались) поблизости от гостиницы, шел на ближайший вещевой рынок и начинал разыскивать себе ту или иную покупку. Покупка почти никогда не находилась, зато затевался задушевный разговор с той или иной продавщицей. Ночью они, как правило, оказывались с ней в одной постели, то ли в ее жилище, то ли в его гостинице. Роман получался кратким, но весьма бурным. Причем рассуждая со своей пассией о возможной совместной жизни, Стас почти не кривил душой – ему часто хотелось этого на самом деле. Не боялся также показывать даме сердца и свой паспорт без брачного штампа. Правда, когда дама пыталась найти его по указанному в прописке московскому адресу у нее ничего не получалось – да и то сказать, неужели он, специалист по тайным делам, не сумеет себе выправить лишний документ на чужую фамилию.

Такой своей охотой Стас убивал сразу не меньше трех зайцев: во-первых, само утоление сексуального голода, во-вторых, тягу к яркому событию в своей жизни, в-третьих, реализацию хоть в таком виде несостоявшейся карьеры разведчика-нелегала. Острые приключения они действительно случались: и драки с чужими мужьями, и бегство из окна, и разбирательства с милицией, и дикие поступки разгадавших обман женщин. Но даже если не обламывалось вообще ничего, он все равно возвращался в Питер изрядно взбодренным и помолодевшим.

– Григорич, когда жениться будешь? – спрашивали его время от времени сослуживцы.

– Как до лейтенанта разжалуют, так и буду, – отвечал Стас, имея в виду, что именно из-за неудачных браков ему не удалось как следует продвинуться по службе.

Его первая жена Алевтина всем была хороша, вот только завистлива не в меру. По молодости он не придал этому значения, думал, перерастет баба, сию временную глупость. Не переросла. И постоянный ее зудёж об успехах окружающих погрузил Стаса за два года в самую беспросветную депрессию. Последней искрой послужил поход Алевтины к непосредственному командиру Стаса на предмет более хлебного назначения мужа.

Дашу, свою вторую жену, он перед загсом долго испытывал на предмет зависти, в этом плане она оказалась кристально чистой, если допустить, что на свете вообще бывают не завистливые женщины. Зато упустил другой момент: Дашин злой язык. Поначалу ее острые критические замечания обо всем вокруг даже чем-то нравились ему, мол, какую умную и наблюдательную болтушку он приобрел в ее лице! Однако чем дальше, тем невыносимей становилось слушать ее злопыхательства обо всем и обо всех. Всегда выходило, что если из семи миллиардов сокамерников по планете, где-то есть десять порядочных и благородных людей, то это где-нибудь там: в Антарктиде, Новой Зеландии или на Фалерских островах, но никак не ближе. Все же остальные планетарные сокамерники только спят и видят, как напакостить ей, Даше, а заодно и ее мужу. Поняв, что рано или поздно он сойдет от этих разговоров с ума, Стас освободился и от второй домашней мучительницы.

Разумеется, об истинных причинах своих разводов Стас никуда не докладывал: ну кому объяснишь, что у него просто такая хрупкая душа: способна из пулеметов косить врагов, но почему-то не допускающая близко к себе вздорные женские речи. И в результате во всех закрытых характеристиках он объявлялся личностью с нестабильной психикой.

На сей же раз его «охота» закончилась даже не начавшись – на мобильник позвонил подполковник Яковенко и сообщил, что один из фабзайцев Стаса попал за ресторанную драку в милицию, поэтому инструктору пришлось сходить прямо с рейсового автобуса и возвращаться назад в Питер.

Освободив из КПЗ и как следует пропесочив своего ресторанного шалуна, Стас позвонил Алексу: и на домашний и на трубу – никто не отозвался. Запрос в диспетчерскую службу показал, что мобильник Копылова всю ночь с пятницы на субботу и полдня субботы находится строго по адресу своего владельца. Пара дополнительных звонков, и на Московском вокзале дали справку о Дмитрии Волкове, взявшего туда и обратно билеты в Москву.

Возмущение Стаса было столь велико, что он помчался на квартиру Алекса, чтобы дождаться его возвращения утренним поездом в воскресенье. Мобильник Копылова самым нахальным образом лежал под газетой на кухонном столе, словно его действительно забыли совершенно случайно.

И вот без пятнадцати семь утра в двери щелкнул замок и в квартиру ввалился ее хозяин. Стас уже полчаса как не спал, просто лежал в темноте на тахте, укрывшись пледом. Сначала так и хотел, лежачим встретить Алекса, но тот мог почувствовать присутствие инструктора просто по запаху и тогда эффект полной неожиданности не сработал бы. Поэтому Стас неслышно подхватился с тахты, сделал три мягких шага в одних носках и выглянул в прихожую, где, упираясь руками в стену, стоял Алекс в пестрой ветровке.

– А вот ловчить и обманывать совсем не обязательно. Ты будешь за это здорово наказан, – Стас полагал, что его слова прозвучали весьма увесисто.

Алекс не вздрогнул, не замер, а посмотрел на инструктора как на неодушевленный предмет, потом просто повалился на пол и потерял сознание.

15

Письма разосланные Копыловым у замначальника отдела ФСБ подполковника Фролова начали собираться уже на третий день с момента своего вброса в почтовые ящики. Несмотря на все несомненные достижения свободной российской прессы, сотрудники газет понимали, что вещественные доказательства кремлевских тайн лучше сдать добровольно, чем ожидать, когда за ними придут люди в штатском, поэтому, сняв предварительно ксерокопию (в этом сомневаться не приходилось), они с курьером или младшим редактором доставляли опасную корреспонденцию на Лубянку. Некоторые из посланцев даже робко интересовались, могут ли они сей текст как-то у себя использовать.