Текст книги "Злачное место"

Рассказы

Дополнительный этап

Дом был старый, добротный, сложенный из толстых сосен. Наверное, прапрадед Коржика построил такой же: чтобы и сыну хватило, и внуку потом, а может, и правнуку досталось без особого перебора бревен, разве что нижние венцы заменить. Те хоть и с осмолом, а все равно подгниют лет за сто. Сам-то Коржик не видел этого дома, а вот отец, говорил, по молодости еще ездил с дедом в деревню и наблюдал тот дом своими глазами. Так что потом с удовольствием показывал, какой толщины были бревна в прадедовском доме, сводя руки обручем над выкаченным вперед животом. (Было похоже, будто отец нес на животе бочонок с пивом, до которого был великий охотник, и вдруг выронил.) И здесь тоже: вон какие лесины на потолок пошли, на пол – чесаные топором, никаких рубанков, а тем более циркулярок и бензопил. Кондовое такое все, сверху донизу, потому и крепким получился, вот и не может к ним оборотень залезть.

«Оборотень» – это так его Коржик назвал. Может, их правильно по-другому называть, он не знает. А так – сильно похож, как раз на того, которого он в кино видел буквально в этом году, только без шерсти. В кино они с Ленкой ходили, на 23 февраля, Ленка тогда, дурочка, боялась сильно, к нему прижималась. А меньше чем через месяц – получите фильм ужасов с доставкой на дом. Не заказывали? Извините, уже уплачено…

Дом крепкий, а все же не крепость и не сейф. Коржик с тревогой посмотрел на потолок: там что-то тяжело стукнуло, с немыслимой быстротой переместилось из одного угла чердака в другой, на тяжелый стол, придвинутый к двери, посыпалась сверху какая-то желтая пыль. Наверху все вроде стихло, и он попробовал осторожно подойти к окну, чтобы выглянуть наружу через узкую щелку. Половица под ногой предательски скрипнула, Коржик аж скривился. И тут же вжал голову в плечи: на дверь, ведущую в сени, обрушился мощнейший удар, еще и еще, стол, подпирающий дверь, даже вздрагивал… потом опять все стихло. Он сглотнул горькую вязкую слюну и вновь осторожно двинулся к окну. Дом был чем еще хорош – у него имелись ставни. Не какие-нибудь декоративные накладочки из фанеры, а настоящие добротные щиты, надежно закрывающие окна. Дубовые, с длинными коваными болтами, которые надо было продевать сквозь стену и закреплять специальной полосой – так, что не выдерешь! – они делались давно умершим мастером в те времена, когда люди понимали, что мир за стенами дома – опасен! Опасный мир за стенами дома мог стать смертельно опасным в любое время, особенно ночью, и потому каждую ночь ставни наглухо закрывались, надежно пряча обитателей дома от всего, что могло на них покуситься, до рассвета, а надо – так и больше. Это потом уже мир обманчиво притворился надежным и ничуть не страшным, убаюкивая всех живущих ложным спокойствием, – так львица в саванне встает и, лениво переставляя ноги, идет в сторону стада зебр, даже не именно в их сторону, а как-то вроде и вбок. Совершенно не интересуясь ими. Вроде как. Ей просто захотелось прогуляться именно вот здесь, неподалеку. Паситесь, паситесь, полосатенькие… И даже если зебры, которые каждую неделю натыкались на не доеденные падальщиками вельда останки своих вчерашних друзей по стаду, все равно попадались в эту ловушку вновь и вновь, что уж тут было говорить о людях, на памяти нескольких поколений которых в этом сибирском краю не происходило ровным счетом ничего опасного. Даже война прокатилась далеко от него, проявив себя разве что мертвящим белым снегом похоронок. Люди расслабились и перестали закрывать ставни, ржавела ковань болтов, за постоянно распахнутыми щитами деловито плели свои сети пауки. Нынешние хозяева дома не раз и не два подумывали, чтобы вообще убрать ставни, и не срывали их только из-за неохоты возиться с крепко сработанным изделием. Тем не менее мастер, сработавший ставни, свое дело знал, как знал и то, что мир может притвориться безопасным. И когда он, глухо рыча и капая кровью с оскаленных желтых клыков, дыша гнилым смрадом раскопанной могилы, рванулся в сторону оцепеневших от ужаса людей, ставни не подвели своего создателя, мирно спавшего на погосте. Наглухо захлопнувшись и спрятав за своими створками двух детей, они с честью выполнили свое предназначение даже после стольких лет бездействия. Вот только не у всех в этом мире был такой дом с такими ставнями…

Коржик, стараясь даже не дышать, выглянул в узкую щелку между захлопнутыми ставнями. Видно не было почти ничего, и он попробовал сместиться чуть вправо, силясь рассмотреть, что же там творится на засыпанном снегом дворе. Справа ничего, кроме краешка забора, не было видно, и он сдвинулся влево. Там видно было, только лучше бы не было: в поле зрения попала окровавленная рука. По синему рукаву куртки он понял, что рука – тети Зои: она не успела убежать, когда мертвец из-за сарая вышел прямо на нее, только ему успела крикнуть, чтобы прятался в дом. Рука медленно поднялась и с силой хлопнула по створке ставня, затем, шурша осыпающейся шелухой старой краски, поползла вниз, потом опять стало тихо. Теперь и слева ничего не стало видно. Коржик осторожно выдохнул в сторону и, стараясь не скрипеть предательской половицей, вернулся к кровати, на которой лежала пышущая жаром Ленка.

Он осторожно провел по ее лбу кончиками пальцев: ух ты, какая горячая! Впрочем, даже и так было видно, что у Ленки температура запредельная: пальцы ощутили тепло задолго до того, как приблизились к сухой коже. Он смочил водой полотенце, лежавшее рядом, и положил его Ленке на лоб, затем попробовал напоить девушку из поильника – старой плоской синей кружки с надписью «Кисловодск». Хорошо, нашлась здесь такая – видно, кто-то из бывших хозяев дома попал с оказией на знаменитый курорт. А может, так, кто подарил… Ленка приподнялась, не открывая глаз, проглотила несколько глотков из трубочки, вделанной в ручку кружки, и бессильно откинула голову на подушку. Дышала она шумно и тяжело, слышно было, как в груди что-то посвистывает с каждым вдохом… На его вопрос, не хочет ли она поесть, так же не открывая глаз, помотала головой. Больше сделать чего-либо он не мог. Можно было бы, конечно, поесть самому, но это означало возможный шум, а следовательно, риск вновь привлечь оборотня. Если бы Ленка захотела – тогда другое дело. Да и не хотелось ему есть вообще-то, так что оставалось только ждать. Он вздохнул и принялся ждать. Виталий должен помочь, он обещал, что приведет друзей.

…Их тогда спасло чудо. Им ни за что не выбраться бы из города, над которым стоял непрерывный вой, полный смертельного ужаса. Выли живые. Те, другие, молчали, выть они не могли. Впрочем, у них и так хватало дел: от их молчаливо-деловитой сосредоточенности, с которой они искали воющих от страха пока еще живых, было еще страшнее. Коржик и сам едва не заорал от страха, когда впервые увидел, как толпа существ, которые лишь внешне походили на людей, но ими уже не были, вышла им с Ленкой навстречу. Уже было известно, что в городе эпидемия, что люди становятся зомби после укуса больного человека. Это взрослые не верили, а им, пересмотревшим десятки ужастиков, поверить в это оказалось как раз и легко. Так что до своего дома они добирались очень осторожно и никому не попались. Коржик уже почти поверил, что они дошли, – тут-то группа мертвяков, человек в восемь – десять, на них и набрела. Они тогда спрятались в подъезде, но, как оказалось, попали из огня да в полымя: едва они захлопнули за собой дверь и Коржик вставил в ручку какую-то удачно оказавшуюся там палку, как откуда-то сверху донеслись шаркающие шаги. Шел один человек – или не человек, как его назвать. Шел медленно, но, по прикидкам Коржика, спуститься с четвертого этажа – это у него займет минут пять, вряд ли больше. А за подъездной дверью их тоже ждут. Он в отчаянии бросился к дверям, ведущим в квартиры первого этажа, принялся стучать, звонить. Но за всеми дверьми было тихо, только из-за одной послышались такие же шаркающие шаги, которые замолкли возле двери, а вместо этого по ней начались ритмичные хлопки. Он даже рискнул на второй этаж сбегать, но тоже без толку, даже хуже стало – ритмичное шарканье сверху ускорилось, так что он метнулся вниз. Ленка не плакала, только глаза у нее были по семь копеек. И бледная она была вся.

Облизав сухие губы – они у него всегда сохли, отчего его Ленка Коржиком и прозвала: «…Губы у тебя, будто коржик», – шепнула она ему, когда он в первый раз осмелился ее поцеловать в щеку, а сейчас особенно, – он сказал охрипшим голосом:

– Лена, отсюда надо уходить. Я сейчас выскочу с этим дрыном, – он кивнул на палку, – и попробую их хоть немного отвлечь на себя, а ты убегай. Здесь у нас точно нет шансов. Я тебя догоню, а если ты задержишься, мне будет трудно и самому отбиваться, и тебя защищать, а я тебя догоню, потом, честно…

Шаги сверху были уже на втором этаже, и времени оставалось лишь несколько секунд. Он рванул палку из ручки, с сожалением подумав, что вместо бегания по этажам надо было попробовать хоть как-то заточить ее, и распахнул дверь. Мертвецы стояли полукругом возле двери: по-видимому, они подошли не настолько близко, чтобы по каким-то неведомым инстинктам ломиться в двери, а, потеряв из виду добычу, просто ждали, когда из двери кто-нибудь выйдет. Едва Коржик выскочил из дверей, как самый ближайший мертвец, высокий парень в зимней куртке с полуоткушенной щекой неожиданно быстро выбросил руку, чтобы схватить его. Коржик отпрянул было в глубь спасительного подъезда, но потом, вспомнив, что у него за спиной, с отчаянным тонким криком рванулся вперед и вбок, выбросив палку перед собой, совсем как солдаты штык на кадрах старой кинохроники. Он всадил палку прямо в грудь тощей девчонке, на которой не было вообще никаких следов – ни крови, ни укусов тем не менее раз она была в компании с этими, точно, неживая, – та от толчка упала навзничь, ударившись непокрытой головой о бордюрный камень. Раздался какой-то деревянный удар, и девчонка вытянулась, больше не шевелясь. В страшном полукруге образовалась брешь, и Коржик изо всей силы толкнул туда Ленку, проскользнувшую из подъезда у него за спиной. Та едва не упала, но удержалась на ногах. Он хотел и сам бежать за ней, но в это время чуть выше щиколотки его цепко схватила ледяная рука: высокий парень, сделавший попытку схватить его и от резкого движения упавший на бок (они все же были в большинстве своем очень неуклюжими), все же сцапал его и сейчас тянулся оскаленным ртом к теплой плоти. Коржик изо всей силы ударил его свободной ногой в лицо. Там что-то даже хрустнуло, но на лице парня не дернулся ни один мускул, он только перехватил ногу еще и второй рукой, и Коржик понял, что сейчас он его укусит… Он только успел глянуть, где там Ленка, и с отчаянием увидел, что та, подобрав какую-то ржавую железку, бежит к нему – вот же дурочка, оба погибнут…

Черный здоровенный джипяра разметал толпу тянущихся к нему зомби, будто кучу сухих листьев. Он промчался, едва не задев оцепеневшего Коржика, у него аж волосы на лбу от ветра зашевелились, но водитель был, по-видимому, опытным: самого Коржика не задело, а вот лежащего парня, уже собравшегося грызть ему ногу, отбросило ударом бампера метра на четыре. Остались стоять только двое мертвяков, оказавшихся вне траектории, по которой пролетел джип. На машину они не обратили ровно никакого внимания. «Конечно, Коржик-то слаще», – пришла в голову дурацкая мысль, и он едва не захохотал, настолько она была абсурдной и нелепой в такой момент. Одного он успел ударить коротким концом палки прямо в лицо, вроде даже пару зубов ему вышиб, а вот оставшаяся лохматая тетка в оранжевой жилетке его бы точно куснула, но в это время подбежавшая Ленка, плача, ударила ей сбоку по шее куском уголка – не успели бомжи на металлолом его подобрать, – чем и спасла Коржика. А Ленка, даром что с виду смешная, и даже полноватая слегка, а руки у нее сильные. Это оттого, что с шести лет она теннисом занимается. Родители не хотели – мол, не наш вид спорта. А она уперлась, и все. Вот и накачала мышцы. Бывало, толканет Коржика в шутку, а он еле на ногах устоит.

Вытянутые вперед руки тетки резко упали, словно их кто-то дернул за веревочки, и она будто оплыла вниз – такое ощущение, что из нее вынули все кости. А вот зубы она по-прежнему скалила и даже как-то тихонько сипела.

Дверь джипа, остановившегося неподалеку, отворилась, слегка чмокнув прилипшей резиной окантовки, и какой-то мужчина средних лет, высунувшись, крикнул им:

– На заднее, быстро!

Коржик, схватив Ленку за руку, перепрыгнул через недобитую тетку и со всех ног бросился к машине, едва сам не поскользнувшись на снегу, как тот высокий мертвец. Он, кстати, уже поднялся, машина его, видно, не так сильно долбанула, да и остальные тоже уже поднимались и брели к ним, так что Коржик, не раздумывая, заскочил на сиденье, таща за собой подругу.

Ленка, захлопнув за собой дверь, внезапно истерично захохотала.

– Ты чего? – испугался Коржик.

– Я просто вспомнила Маргариту Яковлевну, как она нам на уроках безопасности вдалбливала: «…И ни в коем случае нельзя садиться в машину к незнакомым людям. Особенно – девочкам к мужчинам. Это может быть очень опасно!» Интересно, что бы она сейчас сказала…

Коржик подумал, что Эм-Я сейчас ничего бы не сказала, потому что, когда он в последний раз ее видел, их классная с упоением жевала Ваську Нерханова, их самого отстающего ученика. Она его и так грызла весь год, только в переносном смысле, а сейчас вот, видно, сбылась ее заветная мечта, которую она периодически высказывала: «Я просто готова убить тебя, Нерханов!»

Впрочем, Ленке он этого не успел сказать, потому что джип рванул с места, пробуксовав по наледи и забросав мертвяков, уже подходивших к машине сзади, фонтаном грязного снега.

– Вы откуда? – спросил их водитель, не поворачивая головы. – Дом ваш, в смысле, где?

– Так это и был наш дом, – пожал плечами Коржик. – Мы с ней в одном подъезде живем, даже на одной площадке. Вот чуть-чуть до дома не добрались.

– Теперь туда так запросто не попадешь, – покачал головой их водитель.

– Может, позже? Ночью? – с надеждой спросил Коржик. – Должны же они, ну, в спячку какую впадать?

– Насколько я знаю – нет. – Мужик мотнул головой и ловко выкрутил руль, объехав стоящую поперек дороги «газель» с красными крестами на дверцах. Водительская дверь у «газели» была распахнута и залита кровью. Внутри самой машины что-то шевелилось, но за матовыми стеклами видно было плохо, что же там творится.

– Кто у тебя там? – вновь спросил водитель джипа.

– Отец.

– Коржик… – Ленкин голос внезапно дрогнул, – я… в общем, я когда выбегала из подъезда, оглянуться успела. Это он, в смысле Николай Борисович, спускался… Он, ну…

– Ясно, Лена… – Коржик кивнул, стараясь не хлюпнуть носом. Хотелось заплакать, но он стиснул зубы. Когда мать умерла, он, помнится, ревел во весь голос. Потому что представлял все время, что у других мамы будут, а у него – нет. А теперь… Не он один, везде такое, детсадовцам каким-нибудь или родителям, которые детей потеряли, куда как хуже.

Водитель злобно матюгнулся сквозь плотно сжатые зубы:

– Узнать бы, кто это сделал… даже не знаю, что бы им придумать. А сделал, явно сделал кто-то, сама по себе эта пакость не могла появиться. Явно военная разработка. То ли наша, то ли американская, может, китайская. А у тебя, – он глянул мельком на Ленку, – все целы?

– Не знаю… – вздохнула та. – Они уехали вообще-то на свадьбу к маминой подруге, в Москву… Не звонят…

– В Москву… – Водитель замолчал и больше вопросов не задавал.

– А вы откуда? – поинтересовался Коржик.

– Ну я вообще-то не местный, но в городе вашем бывать приходилось, – скупо ответил тот.

Дальше стало не до разговоров: как назло, сдох движок у джипа, и они в растерянности встали у быстро остывающей машины: мороз начинал браться не на шутку – тут вам не средняя полоса, тут и до сорока в марте, бывало, доходило. А еще и мертвяки нарисовались, и не только тупые и неповоротливые, как те, что до сих пор им встречались, а и быстрые, почти как живые люди. Коржик их сначала и принял за живых, обрадовался даже, что военные в город вошли, пока не увидел, что у солдата, бегущего к ним навстречу, кисти рук до костей обглоданы, а он этого даже не замечает. Мужик тут вновь их спас и удивил: они с Ленкой уже драпать приготовились, как над ухом что-то щелкнуло, и в глаз подбегающему к ним солдату вонзилась короткая металлическая стрела. Второй быстрый зомби, увидев такое, приостановился, оценил ситуацию, потом развернулся и бросился наутек от них. Но второй стрелой мужик достал и его в затылок – метров с восьми, не меньше. Коржик глянул: в руках у мужика был длинный пистолет для подводной охоты.

– Эх, винтовку бы мне, – с тоской пробормотал он, – хотя бы «ижака»…

Пока «тупые» к ним брели, мужик не торопясь сходил за стрелами, аккуратно их вытер об одежду мертвяков и вложил в брезентовый чехол. Пистолета он прятать не стал, не забыв опять зарядить его стрелой.

– Пошли, – коротко скомандовал он. – Эти, – он показал в сторону ковыляющих к ним «тупых», – не отстанут: бояться не умеют.

Вот тут мороз им помог – зомби как-то притихли, стали меньше двигаться, но все равно на улицах, ведущих к центру города, их было полно, и при попытке туда пройти они начинали проявлять к их тройке повышенное внимание. Еще чего доброго, войти войдешь, а вот выйдешь ли… Перекроют отход – и кранты. Короче, они тогда решили где-нибудь на окраине города ночь перекантоваться, а уже утром опять думать, как и чего. Виталий – так звали мужика – не оставлял надежды добраться хоть до какого-нибудь нормального оружия.

Как бы сложилась их судьба в этом случае – неизвестно, может, и впрямь им бы повезло, а может, в ту же ночь они бы и пропали, да только тогда их и подобрала Зоя на своем грузовичке. Она выбиралась из города к себе в деревню, и, хотя с техникой им не везло фатально – грузовик пропорол оба передних колеса, наехав в сумерках на рассыпанные кем-то прямо на дороге не то гвозди, не то шурупы, – все же везение до конца их не оставило: Зоя была инструктором лыжной секции, и в кузове грузовика у нее были лыжи – на всю секцию, тридцать пар.

Так что до этой деревни, из которой Зоя была родом, они добрались, хотя и не запросто: снег повалил такой, что все дороги замело в три секунды, так что они шли в клубах слепящего снега, еле-еле удерживая друг друга в поле зрения. Если бы не Зоя да не Виталий, вряд ли бы они дошли, хотя Коржик и ходил на лыжах, сколько себя помнил. Ну у них все ходили, и даже Ленка, хоть и теннисистка. Так что сюда добрались, вот только Ленка по дороге обморозилась. Коржик и сам едва не обмерз: по крайней мере когда они сделали остановку и он попробовал помочиться, едва не взвыл от боли, – ощущение было такое, будто по члену пустили электрический ток. Самое интересное, что моча так и не появилась. Натурально плача, Коржик отогревал свой замерзший стручок в ладонях – и не спрячешь ведь его никуда, право слово, не звезда порнофильмов, где орган – по сорок сантиметров. Там-то хорошо, наверное, в карман засунул – и иди куда хочешь. Коржик со злостью вспомнил, как один из интернетовских писателей, да и сибиряк, по его утверждениям, к тому же, заявлял, что воспоминания немецких врачей о том, что у вермахта было до фига обмороженных, – выдумки этих самых врачей. Никуда они, мол, не ездили, сидели далеко за линией фронта, а страшилки про обмороженные на танковой броне ягодицы для понту придумывали, чтобы показать, как в России тяжело было. Дескать, человек, если начинает замерзать, шевелиться начинает и обморозиться не может в принципе. Почему тогда вообще возникают обморожения – у здоровых и могущих шевелиться людей, – товарищ объяснить не брался… Вот бы его сейчас на лыжи, рядом с Коржиком.

Коржик смог все же, мыча от боли, выдавить несколько миллилитров мочи и постарался хоть ею согреть замерзший орган. Стало немного легче, в смысле, больнее, чему Коржик обрадовался: раз болит – значит, живое пока. Остаток пути в деревню он проделал, засунув в штаны сложенную в несколько слоев газету с призывами соблюдать спокойствие и не поддаваться на провокации отдельных несознательных граждан – раздавали им в классе аккурат перед тем, как в школе началось все Это. Ну хоть на что-то полезное газета сгодилась. А вот Ленка обморозилась. У нее и так нос вечно заложенный, а тут ртом холодного воздуха нахваталась, вот и свалилась. Тогда-то, когда дошли, все вроде ничего было, а к утру и зазнобило ее. Виталий сказал, что это не простуда, так легкие на переохлаждение реагируют, но воспаление присоединиться может. А вот же двужильный оказался! Мало того что их всю дорогу, считай, на себе тянул, так и потом, как только стало понятно, что Ленка серьезно заболела, собрался в обратную дорогу, в город, за лекарствами.

А снег валил и валил тогда – всю ночь и на следующий день, так что дороги занесло по самое не могу. Раньше их худо-бедно чистили, да и то с горем пополам: те дороги, что на нефтяные вышки шли, конечно, ухоженнее были, нежели в деревеньку эту, хотя она и была всего километрах в двадцати от города. А уж теперь и подавно чистить никто их не будет – кому чистить-то? – так что сейчас до них никакой транспорт не доберется, непременно завязнет.

Тем не менее они были в относительной безопасности – так они считали…

…Самолету, который разбился неподалеку от их деревни, банально не хватило топлива. В Москве уже был полный раздрай, так что в том, что баки смогли заполнить не до конца, ничего необычного. Скорее удивляться надо тому, что вообще нашлись люди, согласившиеся за чемодан зеленой бумаги отдавать реальные ценности и куда-то лететь. Пилоты, управлявшие «Илом», тем не менее свое дело знали и не дотянули до аэродрома совсем чуть-чуть. Может быть, если бы не эта метель, они бы и смогли долететь… а так… Уже под утро, в полной тишине – моторы не работали, и самолет упал на тайгу, будто громадный призрак, машина рухнула в нескольких километрах от деревни, куда пришел Коржик и его новые знакомые. Пожара не было, тем не менее все пассажиры, находившиеся в самолете, – нефтяные «сливки» России – погибли практически мгновенно. Через несколько минут после падения один за другим существа, одетые в дорогие костюмы, с «Паркерами» в нагрудных карманах и «Ролексами» на запястьях, начали выбираться из полуразрушенного корпуса. Они без сожаления оставляли в самолете бумажники с кредитными карточками на умопомрачительные суммы и дипломаты, набитые валютой: теперь у них появились совсем другие интересы. В самолете было тепло, этого им хватило, чтобы «навестись» на спящую деревню, лежавшую в низине. К утру мороз, свирепствовавший вечером и ночью, отпустил, температура стала даже плюсовой, так что холод не мог теперь сковать живых мертвецов. Увязая в глубоком рыхлом снегу, они тем не менее упорно продвигались к жилью, где, как подсказывало им чутье, могла быть пища. Изо всех летевших в самолете выжил один лишь штурман – только для того, чтобы прожить еще несколько часов. У него оказался сломан позвоночник, а потому он ничего не смог сделать, когда его начал есть заживо его лучший друг, командир корабля. Дверь в кабину пилотов была закрыта на замок, а поэтому командиру никто не мешал превращаться в существо, которое впоследствии получило название «морф». Через несколько часов, оставив в кабине только груду обглоданных костей, тварь, в которую превратился командир, вылезла из разбитой кабины и скачками отправилась догонять остальных зомби. Поскольку она была не в пример резвее и сообразительнее, она быстро их догнала, так что в деревню они вошли практически одновременно.

…Невеселые раздумья Коржика прервал треск, донесшийся от окна. «Оборотень» нащупал-таки самое уязвимое место в доме, мешающем добраться до заветной добычи. Ставни сопротивлялись, но дерево, к тому же столетнее, – только дерево, а тварь, крушившая доски, была очень сильной. Тем более что ее не беспокоили возможные занозы под когтями. Коржик понял, что буквально через несколько минут она ворвется в комнату. И что делать? Все, что было в доме из оружия, – кухонный нож со сточенным лезвием. С этим-то и против обычных мертвецов не повоюешь, а уж против такого существа – Коржик видел, как оно прыгает и бегает, когда в щелку на улицу смотрел: куда там тем обезьянам. Разве что… Коржик вспомнил, что в сенях он видел топор. Когда он вбежал в дом, схватить его не догадался, а потом «оборотень» в сени залез, так что и выйти нельзя было. Ленка, к счастью, была в бреду и ничего не слышала. Коржик подумал, что, если отбежать от дома подальше, можно оттянуть мертвяков на себя: все же чуть больше времени у нее будет. Хотя какое там время – кто к ним сюда доберется. Оттепель, все дороги и так занесло, а по такому снегу только на каком-нибудь вездеходе сюда добраться можно. Даже если Виталий и дошел до города – кто там у него друзья и что они здесь смогут сделать… И тем не менее, надо было выходить и драться… «Может, пока он окно ломает, удастся к нему подкрасться и свалить его», – подумал Коржик со слабой надеждой. Шанс на это, он понимал, был абсолютно никакой, но это все же лучше, чем дожидаться смерти вот здесь, поэтому он отодвинул стол и осторожно выбрался в холодные сени. Топор стоял там, где он видел его в последний раз: в углу. «Оборотень» попал в дом через чердачное окно, а потому сени были все еще закрыты. Коржик крепко схватился правой рукой за отполированное сотнями ладоней топорище, сглотнул и осторожно отодвинул ребристую задвижку дверей сеней, изо всех сил стараясь не лязгнуть. Затем перехватил топор обеими руками и пинком отворил дверь. Прямо перед ней стоял мужчина с рыжеватой бородкой и выкаченными мутными глазами. Коржик еще успел подумать, что где-то видел его – не то в новостях, не то в газете какой, – а потом ударил уже начавшего тянуть к нему руки зомби. Коржик стоял сверху, а потому бить оказалось удобно. Даже неопытность Коржика сыграла ему на руку: если бы он нанес удар туда, куда целился, – в макушку, топор неминуемо завяз бы в костях черепа, а так он острием надвое развалил лицо живому мертвецу, едва не всадив топор себе в ногу.

Мертвец осел вниз, а Коржик бросился за угол. Но едва он выбежал из-за него, как понял: все… Мертвецов было слишком много, человек десять, а даже если бы он и перебил их всех, против той жути, которая вцепилась в окно и ломала ставень, ему бы точно не выстоять. Тем не менее он отчаянно крикнул матерное слово и бросился на повернувшуюся к нему нежить…

…Выстрел был не очень громким, Коржик слышал, как из ружья охотничьего стреляют, – там громче было, – а тут будто сухую палку резко поломали. Однако ближайший к нему мертвец завалился на бок. Второй тоже упал навзничь. Коржик удивленно глянул туда, откуда доносились выстрелы, и увидел двоих человек, мужчину и женщину, стоявших метрах в сорока от дома. Они стояли как вкопанные, и только их винтовки с двумя ремнями слегка дергались в их руках, да большие пальцы быстро отводили затвор, досылая все новые и новые патроны. Каждый их выстрел попадал в цель: Коржик с восхищением видел, как все пули попадают либо в глаз, либо в висок мертвым тварям, – вскоре возле дома не осталось ни одного зомби. Однако существо, ломавшее ставень, лишь злобно оскалилось, когда ему в лоб ударили две пули. Коржик видел отметины от них, но вреда они существу явно не принесли никакого. «Оборотень» начал быстро карабкаться вверх, еще одна пуля попала в него, вторая ударилась в серые бревна дома. Еще немного – и «оборотень» скрылся бы из виду, но в это время рявкнул выстрел куда как громче тех, что были до этого. Когти твари, вцепившиеся в верхний венец, медленно разжались, и она тяжело рухнула на землю. Коржик поднял голову и увидел Виталия, стоящего дальше первых стрелков метров на сто и опускающего винтовку от плеча…

– …Я тоже хочу себе такую винтовку, Виталий, – заявил высокий мужчина. Говорил он по-английски, но Коржик не зря ходил в специализированную школу. – Как ты ее назвал: Dragunova? Да, это не наш «Аншутц». – Он с уважением посмотрел на снайперку, стоявшую возле стола. – Против морфов наш калибр слабоват. И – да: я хочу выкрасить ее в оранжевый цвет. Вообще-то, когда мы летели сюда, в Ханты-Мансийск, я думал, что это последний этап в Кубке мира, а на дополнительный никак не рассчитывал.

– Привыкай, норвежец, – хмуро улыбнулся Виталий. – Этот этап, судя по всему, будет очень долгим.

– Кстати, ты рано ушел из большого биатлона. Ты отстал от нас совсем на немного.

– Я, в отличие от тебя, сопли все же во время бега вытираю, – бормотнул Виталий по-русски, улыбнувшись углом рта.

Третий стрелок, женщина, колдовала над Ленкой. Она тоже говорила по-английски, но была не из Норвегии, откуда-то еще. К счастью, по основной своей профессии она оказалась медсестрой, так что смогла Ленке и капельницу поставить, и что-то уколоть. Ленка уже выглядела гораздо лучше – то ли лечение помогло, то ли в чем другом была причина.

– А все равно мы лучшие, – с гордостью заявил норвежец, – мы и так бы выиграли Большой хрустальный глобус – и в мужском, и в женском зачете. И Кубок наций – тоже. И норвежская команда была самой результативной вчера, когда зачистя… чисча… – он пытался выговорить незнакомое слово по-русски, – …убирали вокзал.

– Это потому, что вашей Торы пугаются даже морфы, – буркнула биатлонистка.