Текст книги "Последний рыцарь короля"

– Вы что-нибудь знаете об этом, донна Анна? – спросил у нее король. От неожиданности донна Анна подскочила в седле.

– Я? – удивилась она. – Но я впервые вижу этих людей!

– Что вы знаете о том, кто поймал их? – спросил король. Донна Анна вопросительно посмотрела на сержанта и пожала плечами.

– Я не знакома с этим рыцарем, – ответила она.

– Сержант не ловил, он лишь нашел их в овраге связанными. Что вы знаете о том, кто поймал их? – настойчиво повторил свой вопрос король.

– Увы, сир, я не понимаю, о ком вы говорите, – недоумевая, ответила донна Анна.

– Кто же поймал их, мой король? – осмелился спросить среди общего молчания Жоффруа де Сержин.

– Я и сам хотел бы знать об этом, – вздохнул король. – Этот рыцарь заслуживает всяческих похвал, но он пожелал остаться неизвестным. Он прислал мне письмо сегодня утром, я нашел его на полу в своей часовне. По правде сказать, я не поверил тому, что один рыцарь смог поймать семерых бедуинов и связать их, поэтому я и решил проверить эти сведения.

– Но кто же этот скромный воин? Он хоть как-то назвал себя? – послышалось со всех сторон.

– Последний Рыцарь Короля – так он подписал письмо. Пленников допросить, – трогаясь с места, приказал король, – о результатах доложить мне незамедлительно. Донна Анна, мне нужно поговорить с вами.

Все последовали за монархом и донной на расстоянии, и король молча протянул Анне бумагу.

«Ваше Величество, – гласило письмо, – Вы не знаете меня, но я знаю Вас и Ваших воинов. Не все из них плохи, но дозорные спят в часы службы так крепко, что враги могут, не скрываясь, попасть в лагерь. Этой ночью я поймал семерых бедуинов, Вы найдете их в овраге, что находится восточнее главных ворот. Я и впредь буду помогать, чем могу, но я один не могу защитить целую армию. Еще могу посоветовать сменить конные дозоры на пеших воинов, ночью бедуины проходят между ног лошадей, пока всадники высматривают их вдали. Прошу Вас, сир, усильте охрану. И еще одно: я должен сказать Вам, что донна Анна стала жертвой интриги и она невиновна перед Богом и людьми. Последний Рыцарь Короля».

Донна Анна растерянно протянула письмо обратно королю.

– Есть ли у меня основания верить тому, что по ночам мою армию охраняет один рыцарь? – спросил король сам себя. – Да, безусловно. Есть ли у меня сомнения в вашей невиновности, донна, после скандала, произошедшего во дворце?

Король сделал паузу. Донна, опустив голову, ждала его решения.

– Могу ли я, удостоверившись, что одно утверждение истинно, сомневаться в другом? Именно поэтому я пригласил вас сегодня на прогулку, донна, я хотел узнать, как вы отреагируете на это письмо, хотел выведать, не замешаны ли вы в этом деле. Я убежден, что вы ничего о нем не знали. И верю вам.

– Благодарю вас, сир, – донна Анна подняла глаза на короля, и тот, наклонившись в седле, пожал ей руку. Этот жест был замечен всеми, и все замолчали, потому что так король показал, что не осуждает донну. После этого королева Маргарита тепло обняла Анну, встречая ее на ступенях у входа во дворец.

– Так значит, это правда? – спросила она у супруга, и тот кивнул. Донна Анна облегченно вздохнула на плече королевы.

Через несколько дней весь город и оба лагеря крестоносцев (возле города и на острове) знали о неизвестном благородном рыцаре. Некоторые считали, что им помогает святой Дионисий, в те дни многие вернулись на истинный путь воина Креста. Ночные дозоры зорко следили за лагерем, и пешие патрули, которые посоветовал Рыцарь, оказались более эффективными, но многие выходили на ночной дозор не столько для того, чтобы охранять лагерь от бедуинов, сколько надеясь увидеть святого Дионисия.

Донна Анна обрела вновь душевный покой. Хотя многие из знакомых по-прежнему не общались с ней (особенно герцог Бургундский, который теперь даже не приезжал на праздники во дворец), она больше ни от кого не пряталась. Отец Джакомо неотступно следовал за ней, поскольку не хотел больше, чтобы о лучшей христианке из тех, что он исповедовал, ходили дурные слухи. Муж донны Анны первое время после скандала пытался заговорить с ней, но был удивлен тем, что во дворце его явно не жалуют, и очень скоро прекратил попытки приблизиться к жене.

Теперь донна вместе с Катрин практически все время проводили в компании де ла Марша, с которым совершали все более долгие прогулки по городу, помогая ему восстановить силы.

Однажды, когда они возвращались с прогулки, на повозке привезли окровавленного рыцаря. Жоффруа де Сержин, сопровождавший повозку и сам легко раненный, объяснил им, что произошло.

Де Сержин явился в шатер короля, где тот обсуждал с инженерами проект рва, когда раздался сигнал тревоги. На горизонте появился отряд сарацин, которые маневрировали вдоль лагеря, дразня рыцарей. Король уже был проинформирован об отряде и облачался в доспехи. Вокруг шатра в ожидании приказа об атаке собралось немало рыцарей со своими людьми, среди которых был Готье де Шатийон. Дом Шатийонов в походе был представлен тремя братьями: Готье, Гоше и Гуго, все они были порывистыми, горячими, несдержанными. В тот момент двое братьев Готье находились на острове Маалот, куда король послал их с поручением для тамплиеров. Готье выражал нетерпение напасть на мусульман и спросил у короля разрешения. Однако король на просьбу рыцарей отправиться сразиться с сарацинами дал решительный отказ. Многие остались недовольны подобным приказом. Надменный де Шатийон, подстрекаемый своими людьми, ослушавшись короля, пришпорил коня и понесся с воинственным кличем на сарацин. Но лошадь сбросила его, едва рыцарь выехал из лагеря, и протащила несколько метров прежде, чем ему удалось высвободить ногу из стремени. Четыре сарацина, не дав Готье подняться, окружили его и нанесли ему множество ударов, практически изрезав беднягу на куски. Рыцари, что были рядом, и арбалетчики на постах отбили де Шатийона.

Донна старалась не смотреть на тело, лежавшее в телеге, глядя лишь на то, как, быстро поднявшись в тележку, невысокий человек с жидкой бородкой разворачивал кожаный футляр с многочисленными железными инструментами и мотками желтоватой ткани. Он начал тут же перевязывать окровавленного рыцаря, но почти сразу остановился: не приходя в сознание, Готье Шатийон скончался.

– Король был прав, когда сказал, что не желает иметь и тысячу де Шатийонов, если те будут бросаться в бой вопреки его приказам, – сказал де Сержин, глядя на окровавленное тело Готье. Донна и ее спутники молча перекрестились.

Глава 6

Сейфулла поклонился Старцу Горы и поцеловал меч. Остальные агенты хором запели молитву воина, идущего в бой. Старец Горы встал с высокого трона и простер руки над воином. Никто никогда не слышал, как он говорит, но сам ветер был его глашатаем. Ворвавшись в залу, он затушил свечи и завыл, вырываясь сквозь решетки на окнах наружу. Сейфулла почувствовал, как на голову ему полилась Священная Вода Аллаха, которой Старец Горы благословлял идущего на задание агента.

Свечи вновь запылали, зажженные послушниками в черных одеждах. Сейфулла и Старец Горы были единственными, кто был одет в золото. Остальные агенты были одеты в белое.

– Какое имя ты берешь себе, раб? – спросил помощник Старца. Рабами называли всех агентов Горы, но тот, кто шел на задание, имел право выбрать себе любое имя, потому что становился свободным и мог распоряжаться не только своей жизнью, но и жизнью других людей. Сейфулла давно решил, как его будут звать.

– Меня зовут Сейфулла, «Меч Аллаха», – хрипло сказал он.

– Хорошее имя, – заметив легкий кивок Старца, возвестил помощник. – Иди, Сейфулла, отныне твоя жизнь и жизнь твоих жертв в руках Аллаха.

Сейфулла вернулся в свою келью, положил меч на кровать и вытер белым полотенцем голову. Полотенце, впитавшее в себя Священную Воду Аллаха, было аккуратно свернуто и убрано в сумку, где лежали деньги и провизия. Агент Горы переоделся в платье сарацинского воина, взял меч, сумку и вышел из кельи. Его никто не провожал – это была плохая примета. Он молча оседлал лошадь и поехал прочь, не оглядываясь и ничего не чувствуя. Теперь все его мысли, движения, каждый вдох и выдох – все вело только к смерти, которую Старец Горы наслал через Сейфуллу на двоих людей. Их было двое, но Сейфуллу это не смущало. Он выполнит приказ. Он убьет наследника и короля.

Миновало 25 августа 1249 года – в этот день граф Пуатьерский должен был отбыть из порта Эг-Морт со своей женой Жанной и значительными отрядами подкрепления. Прошел месяц, но от него по-прежнему не было известий. Король и бароны забеспокоились, архиепископ распорядился о процессиях в церкви Дамьеттской Богоматери в течение трех суббот. Легат руководил процессией и службами, все молились, а король ходил очень обеспокоенный. Королева говорила, что он вставал среди ночи и молился за своего брата до утра, и было основание этому верить: король похудел, осунулся, под глазами легли темные круги.

Спустя три недели усиленных молитв 24 октября Альфонс Пуатьерский высадился в Дамьетте. Едва лишь граф Пуатьерский отдохнул с дороги, король собрал новый совет баронов, чтобы решить, куда направить первый удар – на Александрию или Каир. Уилфрид вместе с де Базеном и де Сержином стоял возле герцога Бургундского, когда обсуждался вопрос.

Александрия являлась прекрасным портовым городом, но не столь хорошо укрепленным, как Дамьетта. Во время разлива Нила операция по ее захвату могла пройти легко и увенчаться успехом. Этот порт мог бы стать ценной базой, и за этот вариант выступала большая часть баронов.

Граф Артуасский предлагал прямой поход на Каир, потому что он являлся столицей, и, как говорил пламенный Артуа, постоянно повышая голос, «чтобы убить змею, надо раздавить ей голову. Только тогда она перестанет жалить».

Решение оставалось за королем, и тот решил последовать совету своего брата. В пользу такого решения говорило еще одно обстоятельство: посланники одного из сарацинских военачальников, некоего Мах-эд-Саратта, брата которого султан казнил после потери Дамьетты, тайно пообещали, что сдадут королю Каир без сопротивления, чтобы отомстить за его гибель.

Пользуясь тем, что в последнее время король тесно общается с ним и с донной Анной, сир Уилфрид взял слово.

– Я ни в коем случае не ставлю под сомнение ваш выбор, ваше величество, – вежливо начал Вильям. – Но почему вы так доверяете этим посланникам? Мусульмане фанатичны, хитры и изворотливы, им нельзя доверять. Что если это просто ловушка, в которую нас заманивает султан? Мы знаем, что там, вверх по течению, сосредоточены огромные силы мусульман. Они не будут готовы к тому, что мы нападем на Александрию. Это будет внезапная атака, и она может пройти так же легко. Еще одна громкая и легкая победа нам не помешает. Не стоит доверять этим сарацинам, они не раз уже обманывали нас.

Но все же, несмотря на все сомнения и споры, решили двинуться на Каир. В начале ноября вернулся в Дамьетту Гийом Длинный Меч, он расположился со своими англичанами на самом краю лагеря. Они все были хмурыми и мало с кем общались, вели себя крайне замкнуто и обособленно. Даже Уилфрид, друг, которого они раньше принимали в свою компанию, на этот раз не был допущен к ним.

– С этими англичанами творится что-то странное, – ворчал Вадик, возвращаясь с очередной поездки с королем по лагерю. – Они ни с кем не разговаривают, словно на всех обиделись. На меня даже не посмотрели…

– Ты видел де ла Марша? Как он? – я лежала на постели с перевязанным горлом, разговаривать было ужасно больно, но я молчала все утро, и больше терпеть не было сил.

– Ты спрашиваешь про графа, но хочешь узнать про герцога, так? – подмигнул мне Вадик.

– Не важно, – бросила Катя. Она в спешке вязала мне шарф из овечьей шерсти, поскольку считала, что это мне поможет больше, чем простой платок. – Рассказывай про всех, и про де Базена тоже.

– «И про де Базена тоже», – пропищал Вадик, махнув кокетливо ручкой. – Ладно, добрый дядюшка Вильям сейчас расскажет вам про всех. Граф де ла Марш чувствует себя прекрасно, он тренируется в полную силу, торопясь восполнить силы к походу. Де Базен ни на что не жалуется, он даже о вас и не спросил. Моя графиня Артуасская сказала…

– Как, она уже твоя? – рассмеялась Катя, но мне ее смех не понравился.

– Вадик, – прохрипела я, – ты что, наставил рога Роберту?

– Просто удивительно, что она на тебя клюнула! – покачала головой Катя, не отрываясь от вязки.

– Да нет же, – Вадик сел в кресло, пододвинув его к кровати, – ничего такого. Просто я всегда ее зову «моя графиня», чтобы отличать от других.

– Ах, ну да, конечно, – продолжая остервенело вязать, пробормотала Катя. – Их же так много.

– Хотя… любопытно было бы узнать, как они занимаются этим в ΧІІІ веке…

– Ты будешь удивлен… – процедила Катя.

– А герцог? – прохрипела я, собрав последние силы, чтобы прекратить бессмысленное обсуждение средневекового секса.

– Твой герцог просто последняя скотина, – вдруг резко бросил Вадик. – Тоже мне, влюбленный рыцарь. Как только имя его Дамы попытались втоптать в грязь, он отступил. По мне, так он просто трус. Он вообще меня о вас не спрашивает, будто вас и не существует. Но я ему между делом сказал сегодня, что донна тяжело больна. А он даже не пожелал из вежливости выздоровления.

– Донна Анна! – вошла Николетта. – Вам письма.

Я взяла три письма и отбросила в сторону первое. Вадик взял его и, прочитав, от кого оно, ухмыльнулся:

– От Висконти! Посмотрим, что пишет ваш благоверный, донна.

– Уверена, одно из них от герцога, – сказала Катя, с любопытством глядя на меня.

– Нет, вы только послушайте, что пишет этот гад! – возмущенно просипел Вадик. – Он хочет, чтобы она перестала жить отдельно от него, или он подаст на нее в суд и упечет в монастырь!

– Его надо кастрировать, – спокойно предложила Катя, – тогда он сам пойдет в монастырь.

– А он может вообще заставить Анну пойти в монашки? – засомневался Вадик.

– Да ну! – Катя фыркнула. – Конечно, можно ее похитить, силой привезти в монастырь и постричь, но это же делали только в глухом…

– Средневековье? – подсказал Вадик, когда Катя резко замолчала.

Я содрогнулась, представив, как холодные ножницы, касаясь кожи, срезают волосы, и они падают на каменный пол.

Вслед первому письму полетело второе, прочитав, от кого третье, я сорвала печать и развернула бумагу.

Взяв второе письмо, Вадик воскликнул:

– Ситуация накаляется! Это от Анвуайе! «Бесценная Донна! Все мое существо болит и стонет вместе с вами», – Боже, какая эротическая строчка! А ведь речь идет только о простуде! «Надеюсь, что ваш телесный недуг пройдет и уступит место болезни сердца и души». Отвратительно! Кто пишет текст этому парню! Слышь, Оль, он хочет, чтобы ты стала сумасшедшей с больным сердцем! Мрак!

– Оль? – в ожидании спросила Катя, отрываясь от вязки и наблюдая за изменением на моем лице. – От кого третье письмо?

Мои руки опустились на одеяло, если бы я могла возмущаться, слова бы уже давно сорвались с губ, но горло болело так невыносимо, что спазмы не давали даже раскрыть рот. Я с трудом сглотнула и содрогнулась, протягивая письмо Вадику.

– От кого? – удивленно потянул тот, разворачивая письмо. – Это от архиепископа де Бове.

– Чего он хочет? – спросила Катя, спицы засверкали у нее в руках, полотно пушистого белого шарфа начало опускаться на колени.

– Того же, что и Висконти.

– Переспать с Анной? – замерев, спросила Катя.

– Нет, легкомысленная моя, упечь ее в монастырь. Это ультиматум. Либо Анна живет с мужем, либо архиепископ вынужден будет удовлетворить просьбу дона Висконти и отправить Анну в монастырь. Насильно и навсегда. Но есть и второй способ.

– Вот как? – спицы яростнее засверкали в пальцах, и шарф опускался все ниже.

– Он дает донне развод. Но донна уходит в монастырь добровольно.

– В чем разница? – спросила Катя.

– В том, что во втором случае деньги донны отходят церкви.

– Но ведь мы получим развод! – сказала Катя. – Разве не к этому мы стремились?

Я приподнялась и прохрипела, собрав последние силы:

– А если Герцог не вернется? Я не хочу всю оставшуюся жизнь проторчать в монастыре!

– Он вернется!!! Вернется, говорю вам!!! – Катя злобно швырнула спицы в угол и прошлась по комнате.

– Ну, зачем ты опять подняла этот вопрос, – прошептал Вадик. – Ты же знаешь, как она нервничать начинает.

– Она нервничает? А я не нервничаю?! – почти без звука жестами и губами ответила я.

– Они обещали вернуться, и они вернутся! Они не допустят, чтобы мы застряли здесь! – Катя провела рукой по волосам, схватилась руками за решетку на окне и тоскливо посмотрела вдаль.

– И все же на монастырь я не соглашусь, – одними губами ответила я.

К вечеру горло опухло еще сильнее, я не могла даже есть. Связанный Катей шарф приятно облегал шею, от него почему-то пахло молоком. Может, потому, что Катя постоянно поила меня теплым молоком с медом, не знаю… Так паршиво я давно себя не чувствовала. В глубине души я понимала, что виновата сама, потому что напилась в самую жару ледяной воды из колодца, но я даже представить себе не могла, что горло может опухнуть так, что невозможно будет даже есть и пить и будет тяжело дышать. На следующий день после бессонной ночи я чувствовала себя уставшей и разбитой, но больше всего меня угнетало письмо архиепископа. Я не хотела отвечать ему письмом, предпочитая личную встречу, поэтому попросила Катю и Вадика везде и всем рассказать, что я очень больна, не отвечаю на письма и никого не принимаю.

Я лежала на кровати в обнимку с Синтаксисом, который вырос и окреп, и уже совсем не помещался на ладони, как раньше. Катя беспокоилась из-за этой болезни гораздо больше, чем я. Пичкая меня настойками, чаями, молоком и полосканиями каждую минуту, она наконец добилась того, что на третий день я смогла говорить.

За три дня молчания я успела как следует поразмышлять над одним интригующим вопросом: кто такой Последний Рыцарь Короля? То, что он упомянул в своем письме донну Анну, могло означать, что он был в той зале и видел все с самого начала. Почему он принял такое участие в моей судьбе? Означает ли это, что он один из тех, кто живет во дворце? Или же это просто рыцарь-одиночка, не выдержавший разгула в армии и решивший доказать всем, насколько безответственны дозоры крестоносцев?

Конечно, разговорам о святом Дионисии я не верила: что может быть наивнее – полагать, что по ночам лагерь крестоносцев обходит святой, в то время как воины пьянствуют с проститутками! Но тогда с чего такая забота о глупой донне, попавшейся на крючок интриги? Ни к какому определенному выводу я так и не пришла, но что-то меня очень сильно смущало в этой ситуации. Я вспомнила, как некто дважды спас меня на Кипре, посылая записки моим друзьям. Эти три буквы D.C.R., которыми были подписаны записки…

На третий день, когда я обнаружила в себе способность говорить, я возвестила Кате, сразу после того, как она посмотрела мне горло, прижимая язык серебряной ложкой и заставляя меня хрипеть «Аааа!»:

– Последний Рыцарь Короля – это по-французски «Le Dernier Chevalier du Roi».

– Знаю, так его и зовут, – удивленно сказала Катя.

– Это и есть тот самый D.C.R.! Тот, кто спас меня тогда, на Кипре! – выпалила я. – Он кто-то из наших рыцарей, я уверена!

Катя задумчиво наклонила голову набок, взвешивая мою теорию.

– Убедиться в этом мы вряд ли сможем, – сказала она, наконец. – Но что радует, так это то, что у тебя есть добрый друг, который готов прийти на помощь.

– Да, хоть кто-то из них не предал меня, – с горечью ответила я, вспомнив о герцоге Бургундском.

Человек, называвший себя Последним Рыцарем Короля, еще раз осмотрел ночной лагерь крестоносцев. На входах у рвов стояли арбалетчики и сержанты, но он прошел мимо них, словно призрак, неслышно ступая по земле. Теперь он стоял возле одной из палаток и рассчитывал, сколько времени займет ожидание. Он знал, что сейчас, в ночи, двое бедуинов скользят так же неслышно по лагерю, вооруженные широкими и длинными ножами, чтобы обезглавить одного из верных баронов короля. Последний Рыцарь прислушался, немного двигая головой вправо и влево, словно ловил звук. Его глаза в прорезях маски блестели от лунного света. Ночь была слишком яркой, их могут заметить. Рыцарь посмотрел на луну недовольно, словно она ему мешала, и снова прислушался. Его рука протянулась к поясу, где висело оружие, он пригнулся и накрылся плащом. В этот же миг легкие облачка чуть приглушили лунный свет, и две тени бесшумно скользнули между шатров. Они прошли мимо него, он поднялся следом и оглушил коротким ударом сложенных кулаков идущего вторым бедуина. Тот встряхнул руками и упал беззвучно, словно подкошенный. Первый обернулся и, увидев, что его товарищ падает, побежал прочь. Последний Рыцарь, не спеша, достал веревку с навязанными на нее железными грузиками и, раскрутив, метнул в сарацина. Веревка настигла убегающего, обвилась вокруг его бедер и колен, и тот упал. Руками он принялся освобождать себя от пут, но Рыцарь уже был рядом. Таким же точным и четким ударом, он лишил сознания свою добычу. Потом он развязал бедуина, убрал путы и достал обычную веревку. По очереди он отнес тела к пальме, что стояла рядом с шатром герцога Бургундского, того самого барона, которого намеревались убить бедуины, и привязал их к дереву. Когда он закончил, один из бедуинов начал приходить в себя.

– Запомни, – сказал ему незнакомец, и бедуин в ужасе отшатнулся, увидев перед собой безликую маску. – Меня зовут Последний Рыцарь Короля.