Текст книги "Последний рыцарь короля"

– Что же ты упираешься? – шептал он, торопливо и грубо целуя, встряхивая меня всякий раз, как я делала попытки сопротивления. Я прекратила жевать, боясь, что поперхнусь от этих его встряхиваний, и молчала, моля небо лишь о том, чтобы хоть кто-нибудь появился поблизости. Его руки мяли мои волосы, он, целуя шею, с шумом вдыхал их запах, ему, похоже, нравилось, что я сопротивляюсь беззвучно, словно разрешая целовать себя. Когда я уже всерьез решила послать ко всем чертям воспитание Анны и плюнуть ему в лицо, небеса вняли моим молитвам, и крепкая хватка внезапно ослабла. Взгляд его, брошенный через мое плечо, горел недовольством и… страхом или испугом. Я оглянулась, увидев бегущую к нам Клементину. Пока она приближалась, я успела проглотить мандарин. Повернувшись к Николо, я сухо сказала:

– Больше никогда, сударь, не приближайтесь ко мне. Иначе, клянусь, я на вас подам жалобу.

– Вам лучше быть помягче и покорнее, милая донна, – схватив меня за локоть и развернув к себе, зашептал торопливо дон Висконти. – Без меня вы никто, эти ваши дяди обкрадут вас и выбросят на улицу. Советую подумать хорошенько, прежде чем подавать прошение о разводе. Не стоит портить со мной отношения.

В это время к нам приблизилась Клементина, и дон Висконти умолк, отпустив меня. Я бросилась к девушке. Мне показалось, что в ее глазах была тревога и еле сдерживаемая ярость. Судя по всему, она испугалась за Анну, увидев ее в руках Висконти.

– Я повсюду ищу тебя, Анна, – пропела Клементина, быстро оглядывая нас своими жгуче-черными глазами. От бега хищные крылья ее носа раздувались, губы дрожали, хватая воздух. – Вы помирились? – порывисто спросила она, не успев отдышаться.

Я отрицательно покачала головой, с вызовом глядя на Висконти. Тот смутился и опустил глаза. Надо же, умеет в нужную минуту казаться скромным! Совершенно ничего не понимая, я потянула Клементину за руку, чтобы вернуться вместе к остальным. Клементина пошла было, но задержалась, чтобы сказать пару слов Висконти. Наверно, она хотела его обнадежить и приободрить, чтобы он не слишком расстраивался из-за строптивости ее сестры. Но старания Клементины были напрасны: никогда больше донна не вернется к мужу. Этот вариант был исключен, а после происшествия в мандариновой роще я и вовсе стала побаиваться Висконти.

Вся эта история с мандарином потом долго веселила меня, особенно когда я видела кислые лица Висконти и герцога, пострадавших от моего молчания.

Глава 11

Однажды, направляясь из мрачной столовой в солнечный кабинет, я узнала причину Катиной мечтательности и меланхолии. Я задумчиво листала книжку с миниатюрами, когда услышала смех Герцога и его быстрые шаги. Не знаю почему, но я мгновенно спряталась за дверью, словно меня помимо моего желания толкнула туда какая-то сила.

– Вы действительно думаете, что я настолько коварен? – спрашивал Герцог, влетая в столовую из коридора и резко оборачиваясь к следующему за ним человеку. Он тряхнул головой, и черные волосы упали на лоб, глаза блестели, рот кривился в насмешливой улыбке.

– Да, – услышала я тихий голос Кати и вскоре увидела ее медленно входящей в комнату. Она остановилась напротив Герцога, нерешительно поглядывая на него. Герцог снова хрипло засмеялся, и я увидела, как Катя вздрогнула.

– И вы действительно думаете, что я дьявол? – лукаво спросил он, подходя к ней и ласково дотрагиваясь руками до ее плеч.

– Сам Сатана не может быть изощреннее вас, – тихо сказала Катя, стараясь не смотреть на него.

– Вы обвиняете меня черт знает в чем из-за того, что я всего лишь ироничен? Или из-за того… – и Герцог приподнял Катино лицо за подбородок так, чтобы она смотрела на него, – что вы влюбились в меня?

Я застыла как вкопанная. Неужели Катя способна влюбиться в Герцога? Неужели все это время она мучилась именно из-за своей симпатии к нему – а я-то думала, она скучает по дому!

Я прислушалась. Катя помолчала, потом, словно собравшись с силами, спросила:

– Что вам до меня? Ведь вы привыкли только делать мне замечания, а хвалить Ольгу… Да и Ольгой-то ее уже не назовешь… – Катя ухмыльнулась. – Она вошла в свою роль так, что не может из нее выйти. А вы поощряете это! Вы строите преграды между нами!

– Вы злитесь, потому что ваш муж стал поклоняться иной даме?

– Вадик ведет себя, как ребенок, – устало проговорила Катя, – но меня больше беспокоит Ольга.

– Или то, что я, как вы выразились, поощряю и хвалю ее, а не вас? – глаза Герцога пытливо всматривались в Катино лицо, и он насмешливо щурился.

– Оставим эту тему, – вырвавшись из его рук, сказала Катя.

– Мне кажется, я совершил ошибку и увлекся, – печально сказал Герцог. – Мне нравилось играть с вами, но я, видно, зашел слишком далеко. Скажите мне сейчас, Катя, скажите честно, вы влюблены в меня? Поэтому вы так сердитесь на всех?

– Какое самомнение! – засмеялась Катя, но мне показалось, что она сейчас разрыдается. – Любить вас! Вы изощренный и лукавый тип, вас нужно бояться!

– Да, совершенно верно, – расплывшись в улыбке, заметил Герцог. – Но именно потому, что я такой плохой, вы и смотрите на меня? Вам же неинтересно общаться с моим святым братцем, вы тянетесь ко мне, Катя, Катя, Катенька…

– Замолчите! Я должна передохнуть! Вы мне всю душу перевернули! Чудовище! – она поспешила прочь от него, но он ее поймал. Я хотела крикнуть, но звуки застряли в горле.

– Вы не простите меня за это никогда, – поворачивая к себе Катю, сказал Герцог, – но только так я смогу помочь вам.

Он прижал ее к себе и, крепко держа ее голову, запустив свои белые пальцы в темные волосы Кати, поцеловал. Я, наверно, в тот момент была похожа на крабика Себастьяна из мультфильма «Русалочка»: у меня от удивления отвалилась челюсть. Их поцелуй продолжался довольно долго, и Катя поначалу пыталась сопротивляться, но вскоре крепко обняла Герцога за плечи.

«Лукавый! Лукавый змей!» – гневно полыхая от стыда, думала я. Но самым невероятным казалось то, что я чувствовала ужасную, колючую зависть к Кате, словно в глубине души хотела оказаться на ее месте, в крепких и нежных руках Герцога. Наконец он отпустил ее. Катя тихонько отступила в сторону.

– Идите к себе, – приказал тихо Герцог. – Поспите, вам станет легче.

Катя развернулась и убежала прочь. Свет из кабинета озарял профиль Герцога, который смотрел ей вслед, задумчиво крутя на пальце темный перстень.

– Я само совершенство, не правда ли? – спросил он то ли самого себя, то ли меня, потому что я почему-то не сомневалась, что он знал о моем присутствии. – Я спас бедную девочку. Мне стоит поставить памятник, – и он засмеялся тихим хриплым смехом, зловещим и таинственным.

Я постояла еще некоторое время в своем убежище, когда он ушел, потом тихонько вышла. Подниматься к Кате в комнату не решилась. Меня мучила совесть за ту зависть и ревность, что я испытала несколько мгновений назад.

Я переживала только за Катю, за то, как она будет теперь вести себя с Герцогом. Впоследствии, когда Катя нашла в себе силы рассказать мне о том происшествии (ох, как непросто мне было делать вид, что я о нем не знала), она сказала, что после того, как поднялась к себе в спальню, она упала на кровать и уснула необыкновенно счастливой. Когда же она проснулась, то исчезло чувство тревожной и мучительной любви к Герцогу, страх, смешанный с удовольствием при звуках его голоса, больше не терзал ее, она словно забыла о своем увлечении. Она помнила про поцелуй, но для нее он стал означать не начало романа (как она надеялась до сна), а его счастливое завершение. Так что впоследствии Катя общалась с Герцогом спокойно, даже шутила и так же участвовала в словесных дуэлях, но больше не испытывала страсти. И была ему за это благодарна.

Не знаю, как ему удалось привести Катю в чувство таким способом, но Герцог после этого стал казаться еще более странным типом, чем раньше…

Пока Катя безмятежно излечивалась от любви во сне, ко мне пришла Клементина. С ней я не стала обсуждать происшедшее, хоть она и спросила, в чем причина моей странной задумчивости. Как она часто это делала, Клементина, болтая, разбирала шкатулку с моими украшениями. Маленькое колечко с лунным камнем выпало, зацепившись за бусы, и закатилось под кровать. Клементина сняла с колен шкатулку и, поставив на постель, где сидела, полезла доставать кольцо.

– Посмотри, что лежит у тебя под кроватью! – испуганно воскликнула она, показав лежащий на ладони катышек из светлых волос, слепленных воском. – Это твои волосы?

– Наверно, – пожав плечами, ответила я. – Что с того?

– А то, что кто-то пытается навредить тебе! – Клементина обеспокоенно нахмурилась. – Ведь это же магия! Колдовство!

– Да просто капнуло со свечи, может, ветер замел под кровать… – беспечно предположила я.

– Нет, нет, это порча! Посмотри, как слеплены волосы! Просто свеча так капнуть не может, да и потом, их надо снять с расчески.

– Ты права, – задумавшись, сказала я. – Кому понадобилось делать это?

Мне было неприятно, но не более того. Я не слишком верю в магию, чтобы принимать все близко к сердцу, зато Клементина была всерьез обеспокоена. Поразмышляв над тем, кто бы мог это сделать, мы решили, что возможность была только у Николетты.

Но зачем девушке наводить на меня порчу? Не понимаю… Я долго колебалась: может, показать ей этот пучок с волосами и прямо спросить? Но Клементина отговорила: лучше, если Николетта будет думать, что он еще на месте, ведь не могу же я сейчас вернуть ее в Италию. Я согласилась, но после этого неприятного открытия больше не могла доверять девушке и уже не общалась с ней так открыто и часто, как прежде. Этим я лишь усугубила свое положение, оставшись совершенно одинокой. Наша троица по разным причинам распалась, и теперь кроме Клементины меня редко кто сопровождал на приемы и прогулки.

Как-то раз мы договорились, что она придет ко мне на ужин. Герцог увез Катю смотреть представления, которые давались в честь праздника по всему острову в тех местах, где сохранились древние амфитеатры, а Вадик то ли тренировался с рыцарями, то ли ухлестывал за графиней.

Я велела Николетте накрыть стол в гостиной и отпустила к подруге в соседний дом. Там де ла Марш, похоже, собирал праздник, так как приглашал и нас, но у всех были свои планы на вечер, и мы вежливо отклонили приглашение. Николетта отправилась помогать подруге, пообещав прийти вскоре, чтобы убрать со стола после нашего тихого ужина. Я была рада избавиться от нее и не могла дождаться, когда она уйдет.

Сюрпризом в тот вечер стало то, что Клементина приехала не одна, а с Висконти. Заметив мое удивление, она, целуя меня, прошептала, что тот напросился поехать, потому что хотел поговорить со мной. Итак, вечер обещал быть далеко не самым приятным в жизни.

Я пригласила их в гостиную, Висконти разлил вино по бокалам.

– А где же фрукты? – спросила Клементина, садясь за стол.

– Николетта, наверно, оставила их на столике возле камина, – улыбнулась я и пошла за блюдом. Клементина бросилась следом помогать. Смеясь, мы поставили фрукты на стол и сели.

– Я хочу поднять бокал за то, чтобы вы поскорее помирились, – возбужденно заговорила Клементина. Она мне казалась в тот вечер нервной, а Висконти, напротив, был чем-то подавлен и, вопреки моим опасениям, не спешил уговаривать меня помириться с ним. Мы осушили бокалы, Висконти снова разлил вино. Непринужденно болтая, мы ели фрукты; я почувствовала себя немного легче, когда заметила, что Висконти не рвется вести беседу.

– А ты действительно очень похожа на мою сестру, – вдруг сказала Клементина.

Я замерла, пораженная ее внезапными словами. Стараясь выразить на лице удивление, я посмотрела на нее. Лицо Клементины в один миг превратилось в лицо хищницы, опасной и жестокой, она улыбалась с сарказмом, словно говоря: «Ну, как я тебя поймала!»

– Почему ты так говоришь? – вздрогнув, спросила я. – Что с тобой, сестренка?

– Я тебе не сестра! – резко отрезала Клементина, вскочив из-за стола. – Ты думаешь, что я настолько слепа, чтобы не отличить свою сестру от самозванки?!

– Я думала, что ты веришь мне… – с горечью прошептала я. Сердце бешено билось, я судорожно соображала, что делать дальше, но в отсутствие Герцога не знала, что предпринять. Поэтому решила притворяться донной Анной до последнего.

Клементина дико захохотала, возбужденно блестя глазами:

– Да, ты оказалась на редкость доверчивой лгуньей! Разве не парадокс? Тот, кто лжет каждый день, доверяет всем вокруг! Хахаха! – она заметалась по комнате, торопясь выложить все. – Ты так доверяла мне, что не стоило труда остаться для тебя единственным другом, отодвинув остальных, посеяв в твоей душе подозрение и недоверие.

– И все же, Клементина, я не лгу тебе, – я старалась выглядеть как можно убедительнее, – я твоя сестра!

– Черта с два ты моя сестра! – скривившись, ответила Клементина. – Моя сестра мертва!

– Почему ты так уверена в этом? – спокойно спросила я.

– Потому что это я убила ее!!! Я!!! – нагнувшись ко мне, прямо в лицо истерично выкрикнула Клементина. И снова захохотала, увидев растерянное и испуганное выражение на моем лице.

– Что, не ожидала? Думала, я бедная несчастная девочка? тихая и послушная? Она тоже так думала, моя святая сестренка, которая гниет теперь в лесу!

Я покосилась на Николо Висконти, но тот словно превратился в истукана и безмолвно наблюдал за бешенством Клементины.

– Почему ты говоришь мне это сейчас? – как можно спокойнее спросила я.

– Потому что ты не выйдешь отсюда, потому что скоро умрешь в страшных муках, потому что вино, которое ты пила, отравлено!

Кровь отхлынула от лица, я нервно вцепилась пальцами за край стола, словно хотела обрести опору. От дикого страха, накатившего, словно ледяная волна, закружилась голова. «Умрешь! Умрешь!» – стучало в висках.

– Она всегда была сучкой! Грязной надменной сучкой! Эгоистка! Святоша! – слова вылетали из ее рта словно плевки, и чем больше яда она выливала на меня, тем легче ей становилось. – Я бы все отдала, чтобы еще раз проткнуть ее гнилое сердце! Еще раз увидеть удивление в глазах! Рассмеяться в лицо и крикнуть, как сильно я ненавижу, как ненавижу!!!

От возбуждения она покрылась красными пятнами, губы дрожали, глаза горели неестественно, болезненно ярко. Она была дьяволицей, сущей сатаной, змеей, обвившейся вокруг меня. Я почувствовала жар и стала задыхаться от липкого страха, медленно и основательно пеленавшего меня, словно паук муху в кокон, чтобы потом сожрать. В отчаянии я вскочила из-за стола, заметалась по комнате. Куда бежать? Где просить о помощи? Есть ли противоядие, способное помочь?

– Ты знаешь, мразь, как я убила ее? – она схватила меня за волосы, я не сопротивлялась. Оказавшись в том коконе страха, что сплела паучиха, я вдруг резко лишилась сил. – Я заманила ее в лес, на берег реки, и там, схватив ее вот как тебя, ударила кинжалом в грудь, – она ударила меня кулаком между ключиц. – Анна не подозревала, что я ненавижу ее, она была неприятно удивлена. Как медленно умирала эта сука! Я била ее ножом в грудь, била не переставая, а она все хрипела и пыталась остановить меня! А потом, потом я забросала ее камнями, раздробив ей одним из валунов пальцы на руках, потому что она гладила ими твои волосы, Николо… Но я не стану повторять того, что было… Ты умрешь иначе, ты умрешь в страшных мучениях!!!

Она дернула меня за волосы, я напрасно пыталась отцепить ее пальцы. С силой, которую я не подозревала в этой хрупкой девушке, она швырнула меня на ковер и, приподняв юбки, ударила ногой в живот. Я скрючилась на полу, в глазах потемнело, я задыхалась, но молчала, готовая убить себя сама. Как могла я довериться этой ужасной ведьме, как могла поверить? Друзья мои! Друзья! Придите на помощь! Где же вы?

Клементина, наслаждаясь своей победой, перевернула меня носком туфли на спину и наступила ногой на грудь.

– Этот удар поможет ускорить действие яда, – пропела она, с торжеством глядя на меня, свою поверженную соперницу.

– Ты сгоришь в аду, – прохрипела я, не в силах подняться.

– Нет, потому что я убила из-за любви. Почему ты молчишь, любовь моя? – повернулась она к Николо, вся красная от возбуждения. Мои страдания приносили ей невыносимое удовольствие.

– Ты меня пугаешь, Клементина, – Николо наблюдал за нашей борьбой, все так же сидя вполоборота, горестно скрестив руки на груди.

– Нам будет хорошо вместе, вот увидишь. Нам всегда было хорошо.

– Николо! Неужели вы позволите ей убить меня? – но я сразу поняла, что он меня не слышит. Он был погружен в созерцание рассвирепевшей Клементины.

Клементина и я, замерев, ждали, когда подействует яд. Я знала, что противоядия наверняка нет или уже слишком поздно, и покорно ждала окончания мучений, корчась от боли в животе. Мне было жаль только, что Катя и Вадик останутся теперь навсегда в этом времени и не смогут вернуться назад. Смерть пугала, но в тот момент стало резко все безразлично, словно я устала жить.

Клементина вытерла пот со лба, ей было жарко, и она, оставив меня лежать на полу, подошла к окошку и открыла его, пуская свежий воздух внутрь.

– Как душно, – прошептала она, вытираясь нашейным платочком, глубоко дыша. Ей действительно было нехорошо: она шаталась и задыхалась, пятна на лице приобретали все более яркий оттенок. Я потихонечку начала подниматься, но Клементина, вдруг издав жуткий вопль, налетела вновь, и не успела я ничего сообразить, как ее когти вцепились мне в шею.

– Аааа! Ведьма!!! – искаженное злобой лицо Клементины было лицом горгоны Медузы, ее черные волосы напоминали змей. – Ты отравила меня!!!

Я ничего не могла сказать: крепко схватив ее за руки, я пыталась отцепить их от своей шеи, но Клементина, чувствуя, что умирает, видимо, решила забрать меня с собой и наваливалась всем весом, торопясь убить прежде, чем умрет сама. Я слабо понимала в тот момент, каким образом Клементина перепутала бокал с ядом, но теперь было ясно, что отравилась она, а не я. Изо рта у нее пошла розовая пена, она начала задыхаться, и я, сбросив ее с себя, откатилась в сторону, кашляя и глубоко, с хрипами вдыхая воздух. Убийца донны Анны расплачивалась за свое злодейство, и расплата была жестокой. С воем, неестественно изгибаясь, она билась в судорогах, пытаясь подняться. Яд был так силен, что суставы Клементины выворачивало, она, вся красная от удушья, не могла даже позвать на помощь.

Какая ужасная смерть ожидала бы меня, окажись я на ее месте! Я уже думала, что она не сможет встать, но дьяволица вдруг вскочила и, схватив со стола нож для фруктов, с воем бросилась на меня. Я едва успела отползти в сторону, так как из-за тяжелых тканей платья была лишена преимущества. У нас снова завязалась борьба, но на этот раз я сопротивлялась изо всех сил, потому что вновь хотела жить. В глазах девушки горела жажда мести, в них полыхало адское обжигающее пламя.

Во время борьбы с Клементиной я посмотрела на Николо, взглядом призывая его на помощь, но он сидел неподвижно, созерцая нас словно издалека. Уж моей-то смерти он мог только порадоваться, вдруг осознала я. Он не станет помогать. Нож приближался к лицу, когда в комнату ворвались Вадик и Герцог. Увидев их, Клементина ощетинилась, как раненая волчица, и замахнулась, чтобы нанести удар. Герцог на лету успел схватить ее за руку, но если бы я чуть не отодвинулась бы в тот миг, нож все равно достал бы до шеи. Когда нож был выбит из рук, Клементина стала плакать и выть от боли. Похоже, что все ее внутренности сгорали, так дико она визжала, катаясь по ковру. Это было жуткое зрелище, и я спрятала лицо на груди у Герцога, который ласково гладил меня по спине, шепча слова утешения. Вместе с Николо, который наконец обрел способность двигаться, мы подошли к умирающей девушке. Она уже едва дышала, приоткрыв окровавленный пеной рот, черты лица были искажены, она больше напоминала старуху, чем молодую женщину.

– Достойное наказание, не правда ли? – спросил Герцог, и она с трудом перевела на него взгляд. – Ты поплатилась за жестокость, Клементина.

В его голосе было только холодное, равнодушное презрение. Он крепче прижал меня к себе.

– Николо, – еле слышно позвала Клементина, и Висконти, нерешительно посмотрев на нас, словно испрашивая разрешения, опустился на колени перед ней.

В затухающих глазах Клементины я вдруг прочитала глубокое отчаяние и боль.

– Ты!.. – прохрипела она, подняв руку, словно пытаясь сказать ему что-то важное. – Любимый…

Последние судороги пробежали волной по телу, и она умолкла. Только глаза погасли не сразу, словно горевший в них огонь теплился еще некоторое время после того, как душа покинула тело.

Неожиданная развязка потрясла меня. Секунды назад я прощалась с жизнью, теперь же стояла над бездыханным телом своей соперницы. Наклонившись, я заметила на ее губах высохшую розоватую пену, окаймлявшую пухлые губы. Николо молча сидел, не разговаривая ни с кем, пока Герцог не вернулся с де ла Маршем и еще какими-то людьми, видимо, испортив праздник нашим соседям. Те согласились с тем, что Клементина по ошибке отравила саму себя. Потом, видимо, понимая, что больше ему здесь делать нечего, Висконти поднялся и вышел.

– Так что же, Герцог, – спросила Катя, когда тело Клементины унесли. – Она убила свою сестру сама, а Висконти здесь ни при чем?

– Получается, так… – сухо ответил Герцог. Бедняга! Он все же потерял вторую племянницу и теперь понял причину смерти Анны. Стоило ли путешествовать во времени, чтобы понять, что убийцей был не муж Анны, а ее сестра! А мне было неловко после того, как он спас мне жизнь, что я подозревала в убийстве донны его самого.

– Но как же вы узнали, что она собирается убить меня? Ведь вы же уехали на спектакль? А ты и вовсе был во дворце? – спросила я у Герцога и Вадика, когда немного оправилась от шока.

– Мне прислали записку, в которой просили вернуться срочно домой, потому что Анне угрожает опасность, – ответил Вадик. – Я подумал, что это Герцог прислал ее, и немедленно приехал.

– Странно, – покачал головой Герцог, – но нас тоже догнал посыльный и передал письмо, где некто предупреждал, что донну собираются убить.

Он достал из кармана скомканную бумагу и развернул. Там действительно был призыв немедленно вернуться, подписанный тремя литерами «D.C.R.».

– Что бы это могло обозначать? – спросила я. Но остальные не могли ничего предположить.

– Возможно, тайный благожелатель, – пожал плечами Герцог.

– Так значит, – спросила Катя, – Николо и Клементина были любовниками? И собирались пожениться после смерти донны?

– Об этом мы расспросим Висконти. Он должен дать нам объяснения, – сказал Вадик, поднимаясь со стула.

– Будет прекрасно, если слухи об измене распространятся по всему Кипру, – Герцог многозначительно посмотрел на Катю. Та понимающе кивнула.

– Это будет еще один аргумент в пользу развода.

Я провела рукой по шее и поняла, что у меня останутся синяки от железной хватки Клементины. Не столь большая расплата за чудесное спасение от двух смертей – яда и кинжала, что угрожали мне этим вечером.

Теперь мы знали, где лежит тело донны Анны. Герцог и Август сразу засобирались в Италию.

– Подождите, – сказала я, увидев, что они рвутся в путь. – А как же мы?

– А вы постараетесь получить развод, донна Анна. Иначе Висконти получит все состояние д'Эсте и главное – ожерелье.

– То есть вы, что же, оставляете нас здесь одних, пока будете искать могилу вдоль реки в лесу? – Катя не верила своим ушам.

– Это ненадолго, – заверил нас Герцог. – Главное, вы должны развестись с Висконти и выведать, где находится ожерелье. И, конечно, не упустить из виду друг друга. Вы справитесь, я не сомневаюсь. Главное, держите рядом отца Джакомо и графа де ла Марша, это люди надежные, они не дадут вас в обиду. Вы, донна Анна, должны добиться патронажа короля.

– Таким же способом, как патронажа сира Анвуайе? – иронично спросила я.

– Упаси вас Бог, сударыня, – строго сказал Август. – Король – это король, и нет никого выше него, кроме Бога. Он подает пример всем своим подчиненным и служит эталоном в битве, вере, правлении, жизни… Он любит королеву и верен ей, ваша красота не будет им замечена, ибо он зрит высшие материи…

– Как высокопарно, Август! – оборвал брата Герцог. – Он такой же человек, как и все, со своими слабостями и недостатками. Но вы, донна, должны будете заинтересовать его чем-нибудь другим. Он действительно не склонен бегать за вами, как Анвуайе.

– И хорошо, – заметила я. – Мне даже спокойнее будет.

– Так мы можем оставить вас ненадолго? – братья-близнецы испытующе посмотрели на нас.

– Может, все-таки кто-то из вас останется? – робко попросила я.

– Вы, Катя, остаетесь за главную, – шутливо потрепав девушку по плечу, сказал Герцог. И мне вдруг так ясно вспомнился их страстный поцелуй в столовой, что я покраснела и опустила глаза.

– Что значит, главной? – воспротивился Вадик.

– А то, что вы с донной – горячие головы, а Катя вас всегда сможет остудить. Я хотел бы, чтобы все решения вы принимали сообща. Одна голова хорошо, а три отлично, но Катя будет контролировать слуг и финансы, вы, донна Анна, без лишних хлопот сможете заниматься разводом и интригами, Вадика я попрошу вас охранять. Никто не знает, насколько Николо жаждет избавиться от вас. Вам может угрожать опасность, будьте бдительны, не оставляйте Анну одну. Мы отбудем завтра рано утром и вернемся очень скоро. Вот увидите, вам не о чем беспокоиться.

Мы отпустили их нехотя, только получив заверения о скорейшем возвращении. Никто из нас не испытывал желания оставаться среди совершенно незнакомых людей без поддержки братьев, но они дали ясно понять, что в Неаполь мы не вернемся, пока не разведем донну и Николо.

Я поднялась к себе, но долго не могла заснуть: мне все казалось, что Клементина продолжает душить меня, простыни обжигали кожу, я ворочалась и вздрагивала, замирала, мне мерещилось, что в комнате кто-то есть. Я впервые стала свидетелем смерти и была глубоко потрясена происшедшим. И мне все казалось, она оживет и придет ко мне, чтобы завершить начатое. Волосы вставали дыбом, по спине пробегал холодок, меня словно придавливало к кровати, и я отчаянно таращилась в темноту, ожидая увидеть силуэт девушки, чьи волосы были завиты в мелкие кудряшки-змейки. Наконец, не выдержав, я вскочила и побежала в комнату к Кате; к счастью, та спала на самом краю кровати, и я спокойно улеглась на свободное место. Едва лишь голова коснулась подушки, я крепко заснула.

Утром, когда мы спустились завтракать, Герцога и Августа уже не было. Стоило выйти из дома, как мы осознали, что поступили легкомысленно, отпустив их. Весть о том, что вероломная сестра пыталась отравить донну Анну, уже облетела всех, мы с Николо были объявлены жертвами, и нам глубоко сочувствовали. Катя же старательно разносила сплетню о том, что сестрица была любовницей мужа. Я подумала, что донна Анна, хоть чуть и не стала жертвой сестры, должна была все же скорбеть о ней, и облачилась в траур. В день похорон, перед тем как выйти, я раскрошила несколько луковиц, поэтому покинула дом, обливаясь слезами. Моя хитрость удалась, и донна Анна стала известна своим добрым сердцем, потому что искренне оплакивала сестру, простив ее во всеуслышанье перед тем, как гроб опустили в землю. Николо стоял тут же, рядом с женой, и все подумали, что испытание, которому подверглись эти двое, соединило их и примирило. Висконти сначала с недоверием смотрел на залитое слезами лицо донны Анны, но когда та, опираясь на руку подруги, пошла к паланкину, он догнал ее.

– Донна, я не имел возможности поговорить с вами…

– Позже, дон Висконти, – сухо ответила донна, – дайте мне время прийти в себя.

Она и Катрин Уилфрид поехали в паланкине, муж Катрин, осклабясь при виде растерянного Висконти, последовал за ними верхом на лошади.

Нанимая суда итальянцев, король готовился покинуть Кипр в феврале месяце; споры между пизанскими и генуэзскими заимодавцами задержали отплытие до конца мая. Флот, совершавший разведку возле берегов Африки, должен был проследовать в Лимассол, чтобы праздновать Троицу, когда шторм, пришедший с юго-запада, рассеял корабли по всему побережью Акры, и пришлось ждать начала июня, прежде чем выйти в открытое море. Был конец мая, все изнывали от нетерпения отправиться в поход.

После похорон Клементины наш дом выдержал столько визитов, сколько не было и за все те месяцы, что мы прожили в нем с Герцогом и Августом. Ко мне шли бесконечным потоком знакомые и незнакомые люди, и было всякий раз страшно принимать их, следить за своим французским, манерами, движениями, строго соблюдать все правила и приличия, контролировать себя. Кроме того, я никогда не отличалась особой общительностью, поэтому вести разговоры с незнакомыми людьми, да еще и на старофранцузском было нелегко.

Спасала Катя: она выходила к гостям с самой естественной из всех улыбок, с легкостью уводила темы разговора от опасных подробностей и вопросов, легко намекала гостям, что им уже пора уходить. Я смотрела на нее, и хотелось крикнуть ей: «Верю, верю!»

Катрин Уилфрид оказалась такой милой, душевной и общительной, что дамы были от нее без ума. Они наперебой обсуждали с ней моды, сплетни, новости, а донна Анна в это время могла передохнуть и собраться с мыслями, пока внимание гостей вновь не переходило на нее. Донна Анна носила траур по сестре, поэтому не посещала приемы и праздники при дворе, но это не мешало ей быть в центре событий. Моя персона стала второй по обсуждаемости после короля, и – не на это ли рассчитывал Герцог? – король как-то раз пригласил меня к себе. Я шла к королю под руку с графом де ла Маршем, который вызвался сопровождать меня, и чувствовала, что вот-вот потеряю сознание от напряжения.

Фигура короля всегда казалась мне особенной: в моем представлении, то был человек недоступный для простых смертных, надменный, властолюбивый и строгий, тонкий интриган и опытный политик. Но, узнав поближе Людовика ІΧ, я поняла, что он совершенно другой. Наш разговор больше был похож на непринужденную болтовню двух знакомых, хотя при этом мы строго соблюдали все надлежащие для подобного случая правила. Разве что одно удивило: король посадил меня в кресло напротив и, разговаривая, не смотрел свысока, а даже немного наклонялся, словно заглядывая в глаза. Я несколько раз умолкала, удивленная подобным движением монарха. Он вызвал меня, чтобы поговорить о разводе, слух о котором, вместе с остальными сплетнями о донне, дошел и до него. Король стремился разубедить меня, говорил, что брак, одобренный в церкви, закреплялся на небе и сохранялся до конца жизни, на что я, намекая на неверность мужа, отвечала, что подобные браки должны сохраняться и в душе супругов, если же один из них неверен, а пыл другого остыл, то сохранение брака было бы дважды лицемерием, а это грех. Людовик пристально изучал меня во время разговора, и под конец даже стало казаться, что вся беседа – это часть некоего допроса, в результате которого он должен вынести свое суждение обо мне.