Текст книги "Шестая ложечка. Рассказы"

Шестая ложечка
Рассказы
Нина Заря-Абрамович

© Нина Заря-Абрамович, 2017

ISBN 978-5-4485-6510-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Шестая ложечка

На Новый год я люблю спать. После поздравления президента и брызг шампанского сразу отхожу ко сну.

Пялиться в телевизор до самого рассвета, набивая желудок оливье, мне не интересно. Не люблю следов застолья на физиономии.

Зато как приятно утром первого января выйти на безлюдную улицу! Ни души! Народ по домам, дрыхнет без задних ног. А ты со здоровым румянцем! И… зимнее безмолвие! И лишь только одинокий пьяненький мужичок, с печальной елкой под мышкой, все еще тащится куда-то домой.

В этот Новый год я тоже решила спать. Устроилась удобно в постели с верным другом Кошариком, бутылкой шампанского и фруктовым десертом. Думаю, досмотрим концерт, послушаем президента, и на боковую. А утром на лыжную трассу в Голосеево.

Как встретишь Новый год, так и!..

Без пятнадцати минут до Нового года – звонок в дверь. Кого это еще несет? Под самый бой часов? Новый год, известно, семейный праздник! Кто же мог посягнуть?

Я верю в приметы. Говорят, если в самом начале Нового года первым ты увидишь мужика – это к удаче. А уж если появится особа женского пола, жди неприятностей.

Открываю дверь. Светка-соседка. Стоит на пороге, в накидке из шкурки зеленой овцы. Не ошибешься, чей нынче год наступает! На голове у Светки бархатные ушки и, должно быть, сзади куцый хвостик. На шее гирлянда, а в руках – поднос. На подносе три бутерброда с красной икрой. И персонально ее – дымящийся чай в чашке. А на блюдце ее любимая серебряная ложечка в стиле барокко.

Да, плохая примета…

Бросаю на лицо доброжелательность. Запускаю Светку на кухню. Садимся за стол. Втроем.

Светка привычно падает на мое законное место, антикварный трон из дуба, кованый, оббитый кожей вишневого цвета. Мостится, как овца на сене, на моей турецкой подушке. Как же ей идет этот овечий прикид!

Я легко усмиряю досаду, растущую из глубин души.

Включаю телевизор. «Ирония судьбы». Пока я мечу на стол мандарины, киви, нарезаю ананас, слышу Светкины жалобы Кошарику.

– Нельзя одной встречать Новый год. Плохая примета. Надо, чтобы первые минуты года ты была с мужчиной. Пусть даже с плохоньким. С любым!

Кошарик деликатно улыбается и говорит ей:

– Вы, Светлана, сегодня особенно обворожительны!

Вижу, Светка вся зарделась, глаза сияют.

Я душу в себе гнев. Вот же овца! Своего мужика не сберегла. Трех мужиков! Так пришла отщипнуть от чужого счастья.

Поправляю на лице маску безразличия.

– Да переключи ты на что-то другое. Как надоели все эти рожи! Одно и то же! – почти по-овечьи блеет Светка. – Смотреть совершенно нечего! Каждый год то «С легким паром», то «Иван Васильевич…»!

Переключаю канал. Поет Лолита.

– Дай сюда щелкалку! – хватает пульт из моих рук соседка.

На экране Анни Лорак.

До Нового года остается пять минут.

Я забираю пульт и переключаю на Лолиту.

– Переключи на Анни Лорак!

– Не хочу на Анни Лорак. Лучше Лолита!

– Ты живешь на Украине. Значит, надо слушать Лорак, – взбрыкивает Светка.

– Лолита тоже из наших! А Лорак уже их! – любуюсь я Лолитой.

Остается две минуты.

Светка забирает пульт и начинает щелкать каналы.

Я сижу в оцепенении, уже не смея перечить, не желая конфликта. Ведь как встретишь Новый год, так и…

На всех каналах концерты.

– Найди Лорак! Срочно! – трясет овечьими ушами Светка, швыряя Кошарику пульт.

Кошарик под моим испепеляющим взглядом бездействует.

Я забираю у него пульт и включаю поздравление президента.

– Ты только глянь на нее! Не-нор-мальная! – звереет Светка в овечьей шкуре. – Отдай пульт!

Отдаю пульт. Из запоздалого чувства гостеприимства. Светка щелкает.

До боя курантов остается минута. Поет Лорак.

– Нет! Не надо! Переключай назад! На президента! – кричит Светка.

Бьют часы.

Кошарик разливает шампанское. Мы чокаемся. Светка ударяется бокалами, словно рожками, сначала с Кошариком, потом со мной, потом, без зазрения совести, опять с Кошариком.

Суеверная. С мужчиной надо последним, для удачи! Особенно с чужим!

Мы желаем друг другу счастья и всего того, что желают все люди, наивно веря, что это сбудется.

– Что это у тебя стол такой бедненький? А где оливье? Будто и не Новый год! – возмущается Светка.

Я открываю холодильник и нарезаю буженины, сыра. Порхаю над гостьей вместо того, чтобы залечь в постель с десертом.

– Канцерогеном решила меня отравить? – негодует соседка. – За нас, красивых! – чокается Светка с Кошариком. Но вспомнив обо мне, со мной и вновь с Кошариком.

Потом она берет свой поднос, чашку и уходит, распыляя энергию существа, символизирующего наступивший год. Я едва успеваю спрятаться мысленно под прозрачный колпак.

– Может, мне на Новый год по бабам ходить, чокаться с ними? – смеется Кошарик. – Вот денег загребем!

Убираю со стола и вижу серебряную барочную ложечку, забытую Светкой на столе. Как компенсация за причиненный мне моральный вред!

Чувство досады тут же улетучивается. И я испытываю маленькую женскую радость.

У Светки на кухне таких ложечек шесть. Богатство еще с незапамятных времен. Они мне всегда очень нравились. А поскольку соседка ложечками чванилась, связывая с ними свое благородное происхождение, я решила сбить с нее спесь.

И вот однажды я купила точно такие же ложечки на антикварном слете. Специально поехала за ними в выставочный центр на Левом берегу.

Серебряные, вычурные, дорогущие. С чужой энергетикой.

Неизвестно, какая светская дамочка ими сахар в чае размешивала или какой джентльмен в варенье ковырялся.

Но это уже мелочи! Главное, сказочные барочные ложечки были теперь и у меня.

Я пригласила соседку на чай. Светка была неприятно удивлена.

– Откуда у тебя эти ложки? Не у меня ли позаимствовала?

– Я чужие ложки не краду, – с достоинством отвечаю я.

Светка, не допив чая, пошла домой считать свои ложки. И после этого еще долго с недоверием вглядывалась в мои ложки – однояйцевые близнецы ее ложечек. И с сомнением фыркала.

– Кого это ты уже на ложки развела?

Чаи совместные мы гоняли часто – то у меня, то у Светки. И Светка, боясь теперь путаницы, спрятала свои драгоценные ложечки, заменив их обычными, современными. Я же с восторгом пила на серебре. И вот догонялись мы чаев! Две мои ложечки куда-то исчезли. Я огорчилась. И, естественно, пришла к Светке за ними.

– Наверное, у тебя забыла!

– Прямо! У меня мои ложки. Все они на месте. Твоих ложек у меня нет.

Ну на нет и суда нет! Не буду же я у Светки обыск устраивать.

Так у меня на кухне осталось четыре серебряные ложечки.

И вот на Новый год неожиданно вернулась пятая ложечка. Как чудо! Сомнения меня, конечно, одолевают. Моя ли это ложечка? Или все же Светкина? И как я могу оставить ложку у себя? Это же воровство! Если ложка не моя. Отдам!

А вдруг, все же, моя? Не отдам!

А если это сюрприз овцы? В образе Светки, заблудшей на огонек.

Нет. Не отдам!

Мой преступный умысел подогревается еще и злостью на Светку за подпорченный ею Новый год. Я даже неважно сплю в эту ночь. И поэтому не могу проснуться рано утром, и на лыжную трассу в Голосеево мы с Кошариком не едем.

Выхожу я на улицу только к обеду. Снега нет, капает дождь. Народ лениво осваивает первый день наступившего года.

За самодельным забором елочного базара торчат брошенные прошлогодние сосны. По 100 гривен за штуку, как видно из картонных ценников, тоже забытых нерадивыми продавцами.

Может, все-таки отдать Светке ложечку? Чужого добра мне не надо! Но почему же тогда она до сих пор не прибежала ко мне?

Если у нее их осталось пять?

Теперь я вот думаю. Уехать мне из города на следующий год, чтобы спастись от Светки? Или, может, пожелать ей здоровья, чтобы в Новом году она принесла мне и шестую ложечку?

Мое мандариновое дерево

Сегодня ночью в моей квартире случился драматический конфликт. Между трубой и горячей водой. Кипяток победил. Такое, оказывается, бывает даже в фешенебельном Ричмонде класса декалюкс. Но только по причине исключительно мистической. Не иначе, как на Лысую гору, с заходом на донжон Ричмонда, пожаловала иностранная делегация ведьм. А с тех пор, как на Печерске появился этот дом, с возвышающимся над ним донжоном, с высоты которого, как на ладони, виден весь Киев, это место стало излюбленным не только для киевских ведьмачек. На метлах, из ивовых прутиков, колдуньи со всего мира слетаются сюда на шабаш. Эти веселые ребята, несомненно, и устроили мне вальпургиеву ночь! Не помогли и растения, которых панически боится любая потусторонняя сила: сушеные клевер, вербена, укроп, щедро разложенные мною на подоконниках террасы.

Кипяток прорвался наружу, в час ночи, когда я уже давно сплю. Разлился девятым валом по моей роскошной ванной комнате. И грозился своим напором утопить весь наш элитный дом. Представляю, какая бы началась канитель! Соседи по стояку – кто в нижнем эротическом белье, кто в пижамах или в одних трусах! А кто в стрессе, и потому без трусов! – забегали бы по этажам в поисках виновника потопа. Лифты сердито гудели бы, занятые более шустрыми пассажирами «титаника». В мою бы дверь колотили ногами, вопили на весь наш дом, звонок сгорел бы от напряжения… И это люди, занимающие высокое положение в обществе, очень богатые, имеющие дома в Европе! Но это наши люди!

Тут надо сказать о зависимости моего приятеля Ярослава.

Ярик вышел покурить. В час ночи. В разгар шабаша! Вредные привычки иногда бывают полезными! Возня и матюки, взорвавшие мой блаженный сон, погнали меня в ванную. Мой белоснежный махровый халат, равно, как и белые тапочки из той же серии, которые я привезла с собой из недавней поездки в Лондон, плавали в мутной воде потопа, пытаясь впитать ее в себя. Ярослав боролся со стихией усердно, при помощи пластикового ведра. И мне вдруг показалось, что он парит, зависает над моим мраморным полом, освещенный каким-то сине-золотым сиянием. Закатив глаза, на манер княжны Таракановой, я чуть было не потеряла сознание. И вовсе не от невиданного сияния Ярика. Я уже привыкла к его чудачествам. Затопить наш дом! Подмочить репутацию Ричмонда! Это катастрофа! Но женская стервозность оказалась сильнее здравого смысла. Я тут же поняла всю прелесть происшествия. На цыпочках, ступая, как цапля по воде, я села на край ванной, поджав босые ноги, и начала тихо радоваться. Ура! Наконец-то! Это не катастрофа. Это моя маленькая победа. Месть. Моему соседу снизу и одновременно председателю нашего ОСМД «Ричмонд-Печерск» Вовочке Черняеву. Настоящему ведьмаку, между прочим!

– Да не усердствуй так! Поделимся водичкой с дорогим соседом! – говорю я Ярику, выжимающему воду из моего халата, ставшего вдруг серым. Ярослав внимательно оценил мое настроение, сжал мою руку в своих бледных ладонях. И тихо сказал.

– Я за тебя… любого… Рассчитывай на меня!

– Такой надобности нет! – Всмотрелась я в глаза друга. Они были чистые, спокойные и бесстрастные. И я вдруг поняла, что я совсем не знаю этого мужчину, который неотрывно живет рядом со мной в огромной квартире, уже который месяц. Только спит на террасе. Я тихо прикрыла за собой двери спальни.

Утром меня разбудил резкий звонок в дверь. Конечно же, это был Вовочка Черняев, сосед снизу и председатель нашего ОСМД. Я глянула в глазок. Вовочка что-то кричал, размахивал руками… А потом на всех наших подъездах появилось скверное объявление. На белом листке этого объявления красовалось мое фото и вся эта история с потопом. Причем, в стихотворной форме. Стишки в плане поэзии имели жалкий вид. Но героиней пасквиля была я! Потерпевшей стороной он – Черняев. Оказывается, я умышленно залила дикой драгоценности плюшевые диваны председателя! Но, я же говорю, Черняев – очень вредный ведьмак!

Конечно, такое просто непостижимо для Ричмонда. Персональные данные граждан охраняются законом! Хотя и для менее элитного района Киева, например, Позняков, это

тоже нонсенс. Но в тот день завывал ветер, и над донжоном нашего пентхауса метались летучие мыши, привидениями кружили крикливые вороны, которые, как мне казалось, одна за другой превращались в стервозных дамочек, сжимающих изящными ножками метлы из ивовых прутиков. Без них, родимых, тут не обошлось!

Вдвоем с Ярославом под прикрытием ночи мы срывали пасквили с подъездов дома. А утром они вновь являлись на том же месте. Черняев, верно, получал кайф от этого. Я очень страдала. Не помогла и родная милиция. Наряд, вызванный по «102», листовок на месте происшествия не обнаружил.

Листовки были, но менты их в упор не видели. Это была нелепость, мистика! Меня чуть было не уличили в ложном вызове. Полиция укатила, а опусы Черняева продолжали красоваться на наших подъездах. Я чуть не расплакалась на плече Ярика. Я не видела выхода. Мой друг погладил меня по спине, нахмурился.

– Ну, ты же видишь, поэзия то слабовата… – вяло утешил он.

– Какой, однако, мне пиар с этими стишками! – пошутила я.

Но гламурные соседи по дому, казалось, тоже, как и милиция, ничего не замечали и, как и прежде, раскланивались со мной. Особенно Николай, сосед с 6-го этажа, кстати, художник. Когда мы столкнулись с ним у подъезда перед опусом Черняева, я начала оправдываться. Но Николай даже не понял, в чем дело. Он никакой листовки не видел! Я видела, а он нет.

– Да вот же она!

– Вы имеете в виду вот это, о приеме бухгалтера?

Это была какая-то чертовщина, незримая для других жильцов игра. Черняев, между тем, снова расклеил листовки и победоносно посматривал на меня. Когда я в очередной раз спустилась в лифте в наш двор, чтобы сорвать пасквили, я оторопела. Поверху, по всему белому листу Черняева, сияла надпись свежей красной кровью: «Ворюга! Жулик! Позор! Воюет с леди!»

Ух, ты! Это оказалось лучшим средством от листовок! Они сразу исчезли. Но, кто же этот герой, спасший меня? Я спросила у Ярика, не он ли этот рыцарь? Ярик равнодушно отмолчался.

Ярослав свалился мне на голову в самом начале заварушки на Майдане. Вместе с двенадцатью вуйками, как, шутя, я называла этих нежданных гостей из Закарпатья.

Просто позвонила Оксана-подруга из Львова и неуверенно спросила, могу ли я приютить на недельку граждан – революционеров, в своей квартире на Позняках.

Но в этой квартире был ремонт. И я решила поселить людей в моем элитном Ричмонде.

К революциям я отношусь без особого пиетета. Не догоняю, наверное. К непрошеным гостям тоже. Не люблю нарушать привычный образ жизни. Но подруге я не могла отказать.

Двенадцать вуек появились в моем пентхаусе на самом рассвете. Когда уже обычные ведьмаки идут спать. Живописать эпитетами простых закарпатских мужиков, нет надобности. Такие персонажи курсируют поездом «Ужгород-Москва» и обратно.

Сама моталась в Москву совсем еще недавно. Было дело! Писала я там, на Арбате, картины маслом и продавала их в три

раза дороже, чем у нас в Киеве на Андреевском спуске. А знаете, что писала? Угадайте с трех раз! Да-да! Виды Ричмонда! Это один из самых престижных районов Лондона, получивший название от старинного каменного замка. Яркая картинка из моего детства, увиденная в каком-то цветном журнале, нереальная мечта простой Золушки! Апофеоз роскошной жизни и комфорта! Это было, как загадочная звезда на небе, которую нельзя потрогать. Но эту мечту можно было нарисовать. И я так поднаторела в этом ремесле, что мои пастозные холсты со сказочными, почти мистическими замками, стали улетать, как перепички в тесте у метро Театральная. Так бы и улетали по 50 долларов за штуку, если бы на том же Арбате я не подцепила форбовского богатея Гарика, земляка из Киева и довольно милого человека. Он тоже купил у меня этюд с уверенным мазком, изображавшим скромный дворец на зеленой лужайке.

И вот уже несколько лет, как я основательно поселилась в настоящем Ричмонде – на Печерске, в Киеве.

Мечты сбываются! Теперь весь Киев у моих ног! А над головой небо, а ниже, над донжоном, летучие мыши и всякие прочие привидения.

Благо, мой Гарик был в отъезде. Иначе мне пришлось бы долго объяснять ему причины моего душевного порыва к защитникам революции. Я набрала парочку телефонных номеров с интернет-сайтов, и тут же в мою квартиру начали слетаться матрасы, одеяла, подушки. Одежды и еды собралось в моем доме столько, что хватило бы на открытие мини-маркета. Кота Рыжика я увезла к тетке, в Бортничи. Позвонила в Лондон Гарику и предупредила его, что наш дом временно перестал быть крепостью, во благо революции. Гарик понял меня, скрепя сердце.

Спали мы по очереди. Я ночью. У себя в спальне. Революционеры днем на матрасах, разложенных на полу террасы. После своих ночных бдений на Майдане. Пространство террасы, оббитое бархатом ценного дерева, было не маленьким – 36 кв. м, хорошо отапливалось, и было закрыто на зиму стеклянными дверьми. Но я расширила его еще больше, передвинув стену. Архитектор Ричмонда, без сомнения, гений!

У окон террасы стояли живые мандариновые деревья в бочках. Они обещали плоды. Вечером оранжевые бойцы уходили, сдав мне смену. В 7 утра я вставала. И это я, которая любит поспать! Варила в ведре молочную кашку из семи злаков. Очень полезная вещь для скитальцев! Колдовала над отваром из трав для поднятия духа. Накрывала на стол гостям и отправлялась по своим делам. Каждый день я находила на своем столике, в холле, приятные мелочи. Маленькая благодарность за уют. То были шоколадки, карпатский мед в бочонке, вышитый гуцульский кептарик, даже баночка красной икры. Майдан жил сытно. Революционеры вели себя в моем доме тихо. И были на удивление чистоплотны. Вечерами, перед уходом на Майдан, они торжественно, но вполголоса пели украинский гимн, выстроившись в шеренгу на моей огромной террасе. И я вдруг вскакивала, тянулась струной и пыталась петь, при полном отсутствии музыкального слуха. Даже если я валялась с книжкой на диване. Или делала наброски этюдов. И я в очередной раз недоуменно вслушивалась в непримиримый контент слов «Згинуть наші воріженьки, як роса на сонцi…».

Среди них был и он. Ярослав Галас. Молодой, худой, бледный и почти невесомый. Черные вихрастые локоны, черный свитер. Карие глаза с усмешкой. Суровое лицо. Ярко-сочные губы. Черты больше благородные, чем нет. Молчаливый. Только характерно покашливал, будто засела в нем какая-то хворь… Он был почти мистическим. Отличался от своих друзей. Со мной не общался. И с ними тоже. Казалось, они даже не видят его. Держался независимо. Но часто, когда мы пересекались, я ощущала на себе его взгляд, прожигающий насквозь. И мне тогда уже показалось, что от парня идет сине-золотое сияние. Мне становилось почти дурно от этой нереальности. Но, может, так выглядит аура? И у меня открылись способности видеть ее? Как-то в общем гомоне гостей, к концу их постоя я расслышала его слова. Он обращался ко мне.

– Пани Милана, у вас крысы? – подошел он почти вплотную ко мне.

– Нет, – обомлела я. – Ты о чем?

– Здесь, за бочкой с мандарином, кто-то шуршит.

– Не может быть. Крыс мы не держим.

Я заглянула за мандарин. Там, между бочкой и деревом террасы, что-то белело.

– Ой! – испугалась я. – Кто это?

Ярослав, как фокусник из цилиндра, достал белого кролика.

– Вы его откармливаете на рождество? – спросил он у меня, таинственно усмехаясь одними глазами.

– Нет. Он мой друг, – нашлась я, принимая пушистый подарок и условия игры загадочного революционера.

– Пани Милана, вы такая гарная жинка, а друг у вас – всего лишь кролик.

– Зато он меня не предаст. Как некоторые человеческие особи мужского пола… – зачем-то ляпнула я, вспомнив мои подозрения насчет частых отлучек Гарика в Лондон.

– Я хочу быть вашим другом. Я вас не предам, – тихим голосом сказал странный гость. – Позвольте мне быть вашим рыцарем.

Вуйки уехали. Оставили мне записку и букет оранжевых роз. В записке теплые слова благодарности за приют и хлесткий, как сама революция, призыв: «Хай живе рідна Україна!»

Ярослав Галас остался. Он пропадал где-то ночами, как и прежде. А днем отсыпался на моих диванах в зале или на террасе. Многочисленные матрасы, подушки и одеяла, оставшиеся от гостей, я вывезла на Майдан, в дар революции, наняв грузовик «Газель». Отдала в ближайшую палатку закопченному от горящих покрышек революционеру. С ужасом уставилась на осиновый кол для Януковича, красовавшийся у баррикад, и быстро удалилась. Вернула домой кота Рыжика. Тот долго принюхивался к незнакомым запахам дома. Дыбил ирокезом шерсть и шипел, когда видел Ярослава.

Прилетел Гарик. Внимательно оглядел Ярослава и… протянул ему руку. Ярослав был неприхотливым в быту и почти незаметным. Мне даже казалось, что он привидение. Неосязаемый. Если его не было в доме, я забывала о нем. Когда он находился у нас, я не замечала его. До той поры, пока не начинала ощущать на себе его прожигающий взгляд. Иногда, в редкие минуты бодрствования, Ярослав с Гариком играли в шахматы. И странным образом всегда побеждал наш гость, хотя Гарик считал себя почти гроссмейстером, чем очень гордился. Гарик злился, клялся, что он уже почти выиграл партию, что его королева вышла на шах, а в последний момент вдруг начиналась какая-то бесовщина. И выигрывал Ярик. Гарик заподозрил, что тому помогает нечистая сила. Я начала присматриваться к Ярику и замечать странные вещи: Гарик засыпал над доской в самый решающий момент, а когда приходил в себя, у него был и шах, и мат.

А как-то Ярослав на кухне учил меня делать коктейль Молотова. Сказал, что рецепт этого напитка должна знать каждая уважающая себя киевлянка. Что вызвало во мне эмоции протеста.

Так и жили. Однажды Ярослав исчез. Прошло три дня, и я забеспокоилась, начала искать его среди пропавших революционеров. Гарик даже ходил на Майдан, наводил о нем справки. Утром Ярослав пришел, весь в ранах на голове, лице, руках. Досталось ему. Он надрывно кашлял в ванной. Я смазала антисептиком раны на его лице, голове, руках. Уложила в постель. Накрыла вторым пуховым одеялом. Дала отвар из трав. От врача Ярослав отказался. Он долго приходил в себя. Не вставал с постели. Я ухаживала за ним, давала теплое питье. В какой-то момент я заметила, что странный пациент зависает над диваном, освещенный сиянием и умирающим вовсе не выглядит. Я сказала ему об этом довольно строго.

– Это исцеляющее влияние твоих рук и глаз, моя леди…

– Но твои раны не заживают! – сказала я.

Ярослав велел мне сходить в гомеопатическую аптеку, на улице Красноармейской, и купить растение амарант. Девушка-аптекарша очень удивилась, вызвала провизора. Та на меня подозрительно глянула, но траву нашла. Ярослав сам сделал себе отвар и к вечеру был уже здоров. Раны на его лице и теле затянулись у меня на глазах. Мне стало жутко. Но, в мире много чего неизученного! Или, может, я переутомилась? После этого случая он стал каким-то рассеянным. Иногда я видела, как он сидел перед выключенным экраном, глядя отрешенно в одну точку, или читал рассказы Агаты Кристи, которые я подсунула ему. И я уже смирилась с мыслью, что в моем доме поселился такой необычный жилец. И все так же не воспринимала его всерьез. Лишь Светка-соседка, бывшая балерина и молодящаяся блондинка, скрывающая свой возраст, подозрительно расспрашивала меня о постояльце, качая головой.

– Приютила бог знает кого! А муж-то хоть в курсе? Смотри, чтобы твой жилец не привел в наш дом Правый сектор!

– Ой! Мысли позитивно, соседка! Правый сектор! Да это полегче сине-золотого свечения!

– Не поняла. Ты о чем? Ты разве не знаешь, на что они способны? Скоро будут наши квартиры захватывать, а нас на улицу, – говорит Светка, взмахивая своей балетной ногой, будто желая совершить пируэт.

– Не обеднеешь, – подумала я. В Австрии у Светки и ее мужа, крупного дельца из Донецка, активы. И в первые дни заварушки Светка чартерным рейсом с Жулян покинула страну. Через неделю вернулась. Скучно ей там! И как можно жить на чужбине, когда в твоей стране такое?.. Да и спа-процедуры у нас дешевле!

Ярослав, казалось, считал наш дом и нас уже почти своими, и покидать нас не собирался. Как-то принес мне подарок, таинственно спрятав его в руках за спиной. Я не смогла угадать. Он разжал пальцы. То была летучая мышь. Я завизжала. В другой раз преподнес кусок звезды. Да-да! Он так и сказал!

Это было забавно. Это что-то сияло. А когда я дотронулась до него, оно упало на пол и превратилось в уголек. Я даже обиделась. Когда же он презентовал мне четвертушку батона из металла желтого цвета, я чуть было не шлепнулась в обморок. Кто-то уже успел отпилить большую часть этого известного экспоната из Межигорья, так упорно разыскиваемого милицией. Я посоветовала Ярику отнести эту скромную часть золотого запаса страны назад, туда, где взял. А лучше в родную милицию. И чужого никогда не брать! И тогда Ярослав подарил мне медальон, украшенный камнями. На цепочке невиданного плетения. Примерно такой, как и у шведского посла из знаменитого фильма Гайдая про Ивана Васильевича. Сказал, что это очень старинная вещь и принадлежит лично ему. Я, конечно, не поверила. Но перед медальоном не устояла. И, как истинная женщина, сразу же повезла подарок к своему приятелю Славику, известному ценителю антиквариата. Славик деловито достал лупу и… обалдел. Затаив дыхание, он предположил, что в моих руках ценнейшая музейная штуковина, возможно, времен английских королей. Но, купить это он может за… две тысячи долларов. Как краденую вещь. Я отказалась. И надела медальон себе на шею. Он придал мне уверенности и кокетства. Какую леди испортит украшение?

Зачастую о наших житейских трудах мы говорили с Гариком вслух, забывая о присутствии странного гостя. И, вероятно, все наши дела были ему хорошо известны.

Зима была холодной, что крайне редко для Киева. Майдан мерз, но стоял. Когда я видела по телевизору черную тучу народа, третий месяц протестующую против воровского государства, у меня перехватывало в горле. Гарик, между тем, упорно навещал Лондон. Дела…

Продрогшая почтальон Оля принесла заказное письмо. Повестка в суд. Черняев развлекается! Редкий ведьмак! Любитель экстрима!

Знакомы мы с ним давно, еще с Позняков. Это времена, когда Гарика у меня еще не было. Черняев тогда был председателем ОСМД «Позняки-Киев» и судился со мной по всякому поводу. То мой долг по квартире не давал ему покоя, хотя в должниках ходило полдома. То вторая дверь перед моей квартирой была ему как заноза, и он решением суда демонтировал ее, хотя такие двери имелись у всех жильцов дома. А перед квартирой самого Черняева таких дверей было аж три! То собачку запрещал выгуливать на газоне за домом, хотя все соседские собачки гуляют исключительно на этом газоне. Как он попал в Ричмонд, где тоже стал председателем, ума не приложу. Хотя, если раскинуть мозгами, ОСМД – это щедрое пастбище. А собственники дома, пардон, зачастую доверчивы как овцы. Поэтому и в Мюнхене у него, как я слышала, есть уже дом. И на Ричмонд денег хватило! Но в Мюнхене жизнь размеренная, скучная. И только тут он может отвести душу и заниматься любимым делом – войной со мной. Может, он еще и неравнодушен ко мне? Впрочем, меня это мало интересует. Тема иска – потоп. И пострадавшие от воды его плюшевые диваны. Я собиралась лететь к Гарику в Лондон, но мне пришлось остаться. И даже не потому, что суд. Я вдруг почувствовала, что не могу покинуть свою страну в этот жуткий момент, когда… Ну, впрочем, я не люблю громких слов.

Какие роскошные нимфы дефилируют по коридорам районного суда! Эротично одетые, будто жрицы пилона. Величественные, будто богини правосудия! Это служительницы Фемиды: помощницы или секретари судебных заседаний. Они свысока взирают на прихожан. Им бы на моря! Или, на худой конец, в наше закарпатское Берегово, к термальным источникам. Ты плаваешь в горячей воде, под открытым небом, например, зимой, а с неба падают снежинки!

Черняев в суд не пришел. Не барское дело по судам шастать. Вместо него явился его адвокат Вадик Шакальский – лысый, приторно вежливый малец. Его лик больше походил на демона с золотыми рожками на голове, нежели на ангела с нимбом. И я допустила мысль, что под столом, если присмотреться, можно увидеть обросшие шерстью копытца. Я принципиально хожу в суд без адвоката, когда знаю, что я права. Я тоже любитель экстрима.

Судья Сухомлеев походил на богомола нежно-салатного цвета. Легкий, прозрачный, согласно своей фамилии, с умными серыми глазами, в светло-зеленом пиджаке. Богомолы очень симпатичные существа. Я даже залюбовалась им. Мне захотелось дотронуться до его шелковой салатной спинки. Погладить изгибы его длинных ножек. Пощекотать его нежные усики. Судья весело оглядел всех участников процесса, пожурил меня за бытовую распущенность и через 10 минут вынес решение. Возместить убыток от подтопления плюшевых диванов Черняева в размере… Ну, в общем, жалкая мелочь, но неприятно. Но причем здесь я? Или трубы? Виновата нечистая сила, которой напичкан наш декалюкс! Трубы-то в доме почти золотые! Но мое прошение о назначении судебно-мистической экспертизы судья Сухомлеев отклонил. И мы бы достигли истины! Ведь трубу прорвало из-за шалостей ведьм и вурдалаков! В голове засела фразочка моего адвоката И. Каленского. В национальных судах Украины царит порочная судебная практика, направленная на скорое безосновательное правосудие. На формальное рассмотрение дел.

На выходе из суда я столкнулась с Ярославом. Странный парень ждал меня в коридоре, перед турникетом. От неожиданности я застыла на месте. Что делает он в суде? Волна раздражения накатилась на меня. Но я промолчала. Казалось, он сразу понял, что я проиграла. Он нахмурился.

Тут вышел адвокат Вадик Шакальский, увидел Ярика и оторопел. Его лицо исказилось в животном испуге, череп покрылся испариной, он начал вдруг извиваться мелким бесом и… испарился. Я удивилась. У крыльца Ярик протянул мне руку и молча побрел за мной до моего Порше. За все время пути мы ни разу не заговорили. У машины он остановился и… растворился в толпе, оставив облачко своего сияния. Я поехала в торговый центр «Дарынок», что оказало быстрый терапевтический эффект.

Дома меня ожидали бутерброды с форелью и горячий кофе. К моему приходу все это приготовил мой заботливый бледноликий приятель. Он попросил показать ему решение суда. Жесткие желваки заходили по его скулам. И мне вдруг вспомнились его слова: «Я счастлив, быть твоим рыцарем!» Мне от этих слов стало легче. Приятно и в 21 веке почувствовать себя дамой сердца одного странного рыцаря. Вспомнились разом все легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого стола.

Когда в небе засияли звезды и ночь пеленой сошла на Ричмонд, на своей террасе я увидела силуэт в белом одеянии и в ореоле сине-золотого свечения. Я вздрогнула. Подошла ближе. Страх охватил меня. Это была молоденькая совершенно бледная девушка, с нездешними чертами. Она стояла у мандаринового дерева и смотрела на меня огромными глазами.