Текст книги "Лифт на эшафот"

Следователь и адвокат переглядываются. Когда Жюльена уводят, он слышит, как адвокат восклицает:

– Я же вам говорил, господин следователь. Видите ли, одна вещь меня очень смущала: свитер! С другой стороны, мой клиент морфологически не тот человек, который…

– Разумеется, разумеется… – задумчиво отвечает следователь.

В этот день у Жюльена прекрасный аппетит. Силы восстанавливаются. Когда к нему заходит побеседовать адвокат, он в прекрасном настроении.

– Ну что, наконец, вы поняли, что это не я? Но кто же в конечном счете?

– Ищут… Пока неизвестно…

Жюльен удивлен, но хотел бы это скрыть. Он еще остерегается. Ничто не подтверждает, что адвокат – его истинный друг.

– Знаете, мэтр… Я хотел бы попросить вас устроить мне свидание с женой.

Адвокат хмурится:

– Теперь?

– А почему бы и нет?

– Господи… Но это же вопрос такта.

– Такта!

Откуда это у них? Но он не настаивает.

– Понимаете, – продолжает адвокат, – это деликатный вопрос…

Да… Жюльен кивает. Должно быть, это очень деликатный вопрос. Только, в сущности, ему наплевать. Он думает лишь о завтрашнем или послезавтрашнем дне, когда выйдет отсюда… когда вздохнет…

– Вам придется рассказать мне о вашей ссоре с шурином, – говорит адвокат, радуясь возможности оставить скользкую тему, и тут же замечает, что попал из огня в полымя. – То есть позднее… когда вы почувствуете себя лучше.

– Ох! Жоржу я все верну. Выплачу до последнего сантима.

– Боюсь, что обещания его не устроят.

– Женевьева его обведет вокруг пальца.

– Но, Куртуа, вы, кажется, забываете, ведь она заговорила, – недоумевает адвокат. – Она приходила к следователю.

– Ах да!.. – осторожно произносит Жюльен.

К счастью, адвокат не настаивает. Он с облегчением прощается.

– Мы еще поговорим об этом. Оставляю вас наедине с приятной новостью.

– Спасибо…

Растянувшись на койке, он пытается разобраться. «Она» заговорила. Кто? Женевьева? Дениза? А может, эта матрона из гостиницы изменила свои показания?

– Ах! Полно! Какая разница, лишь бы выйти отсюда.

Он отлично проводит ночь.

Его снова приводят к следователю, и он видит Жоржа и Жанну. Смотри-ка! Она тоже пришла. Держится чуть напряженно, но спокойно. Жорж выглядит подавленным.

– Жюльен! – торопливо кричит Жанна. – Я все рассказала. Я призналась, что в ту ночь мы были вместе!

Он падает на стул, перед глазами у него туман. Жанна? Она сошла с ума. Все чувствуют себя неловко, кроме Жанны. Жорж глухо произносит:

– У меня был дом, Жюльен. Ты посягнул на него. Ты его разрушил. Этого я тебе никогда не прощу.

– Правосудия эти детали не касаются. Извините, месье Журлье. Куртуа, мадам Журлье добровольно рассказала то, о чем вы отказывались говорить. Это было благородно, согласен. Признаётесь вы, что субботнюю и воскресную ночь провели с мадам Журлье, вашей любовницей?

Слова теряют свой смысл, как только доходят до рассудка Жюльена. Ему, как утопающему, вдруг протягивают спасительную соломинку. Он глубоко вздыхает. Он смутно понимает, что ответ «да» может его спасти, и произносит:

– Да.

Жорж плачет, закрыв лицо руками. Жанна переводит дух.

Зачем она делает это?

Зачем он разрушает жалкое счастье Жоржа? «Я подлец, – думает он, – но живой!»

– Куртуа, – раздается голос следователя, – расскажите, пожалуйста, где вы с вашей любовницей провели эти две ночи?

– Простите?

– В каком месте вы были с мадам Журлье?

Он смотрит на Жанну. Она хочет заговорить, чтобы не позволить ему совершить оплошность. Что скажет он? В комнате воцаряется гробовая тишина.

– Я отказываюсь отвечать на этот вопрос.

Жанна вздыхает с облегчением. Следователь – с досадой.

– Послушайте, Куртуа. Вы хотели сберечь относительный покой семейного очага вашего шурина… Я, разумеется, понимаю причины, побуждавшие вас молчать, но на данном этапе следствия…

Вдруг Жорж поднимается с места и резко прерывает его:

– Это невозможно! Невозможно! Жанна! Ты не из тех женщин, кто способен на такое!

– Жюльен тоже не из тех людей, которые могут совершить подобное преступление! – быстро отвечает она.

– Но мы с Женевьевой все время были с тобой! Как, когда ты могла встретиться с ним?

Жанна, которую Жюльен помнил всегда такой строгой и честной, лжет опять, чтобы спасти его. Лжет с холодным безразличием, как будто всю свою жизнь порядочной женщины она только и мечтала вываляться в грязи.

– Вы с Женевьевой отправились искать Жюльена в субботу вечером.

– Простите, мадам, – вмешивается следователь, – убийство было совершено в ночь с воскресенья на понедельник…

– Они выходили еще, месье. Они были у секретарши Жюльена. Моя золовка считала, что у них роман.

Его уводят. Адвокат, который за все время не произнес ни слова, идет с ним.

– Все это не очень красиво, но… – произносит он шепотом с брезгливым видом.

В этот момент дверь кабинета следователя открывается, и до них доносится голос Жоржа, который не в силах совладать со своим гневом:

– Слышишь, негодяй, я не остановлюсь ни перед чем… Ни перед чем…

Кто-то захлопывает дверь; Жюльен вздрагивает. Адвокат договаривает:

– Ну, вот вы и выпутались…

Жюльен размышляет, лежа на койке, тщетно ищет объяснения. Разве что она его тайно любила, Жанна! Вот уж никогда не подумал бы… В трудную минуту, когда ему так нужна была помощь, именно Жанна протянула ему руку. Не Женевьева. Не одна из его любовниц. Только эта женщина пришла…

Она довольно интересная. Жюльен в мыслях строит заново свою жизнь вместе с ней. Она уйдет от Жоржа…

Но, испытывая чувство приятной усталости, он отказывается мечтать о своем будущем, чтобы вернуться к фразе, сказанной адвокатом: «…вот вы и выпутались».

Глава XX

А потом все сразу рушится. Жорж не сдается. Он допросил горничную, и та призналась, что мадам не выходила из дома.

Жюльену сообщил об этом адвокат.

– В конце концов несчастная призналась, что солгала ради вашего спасения, – говорит он, презрительно поджав губы. – Она даже сказала, что не была вашей любовницей. Но муж, конечно, ей не верит… Так или иначе, они никогда теперь не будут счастливы. Благодаря вам.

Сколько зла! Неужели, что бы ни предпринял человек, остается одно только зло!

Жюльен возвращается в свой кошмар. Его уводят, приводят, а двери вновь начинают хлопать. Теперь малейший шум – пытка для его нервов. Следователь злится на Жюльена за то, что усомнился в его виновности. Адвокат – за то, что не сможет с блеском выступить в его защиту.

Проводят следственный эксперимент. Жандармы удерживают на расстоянии любопытных. Когда под охраной появляется Жюльен, толпа освистывает его. Он спотыкается, жалобно лепечет:

– Клянусь вам, я даже не знал, что надо выезжать через ворота Майо, чтобы попасть в Марли.

На него надевают плащ, суют в руку револьвер.

Жюльена сажают в его машину, вытаскивают из нее. Голова у него раскалывается. Он должен сделать несколько шагов.

– Здесь, сюда… Стреляйте… Ну, стреляйте же!

Он подчиняется… Вытягивает револьвер перед собой…

– Теперь поворачивайтесь и бегите… Стойте! Вот тут пуля вас останавливает…

– Но попадания не было… Пуля едва коснулась…

Этот момент вызывает споры. Остановился ли он? Не остановился? Кто-то предполагает, что первый выстрел был сделан жертвой. Маловероятно. Что же он делал в этом месте с револьвером в руке? Теперь как будто на него бросается ее муж. Статист делает вид, что борется с Жюльеном, хватается за пуговицу плаща – все это похоже на какую-то жестокую игру. Следователь кричит:

– Ну что же вы не стреляете, Куртуа?

В полной растерянности Жюльен, как ребенок, изображает звук выстрела: «Паф! Паф!» Толпа в ярости шумит. Охранник хлопает дверцей трейлера. Жюльен кричит, падает, катается в истерике по земле. Эта нервная разрядка – его единственная самозащита.

– У него припадок эпилепсии!

– Надо чем-нибудь разжать ему зубы, чтобы он не прикусил язык.

Врач делает ему укол, и он погружается в тяжелый, не приносящий облегчения сон…

Его уводят, его приводят. Неужели это никогда не кончится?

Он боится дверей, весь сжимается, скрючивается, когда переступает порог, придерживает двери рукой, чтобы они не хлопали.

– Сегодня мы приступим к рассмотрению последнего аспекта дела. У меня есть для вас маленький сюрприз.

Опять фотография. Взглянув на нее, Жюльен чуть оживляется. На снимке прелестная девушка. Он с удовольствием рассматривает ее, робко спрашивает:

– Я ее знаю?

У него украли настоящее, дали ему чужое прошлое и уродуют будущее. Что он теперь может знать? Следователь склоняет голову и с явным удовольствием произносит:

– Вы ее убили.

Он жестом останавливает адвоката, который слабо пытается протестовать:

– Минуточку, мэтр. Куртуа, вы узнаете эту девушку? Предупреждаю, трое свидетелей видели вас с ней.

– Тогда…

Он больше не осмеливается говорить «нет». Он теперь – лишь незначительное, ничтожное меньшинство, противопоставленное целому свету, отвергнувшему его.

– Пригласите мадам Куртуа.

Женевьева! Он дрожит от волнения. Она входит, опустив глаза, опираясь на Жоржа, который бросает на Жюльена испепеляющий взгляд. Он устремляется навстречу к жене, но его удерживают.

– Жюльен, умоляю тебя, мне и так тяжело, – произносит Женевьева устало.

Она изменилась, исчезли театральные жесты. Страдание сломило ее, превратив в старую женщину, в которой он с трудом узнаёт прежнюю Женевьеву.

– Жину…

Она качает головой:

– Я простила тебя, мой бедный Жюльен, но ты натворил столько зла…

– Я ничего не сделал! Ничего, Жину…

Жорж помогает сестре сесть. Следователь просит принести для нее стакан воды, затем осторожно показывает ей фотографию.

– Я узнаю ее, – говорит Женевьева. – Это она села в машину.

– Какую машину?

– В вашу, Куртуа, – отвечает следователь.

– Жину, подумай, что ты говоришь. Клянусь тебе самым для нас святым…

– Что могло быть для тебя святого, бедный мой Жюльен? – плачет Женевьева. – Я заметила, – обращается она к следователю, – что подол ее юбки отпоролся.

Он вскакивает, прежде чем его могут удержать, выхватывает у жены фотографию. Он должен признать очевидное: действительно, подол юбки отпоролся. Это доказательство. Женевьева не лжет. Но… а он? Доказательство чего?

– Кто это? – спрашивает он нерешительно.

– Ваша подружка, с которой вы провели уик-энд!

Раздавленный, он опускается на стул, сжимая пальцами виски, слышит как сквозь сон продолжение допроса. В какой-то момент адвокат спрашивает, уверена ли Женевьева, что Жюльен находился в машине, когда туда села девушка? Да, она ясно видела через стекло его затылок…

Следователь провожает Женевьеву до дверей. У Жюльена одна забота:

– Осторожней дверь, пожалуйста…

– Куртуа! – кричит адвокат, поднимаясь с места. – Ради бога, перестаньте ломать комедию и скажите правду.

Жюльен смотрит на него и не видит. Собственная жена обвиняет его. Должно быть, это правда. Он не слушает следователя. К чему? Однако одна деталь не дает ему покоя. Эта девушка, с которой он уехал… она-то должна знать, был ли Жюльен вместе с ней, не так ли?

– Дверь! – кричит он, просветлев. – Дверь открыта!

В нем возрождается надежда. Нельзя же играть фактами до бесконечности.

– Господин следователь, пригласите эту девушку. Когда она меня увидит, она вам скажет, что это не я!

Адвокат громко чмокает, следователь постукивает рукой по столу. Вначале звук тихий, но постепенно становится невыносимо громким. Жюльен делает над собой нечеловеческое усилие, чтобы не поддаться панике. Следователь считает, что Жюльен – крепкий орешек.

– Охотно допускаю, что вы не могли этого знать, но ведь я сам вам только что сказал, что вы ее убили.

– Убил? Она умерла?

Его это не удивляет. Он заранее готов услышать что угодно; ведь он единственный знает истину.

– Убили не своими руками, согласен. Мне пока неизвестно, где и как вы познакомились с Терезой Вилуа. Во всяком случае, вы ее соблазнили. Вы были в отчаянном положении. Ваша касса опустела. Вы задолжали шурину и другим, получив от них деньги обманом… Однако вы не отказываетесь от свидания с Терезой Вилуа. В Марли, увидев туристов, вы окончательно решили одним ударом убить двух зайцев.

– Господин следователь, – вмешивается адвокат, – вывод несколько поспешный.

– Вы полагаете, мэтр? Хозяева гостиниц часто имеют прискорбную привычку подслушивать у дверей. Вам, как и мне, известно содержание разговора между любовниками, подслушанного Матильдой Фрэньу. Ваш подзащитный детально разбирал возможности обмена валюты на черном рынке. Он рассчитывал, что найдет у Карасси двести-триста тысяч франков.

– Разве этой суммы было достаточно?

О чем они говорят?

– Да, мэтр. Несчастная Тереза была беременна. От Куртуа. И он это знал. Она призналась ему как раз в Марли. Не имея денег, опасаясь скандала, Куртуа ударился в панику. Ему нужны деньги, которых по крайней мере хватило бы его любовнице на аборт. Вот мотив преступления.

У Жюльена невольно возникает интерес к этой истории, его истории. Он прислушивается.

– К несчастью, Тереза воспитана в старых традициях. Она любит Альфреда, с которым у нее связь и за которого она собирается выйти замуж. Вернувшись домой после этого трагического уик-энда, она рассказывает обо всем своему возлюбленному, и несчастные молодые люди лишают себя жизни.

– Из-за меня… – скорее утверждает, чем вопрошает Жюльен.

– Именно так.

Следователь достает часы. Жюльен боязливо притрагивается к ним. Это настоящие часы. Он читает надпись на крышке: «Педро от его Жермены».

– Эти часы принадлежали убитому вами человеку. Вы украли их и подарили Терезе Вилуа, чтобы отблагодарить ее за расположение к вам. Перед смертью она выбросила их в окно, чтобы не сохранилось ничего от вашей позорной связи.

Следователь вздыхает и обращается к адвокату:

– Еще одна драма, когда нищета вынуждает девушку продавать себя… Но эта драма позволила нам установить истину от начала до конца.

Жюльен кивает неожиданно для самого себя. Неужели только что за ним захлопнулась последняя дверь?

Его мозг продолжает подспудно работать. Он пытается как бы установить шкалу гнусности, низости: убийство Боргри ни за что не сравнится с этими жуткими преступлениями.

– Я скажу вам правду… – начинает он.

Ему странно слышать свой голос. Секретарь готов записывать. Адвокат сидит с открытым ртом. Следователь поудобней устраивается в кресле, у него ироническое выражение лица – он заранее не верит ни единому слову.

– Я провел весь уик-энд в лифте в здании «Ума-Стандард».

Рука секретаря застывает. Адвокат закрывает рот, а следователь меняет позу.

– Вы смеетесь над нами, Куртуа?

Это уж слишком. Жюльен встает и кричит, воздев руки к небу:

– Я убил Боргри! Слышите? Это я его убил! Из-за этого я весь уик-энд просидел в лифте!

Он не может дольше сдерживаться, выкладывает множество противоречивых деталей.

– Замолчите! Я приказываю вам замолчать!

– Нет! Дайте мне сказать! Я не могу так больше!

Присутствующие раздосадованно переглядываются. Его уводят.

В камере записывают его показания. Потом он ждет.

Он чувствует себя почти что счастливым, такое облегчение принесла ему исповедь. Он снова стал таким же человеком, как и другие, вернулся в свою собственную жизнь.

На следующий день он входит к следователю с высоко поднятой головой.

– Куртуа, – говорит следователь, – вы ссылаетесь на это преступление, чтобы доказать свою невиновность в другом. Вероятно, это плод вашего воображения, подстегнутого чтением газет. Или же вы руководствовались стремлением нести ответственность за менее гнусное убийство, чем то, которое вы совершили. – Следователь с довольным видом прогуливается по кабинету, заткнув большие пальцы за пройму жилета. Жюльен пока не улавливает смысла сказанного им. – Однако правосудие готово прислушаться к вашим словам, если вы представите хоть малейшее доказательство в подтверждение вашего признания.

– Доказательств нет, господин следователь. Я уничтожил все улики, так как не думал, что меня обвинят…

Следователь не дает ему договорить и обращается к адвокату:

– Ну, теперь вы убедились, мэтр?

– Но ведь я признался! – Жюльен изумлен.

– Выслушайте моего подзащитного до конца… – колеблется адвокат.

– Как вам угодно! – раздраженно соглашается следователь. – Но все улики, которыми мы располагаем, говорят о том, что преступление в Марли совершил Куртуа!

Он сердится и с шумом задвигает ящик письменного стола. Жюльен прикрывает уши руками, произносит умоляюще:

– Только не двери! Что хотите, только не двери!

Следователь жестом обрывает его.

– Не начинайте опять симулировать, прошу вас. Психиатры признали вас на сто процентов вменяемым. Отдаю вам должное за выдумку с лифтом. Технически это возможно. Мы проверяли. К сожалению, практически это маловероятно, особенно учитывая свидетельские показания…

Адвокат наклоняется к Жюльену и мягко произносит:

– Этот Боргри, которого вы якобы убили, Куртуа, покончил с собой. Я внимательно изучил дело. Если бы вы могли мне помочь хоть за что-нибудь зацепиться!

Жюльен тщетно пытается собраться с мыслями.

– Господин следователь, – вновь заговаривает адвокат, – не следует, однако, забывать, что неоспоримое доказательство самоубийства Боргри, обычное в таких случаях письмо – «решив уйти из жизни» и так далее, – отсутствует.

– Согласен, – спокойно отвечает следователь.

Адвокат поворачивается к Жюльену, испустив удовлетворенный возглас. Жюльену такой поворот дела тоже нравится. Сумасшедший поезд возвращается на свои рельсы. Это положительный момент…

– Согласен, однако при одном условии. Пусть Куртуа откажется от выдумки с лифтом. В таком случае я охотно допускаю, что Куртуа убил Боргри, инсценировав самоубийство… Так было дело, Куртуа?

Жюльен несколько раз кивает. Следователь улыбается.

– Но, не удовлетворив свой кровожадный инстинкт, он отправляется в Марли. Если вы этого хотите, я с удовольствием добавлю к делу и убийство подпольного банкира!

– Но лифт, господин следователь, – в голосе Куртуа слышны слезы.

– Смешно! Все это игра воображения. Вскрытие установило, что Боргри умер между половиной шестого и половиной седьмого вечера. Ваша секретарша, Куртуа, категорически утверждает, что в это время вы не покидали свой кабинет.

– Погодите… Погодите… Мне надо подумать.

– Вот-вот, – кивает следователь, – подумайте. Может быть, в следующий раз вы найдете что-нибудь поумнее. – Он встает. – Но следующего раза не будет. – Его рука рубит воздух, как нож гильотины, подчеркивая слова «не будет».

Жюльена Куртуа охватывает то странное спокойствие, которое испытывает человек, смирившийся наконец с неизбежной катастрофой. Абсолютно все двери захлопнулись. Бояться больше нечего. Молча, не торопясь, он подходит к двери кабинета, открывает ее и с силой захлопывает, чтобы доказать самому себе, что он больше не боится. Но все же, не сдержавшись, вздрагивает.

– Господин следователь, – говорит он невыразительным голосом, – все кончено. Ничего не осталось. Я сам уже не знаю, кто из нас прав, вы или я. Важно одно – для меня завтра больше не существует. Некоторым образом даже чувствуешь себя спокойней. Знаете, как в делах, когда расплачиваешься наличными. Понимаете… Надеешься, надеешься… и… – Он грустно улыбается. – Надежда – это жизнь в кредит. Отчаяние – расплата наличными.