Текст книги "Святые грехи"

– Да.

– Вот так просто? – Бен был явно доволен, но в то же время изрядно удивлен.

– Единственное, о чем я тебя попрошу, так это сказать, когда и куда поедем и, стало быть, что брать с собой – бикини или меховое пальто. – Тэсс взяла у него бусы и положила на ночной столик.

– Лучше бы держать их в сейфе.

– Ничего, я ведь сплю с полицейским, – небрежно бросила Тэсс, но, увидев нахмурившегося Бена, поняла, о чем он думает. – Бен, скоро все будет позади.

– Да. – Но привлекая ее к себе, растворяясь в ней, он почувствовал, что ему становится страшно.

Было двадцать восьмое ноября.

Глава 18

– Ты и шагу не сделаешь из дома, пока я тебе не разрешу.

– Слушаюсь, – откликнулась Тэсс, приводя в порядок волосы. – У меня и дома работы хватит на целый день.

– Даже мусор не выноси.

– Ни за что, пусть соседи хоть жалобу пишут.

– Тэсс, я серьезно.

– И я серьезно. – Тэсс выбрала рифленые золотые сережки в форме треугольника и вставила их в уши. – Ни на минуту из дома сегодня не выйду. Пиломенто будет здесь в восемь.

Бен посмотрел на нее: серовато-сизые брюки в обтяжку и свитер с высоким воротом.

– Это ты ради него так разоделась?

– Разумеется.

Бен подошел поближе, стал рядом, и она с улыбкой взглянула на сдвоенное отражение.

– С недавнего времени я выработала особый тип отношения к полиции. Кажется, он имеет все признаки одержимости.

– Да неужели? – Бен нагнулся и поцеловал Тэсс сзади в шею.

– Боюсь, что так.

Бен положил на ее плечи руки – вот так бы и держать, не отпуская.

– Ну и что, боишься?

– Нет. – Не переставая улыбаться, Тэсс повернулась к нему. – Ни этого, ни чего другого. – Заметив, что между бровей у Бена залегла складка, Тэсс разгладила ее. – Хорошо бы и ты ни о чем не беспокоился.

– Беспокоиться – моя профессия. – На какое-то мгновение он просто прижал ее к себе, предчувствуя, как трудно – а почему, даже толком не объяснишь, – будет нынче утром выйти за дверь, поручив Тэсс заботам другого. – Пиломенто – хороший парень, – сказал он, успокаивая не столько ее, сколько самого себя. – Молодой еще, правда, но всегда играет по правилам. Пока «он здесь, сюда никто не войдет.

– Знаю. Пойдем выпьем по чашке кофе, а то тебе пора.

– В четыре его сменит Лоуэнстайн. – По пути в кухню Бен еще раз мысленно проверил расписание, хотя и без того им обоим был известен каждый пункт. – Она работает по первому разряду. Выглядит, может, как симпатичная домохозяйка из предместья, но если туго придется, лично я о лучшем прикрытии и не мечтал бы.

– Говорю же, ни на минуту одна не останусь. – Тэсс вынула из буфета кружки. – На третьем этаже – пост, телефон прослушивается, напротив дома круглосуточно дежурит наряд.

– Знаешь, это тебе не два плюс два. Если он возникнет, постарайся не спугнуть его. На часах Бигсби, Родерик и Маллендор, потом мы с Эдом сменим их.

– Бен, лично я совершенно спокойна. – Протянув ему кофе, она повела его в столовую. – Я все продумала. Поверь мне – все. Пока я здесь, мне ничто не грозит.

– Он не знает, что тебя охраняют. Я вернусь около полуночи и воспользуюсь черным входом.

– Сегодня он должен появиться, я это чувствую. И когда он объявится, ты будешь здесь.

– Признателен за доверие, но, право, я бы нервничал чуть меньше, если бы ты волновалась чуть больше. И еще: никаких спектаклей. – Для убедительности Бен сжал ей руку, не давая поднять чашку с кофе. – Как только мы возьмем его, отправим в участок для допроса. Ты там совершенно ни к чему.

– Бен, но ты же знаешь, как важно мне поговорить с ним, попробовать достучаться.

– И речи быть не может!

– И сколько же ты собираешься держать меня на расстоянии?

– Столько, сколько потребуется.

Тэсс отступила. Пожалуй, стоит попробовать зайти с другой стороны. Еще на рассвете ее разбудила одна мысль и больше не дала заснуть.

– Бен, мне кажется, ты понимаешь этого человека лучше, чем сам отдаешь себе отчет в этом. Тебе известно, каково потерять человека, который является неотделимой частью твоей жизни. Ты потерял Джоша, он – Лауру. Нам неизвестно, кто она такая, но ясно, что она заменяла ему целый мир. Не говорил ли ты мне, что после смерти Джоша хотел убить его врача?.. Минуту. – Тэсс не дала себя прервать. – Ты собирался кого-то обвинить, кому-то отомстить. Не будь ты эмоционально устойчивым человеком, так бы оно, возможно, и случилось. Но все равно и боль, и злость до сих пор живут в тебе.

От этих слов, правоту которых отрицать было невозможно, Бену сделалось не по себе.

– Пусть так, но я же не вышел на улицу и не стал расправляться с людьми.

– Нет, ты стал полицейским. И может, не в последнюю очередь из-за Джоша – тебе нужно было найти ответы, исправить ошибки. Ты здоровый, уверенный в себе человек, и тебе хватило сил превратить самую, наверное, большую трагедию твоей жизни в источник созидательной работы. В противном случае, если бы не было у тебя этой внутренней стойкости, ясного ощущения добра и зла, что-то в тебе могло надломиться. После смерти брата ты утратил веру. То же самое, мне кажется, произошло и с ним из-за Лауры. Когда это было – год назад, пять лет, двадцать – неизвестно, но в какой-то момент он снова начал собирать утраченную веру по крупицам. Только крупицы не сходились. Он убивает, приносит жертвы – ради спасения Лауры, вернее, души Лауры. Знаешь, после твоего вчерашнего рассказа я много думала. Может, она умерла во грехе – в том, что церковь считает смертельным грехом, – и ей отказали в отпущении. Всю жизнь его учили тому, что без отпущения грехов душа попадает в ад. Он обезумел, он убивает, он приносит в жертву женщин, напоминающих ему Лауру. И в то же время спасает их души.

– Может, все это и так. Но факт остается фактом – он убил четырех женщин, и сейчас на прицеле ты.

– Два плюс два, Бен?

– Иногда бывает и так. – Бену становилось все больше не по себе оттого, что слова Тэсс проникали уже не только в ум, но и в душу. Он предпочел бы смотреть на это дело прямо, без психологии. – А тебе не кажется, что есть люди, которые так и рождаются со злыми сердцами? Разве муж говорит жене, что собирается на охоту за себе подобными, а потом отправляется в ближайший «Макдоналдс» и начинает палить по детям – и только лишь потому, что мать била его в шестилетнем возрасте? Разве человек превращает университетский кампус в стрельбище только потому, что его отец изменял матери?

– Нет, но наш священник не похож на обыкновенного убийцу, о котором ты говоришь. – Тут Тэсс чувствовала твердую почву под ногами и знала каждый следующий шаг. – Он ведь не наугад убивает и не просто так. Малыш, которого тиранили в детстве, может с равным успехом стать и президентом банка, и психопатом. Не верю я и в семена зла. Мы с тобой говорим о заболевании, которое, как считают все больше и больше врачей, вызвано химическими мозговыми процессами, разрушающими способность к рациональному мышлению. Времена, когда толковали о дьявольском наваждении, остались далеко позади, но еще шестьдесят лет назад шизофрению лечили удалением зубов. Потом стали применять сыворотку из лошадиного молока и клизму. И даже сейчас, в последнюю четверть двадцатого века, мы только нащупываем пути. Что бы ни было причиной его душевного заболевания, ему нужна помощь. Как и Джошу, и Джо была нужна.

– Но только не в первые двадцать четыре часа, – категорически заявил Бен, – и только после того, как мы покончим со всеми бумажными делами. К тому же он, возможно, просто не захочет с тобой встречаться.

– Я думала и об этом. Но, по-моему, захочет.

– Ладно, все это будет иметь значение только после того, как мы поймаем его.

Раздался стук в дверь, и Бен медленно потянулся к пистолету. Рука двигалась еще не очень уверенно, но все-таки двигалась. Во всяком случае, полицейский «магнум» она держала надежно. Бен подошел к двери и остановился.

– Спроси кто.

Тэсс поднялась было, но он вскинул руку.

– Нет, оставайся на месте, спроси оттуда. К двери не подходи. Вряд ли этот тип перешел с епитрахили на пистолет, но лучше не рисковать.

– Кто там?

– Это детектив Пиломенто, мэм. Узнав голос, Бен открыл дверь.

– А-а, Пэрис. – Пиломенто стряхнул снег с ботинок и переступил через порог. – На дорогах черт знает что творится. Снег выпал в шесть дюймов толщиной. Доброе утро, доктор Курт.

– Доброе утро. Давайте повешу пальто.

– Спасибо. Продирает до косточек, – сказал он Бену. – Маллендор следит за входом в дом. Надеюсь, он догадался надеть теплое белье.

– Ты не слишком тут рассиживайся перед телевизором. – Окинув напоследок комнату взглядом, Бен принялся натягивать пальто. Вход в квартиру только один, и Пиломенто всегда будет не более чем в двадцати пяти футах от Тэсс. И все равно, сражаясь с рукавами, Бен ощущал беспокойство. – Я буду на постоянной связи с наружной охраной. А теперь почему бы тебе не пойти на кухню и не сварить чашечку кофе?

– Спасибо. Только что пил в машине по пути сюда.

– Ну так выпей еще.

– Ага. – Он посмотрел на Бена, потом на Тэсс. – Ясно. – И, посвистывая, вышел из столовой.

– Грубо, конечно, но мне наплевать. – Не громко рассмеявшись, Тэсс обняла Бена за талию. – Смотри, поосторожнее.

– Я всегда осторожен. Это ты поосторожнее. – Он привлек ее к себе и крепко поцеловал. – Ну что, док, будете ждать меня?

– Можете смело на это рассчитывать.

Сжав ладонями ее лицо, Бен постоял секунду, затем поцеловал Тэсс в лоб.

– Ты такая славная.

Она удивленно посмотрела на него, и Бен понял, что далеко еще не исчерпал запас ласковых и хитроумных слов, которые говорил другим женщинам. Ему стало даже как-то не по себе. Чтобы скрыть смущение, Бен накинул ей прядь волос на ухо и отстранился.

– Запри дверь.

Бен вышел. Ему никак не удавалось избавиться от тревожного предчувствия, казалось, что все пойдет не так гладко, как он рассчитал.

Несколько часов спустя, укрывшись в своем «мустанге», Бен встал на вахту напротив дома Тэсс. Две девочки заканчивали лепить огромную снежную бабу. «Интересно, – подумал Бен, – а отец знает, что они стащили его шляпу?» Время тянулось еще медленнее, чем он предполагал.

– Дни становятся короче, – констатировал Эд. Развалившись на пассажирском месте, он напоминал медведя, столько на нем было надето: на тельный комбинезон, бриджи, фланелевая рубаха, свитер и, наконец, толстая парка. У Бена же холод давно добрался до пяток.

– А вот и Пиломенто.

Детектив вышел из здания и, остановившись на секунду на тротуаре, поднял воротник пальто. Это был условный сигнал: Лоуэнстайн на месте и все в порядке. Бен позволил себе расслабиться, но только чуть-чуть.

– Ну, на нее-то можно положиться. – Эд слегка потянулся и принялся сгибать и разгибать ноги, чтобы не затекли. – Хватка у Лоуэнстайн такая, что против целой армии устоит.

– До темноты он и шага не сделает. – Щеки у Бена изрядно замерзли, словно долго сидел у приоткрытого окна, и он решил заменить сигарету на шоколадку «Милки вэй», хотя хотелось курить.

– Ты знаешь, как сахар действует на эмаль зубов? – Эд, привыкший всегда бороться до конца, достал небольшой пластиковый мешочек. В нем было немного домашнего изюма, финики, орешки без соли и пшеничные зерна. Всего этого вполне хватило бы на двоих. – Пора бы тебе всерьез подумать о своем здоровье.

В пику ему Бен отломил от батона изрядный кусок.

– Когда Родерик сменит нас, заскочим по дороге в «Макдоналдс». Куплю самый большой сандвич.

– Подождал бы с этими разговорами, пока я закончу есть. Если бы Родерик, Бигсби и еще добрая половина наших работников питались нормально, никто бы не слег с гриппом.

– Но я-то не заболел, – пробормотал Бен, набив шоколадом полный рот.

– Тебе просто повезло. К сорока твой желудок взбунтуется. И радости от этого, поверь, будет немного. А это еще что такое? – Заметив, на противоположной стороне улицы мужчину, Эд выпрямился. На нем было застегнутое доверху черное пальто. Шел он медленно. Слишком медленно, слишком осторожно.

Оба детектива одновременно потянулись к оружию и схватились за ручки дверей, а мужчина неожиданно рванулся вперед. Бен уже собирался было распахнуть дверцу, как мужчина подхватил одну из девчушек, возившихся со снежной бабой, и высоко подбросил ее. Девочка звонко рассмеялась:

– Папа!

Вздохнув с облегчением, Бен откинулся на спинку сиденья и смущенно повернулся к Эду:

– Ты, я смотрю, шустрый, вроде меня.

– Она мне нравится. И я рад, что ты отважился отведать индейку с ее дедом.

– Я рассказал ей про Джоша.

Эд поднял брови, затем натянул матросскую шапочку так, что лица почти не стало видно. Ему было трудно поверить, что Бен способен на такую откровенность.

– Ну, и?..

– Пожалуй, я рад, что сделал это. Тэсс – самое лучшее, что у меня было и есть. О Господи, до чего же сентиментально звучит.

– Да. – Довольный Эд сунул в рот финик. – Влюбленные обычно всегда сентиментальны.

– А кто сказал, что я влюблен? – Слова эти вырвались у Бена мгновенно – так по наитию уходишь от капкана. – Просто она необыкновенный человек.

– Некоторые неохотно признаются в эмоциональной привязанности, потому что боятся, что на весь длинный рейс не хватит силенок. Слово «любовь» становится камнем преткновения: стоит произнести, как оно превращается в ключ, отпирающий замок, за которым хранится их свобода, их дорогое одиночество, – и обязывает воспринимать себя как половину целого.

Бен швырнул на пол обертку от шоколада.

– «Красная книга»?

– Нет, сам придумал. Пожалуй, стоит написать статью на эту тему.

– Слушай, если бы я был влюблен в Тэсс, а впрочем, в кого угодно, что мешало бы мне так прямо и сказать?

– Ну так как же? Влюблен?

– Она мне не безразлична. Далеко не безразлична.

– Эвфемизм.

– Она много для меня значит.

– Увертки.

– Ну ладно, я без ума от нее.

– Уже теплее, Пэрис, но еще не горячо.

На сей раз Бен действительно приоткрыл окно и достал сигарету.

– Черт с тобой: да, я влюблен в нее. Теперь доволен?

– Съешь-ка финик. Сразу лучше себя почувствуешь.

Бен выругался, а потом невольно рассмеялся. Выбросив сигарету, он взял у Эда финик и стал энергично жевать его.

– Ты еще хуже моей матери.

– А напарники для того и существуют, чтобы быть хуже.

В доме Тэсс время текло так же медленно. В семь они с Лоуэнстайн поужинали консервированным супом и сандвичами с ростбифом. Сколько бы она ни твердила себе, что ничуть не волнуется, Тэсс лишь поводила ложкой по тарелке да ткнула вилкой в мясо. Был холодный мрачный вечер, когда хочется поскорее уйти куда-нибудь. Но Тэсс и шага не могла ступить за порог собственной квартиры. Было такое ощущение, будто ее заперли в клетке.

– В канасту играете? – спросила Лоуэнстайн.

– Во что, извините?

– В канасту. – Лоуэнстайн взглянула на часы: муж, наверное, сейчас купает младшего. Родерик должен быть на своем наружном посту. Бен с Эдом перед возвращением в участок прочешут весь район, а ее старшая дочь, наверное, будет, как всегда, недовольна, что ее заставляют мыть посуду. – Боюсь, хозяйка из меня никудышная. Лоуэнстайн положила половину сандвича назад на светло-зеленое стеклянное блюдо, которое ей так понравилось.

– Вы совершенно не обязаны развлекать меня, доктор Курт.

Тем не менее Тэсс, отодвинув блюдо, попыталась завязать разговор:

– Ведь у вас как будто есть семья?

– Это слабо сказано – целая куча народа.

– Нелегко, наверное, сочетать такую работу, как ваша, и заботиться о семье.

– Чем труднее, тем веселее.

– Завидую. А вот я всегда избегала всяких осложнений. Можно задать личный вопрос?

– Если позволите потом задать такой же вам, – давайте.

– Справедливо. – Тэсс уперлась руками в стол и наклонилась к собеседнице. – Скажите, а каково вашему мужу жить с женщиной, чья работа не только отнимает массу времени, но и всегда сопряжена с опасностью?

– Наверное, ему приходится нелегко, точно нелегко, – тут же поправилась Лоуэнстайн. Она глотнула пепси-колу, которую Тэсс разлила по тонким резным бокалам. Такие образцы Лоуэнстайн держала бы исключительно как выставочные. – Нам пришлось через многое пройти. Пару лет назад мы даже решили расстаться, чтобы испытать друг друга. Длилось испытание тридцать четыре с половиной часа. Короче, мы попросту до безумия влюблены. А это, как правило, помогает пережить все.

– Счастливая вы…

– Это правда. Даже когда мне хочется запустить в него чем-нибудь тяжелым, я все равно счастлива. Теперь моя очередь.

– Валяйте.

Лоуэнстайн долго, испытующе смотрела на Тэсс.

– Где вы покупаете одежду?

Тэсс настолько поразил вопрос, что она расхохоталась даже не сразу. Впервые за весь день она почувствовала легкость.

На улице Родерик и коренастый чернокожий детектив по прозвищу Толстяк по очереди прикладывались к термосу с кофе. У Толстяка разболелась голова. Постоянно ерзая на месте, он раздраженно пробурчал:

– Черта с два появится здесь этот тип. В вечер ней смене – Маллендор. Если кто-нибудь поднимает воротник, стало быть, он на месте. А мы здесь только зады отмораживаем.

– Все должно случиться сегодня вечером. – Родерик налил Толстяку очередную чашку и посмотрел на окна Тэсс.

– Почему это? – Толстяк шумно зевнул и в который уж раз выругал про себя этот чертов антигистамин, из-за которого и нос и мозги отказываются работать.

– По расчетам так выходит.

– Право, Родерик, тебя хоть дерьмо заставят убирать, ты и тогда бровью не поведешь. – Зевнув еще раз, Толстяк стукнул кулаком по двери. – Из-за этих проклятых лекарств у меня глаза слипаются, едва держусь на ногах.

Родерик еще раз внимательно оглядел улицу: никого не видно.

– А почему бы тебе немного не соснуть? А я побуду на часах.

– Вот спасибо. – Толстяк и так уже дремал. – Всего минут десять, Лу. А через час и Маллендор появится.

Под мерное похрапывание напарника Родерик остался на часах в одиночестве.

Лоуэнстайн объясняла Тэсс изящные комбинации канасты, когда зазвонил телефон. Приятная дамская болтовня разом оборвалась.

– Возьмите трубку. Если это он, говорите спокойно. Подержите его подольше, если получится. Если придется, соглашайтесь на встречу. Хорошо бы узнать, откуда он звонит.

– Ладно. – Тэсс подняла трубку и, хоть в горле у нее пересохло, заговорила натуральным голосом: – Доктор Курт.

– Доктор, это детектив Родерик.

– А-а, это вы, детектив. – Тэсс обмякла и, повернувшись к Лоуэнстайн, отрицательно покачала головой. – Да, слушаю вас. Что-нибудь новое?

– Мы взяли его, доктор Курт. Бен изловил его меньше чем в двух кварталах от вашего дома.

– Бен? А с ним все в порядке?

– Да, да, не беспокойтесь. При задержании Бен немного повредил плечо. Он просил позвонить вам и сказать, что можете спать спокойно. Эд повез его в больницу.

– Ах вот как! – Тэсс вспомнила поднос с окровавленными бинтами. – А в какую больницу? Я хочу поехать туда.

– Это в Джорджтауне, доктор, но он сказал, чтобы вы не беспокоились.

– Ну какое тут беспокойство? Выхожу сию минуту. – Вспомнив о женщине, нависавшей над ее плечом, Тэсс повернулась к Лоуэнстайн. – Наверное, вам стоит поговорить с детективом Лоуэнстайн. Спасибо, что позвонили.

– Хорошо, что все позади.

– Да. – Тэсс на мгновение закрыла глаза и передала трубку Лоуэнстайн. – Его поймали. – Она бросилась в спальню за сумочкой и ключами от машины. Тэсс в спешке снимала с вешалки пальто, а Лоуэнстайн все еще вытягивала из Родерика подробности. Нетерпеливо перебросив пальто через руку, Тэсс ждала, пока закончится этот бесконечный разговор.

– Вроде все чисто сработано, – сказала Лоуэнстайн, вешая трубку. – Бен с Эдом решили еще раз прочесать район и заметили этого типа. Он выходил из переулка и направлялся к вашему дому. На нем была ряса. Его остановили. Он не сопротивлялся, но, когда Бен нашел у него в кармане епитрахиль, начал вырываться и выкрикивать ваше имя.

– О Боже. – Тэсс захотелось его увидеть, поговорить с ним. Но Бена везут в больницу, и главное сейчас – он.

– Лу сказал, что Бена немного помяли, но как будто ничего серьезного.

– Знаете, мне будет спокойнее, если я увижу собственными глазами.

– Понимаю, понимаю. Может, отвезти вас в больницу?

– Нет, вам наверняка надо поскорее в участок подбить бабки. Да и мне вроде уже не нужна никакая охрана.

– Это верно, но все же я провожу вас до машины. Передайте Бену: отлично сработано.

Направляясь в участок, Бен пересекал стоянку, когда рядом с ним затормозила машина и из нее выскочил Логан.

– Бен. – Простоволосый, без перчаток, облаченный, что нечасто случалось, в рясу, Логан схватил его за локоть. – Я как раз надеялся застать вас здесь.

– Не самый лучший вечер для священника разгуливать по улицам, Тим. Сегодня в городе полно нервных полицейских. Запросто могли бы оказаться в наручниках.

– У меня была вечерняя месса и не хватило времени переодеться. По-моему, я кое-что раскопал.

– Входите. – Бен толкнул дверь. – У вас пальцы того и гляди отвалятся.

– Я слишком спешил. – Логан механически принялся сгибать и разгибать пальцы. – Все эти дни я занимался вашим делом. Мне известно, что вы интересуетесь преподобным Фрэнсисом Муром и проводите всякие проверки, но сам я никак не мог мысленно отойти от Фрэнка Мура, которого знавал в семинарии.

– Мы и им занимаемся. – Бен нетерпеливо посмотрел на часы.

– Знаю, но мы были хорошо знакомы, и я отлично помню, что он постоянно балансировал на грани святости и фанатизма. Потом я вспомнил одного его ученика, которому пришлось оставить семинарию после ссоры с Муром, наделавшей много шума. Я вспомнил его, потому что этот молодой человек стал впоследствии известным писателем. Его зовут Стивен Матиас.

– Слышал это имя. – Бен уже не глядел на часы. – Так вы думаете, что Матиас…

– Нет, нет. – Злясь на себя, что не может говорить быстро и достаточно связно, Логан глубоко вздохнул. – Я не был знаком с Матиасом лично, потому что пришел в университет уже после этой истории. Но припомнил, что, по слухам, он знал в семинарии всех и вся. Его первые две книги, по сути, основаны на реальных событиях семинарской жизни. И чем больше я думал, тем явственнее все сходилось. Особенно хорошо мне вспомнился один роман, где рассказывалось о юном ученике, пережившем нервный срыв. Он ушел из семинарии после того, как его сестра – близняшка – умерла от криминального аборта. Ясное дело, возник грандиозный скандал. Выяснилось, что мать мальчика находится в психиатрической лечебнице, а сам он прошел курс лечения от шизофрении.

– Давайте-ка поищем этого самого Матиаса. – И Бен двинулся по коридору. Но Логан остановил его.

– Я уже все выяснил. Достаточно было не скольких звонков, чтобы найти его. Он живет в Коннектикуте и прекрасно помнит эту историю. Семинарист был человеком необыкновенно набожным и преданным церкви и самому Муру. Собственно, он стал его секретарем. Матиас сказал, что имя его – Луи Родерик.

Может ли кровь застывать в жилах, а сердце переставать биться, но тело продолжать жить?

– Вы уверены?

– Да. Матиас и так говорил уверенно, но, когда я переспросил, он заглянул в свои старые записи, еще раз проверил и подтвердил. Он готов подъехать и дать вам описание этого человека. Имея описание и имя, вы без труда разыщете его.

– А мне и искать не надо. – Бен круто развернулся, побежал в инспекторскую и схватил трубку первого попавшегося телефона.

– Так вы знаете его? – Логан схватил за рукав Эда, пока и тот не сорвался с места.

– Он полицейский. Один из нас. И в этот самый момент он ведет вместе с напарником наружное наблюдение за домом Тэсс.

– О Боже милосердный. – Комната поплыла перед глазами, и Логан принялся молиться.

Наряды были посланы по адресу Родерика, а также к дому Тэсс. Бен поспешил к двери. Логан последовал за ним вслед.

– Я с вами.

– Это дело полиции.

– Может, вид священника успокоит его.

– Не путайтесь под ногами. – Оба разом толкнули застекленную дверь и едва не налетели на Лоуэнстайн.

– Что здесь происходит?

Едва не обезумев от страха, Бен схватил ее за воротник пальто.

– А ты почему не с ней? Кто разрешил тебе оставить ее?

– Да что с тобой? Позвонил Лу, сказал, что все кончено, так чего же мне было там болтаться?

– Когда это было?

– Двадцать минут назад. Погоди, он ведь сказал, что ты едешь… – Хоть и невозможно было поверить, но выражение лица Бена сказало ей все. – О Боже, только не это. Ведь он… – Полицейский. Товарищ. Лоуэнстайн заставила себя говорить: – Он позвонил двадцать минут назад и сказал, что этого малого взяли и пост можно снять. Мне и в голову ничего такого не пришло. Я даже не подумала звонить в управление, чтобы перепроверить. Ведь это был Лу.

– Надо отыскать его.

Не давая Бену выйти, Лоуэнстайн схватила его за локоть:

– Джорджтаунская больница. Он сказал ей, что тебя отправили в отделение «Скорой помощи».

Услышав это, Бен кубарем скатился с лестницы и прыгнул в машину.

После двадцатиминутной сумасшедшей езды Тэсс въехала на стоянку. На дорогах было почти пусто, но любителей упираться прямо в бампер это не смущало. Ладно, говорила она себе, хорошо еще, что Бену уже сделали перевязку и он ждет тебя. И вообще все позади.

Захлопнув дверцу, Тэсс опустила ключи в карман. По дороге домой они купят бутылочку шампанского. Нет, лучше, две бутылки, поправила она себя. А потом проведут целый уик-энд в постели, попивая это самое шампанское.

Тэсс настолько увлеклась своими мыслями, что не заметила, как из тени выскользнула и появилась на свету какая-то фигура.

– Доктор Курт.

Ее первой реакцией был страх: Тэсс вскинула руки, защищая шею. Затем со смехом опустила их и сделала шаг вперед.

– Детектив Родерик, я и не думала, что вы здесь…

Свет упал на высокий белый воротник. Одеяние церковника. Как во сне, подумала она, мгновенно впадая в панику: думаешь, что ты всего лишь в шаге от безопасного места, а оказывается, подтверждаются твои худшие страхи. Можно, конечно, повернуться и попробовать убежать, но он на расстоянии всего лишь вытянутой руки и легко схватит ее. Можно, конечно, закричать, но он, несомненно, заткнет ей рот. Остается только одно: посмотреть ему прямо в лицо.

– Вы хотели поговорить со мной? – Нет, так не пойдет, в отчаянии подумала она. Ни за что не пойдет, если голос будет дрожать, если в голове будет гулко отдаваться эхо страха, которым она охвачена. – И мне хотелось с вами пообщаться. Я могу помочь вам.

– Сначала и я так думал. У вас были добрые глаза. А читая ваши отчеты, я видел, что вы понимаете, что я не убийца. Потом я понял, что вы мне посланы. Вы должны стать последней, и самой главной. Вы были единственной, кого Голос назвал по имени.

– Расскажите мне про голос, Лу. – Ей хотелось податься назад, отступить хоть на шаг, но по глазам его Тэсс видела, что достаточно легкого движения, чтобы он сорвался с тормозов. – Когда вы впервые услышали его?

– Еще мальчиком. Говорили, что я сумасшедший, как и мать. Я испугался и приказал себе за быть о Голосе. Позже я понял, что то был зов Божий – мне должно стать священнослужителем. Я был счастлив, что избран. Отец Мур говорил, что только немногие удостаиваются чести исполнять веления Божьи, давать святое причастие. Но даже избранных искушают грехом. Даже избранные слабы, вот нам и приходится приносить жертвы и замаливать грехи. Он учил меня закалять тело, чтобы противостоять соблазну. Бичевание, пост.

Так, еще одно недостающее звено в картинке-загадке. Эмоционально неуравновешенный мальчик поступает в семинарию, где наставником его становится эмоционально неуравновешенный мужчина. Он убьет ее… Завершая путь, ему, как он думает, предназначенный, он должен убить ее. На стоянке никого не видно, помещение «Скорой помощи» в двухстах ярдах.

– Ну и каково вам было служить в церкви, Лу?

– Церковь стала для меня всем. Моя жизнь сложилась, можете вы это понять? Сложилась. Ради этого.

– Однако же вы отошли от церкви.

– Нет. – Он поднял голову, словно принюхиваясь или прислушиваясь к чему-то такому, что предназначено только для его ушей. – Просто в моей жизни произошел какой-то провал. По сути, я перестал жить. Человек не может жить без веры. А священник не может жить без цели.

Тэсс заметила, как его рука потянулась к карману. В руке у него мелькнуло что-то белое. Когда взгляды их вновь встретились, глаза у Тэсс горели почти так же, как у него.

– Расскажите мне про Лауру.

Он уже сделал было шаг вперед, но имя его остановило.

– Лауру? А вы знали Лауру?

– Нет.

Епитрахиль была у него в руках, но, казалось, он вовсе про нее забыл.

«Работай, – приказала она себе, сдерживая готовый сорваться с губ крик. – Работай, говори, слушай».

– Расскажите мне про нее.

– Она была красавицей, прекрасной в своей хрупкости. За такие сосуды всегда боишься, что они могут разбиться. Мать места себе не находила, потому что Лаура любила вертеться перед зеркалом, придумывать разные прически, носить красивые платья. Мать прямо-таки ощущала, что Дьявол затягивает Лауру в свои сети, толкает к греху, пробуждает дурные мысли. Но Лаура только смеялась и говорила, что вовсе не собирается посыпать голову пеплом. Наплевать ей на все. Она вообще любила смеяться.

– А вы ее очень любили?

– Мы были близнецами. У нас была общая жизнь еще до рождения. Так говорила мать. Сам Господь связал нас воедино. И это я должен был уберечь Лауру от презрения церкви и всего того, чему нас учили. Это был мой долг, но я не мог его выполнить.

– Что вы имеете в виду?

– Ей было только восемнадцать. Красавица, умница, но смеха больше не было. – Он заплакал. Слезы оставили на щеках след. – Она так ослабела! Меня не было рядом, и она ослабела. В какой-то конуре ей сделали аборт. Божий суд. Но почему Божий суд должен непременно быть таким суровым? – Дыхание участилось и сделалось болезненно-громким. Он прижал руку ко лбу. – Жизнь за жизнь. Это справедливо и честно. Жизнь за жизнь. Она умоляла меня не дать ей умереть, не дать ей умереть во грехе, который обрекает ее на ад. А у меня не было власти отпустить ей грехи. Не было власти, даже когда она умирала у меня на руках. Власть пришла позднее, после того как я пережил отчаяние и темные, мрачные времена. Я покажу вам. Должен показать.

Он сделал шаг вперед, Тэсс инстинктивно отпрянула, но он успел набросить ей шарф на шею.

– Лу, вы полицейский. Ваша работа, ваш долг – оберегать.

– Оберегать… – Дрожащими пальцами он завязывал шарф. Полицейский. Он вынужден был подмешать Толстяку в кофе снотворное. Это самое большее, что он мог себе позволить! Нельзя нападать на напарника-полицейского. Оберегать… Пастух оберегает свое стадо. – Но я не уберег Лауру.

– Увы. И это была страшная утрата. Трагедия. Но потом вы постарались возместить ее, разве не так? Разве не поэтому вы пошли в полицию? Чтобы возместить? Чтобы оберегать других?

– Мне приходилось лгать, но после смерти Лауры уже ничто не имело значения. Я рассчитывал найти в полиции то, что хотел обрести в семинарии. Цель. Призвание. Закон. Человеческий – не Божий.