Текст книги "Святые грехи"

Он почувствовал прикосновение влажной ласковой ладони.

– Что, особенно скверный день выдался?

– Да не в этом дело. – Он на мгновение задержал ладонь, задумчиво разглядывая ее. Рука у Тэсс была маленькая и узкая, кисть тонкая. – Мой отец продавал подержанные машины. Магазинчик был на самом краю города. У отца были три спортивные куртки, и он водил «Де Сото». Мать поджаривала ему булочки, когда могла позволить себе купить их. О развлечениях в городе они могли только мечтать. Я кое-как окончил школу, пробился в колледж, где проучился два года, потом академия, а всю остальную жизнь только и знаю, что разглядываю трупы.

– Ты что, пытаешь доказать, что не подходишь мне из-за разницы в происхождении, а также в культурном и образовательном уровне?

– Ради Бога, не затевай снова эту бодягу.

– Ладно. Тогда попробуем иначе. – Она потянула его в ванну.

– Что ты делаешь? – Мыло попало на губы, и Бен сплюнул. – Я ведь еще не разделся.

– Ну что поделаешь, если ты такой неповоротливый.

Не успел он восстановить равновесие, как она схватила его под мышки и прижалась к нему губами. Часто, как известно даже психиатрам, значение имеют вовсе не слова, а дела. Он еще и не коснулся ее, а по телу уже побежали горячие волны.

– Бен…

– М-м-м?

– Как ты думаешь, имеет ли сейчас значение, что твой отец продавал автомобили, а мой нет?

– Нет.

– Прекрасно. – Тэсс откинулась и, смеясь, стерла с подбородка мыльную пену. – Ну а теперь, как бы стащить с тебя брюки?

Пицца стала твердой, как булыжник, но все равно от нее не осталось ни кусочка. Бен едва дождался, когда вилка Тэсс упрется во влажное дно коробки.

– У меня для тебя подарок.

– Вот как? – Тэсс с удивлением и какой-то глуповатой радостью посмотрела на бумажный пакет, который он протягивал ей. – И что же в нем?

– Вопросы, вечно вопросы. – Он потянул пакет на себя, не давая ей открыть его. – Тебе действительно интересно?

– Да.

Бен нагнулся к ней и обнял за талию. От обоих все еще пахло душистой пеной. Непросохшие волосы Тэсс заколола шпильками.

– Знаешь, мне кажется, я совершенно теряю голову. Да, теряю голову из-за тебя.

Закрыв глаза, она подставила губы для поцелуя.

– «Крошка Антоний», – сказала Тэсс и про себя пропела несколько нот. – Когда это было – в 61-м, 62-м?

– Я предполагал, что психиатричка вроде тебя так примерно и откликнется.

– И не ошибся.

– Так ты хочешь посмотреть подарок?

– Угу. Но тогда отпусти меня, а то я даже открыть пакет не могу.

– Ну, это не проблема. – Бен протянул ей пакет. От него не ускользнуло, как изменилось у Тэсс выражение лица, когда она заглянула внутрь. Целая гамма чувств – сурово сдвинутые брови, изумление, усмешка.

– Засов. Да, Бен, тебе не откажешь в умении поразить женщину.

– Верно, у меня настоящий талант.

Губы Тэсс слегка изогнулись. Она поцеловала Бена.

– Он всегда будет мне дорог. Если бы был чуть поменьше, повесила бы на грудь, слева, ближе к сердцу.

– Меньше чем через час он будет у тебя на двери. Я на днях оставил инструменты в кухонном шкафу.

– Весьма предусмотрительно с твоей стороны.

– А ты пока найди себе занятие, чтобы не смотреть, как я его прилаживаю.

Пока Бен возился с засовом, Тэсс просматривала текст лекции, которую должна была прочитать в следующем месяце в университете Джорджа Вашингтона. Визг дрели и пронзительный звук от соприкосновения железа с деревом ей не мешали. Сейчас ей было даже странно, как это раньше, до появления Бена, она могла выносить полную тишину. Покончив с лекцией и выписками из медицинских карт, которые прихватила с собой, Тэсс повернулась к Бену. Он тоже почти закончил. На двери был новенький и надежный засов.

– Вот так-то лучше.

– Мой герой!

Он закрыл дверь, подбросил в руке связку ключей и положил ее на стол:

– Только не забывай запираться. Пойду отнесу инструменты и умоюсь. А ты можешь подмести пол.

– Что ж, это справедливо. – По пути к двери Тэсс остановилась и включила телевизор. Передавали новости.

Хотя мусора оказалось больше, чем можно было ожидать – засов ведь такой маленький, Тэсс безропотно смела металлическую стружку и ссыпала ее в ведро. Она разгибалась, все еще держа в руках щетку и ведро, когда с экрана донесся голос диктора:

– После звонка в квартире одного из домов в 354 северо-западной части города полиция обнаружила три трупа. Пришлось взламывать дверь. Предварительно связанным жертвам нанесены многочисленные ножевые удары. Установлены имена убитых – Джонас Лири, его жена Кэтрин Лири и их дочь-подросток. Предполагается, что мотивом убийства было ограбление. Репортаж с места события Боба Берроуза.

На экране появился рослый, атлетического сложения мужчина. В одной руке у него был микрофон, другой он указывал на кирпичное здание у себя за спиной. Обернувшись, Тэсс увидела, что Бен стоит на пороге кухни. Она сразу догадалась, что он был в этой квартире.

– О, Бен, как страшно, должно быть, было.

– Они пролежали там десять – двенадцать часов. Девочке не больше шестнадцати. – При воспоминании об увиденном у Бена появилось неприятное ощущение в желудке. – Они буквально разрезали ее на части, словно кусок мяса.

– Какой ужас! – Тэсс отложила все в сторону и подошла к нему. – Давай присядем.

– Наступает момент, – сказал он, продолжая смотреть на экран, – когда кажется, что ко всему привык. Но потом сталкиваешься с сегодняшней ситуацией. Входишь, и тебя выворачивает наизнанку. О Боже, думаешь, этого просто не может быть, потому что люди не способны на такое по отношению к подобным себе. Но где-то в глубине души знаешь – нет, способны.

– Присядь, Бен, – негромко проговорила Тэсс, притягивая его к себе на кушетку. – Хочешь, выключу?

– Нет. – Он обхватил голову, потом пригладил волосы и выпрямился.

Репортер интервьюировал плачущего соседа.

– Полетт нередко сидела с моим малышом. Она была славной девочкой. Просто не могу поверить в случившееся. Не могу, и все тут.

– Эти подонки от нас не уйдут, – отчасти Бен разговаривал сам с собой. – В квартире была коллекция монет. Довольно жалкая коллекция, долларов на восемьсот, от силы на тысячу. А если скупщику краденого продавать, то и половины не получишь. Из людей сделали месиво всего лишь за кучу старых монет.

Тэсс оглянулась на засов, прочно поставленный на дверь. Понятно, почему он принес его именно сегодня. Она придвинулась к нему и, по-женски утешая, прижала его голову к груди.

– Они отнесут монеты в ломбард, тут-то вы их и схватите.

– У нас уже есть другие наводки. Мы возьмем их завтра, самое позднее послезавтра. Но эти нечастные, Тэсс… Боже милосердный, сколько я служу в полиции, а все не могу привыкнуть к этому.

– Глупо говорить тебе – забудь. Могу только сказать – я с тобой.

Бен был ей благодарен за все: она помогла перенести кошмар случившегося. Она рядом, и в ближайшие несколько часов только это и имеет значение.

– Ты нужна мне. – Он подвинулся и, посадив Тэсс на колени, почти уперся ей носом в шею. – С тобой не так страшно.

– Знаю.

– Тэсс… даже не знаю, что тебе сказать. В обществе сенаторов я бываю не на высоте. – Бен бросил свирепый взгляд на ухмылявшуюся Лоуэнстайн, повернулся к ней спиной и прижал трубку плечом к уху.

– Но это же мой дед, Бен, и, право, он очень славный человек.

– Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь называл сенатора Джонатана Райтмора душкой.

Из дальнего конца комнаты Бена окликнул Пиломенто. В ответ он кивнул ему: подожди, мол, минуту, сейчас освобожусь.

– Просто я не веду его медицинской карты. Так или иначе, это День Благодарения, и мне не хочется его огорчать. А твои родители все равно далеко – во Флориде, кажется, ты говорил?

– Им обоим по шестьдесят пять. А родителям в этом возрасте полагается жить во Флориде.

– Короче, у тебя семейного обеда на День Благодарения не предвидится. А дедушка, я уверена, будет рад с тобой пообщаться.

– М-да. – Бен потеребил ворот джемпера. – Слушай-ка, у меня есть давнее правило по части семейных обедов.

– Ив чем же оно заключается?

– Я не хожу на них.

– Ах вот как? И почему же?

– Снова вопросы… – негромко проговорил Бен. – Когда я был помоложе, мать просила приводить домой моих подружек; они быстро находили общий язык – было о чем поговорить…

– Ясно. – По интонации голоса можно было сразу догадаться, что Тэсс улыбается.

– Вот тогда-то я и решил: матери не показывать своих женщин, к родителям женщин не ходить. Тогда никто не станет строить воздушных замков.

– Признаю, смысл в этом есть. Но обещаю, что, если придешь на праздничный обед, ни я, ни дед воздушных замков строить не будем. Мисс Бетт готовит изумительный пирог из тыквы.

– Свежей?

– Свежее не бывает.

– Умная женщина всегда знает, когда остановиться.

– Впрочем, у тебя есть время подумать. Я бы не стала тебе надоедать, но со всеми этими делами сама забыла о праздничном обеде, благо дед только что позвонил и напомнил.

– Хорошо, подумаю.

– И пусть тебя ничто не смущает. Если даже откажешься, я все равно принесу тебе кусок пирога. Ладно, у меня пациент в приемной.

– Тэсс..

– Да?

– Нет, ничего. Ничего, – повторил он. – До встречи.

– Пэрис…

– Извини. – Он повесил трубку и обернулся. – Ну, что там у тебя?

Пиломенто протянул ему лист бумаги.

– В конце концов мы вышли на след того человека, чье имя назвала нам соседка.

– Имеешь в виду парня, который крутился возле дочери Лири?

– Зовут его Эмос Ридер. Описание довольно общее – соседка видела его только один раз.

– «Мерзкий тип» – вот и все, что она сказала о нем. Ничего дурного не было замечено.

– Мы всегда проверяем мерзких типов. – Бен уже натягивал куртку.

– У меня есть адрес и досье.

Засовывая пачку сигарет в карман, Бен обнаружил, что осталось только две:

– За что он сидел?

– В семнадцатилетнем возрасте порезал какого-то парнишку и очистил у него карманы. У Ридера нашли пакетик наркотиков, на руке – следы от уколов. Потерпевший парнишка выкарабкался. Ридера судили как несовершеннолетнего, подвергли принудительному лечению. Харрис хочет, чтобы вы с Джексоном потолковали с ним.

– Спасибо. – Прихватив бумаги, Бен направился в комнату для совещаний, где Эд с Бигсби трудились над делом убийцы-священника. – Поскакали, – коротко бросил он и пошел к двери.

Эд двинулся следом, на ходу натягивая пальто:

– Что случилось?

– Получил наводку по делу Лири. Нашли одного говнюка – любителя поножовщины, который крутился вокруг девушки. Надо расспросить его кое о чем.

– Неплохая мысль. – Эд удобно устроился в машине. – А как насчет Тамми Вайнетта?

– Мимо. – Бен включил кассету с записью тяжелого рока. Эд поморщился, предпочитая «Рол-линг Стоунз». – Только что звонила Тэсс.

– Что-нибудь случилось?

– Нет. А впрочем… да. Она хочет, чтобы мы с ней пошли к ее деду на День Благодарения.

– Сила! Индюшка в обществе сенатора Райт-мора. Пожалуй, ему необходимо провести совещание своего комитета, чтобы решить, какой соус приготовить – устричный или ореховый.

– Я так и знал, что добром все это не кончится. – Назло Эду Бен достал сигарету, хотя курить ему не хотелось.

– Кури-кури, мне-то что. На День Благодарения ты поужинаешь с Тэсс и ее дедом. Ну и что с того?

– Сначала День Благодарения, затем воскресный обед. А потом появляется тетушка Мейбл и устраивает тебе настоящий шмон.

Эд пошарил в кармане и, решив отложить йогурт с изюмом на потом, взял в рот жевательную резинку без сахара.

– А что, у Тэсс есть тетушка Мейбл?

– Да не в этом дело, важно понять последовательность. – Бен притормозил и остановился у знака «стоп». – Стоит тебе появиться пару раз, как приглашают на свадьбу кузины Лори, а там дядюшка Джо приятельски похлопывает тебя по плечу и спрашивает, а когда же ты отважишься нырнуть. И все это только потому, что съел пюре с соусом. Эд покачал головой:

– Забавно! Да, приходилось мне видеть такое… опасная это штука. Знаешь, Бен, ты лучше бы о чем-нибудь другом подумал. Есть у Тэсс тетушка Мейбл, нет ли – не самая большая твоя забота. Есть и посерьезнее.

– Да? И что же именно?

– Известно ли тебе, например, как действует непереваренная говядина на кишечник?

– О Боже, что за мерзость!

– А то! Я хочу сказать, Бен, что тебе лучше подумать о ядерных отходах, кислотных дождях и потреблении холестерина. А к сенатору на ужин можешь смело идти. Если покажется, что он хочет затянуть тебя в лоно семьи, сделай что-нибудь такое, чтобы он перестал думать об этом.

– Например?

– Например, залезь пальцами в клюквенный соус… Ну вот, приехали.

Бен остановил машину и выбросил в окно окурок.

– Спасибо, Эд, ты здорово мне помог.

– Не за что. Как будем действовать?

Не выходя из машины, Бен осмотрел здание. Оно знавало лучшие времена, гораздо лучшие. На паре окон были газеты вместо стекол. Восточная стена сплошь покрыта надписями. Консервных банок и битых бутылок больше, чем травы.

– Он живет в триста третьей. Пожарная лестница идет с третьего этажа. Если дверь на засове, мне не хотелось бы гоняться за ним на его территории.

– Давай решим, кому идти в дом, а кому прикрывать выход, – предложил Джонсон, доставая из кармана десятицентовик.

– Идет. Орел – я иду в дом, решка – влезаю по пожарной лестнице и прикрываю окно.

Эд намеревался уже подбросить монетку, когда Бен остановил его.

– Нет, нет, не здесь. – И он накрыл ладонь напарника, не давая ему подбросить монету. – Последний раз, когда ты бросал в машине, мне пришлось есть на завтрак гороховые стручки. Лучше выйдем, там места побольше.

Они вылезли из машины. Для удобства Эд снял перчатки и сунул их в карман.

– Орел, – объявил он, показывая монету. – Не торопись, дай мне занять место.

– Пошли. – Бен подбросил носком ботинка горлышко пивной бутылки и пошел к дому. Поднявшись на третий этаж, он расстегнул «молнию» на куртке, внимательно осмотрел площадку и постучал в квартиру номер 303.

Подросток с всклокоченными волосами и дыркой вместо переднего зуба чуть приоткрыл дверь.

– Эмос Рид ер?

– А вы кто будете?

Бен показал жетон.

– Эмоса нет. Бегает, работу ищет.

– Ладно, потолкую с тобой.

– А у вас есть ордер или какая другая бумага?

– Можем поговорить на площадке, можем у тебя дома, а можем и в центр поехать. Звать-то тебя как?

– Я ничего не обязан говорить. Я у себя дома и занимаюсь собственными делами.

– Ну конечно, я отсюда чую запах травки, да такой сильный, что и дело можно завести. Хочешь, чтобы я вошел и посмотрел, что у тебя там и к чему? Отдел по борьбе с наркотиками проводит на этой неделе специальную операцию. За каждую сданную унцию порошка я задаром получаю майку.

– Кевин Данневилл. – На лбу у малого появились капли пота. – Слушайте, я знаю свои права.

Я не обязан разговаривать с фараонами.

– Что-то ты нервничаешь, Кевин. – Бен нажал, и дверь приоткрылась пошире. – Тебе сколько лет?

– Восемнадцать, но вас это совершенно не касается.

– Восемнадцать? А мне кажется, шестнадцать, и ты не в школе. Я могу отправить тебя в отдел по борьбе с малолетними преступниками. Но может, ты расскажешь мне о девочке, отец которой собирал монеты?

Кевин скосил глаза, и Бен увидел вмиг изменившееся выражение лица у парня. Он инстинктивно дернулся в сторону, и только это спасло жизнь полицейскому. Брошенный нож, пролетев мимо шеи, глубоко пропорол руку. Бен с силой ударил грудью дверь и с грохотом ввалился в квартиру.

– О Боже, Эмос, это же фараон. Ты не можешь убить его. – Кевин отскочил в сторону и наткнулся на стол. На пол упала лампа и рассыпалась на мелкие кусочки.

Ридер только ухмыльнулся:

– Да я сейчас сердце у этого мудака из груди вырежу.

Едва Бен успел отметить, что противник его – мальчишка, наверное, едва школу окончил, как нож снова пролетел совсем рядом. Он увернулся, стараясь одновременно выхватить пистолет левой рукой. Из правой хлестала кровь. Кевин пятился, как краб, не переставая хныкать. За спиной у него с грохотом распахнулось окно.

– Полиция! – За окном, расставив ноги и наведя пистолет, стоял Эд. – Бросай нож, иначе стреляю.

Ридер, не отрываясь, смотрел на Бена. Из уголка рта у него бежала слюна. Вдруг он захихикал.

– Сейчас я тебя немножко порежу, мужичок, на маленькие куски разрежу. – Он прыгнул вперед, подняв нож над головой. Пуля из тупорылого пистолета 38-го калибра попала ему в грудь и отбросила тело назад. На какое-то мгновение он застыл, широко раскрыв глаза. Из груди хлестала кровь. Эд поставил палец на предохранитель. Ридер упал, держа в руке складной стол, который при падении негромко звякнул, ударившись об пол. Ридер умер, не издав и звука.

Бен покачнулся и опустился на колени. Пока Эд пролезал в разбитое окно, он вытащил наконец свое оружие.

– Стоять, – процедил Бен сквозь зубы, направляя пистолет на Кевина. – Одно движение, и тебя обвинят в сопротивлении полиции.

– Это Эмос. Это Эмос всех их кончил, – рыдал Кевин. – Я только смотрел. Клянусь, я был в стороне.

– Только пошевелись, сучонок, и я оторву тебе яйца до того, как они тебе понадобятся.

Для порядка, хотя в этом не было надобности, Эд обыскал Эмоса и наклонился к Бену.

– Как рука?

Боль усиливалась, распространяясь с молниеносной быстротой – начала отдаваться в животе, вызывая тошноту.

– И надо же мне было выбрать орла! Следующий раз я бросаю.

– Идет. Давай-ка посмотрим, что там у тебя.

– Позови кого-нибудь убрать все это, а потом отвези меня в больницу.

– Главное, артерия не задета, иначе бы вся твоя кровь «А, резус положительный» уже вытекла через такую рану.

– Ну, тогда все в порядке. – Он глубоко вздохнул и втянул в себя воздух, когда Эд отдирал от раны рукав рубашки. – Как насчет партии в гольф?

– Вот так держи, чтобы кровяное давление не упало. – Эд забрал у Бена револьвер и плотно прижал освободившуюся руку к ране, предварительно замотанной платком. В ноздри Бену ударил запах собственной крови. Ногами он почти касался ног Эмоса.

– Спасибо, – сказал Бен.

– Все нормально, этот платок уже не раз служил повязкой.

– Эд, – Бен искоса посмотрел на Кевина, который, заткнув уши, лежал на полу в позе эмбриона, – у него над кроватью фотография Чарлза Менсона.

– Я заметил.

Бен сидел на краю стола в кабинете «скорой помощи» и пересчитывал снующих туда-сюда сестер, чтобы не замечать боли от иглы, упорно впивающейся ему в кожу. Доктор, зашивавший рану, весело болтал, прикидывая шансы «Краснокожих» в воскресном матче против «Ковбоев». Рядом за ширмой другой врач с двумя сестрами хлопотали над девятнадцатилетней девушкой, перебравшей кокаина. Бен прислушивался к ее рыданиям, думая о сигарете.

– Ненавижу больницы, – пробормотал он.

– В этом вы не оригинальны. – Доктор накладывал стежки аккуратно, как старая дева. – Защита у «Краснокожих», как стена! Если будем играть на нижнем этаже, к третьей четверти далласцам придется стоять вокруг и сосать пальцы.

– Не самая занимательная картина! – откликнулся Бен. Вокруг было достаточно отвлекающих факторов, чтобы не прислушиваться к тому, как накладывают ему швы, продергивая нитку через проколы. Его внимание было сосредоточено на звуках, доносившихся из-за ширмы.

Малышке усиленно продували легкие. Резкий, настойчивый голос требовал, чтобы она дышала в бумажный пакет.

– Много у вас таких?

С каждым днем все больше и больше… – Доктор сделал очередной стежок. – При удаче мы ставим их на ноги, но только затем, чтобы на ближайшем углу они купили очередную порцию. Так, чудесный шов получился. Что скажете?

– Верю вам на слово.

Через автоматически открывающиеся стеклянные двери в помещение «Скорой» ворвалась Тэсс. Бегло осмотрев приемный покой, она направилась к смотровым комнатам. Увидев санитара, провозящего мимо нее каталку, на которой под простыней угадывалась человеческая фигура, Тэсс застыла на месте. Кровь прилила к ногам. Из-за ширмы вышла сестра и взяла ее за руку.

– Прошу прощения, мисс, посторонним вход воспрещен.

– Я ищу детектива Пэриса. У него ножевое ранение.

– Как раз сейчас ему зашивают руку. – Сестра по-прежнему крепко держала Тэсс. – Почему бы вам не вернуться в приемный покой и…

– Я его врач, – хрипло проговорила Тэсс и вырвала руку. Она достаточно владела собой, чтобы пройти твердым шагом мимо кабинетов, где занимались переломами, ожогами второй степени и относительно легкими сотрясениями мозга. На каталке в холле лежала женщина и, судя по всему, изо всех сил пыталась уснуть. Тэсс прошла почти весь коридор, пока не обнаружила Бена.

– Это вы, Тэсс? – Приятно удивленный, доктор поднял голову. – Что вы здесь делаете?

– А, Джон, добрый день.

– Добрый день. Нечасто меня навещают здесь красивые женщины, – начал было он, но тут же осекся, увидев, как Тэсс глядит на пациента. – А, ясно. – Укол ревности, впрочем, был почти незаметен. – Насколько я понимаю, вы знакомы.

Бен заерзал было, и встал бы, если бы доктор не удержал его на месте.

– Ты что здесь делаешь?

– Эд позвонил мне в клинику.

– Напрасно.

Теперь, когда жуткие видения истекающего кровью Бена исчезли, у Тэсс неожиданно подогнулись колени.

– Он решил, что я должна узнать о случившемся, но не из выпуска новостей. Как он, Джон?

– Да ерунда, – ответил за него Бен.

– Десять стежков, – сказал доктор, забинтовывая руку. – Мышцы, судя по всему, не задеты, есть незначительная потеря крови. Как сказал бы Герцог, всего лишь царапина.

– У этого малого был настоящий мясницкий нож, – явно недовольный столь очевидной недооценкой серьезности ранения, заметил Бен.

– К счастью, – продолжал Джон, перекладывая что-то на стоящем рядом подносе, – рукав куртки и великолепные ноги уберегли детектива от более глубокой раны. Иначе пришлось бы зашивать руку с обеих сторон. Сейчас будет немного больно…

– Что больно? – Бен автоматически схватил доктора за руку.

– Всего лишь небольшой противостолбнячный укол, – успокоительно заметил он. – Откуда нам знать в конце концов, что это за нож. Поэтому лучше немного потерпеть.

Бен заворчал было, но Тэсс взяла его за руку. Он почувствовал острую, как от укуса, боль, которая тут же исчезла.

– Ну вот, – Джон отодвинул поднос, – теперь окончательно все. В ближайшие две недели воздержитесь от занятий теннисом и борьбой сумо. Следите, чтобы рана не намокла. В конце следующей недели приходите снимать швы.

– Большое спасибо.

– Благодарите свое здоровье и медицинскую страховку. Рад был повидаться, Тэсс. В следующий раз, когда вам захочется саке и морских ежей, непременно позвоните.

– Пока, Джон.

– «Джон», – передразнил ее Бен, принимая более удобное положение. – У тебя вообще с кем-нибудь, кроме врачей, свидания бывали?

– А зачем кто-то другой? – Такого рода ответ показался Тэсс вполне уместным при виде окровавленных бинтов на подносе. – Вот твоя рубашка. Давай помогу.

– Я сам, – воспротивился Бен. Но рука болела и плохо слушалась. Поэтому справился он только с одним рукавом.

– Все нормально, после наложения швов ты и должен чувствовать слабость.

– Слабость? – Бен закрыл глаза и позволил Тэсс натянуть на себя рубаху. – Слабость чувствуют трехлетние младенцы, если плохо выспятся.

– Знаю, знаю. Дай-ка застегну. – Она принялась застегивать рубаху, уговаривая себя не молчать, болтать о чем-нибудь. Но не покончив и со второй пуговицей, она вдруг уронила голову на грудь Бена.

– Тэсс? – Бен погладил ее по волосам. – Что с тобой?

– Ничего. – Она отстранилась и, не поднимая головы, закончила застегивать рубаху.

– Тэсс, – взяв ее за подбородок, он поднял голову. В глазах стояли слезы. Бен смахнул слезинку с ресниц, – не плачь.

– Не буду. – Но дыхание у нее пресеклось. Она прижалась к нему щекой. – Сейчас, минуту, и все будет в порядке.

Здоровой рукой Бен обнял ее. Только сейчас он почувствовал, насколько здорово, когда о тебе беспокоятся. Иных женщин его работа интриговала, других отталкивала, но никто и никогда о нем так не тревожился.

– Я испугалась, – уткнувшись ему в грудь, тихо проговорила Тэсс.

– Я тоже.

– После расскажешь, ладно?

– А стоит ли? Думаешь, приятно признаваться женщине, что оказался таким лопухом?

– А разве ты оказался лопухом?

– А как же! Я ведь был уверен, что этот сучонок дома. Эд прикрывал окно, а я должен был взять на себя дверь. Вот и все. – Отодвинувшись, он увидел, что Тэсс не спускает глаз с его порванной и перепачканной рубахи. – Это еще что! Посмотрела бы ты на мою куртку! А ведь я купил ее всего два месяца назад.

Взяв себя наконец в руки, Тэсс повела его к выходу.

– Ну что же, может, Дед Мороз принесет тебе новую на Рождество. Отвезти тебя домой?

– Спасибо, не стоит. Мне еще нужно составить отчет. И если второй мальчишка не описался от страха, хотелось бы принять участие в допросе.

– Так их было двое?

– Сейчас остался только один.

Тэсс вспомнила неподвижную фигуру на каталке и, ощущая запах засохшей крови на рубахе Бена, промолчала.

– А вот и Эд. Смотри-ка, читает.

Эд поднял голову, бегло, но весьма придирчиво оглядел напарника и улыбнулся Тэсс.

– Привет, доктор Курт. Наверное, мы разминулись… – Эд не сказал, что в тот момент, когда она пришла, он сдавал кровь, поскольку у них с Беном была одна и та же группа – первая, резус положительный. Отложив журнал, он протянул Бену его кобуру и разорванную куртку.

– Жаль пиджачок. У нас в полиции до апреля будут оформлять бумаги на новый.

– Это уж точно. – Эд помог Бену пристегнуть кобуру и натянуть куртку. – Знаешь, я тут читал потрясающую статью про почки.

– Вырежи ее, – посоветовал Бен и повернулся к Тэсс. – Возвращаешься в клинику?

– Да, прервала сеанс посредине. – Только сейчас Тэсс поняла, что пожертвовала пациентом ради Бена. – Как доктор, советую сразу же по окончании дел ехать домой. Я вернусь в половине седьмого и, может, смогу тебя побаловать, если тебе удастся уговорить меня…

– Что значит побаловать?

Не обращая внимания на его вопрос, Тэсс повернулась к Эду:

– Почему бы нам не поужинать вместе, детектив?

Эд сначала растерялся, но приглашение его явно обрадовало.

– Да, знаете ли… Спасибо.

– Эд у нас не больно красноречив с женщина ми. Приходи обязательно, Тэсс попотчует тебя бобами в сгущенном молоке. – Бен шагнул за порог, и его приятно обдало холодным воздухом. Действие укола закончилось, и руку начало дергать, как больной зуб.

– Ты где поставила машину? – Он уже обшаривал глазами стоянку в поисках машины сопровождения.

– Вон там.

– Эд, будь любезен, проводи даму до машины. – Бен слегка потянул Тэсс за отвороты пальто, прижал к себе и крепко поцеловал. – Спасибо, что пришла.

– Не за что.

Дождавшись, когда он отойдет к своему «мустангу», Тэсс повернулась к Эду:

– Присмотрите за ним?

– Разумеется.

Тэсс пошарила по карманам в поисках ключей:

– Тот, кто ранил Бена, мертв?

– Да. – Эд взял у нее ключи и весьма элегантно, как ей показалось, открыл дверцу. Тэсс посмотрела ему прямо в лицо: не надо слов, чтобы понять, кто спустил курок. Та система ценностей, в которой она была воспитана, кодекс, по которому жила, вступили на мгновение в конфликт с новым видением. Тэсс положила руку Эду на шею, притянула к себе и поцеловала.

– Спасибо, что спасли его. – Она села в машину, улыбнулась ему и захлопнула дверцу.

– Увидимся за ужином.

Почти влюбленный в Тэсс, Эд присоединился к напарнику:

– Если не пойдешь с ней к деду на День Благодарения, будешь последним сукиным сыном.

– Что-что? – Звук хлопнувшей дверцы вернул Бена к действительности.

– И не страшен тебе никакой дядя Джо, похлопывающий по плечу.

Эд повернул ключ зажигания. Двигатель взревел.

– Ты что, белены объелся?

– А ты, приятель, лучше смотрел бы себе под ноги, а то о пилу споткнешься.

– Пилу? Какую пилу?

– Фермер пилит бревно, – начал Эд, отъезжая от стоянки. – За ним наблюдает какой-то городской хлыщ. Звонит колокол, сзывая к ужину. Фермер делает шаг, но спотыкается о пилу и падает. Поднимается и продолжает пилить. Хлыщ спрашивает, почему он не идет на ужин. Фермер отвечает, что, поскольку он споткнулся о пилу, идти нет смысла, все равно все съедят.

Секунд десять Бен молчал.

– Теперь все ясно! Давай-ка разворачивайся, вернемся в больницу, и пусть тебя осмотрят.

– Я хочу сказать, что не нужно хлопать ушами, когда удача сама идет в руки, – упустишь. У тебя потрясающая женщина, Бен.

– Мне кажется, я и сам это понимаю.

– Ну а раз так, смотри не споткнись о пилу.