Текст книги "Перед падением"

– Все так говорят, – парировал Калпеппер, – пока рука не вошла по локоть.

Вечером, во время обеда, Бен был рассеян. Он снова и снова прокручивал в памяти свой разговор с Калпеппером.

– Все это ерунда, – сказал адвокат, когда гости ушли, и бросил леденец в корзину для мусора. – Это просто какие-то клоуны, которые пытаются надувать щеки.

– Они сказали, что могут копать месяцами, а то и годами, – напомнил Бен.

– Посмотри, что произошло с Эйч-эс-би-си. Их всего-навсего слегка отшлепали. Потому что, если бы им отмерили по закону, на всю катушку, у них пришлось бы отобрать лицензию. Но мы знаем, этого не случится. Банк слишком велик, чтобы его можно было закрыть, пересажав все руководство.

– Ты считаешь, что штраф в миллиард долларов – это легкий шлепок?

– Для Эйч-эс-би-си не так уж много. Прибыль банка за несколько месяцев работы. Ты знаешь это лучше, чем кто бы то ни было.

Однако Бена аргументы Калпеппера не убедили. Что-то в поведении агентов его насторожило. Они держались так, словно у них был припасен какой-то крупный козырь.

– Нам надо ужесточить режим. И предупредить всех, кто знает хоть что-нибудь, – надо держать рот на замке.

– Это уже сделано. Ты в курсе, сколько бумаг по поводу неразглашения нужно подписать, чтобы попасть на работу в эту фирму, даже если речь идет о должности секретаря в общей приемной? Это не компания, а чертов Форт-Нокс.

– Я не хочу в тюрьму.

– Господи, прекрати нести чушь. С чего ты решил, что тебе грозит тюрьма? Забудь об этом. Ты помнишь скандал вокруг манипуляций со ставкой ЛИБОР? Это был заговор стоимостью в триллионы долларов. Репортер задает помощнику генерального прокурора вопрос: «Речь идет о банке, который нарушал закон и прежде, так почему бы не принять более жесткие меры?» А помощник генпрокурора отвечает: «Я не знаю, что вы имеете в виду под еще более жесткими мерами».

– И все же эти типы пришли в мой офис, – не унимался Бен.

– Ну и что? Два агента сели в лифт и приехали на твой этаж. Да если на тебя действительно что-нибудь было, их бы ввалилась сюда целая сотня, да и держались они иначе.

Тем не менее, сидя в отдельном кабинете индонезийского ресторана в обществе Сары и Дженни, а также жениха дочери и ее родителей, Бен напряженно раздумывал: может, на самом деле агенты накопали против него что-то серьезное. Он жалел, что у него нет записи беседы с незваными гостями из министерства финансов. Если бы она имелась, Бен смог изучить ее внимательнейшим образом и определить, не проявились ли у него во время разговора внешние признаки беспокойства. Обычно ему прекрасно удавалось сохранять бесстрастный вид. Но на этот раз он опасался из-за характера беседы, что в какой-то момент мог дать слабину. Не выдали ли его морщинки вокруг глаз или складки у губ?

– Бен, – окликнула его Сара и прикоснулась к его руке. По выражению ее лица Киплинг понял, что его только что о чем-то спросили.

– Извините, я не расслышал. Здесь довольно шумно, – произнес он, хотя в помещении стоит почти полная тишина.

– Я сказал, что, по нашему мнению, инвестиции в недвижимость по-прежнему выгодное дело, – повторил Берт или Карл – в общем, отец Шейна. – И мне хотелось бы знать, что вы думаете по этому поводу.

– Это зависит от характера недвижимости, – отозвался Бен. – Но после урагана «Сэнди» я всем говорю: если вы приобретаете недвижимость на Манхэттене, покупайте ее где-нибудь на верхних этажах.

После этого Бен извинился и, избегая укоризненного взгляда Сары, вышел на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Он стрельнул сигарету у прохожего и закурил, стоя под ресторанным тентом. Накрапывал мелкий дождь. На мокрой мостовой отражались красные тормозные огни автомобилей.

– У вас не найдется еще одной сигареты? – спросил мужчина в водолазке, появившийся откуда-то из-за спины Бена.

Киплинг, обернувшись, окинул его взглядом. Мужчине за сорок. Он, видимо, богат, нос у него явно сломан, и, возможно, не один раз.

– Извините, нет. Я и эту-то позаимствовал.

Мужчина в водолазке пожал плечами и, выглянув из-под тента, посмотрел вверх.

– Там, в ресторане, одна молодая леди явно пытается привлечь ваше внимание, – заметил он.

Бен взглянул в окно и увидел Дженни. Она махала рукой. «Вернись к столу». Бен отвернулся.

– Это моя дочь, – пояснил он. – Сегодня вечером мы с женой знакомимся с родителями ее жениха.

– Мои поздравления, – без особого энтузиазма произнес мужчина.

Киплинг затянулся сигаретой и кивнул в знак благодарности.

– Когда речь идет о мальчиках, родители беспокоятся о том, чтобы они пораньше стали самостоятельными, – продолжил незнакомец. – Нашли свою дорогу в жизни. В годы моей молодости сыновей выпихивали из родного дома чуть ли не пинком, как только они достигали возраста, дающего им право голосовать на выборах. А иногда и раньше. Враждебное окружение – только оно может сделать из мальчика мужчину.

– Что случилось с вашим носом? – поинтересовался Киплинг.

Незнакомец улыбнулся.

– Мне дали совет: в первый же день найти в тюремной камере самого здорового бугая и врезать ему как следует. Разумеется, подобные действия не могли обойтись без последствий.

– Вы хотите сказать, что сидели в тюрьме? – спросил Киплинг, почувствовав, как у него резко участился пульс.

– Не здесь. В Киеве.

– Господи боже.

– А потом еще в Шанхае. Но по сравнению с Киевом это был курорт.

– Вам просто не повезло, или…

Губы мужчины снова растянулись в улыбке.

– Или со мной произошло что-то вроде несчастного случая? Нет, приятель. Наш мир – опасное место. Да вы ведь и сами это знаете, верно?

– Что? – переспросил Киплинг, ощутив, как вдоль позвоночника побежали мурашки.

– Я говорю, вы и сами знаете, что этот мир – опасное место. Бывает, в самое неподходящее время человек оказывается там, где ему лучше не появляться. И часто случается, что хороший человек поневоле делает плохие вещи.

– Простите, я не расслышал ваше имя.

– Может, лучше я дам вам свой аккаунт в Твиттере? Или вы предпочитаете подписаться на мою страничку в Инстаграме?

Киплинг бросил окурок на тротуар. Как только он это сделал, у тротуара прямо перед рестораном затормозил и остановился черный автомобиль, рыча мотором на холостом ходу.

– Рад был побеседовать с вами, – проговорил Бен.

– Погодите, мы еще не закончили, хотя нам осталось совсем немного.

Киплинг повернулся, чтобы прошмыгнуть в дверь, но мужчина загородил ему дорогу. Он не пытался остановить Бена – просто стоял так, что нельзя было обойти.

– Моя жена… – начал Бен.

– С ней все в порядке, – перебил неизвестный. – Скорее всего, сейчас она думает, что ей заказать на десерт. Возможно, предпочтет меренги. Так что у вас есть возможность еще немного подышать воздухом – или прокатиться на машине. Вам выбирать.

Сердце Киплинга отчаянно колотилось. Он уже успел забыть, как возникает подобный страх. Нет, это не просто страх, а отчетливое осознание того, что он подобно всем смертен.

– Послушайте, – произнес он, – я не знаю, что у вас на уме…

– Вам сегодня нанесли визит. Это было вроде предупредительного звонка. Я нарочно говорю намеками. Так вот, эти типы, возможно, вас напугали.

– На меня что, специально давят, или…

– Не надо волноваться. Пока проблем у вас нет. С ними – возможно, но не с нами. Во всяком случае, пока.

Киплинг мог только предполагать, кого мужчина имел в виду под словом «мы». Однако в целом вполне понимал ситуацию. Хотя он всегда имел дело лишь с посредниками, в крайнем случае с «белыми воротничками» преступного мира, главный рывок в своей карьере сделал в фирме, имеющей дело с очень специфическими финансовыми потоками, и хорошо понимал их характер. Недавний визит к нему представителей контролирующих органов был лишь еще одним свидетельством того, что эти финансовые потоки были незаконными и имели весьма темное происхождение. Если выражаться прямо, Бен занимался отмыванием денег для стран, спонсирующих терроризм, таких как Иран и Йемен, или убивающих собственных граждан, например, как Судан. И делал он это из своего углового кабинета небоскреба, находившегося в деловом центре Нью-Йорка. Потому что, имея дело с миллиардами долларов, можно заниматься такими операциями совершенно открыто. Создавать фирмы-однодневки, переводить деньги по много раз из компании в компанию, со счета на счет до тех пор, пока отследить их изначальное происхождение становится невозможным и грязные деньги не превращаются в совершенно чистые.

– Проблем в самом деле никаких, – сказал Бен, обращаясь к мужчине в водолазке. – Ко мне приходили двое молодых парней, изнывающих от служебного рвения. Но у нас все под контролем – не на их уровне, а выше, там, где в самом деле решаются вопросы.

– Нет, – возразил мужчина, – там у вас тоже есть кое-какие проблемы. Произошли некоторые изменения в политике контролирующих органов. Они получили новые указания. Паниковать не надо, но…

– Послушайте, – перебил собеседника Бен. – Мы в этом деле лучшие. Поэтому тем, на кого вы работаете…

Киплинг замолчал, наткнувшись на ледяной взгляд.

– О них лучше не упоминать, – жестко произнес незнакомец.

Бен почувствовал, как волна озноба пробежала по его позвоночнику.

– Я только хочу сказать, что вы можете доверять нам, – с трудом выдавил он. – То есть мне. Я гарантирую всем своим клиентам, что проблем у них не будет. Ни у кого из них не возникнет осложнений с федералами. И Барни Калпеппер всегда говорит то же самое, а уж он-то в этих делах дока.

Мужчина бросил на Бена подозрительный взгляд, который выражал примерно следующее: «Может, я тебе верю, а может, и нет». Впрочем, вполне возможно, что незнакомец хотел сказать нечто другое: «Эти вопросы не в твоей компетенции».

– Ваше дело – защищать деньги, – заявил он после несколько затянувшейся паузы. – Это главное. И не забывайте, кому они принадлежат. Возможно, вы действительно отмываете их так, что их нельзя связать с нами. Но это вовсе не означает, что эти деньги ваши.

Бен в ту же секунду понимает намек. Похоже, его считают вором.

– Разумеется. Это само собой.

– У вас обеспокоенный вид. Это не очень хорошо. Все в порядке. Может, хотите, чтобы я вас обнял или похлопал по плечу? Все, что я хочу сказать, – не забывайте о самых важных вещах. Ваша задница дело десятое. Главное – это деньги. Если вам придется сесть в тюрьму – что ж, сядете в тюрьму. Захотите повеситься – возможно, это будет не самой плохой идеей.

Мужчина вынул из кармана пачку сигарет и губами достал из нее одну.

– А пока идите и закажите себе на десерт флан, – закончил он. – Не пожалеете.

Затем человек в водолазке подошел к черному седану с открытой дверцей и сел в него. Киплинг в оцепенении смотрел, как машина отъезжала.

В ПЯТНИЦУ ОНИ ОТПРАВИЛИСЬ НА МАРТАС-ВАЙНЪЯРД. У Сары был запланирован благотворительный аукцион. Во время поездки на пароме она пилила мужа за неудавшийся обед с родителями их возможного зятя. Киплинг извинился. «Это все из-за работы», – объяснил он. Но жена уже слишком много раз слышала подобные объяснения.

– В таком случае бросай свою работу, – предложила Сара. – Если она вызывает у тебя такой стресс, плюнь на нее. Мы имеем столько денег, что нам просто не под силу их потратить. И вообще, мне кажется, мы могли бы продать свои апартаменты или яхту. Честное слово, от них больше проблем.

Слова Сары вызвали у Бена приступ негодования – похоже, она совсем не ценит деньги, которые он заработал и продолжает зарабатывать. Она говорит так, словно все его усилия, весь накопленный им опыт, все искусство заключения сделок ничего не стоят.

– Дело не только в деньгах, – возразил он. – У меня есть обязательства.

Сара замолчала. Продолжать спор ей не хотелось. Она могла бы спросить: «А как насчет твоих обязательств передо мной? Или перед Дженни?» Но Сара этого не сделала. Она понимает, что вышла замуж за вечный двигатель, за машину, которая, перестав функционировать, больше уже не заработает никогда. Работа для Бена – это все. Чтобы смириться, Саре потребовалось пятнадцать лет и услуги трех психотерапевтов. Она уверена, другого выхода у нее не было – это что-то вроде ключа к семейному счастью. Но иногда, вспоминая об этом, Сара все еще чувствовала душевную боль.

– Я ведь немного прошу, – проговорила она. – Ужин с родителями Шейна был важен.

– Знаю, и мне очень жаль, – отозвался Бен. – Я приглашу отца парня в клуб, мы с ним сыграем в гольф. Поговорю с ним по-доброму, и он в тот же день станет председателем нашего фан-клуба, вот увидишь.

– Важнее наладить отношения с матерью Шейна. А она, насколько я могу судить, настроена вовсе не позитивно. По-моему, она считает нас людьми, которые думают, что могут купить все на свете, даже место в раю.

– Так и было сказано?

– Нет, но я чувствую, что она так думает.

– Ну и черт с ней.

Сара стиснула зубы. Это очень типично для Бена – отмахиваться от тех, кому он по каким-то причинам не нравится. Она уверена, что так действовать нельзя, поскольку это создает стену между Беном и другими людьми.

– Ты не прав, – сказала она. – Мы должны работать над собой, становиться лучше.

– Как это – лучше?

– Как люди.

У Бена едва не вырвался резкий ответ, но его остановило выражение лица жены. Оно было очень серьезным. Сара совершенно искренне считала, что они с Беном – плохие люди уже только потому, что богаты. Это противоречило всему тому, в чем твердо убежден Бен Киплинг. Взять, к примеру, Билла Гейтса, подумал он. Половину своего состояния этот человек еще при жизни потратил на благотворительность. Миллиарды долларов. Разве он не лучше, чем какой-нибудь приходской священник? Или, скажем, Ганди? И разве они, Бен и Сара Киплинг, ежегодно отдающие миллионы долларов на добрые дела, не лучше тех, кто жертвует, ну скажем, тысяч по пятьдесят?

В воскресенье утром Сара проснулась рано. Она похлопотала какое-то время на кухне, прикидывая, что нужно купить, затем надела прогулочные туфли, взяла плетеную корзину и отправилась пешком через остров на фермерский рынок. Воздух был теплым и влажным. Линия горизонта над морем уже порозовела. Сара прошла мимо покосившихся почтовых ящиков в конце улицы и свернула на другую, ведущую к главной. Ей нравился легкий хруст гравия под ногами. В Нью-Йорке всегда так шумно, что услышать звук собственных шагов невозможно – его поглощают рев автомобильного движения и гул подземки. А на Мартас-Вайнъярд Сара без труда слышала собственное дыхание и даже шорох, с которым ее волосы касаются воротника легкого жакета.

На рынке, несмотря на ранний час, было уже многолюдно. В воздухе ощущался дурманящий запах перезрелых, немного помятых фруктов, спрятанных под прилавками, подальше от людских глаз. Их торговцы предпочитали не показывать покупателям, хотя всем прекрасно известно, что чуть подпорченные, слегка надклеванные птицами фрукты и ягоды гораздо слаще. Рынок работал по выходным дням, причем продавцы всякий раз занимали за прилавками разные места. Впрочем, торговец цветами, как правило, предпочитал располагаться вместе со своим товаром в центре, а пекарь – поближе к берегу моря. Бен и Сара посещали рынок вот уже пятнадцать лет. В этот период они сначала арендовали недвижимость на острове, а затем, когда на них снизошло богатство, приобрели дом современной архитектуры с видом на океан.

Всех местных фермеров Сара знала по именам. Она видела, как росли их дети. Расхаживая между прилавками в толпе людей – одни приехали на уик-энд, а другие жили на острове постоянно, – Сара не столько делала покупки, сколько наслаждалась ощущением того, что она на Мартас-Вайнъярд – своя. Они с мужем собирались отправиться в Нью-Йорк на дневном пароме, поэтому покупать что-нибудь, кроме пары груш, не имело смысла. Но не побывать на фермерском рынке в воскресное утро Сара просто не могла. Когда в выходные дни рынок не открывали из-за дождя, она чувствовала себя какой-то неприкаянной и беспокойно слонялась по улицам города, словно искала сама не зная что.

Сара остановилась перед прилавком с кресс-салатом. После того злополучного обеда с родителями жениха их дочери они с Беном поругались. Ссора была короткой, но бурной. Сара выразила супругу все свое недовольство по поводу его рассеянности и холодности, а также неожиданного исчезновения в разгар столь важного мероприятия. Она дала Бену понять, что больше не намерена мириться с его эгоизмом. В конце концов, сказала она, мир существует не только для того, чтобы удовлетворять желания и потребности Бена Киплинга, и если он собирается общаться только с теми людьми, которые близки ему по интересам, то ему следует поискать другую жену.

Бен, что было для него совершенно не характерно, выглядел виноватым. То и дело просил у жены прощения, беря ее за руку и говоря, что она совершенно права и он сделает все возможное, чтобы подобное никогда больше не повторилось. Тем самым он совершенно обезоружил Сару. Она давно уже привыкла обращаться к его затылку, но на этот раз Бен смотрел ей прямо в глаза. Он признал, что в самом деле долгое время воспринимал все, что она делала для него, да и многое другое, как само собой разумеющееся. Что часто бывал высокомерным. Описывая свое поведение, он даже употребил слово «гордыня». Но теперь, заявил Бен, все изменится. При этом у него был испуганный вид, из чего Сара сделала вывод – ее угроза возымела действие и супруг поверил, что жена может его бросить. Правда, сама она не очень ясно представляла, как стала бы жить без него. Чуть позже ей стало казаться, что страх потерять все возник в душе Бена еще до их ссоры.

Ночью же, после того как она увидела в глазах мужа искреннее раскаяние, Сара, лежа с ним в постели, подумала, что в их браке начинается новая глава. Голова Бена покоилась на ее груди, его руки гладили ее бедра, и Сара решила – это не что иное, как возрождение. Они проговорили допоздна о том, что им нужно хорошо отдохнуть – например, съездить на месяц в Европу. Супруги представляли, как они, держась за руки, словно новобрачные, будут бродить по улицам Умбрии. После полуночи Бен открыл свою шкатулку из красного дерева, выкурил небольшую дозу марихуаны. Сара последовала его примеру – впервые после рождения Дженни. После этого они долго хихикали, словно дети, сидя на кухонном полу рядом с открытым холодильником, и поедали клубнику, доставая ее руками из пластикового контейнера.

Сара миновала прилавки с огурцами и зеленым луком, затем выставленные корзиночки с черникой, ежевикой и малиной и остановилась около торговца кукурузой. Взяв в руку початок, она осторожно отогнула листья, чтобы ощутить под пальцами мягкие, шелковистые кукурузные рыльца, прикрывающие зерна. В этот момент весь окружающий мир для нее исчез, уступив место другому, где нет ни богатых, ни бедных. В сознании Сары мелькнула фраза, которая была хорошо знакома и в то же время показалась ей открытием: «Все мы равны перед лицом природы».

Оглядевшись, Сара увидела неподалеку от себя Мэгги Уайтхед. Она разговаривала с каким-то мужчиной лет сорока, приятным внешне, в джинсах и футболке, поверх которой был надет старый синий кардиган. У мужчины были довольно длинные волосы, которые он время от времени небрежно отбрасывал рукой назад.

Сознание Сары, которая в этот момент все еще пребывала в каком-то оцепенении, работало медленно. Сначала она поняла, что знает женщину, стоящую неподалеку от нее. Затем вспомнила, что это Мэгги, жена Дэвида Уайтхеда и мать двоих детей. И лишь после этого она обратила внимание на мужчину – он улыбался и, пожалуй, стоял слишком близко к Мэгги. В их общении было что-то необычное, интимное. Потом Мэгги, обернувшись, увидела Сару и подняла к глазам ладонь, словно моряк, осматривающий линию горизонта.

– Эй, привет, – сказала она, и в ее тоне прозвучали искренние радость и дружелюбие. Мэгги повела себя совсем не так, как обычно ведут себя замужние женщины, которых застали флиртующими с посторонним мужчиной. Почувствовав это, Сара решила, что ее первое впечатление было ложным.

– Я знала, что могу встретить вас здесь, – продолжала Мэгги. – Познакомьтесь, это Скотт.

Мужчина приветственным жестом поднял ладонь.

– Добрый день, – сказала Сара. – Вы меня знаете, Мэгги. Я обожаю бродить между прилавками и трогать фрукты и овощи.

– Вы едете в Нью-Йорк сегодня?

– Да, думаю, трехчасовым паромом.

– Нет-нет, пожалуйста, не надо. Мы заказали самолет. Полетели с нами!

– Вы серьезно?

– Конечно. То же самое я только что говорила Скотту. Ему тоже сегодня вечером нужно возвращаться в город.

– Я собирался идти пешком, – заметил Скотт.

– Но мы ведь на острове, – нахмурилась Сара.

– Это шутка, – улыбнулась Мэгги.

Сара почувствовала, что краснеет.

– Ну конечно, – сказала она и принужденно рассмеялась. – Иногда я туго соображаю.

– В общем, я приглашаю и вас, и Бена. Будет весело. Можно будет выпить и поболтать о чем-нибудь – например, об искусстве. Кстати, Скотт – художник.

– Неудавшийся, – вставил Скотт Бэрроуз.

– Вовсе нет. Разве вы не говорили мне, что на следующей неделе должны встретиться с несколькими владельцами галерей?

– Скорее всего, эти встречи окажутся безрезультатными.

– А что вы рисуете? – спросила Сара.

– Катастрофы, – ответил Скотт.

На лице Сары появилось озадаченное выражение, поэтому Мэгги объяснила:

– Скотт пишет картины, на которых изображены несчастные случаи, о которых сообщают в новостях, – крушения поездов, обрушения домов и другие ужасы такого рода. Его работы гениальны.

– На мой взгляд, они ужасные, – возразил Скотт.

– Я бы с удовольствием на них посмотрела, – вежливо заметила Сара, хотя слово «ужасные», по ее мнению, лучше всего подходит к описанию картин, о которых только что рассказали.

– Вот видите? – Мэгги укоризненно глянула на Скотта.

– Ваша знакомая просто проявляет вежливость. Но мне приятны ее слова.

Скотт явно собирался сказать что-то еще, но Сара сменила тему разговора.

– И когда вы собираетесь лететь? – поинтересовалась она, обращаясь к Мэгги.

– Я вам напишу, – ответила та, – но, думаю, где-нибудь около восьми вечера. Долетим до Тетерборо, а оттуда уж как-нибудь доберемся до города. Обычно к десяти тридцати мы в таких случаях уже бываем дома.

– Ой, это было бы прекрасно! – радостно воскликнула Сара. – Стоит только подумать о воскресных пробках, и мне становится плохо. Спасибо за приглашение. Бен будет просто в восторге.

– Вот и хорошо, – улыбнулась Мэгги. – Я очень рада. Для этого и существуют самолеты, верно?

– Я этого не знал, – вставил Скотт.

– Не вредничайте, – попросила Мэгги. – Вы ведь тоже летите.

Она смотрела на Скотта с лукавой, дразнящей улыбкой. Глядя на Мэгги, Сара решила, что все дело в ее приветливости и общительности. Что же касается Скотта, то он своим поведением никоим образом не давал понять, что они с Мэгги не просто знакомые.

– Я подумаю над этим, – отозвался Скотт. – Спасибо.

Он вежливо улыбнулся обеим женщинам и отошел. Сара подумала, что Мэгги тоже отправится по своим делам, но та медлила, и Сара решила из вежливости продолжить разговор:

– Где вы с ним познакомились?

– Со Скоттом? Да прямо здесь. Он всегда пьет кофе у Гейба, а я часто бываю там с детьми. Рэйчел обожает маффины, которые там подают. Как-то раз мы разговорились.

– Он женат?

– Нет. Хотя, кажется, когда-то был помолвлен. Мы с детьми однажды были у него в гостях и смотрели его картины. Они очень необычные. Я постоянно уговариваю Дэвида купить что-нибудь из работ Скотта, но он говорит, у него слишком нервная работа, поэтому ему не хочется смотреть на всякие ужасы еще и дома. Сказать по правде, они и в самом деле производят тяжелое впечатление.

– Могу себе представить.

– Да уж.

Они еще несколько секунд постояли молча среди сновавших мимо людей.

– Как у вас дела? Все хорошо? – поинтересовалась Сара.

– Да, все в порядке. А у вас?

Сара вспомнила утренний поцелуй Бена и улыбнулась.

– И у нас тоже.

– Отлично. Что ж, встретимся в самолете?

– Да. Еще раз спасибо.

– До вечера.

Мэгги послала в сторону Сары быстрый воздушный поцелуй и ушла. Сара посмотрела ей вслед, а затем отправилась искать клубнику.

В это время Бен сидел на заросшей плющом террасе, отделанной специально обработанной древесиной. Перед ним на столе добрая дюжина небольших бейглов – с копченой лососиной, грунтовыми помидорами, каперсами и мягким домашним сыром. Удобно устроившись на плетеном стуле, Бен читал «Санди таймс» и пил капучино, время от времени поглядывая на волны. В лицо ему дул легкий ветерок с океана. Все выходные он обменивался электронными письмами с Калпеппером, используя эзопов язык и эмограммы, чтобы тексты писем нельзя было использовать в качестве улик, если правоохранители взломают его почту.

В море покачиваются на волнах парусные лодки и яхты. Калпеппер также в иносказательных выражениях сообщил Бену о попытке через свои каналы выяснить, что именно в деятельности фирмы привлекло внимание правительства и федеральные агенты пытаются раскопать. «Похоже, у них есть ключ, который скармливает им всякую грязь».

Бен вытер с подбородка остатки помидора и доел свой первый бейгл. Осведомитель? Неужели Калпеппер хотел сказать именно это? Бен вспомнил мужчину в водолазке, которому когда-то сломали нос в киевской тюрьме. Неужели разговор с этим типом ему не приснился?

На террасу вышла Сара, несущая половинку грейпфрута. Бен еще только встал, а его жена уже успела пройтись по округе.

– Паром отбывает в три тридцать, – сообщил он. – Значит, мы должны быть на пристани в два сорок пять.

Сара протягивает ему салфетку и садится за стол.

– Я встретила на рынке Мэгги.

– Уайтхед?

– Да. С каким-то художником. То есть не то чтобы с ним – просто они разговаривали.

– Угу, – пробурчал Бен, уже готовый к тому, чтобы на время отключиться и не слушать болтовню жены.

– Мэгги сказала, что сегодня в их самолете есть свободные места.

Слова Сары привлекли внимание Бена.

– Она что, пригласила нас лететь с ними?

– Да. Хотя, если ты уже настроился плыть на пароме, принимать приглашение не обязательно. Но ведь знаешь, какие по воскресеньям пробки на дорогах.

– Да нет, предложение весьма соблазнительное. Ты уже дала согласие?

– Я ответила, что поговорю с тобой и, скорее всего, ты согласишься.

Бен откинулся на спинку стула. Он собрался послать сообщение своему помощнику, чтобы тот отправил машину в аэропорт Тетерборо, и уже достает телефон, чтобы сделать это. Но тут ему в голову пришла еще одна мысль.

Дэвид. Он может поговорить с ним. Разумеется, не вдаваясь в детали, но так, чтобы тот понял – у него, Бена Киплинга, серьезные проблемы. Может, Дэвид посоветует ему, что делать? Стоит ли ему нанять кризис-менеджера? Или начать искать козла отпущения? Кроме всего прочего, у Дэвида хорошие связи в исполнительных органах власти. Если министерство юстиции получило новые указания или инструкции, возможно, Дэвид сможет выяснить, какие именно.

Бен отложил недоеденный бейгл, вытер руки о штанины и встал.

– Пойду прогуляюсь до пляжа. Мне надо кое-что обдумать, – произнес он.

– Если ты подождешь минутку, я пройдусь с тобой, – предложила Сара.

Бен уже открыл рот, чтобы сказать, что ему нужно сосредоточиться, но удержался. Он все еще чувствовал вину за неудавшийся обед в обществе жениха дочери и его родителей. В конце концов он согласно кивнул и отправился в дом, чтобы обуться.

Машина приехала за ними в начале девятого вечера. Бен и Сара устроились на заднем сиденье, в зоне, охлаждаемой кондиционером. Автомобиль покатил по дороге в сгущающихся сумерках. Оранжевый желток солнца уже наполовину погрузился во взбитый белок облаков на горизонте. Бен раздумывал над тем, как он перейдет к интересующей его теме и что именно скажет Дэвиду. «О кризисе речь не идет, но, может, ты слышал о каких-то нововведениях, исходящих из Белого дома, которые могут повлиять на рынок в целом?» Нет, это слишком сложный заход. Может, просто спросить: «У нас ходят слухи о каких-то новых указаниях – ты можешь подтвердить их или опровергнуть?»

Бен вспотел, хотя температура в салоне автомобиля немногим больше двадцати градусов. Сидевшая рядом с Беном Сара восторженно любовалась закатом. Бен ласково пожал ее руку, и жена ответила ему улыбкой.

Когда позвонил Калпеппер, Бен выбрался из машины на бетон летного поля. На аэродром опустился густой туман.

– Кажется, началось, – сообщил Калпеппер в тот самый момент, когда Бен принял от водителя свой небольшой чемодан.

– Что именно?

– Подготовка к предъявлению обвинений. Мне это птичка на хвосте принесла.

– И когда все произойдет?

– Утром. Федералы будут действовать жестко, если потребуется – с применением силы, прикрываясь ордерами на обыск. Мне звонил Лерой. Ситуация дерьмовая. Ему на этот раз придется принять сторону президента. «Нам нужно послать Уолл-стрит сигнал», – так он сказал. Или что-то в этом роде. Я отправил добрую сотню человек, чтобы спрятать все концы. Сейчас они этим занимаются.

– Концы?

– Ну да. А ты как думал?

Бен ощутил озноб. Сейчас его способность к креативному мышлению оказалась полностью парализована.

– Господи, Барни, ты можешь четко сказать, что происходит?

– Не по телефону. Но по моим данным – примерно то же самое, что происходило в СССР при Сталине. Но учти, ты ничего не знаешь. Для тебя это обычный воскресный вечер.

– И что я должен…

– Ничего. Езжай домой, прими успокаивающую таблетку и ложись спать. Утром надень приличный костюм, смажь каким-нибудь кремом запястья и отправляйся в контору. Они собираются арестовать тебя в офисе. Тебя, Гувера, Табиту и далее по списку. Адвокаты попытаются добиться, чтобы тебя выпустили под залог, но федералы упрутся и постараются продержать под замком по максимуму.

– В тюрьме?

– Нет, в магазине «Бест Бай». Конечно, в тюрьме. Но не волнуйся. У меня везде есть неплохие контакты.

Калпеппер вешает трубку. Бен, стоящий на летном поле, уже не чувствовал теплого ветерка, не замечал встревоженного взгляда Сары. В одно мгновение весь окружающий мир для него изменился. Все теперь выглядело иначе – и клочья тумана, проплывавшие над головой, и тень самолета на бетоне. Бену казалось, что над аэродромом вот-вот появится вертолет, из которого высадится группа спецназа.

«Началось, – подумал он. – Самый худший сценарий стал реальностью. Меня арестуют и предъявят обвинение».

– Господи, Бен, на тебе лица нет, – проговорила Сара.

Неподалеку от них двое техников заканчивали осмотр и обслуживание самолета.

– Все в порядке, – откликнулся Бен, изо всех сил стараясь взять себя в руки. – Просто появились кое-какие плохие новости на рынке. Из Азии.

Техники отсоединили от фюзеляжа гибкий шланг. Они одеты в комбинезоны цвета хаки и такие же кепки с длинными козырьками, которые делают их лица практически неразличимыми. Один из них, отойдя на несколько шагов от топливной магистрали, достал из кармана пачку сигарет и закурил. Оранжевый огонек осветил его нос и щеки. Бен, прищурившись, вгляделся в его черты. «Неужели это…» Додумать мысль он не успел – огонек зажигалки погас, и лицо техника снова погрузилось в темноту. Нервы Бена были настолько напряжены, что опасность мерещилась ему повсюду. Пульс его все учащался, и он начал дрожать словно в лихорадке, несмотря на жару.