Текст книги "Перед падением"

Сокол встает первой. Она выходит на кухню в халате, держа на руках Воробья. Кофейная машина, запрограммированная на нужное время, уже сварила ароматный напиток. Затем вниз спускается Рэйчел. Она прямиком направляется в гостиную и включает мультики. Кондор появляется последним, примерно через час, с газетой в руках.

После завтрака к нему подходит Джил.

– Мистер Уайтхед, вы не против, если я проведу инструктаж прямо сейчас?

Кондор смотрит на него поверх специальных очков, которые он надевает, когда читает.

– Мне следует беспокоиться?

– Нет, сэр, речь идет об обычном недельном обзоре.

Кондор кивает и встает. Он знает, что Джил не любит говорить о делах в неформальной обстановке. Мужчины переходят в кабинет Уайтхеда. Полки шкафов в нем плотно заставлены книгами. На стенах развешаны старые карты и фотографии Кондора в обществе знаменитостей – Нельсона Манделы, Владимира Путина, Джона Маккейна, актера Клинта Иствуда. На столе стоит стеклянный футляр, в котором находится бейсбольный мяч с автографом Криса Чемблисса.

– Сэр, вы хотите, чтобы я включил Интерком, чтобы брифинг носил более официальный характер?

– Господи, конечно, нет. Просто расскажите мне вкратце, что и как.

Кондор уселся за стол, взял старый футбольный мяч и, рассеянно перебрасывая его из руки в руку, стал слушать Джила.

– Перехвачено шестнадцать угроз, отправленных по каналам электронной почты – в основном по общедоступным корпоративным адресам. После очередной замены ваших личных адресов в персональной почте ничего подобного не обнаружено. Однако в последнее время в целом отмечается увеличение количества угроз, направленных против американских медийных компаний. Наши люди работают в тесном контакте с организациями, занимающимися обеспечением внутренней безопасности, чтобы быть в курсе последних событий.

– Вы ведь служили в израильской армии, верно? – спросил, воспользовавшись паузой, Кондор, продолжая жонглировать мячом.

– Да, сэр.

– В пехоте или…

– Есть вещи, о которых я не имею права говорить, сэр. Могу лишь сказать, что служил в армии и выполнял свой долг, – давайте ограничимся этим.

Кондор в очередной раз перебросил мяч из руки в руку, но не удержал его. Мяч подпрыгнул, отскочив от пола, по сложной траектории прокатился по полу и исчез под портьерой.

– Есть ли какие-нибудь прямые угрозы? – поинтересовался Кондор. – Что-то вроде: «Дэвид Уайтхед, мы собираемся тебя прикончить»?

– Нет, сэр. Ничего такого.

– Ладно. А этот парень? Тот, о котором мы никогда не говорим, укравший мою дочь? Он когда-нибудь обещал пустить кровь сотрудникам медийных корпораций? Отправлял электронные письма с угрозами? Похоже, нет. Этот ублюдок просто решил, что мы достаточно богаты. Он очень хотел денег и без колебаний убил няню.

– Да, сэр.

– Что вы предпринимаете, чтобы защитить нас от подобных типов? Тех, кто не посылает угроз.

Если Джил и почувствовал недовольство Дэвида Уайтхеда, он никак этого не показал. По его мнению, клиент задал резонный вопрос.

– Оба дома вполне безопасны. Машины, которыми вы пользуетесь, имеют броневую защиту. Мероприятия по обеспечению охраны организованы таким образом, что они заметны со стороны. Если они выберут в качестве цели вас или членов вашей семьи, то первым делом увидят нас. Тем самым мы посылаем им ясный сигнал: есть более уязвимые цели.

– Но вы можете стопроцентно гарантировать нашу безопасность?

– Нет, сэр.

Кондор кивнул. Разговор закончился. Джил направился к двери.

– Вот что, чуть не забыл, – окликнул его Кондор. – Миссис Уайтхед пригласила Киплингов лететь с нами.

– Бена и Сару?

Кондор кивнул.

– Я дам знать экипажу, – сказал Джил.

Он давно пришел к выводу, что хороший телохранитель должен напоминать зеркало, способное верно отражать происходящее. Клиент хотел знать, что охрана всегда рядом.

Разумеется, Джил, будучи профессионалом, прочел досье похитителя. Более того, многие его фрагменты он и сейчас мог бы процитировать по памяти. Джил даже переговорил с агентами, которые участвовали в операции по освобождению ребенка, чтобы прояснить для себя кое-какие детали. Например, как вели себя главные охраняемые лица? Сохранял ли Кондор, находившийся в состоянии сильнейшего напряжения, внешнее хладнокровие или проявлял несдержанность? Поддалась ли Сокол панике, была ли она сломлена горем или же, наоборот, показала твердость характера? Похищение ребенка в работе Джила было, пожалуй, самым тяжелым вариантом, хуже, чем смерть. Хотя следовало признать, что, если украденных детей и удавалось найти, в девяти случаях из десяти они оказывались мертвыми. Пропажа ребенка отключала у родителей инстинкт самосохранения. Их собственная жизнь и здоровье, материальное благополучие – все отходило на второй план. Это делало людей неадекватными. Поэтому зачастую главной проблемой при похищении ребенка становились именно родители.

В случае с Дроздом факты были таковы. За 24 часа до похищения няня ребенка, Франческа Батлер, все называли ее Франки, была захвачена, вероятно, когда возвращалась из кинотеатра. Преступник путем угроз или применения силы выведал у нее информацию о плане дома, который арендовали Уайтхеды, а также об их распорядке дня. Особенно важными для него были сведения о том, в какой комнате обычно находилась девочка. В ночь похищения между 00:30 и 1:15 преступник установил взятую из сарая приставную лестницу у окна гостевой комнаты. Судя по следам на раме, запертое окно он вскрыл с наружной стороны с помощью ломика – дом был старый, окна в нем не меняли много лет, а потому рамы деформировались, и между ними имелся зазор.

В дальнейшем следствие пришло к выводу, что преступник, похитивший ребенка, действовал в одиночку, впрочем, по этому поводу было немало споров. Согласно официальной версии, похититель приставил лестницу к стене, взобрался по ней на второй этаж, вскрыл окно, проник в комнату, взял ребенка и, держа его в руках, спустился вниз. Лестницу он убрал обратно в сарай, а девочку увез или унес в неизвестном направлении. Правда, возникал вопрос: куда преступник, возясь с лестницей, дел ребенка – посадил в машину? По словам родителей, Рэйчел исчезла. Однако Джил прекрасно знал, что никто не пропадает бесследно.

В данном случае похититель-одиночка попросту перенес Рэйчел Уайтхед (Дрозда) через улицу и спрятал ее в доме, где шли ремонтные работы, – на чердаке, где в дневное время стояла страшная жара. Еду для девочки он держал в переносном холодильнике из красного пластика. Вода поступала на чердак по шлангу, присоединенному к крану в ванной комнате на втором этаже. Тело няни, Франчески Батлер, лежало на первом этаже, накрытое листами картона.

Именно из этого ремонтируемого дома похититель, 36-летний бывший заключенный Уэйн Р. Мэйси, наблюдал за тем, что происходило в жилище Уайтхедов, расположенном на другой стороне улицы. Теперь, когда с момента похищения прошло несколько лет, Джил знает, что, вопреки мнению следствия, действия Мэйси не были частью тщательно спланированного заговора. Когда речь идет о таком человеке, как Дэвид Уайтхед, обладателе многомиллионного состояния и видном общественном деятеле, логично было предположить, что похититель руководствовался особыми, нестандартными мотивами. Кроме того, Мэйси должен был ясно представлять, кто тот человек, против которого направлено совершаемое им преступление, и насколько обширными возможностями он обладает. Однако факт оставался фактом: Мэйси, похоже, знал лишь о том, что Дэвид Уайтхед богат и его никто не охраняет. Он отсидел срок в Фолсомской тюрьме за вооруженное ограбление и вернулся на Лонг-Айленд в надежде начать новую жизнь. Но, как говорится, благими намерениями вымощена дорога в ад. Уэйн любил выпить, а потому часто менял место работы, будучи не в состоянии удержаться где-либо на протяжении продолжительного времени. А потом, в один прекрасный день, таская мешки с мусором на заднем дворе магазина «Дэйри Куин», он подумал: «Кого я пытаюсь обмануть – самого себя? Пришло время самому решать свою судьбу».

Мэйси решил сорвать большой куш, похитив ребенка богатых родителей. Поначалу он присматривался к двум другим семьям, но затем решил выбрать иную цель. Причины были просты: в обоих случаях мужчины почти все время находились дома, к тому же жилые помещения оборудованы охранными системами. Потом его внимание привлекли Уайтхеды. Их дом стоял на тихой, малолюдной улочке, он не охранялся людьми и не имел защитных устройств. Внутри его почти все время находились две женщины и ребенок.

Члены следственной группы пришли к выводу, что Франки была убита в тот же вечер, когда ее похитили, после того как преступник получил от нее все необходимые сведения. На теле жертвы обнаружили следы жестоких истязаний, а также сексуального контакта, возможно, происшедшего уже после ее смерти.

Ребенок был похищен восьмого июля после полуночи, точнее – в 0:45. Девочка находилась в руках преступника в течение трех дней.

Ответ пришел, когда Уайтхеды уже ехали на аэродром. Его передали охранникам, ехавшим в головной машине, а те, в свою очередь, – Джилу. Тот через наушник выслушал короткий доклад с непроницаемым лицом.

– Сэр, – произнес он наконец. В его голосе было нечто такое, что заставило Дэвида Уайтхеда насторожиться. Взглянув на телохранителя, он молча кивнул.

Дети на заднем сиденье казались очень возбужденными – они всегда нервничали перед полетом на самолете.

– Рэйчел, Джей-Джей, потише, – сказал Дэвид, придав лицу строгое выражение. Мэгги это заметила.

– Рэйчел, хватит, – одернула она дочь.

Девочка обиженно надулась, но перестала щекотать Джей-Джея, чем до этого занималась на протяжении добрых пяти минут. Ее брат, не остававшийся в долгу, был значительно младше и потому не понял, что игра закончена. Он снова ткнул сестру пальцем и радостно засмеялся.

– Перестань, – плаксивым голосом запротестовала Рэйчел.

Кондор наклонился к Джилу так, чтобы тот мог говорить ему в ухо.

– Возникла проблема с вашим гостем, – сказал телохранитель.

– С кем, с Киплингом? – уточнил Кондор.

– Да, сэр. Наши люди провели обычную проверку и кое-что выяснили.

Кондор промолчал, однако нетрудно было догадаться, какой вопрос он хотел задать. Что именно?

– Наши друзья в государственных органах сообщили, что завтра мистеру Киплингу может быть предъявлено обвинение.

Лицо Кондора резко побледнело.

– Господи, – тихо пробормотал он.

– Информация о том, что именно ему собираются инкриминировать, является закрытой. Однако наши аналитики полагают, что мистер Киплинг, возможно, занимался отмыванием денег в интересах государств, враждебных США.

Кондор задумался. «Государств, враждебных США». Через несколько секунд до него дошло: он вот-вот предоставит место в своем самолете врагу Америки, предателю. Как это будет выглядеть, если об этом пронюхает пресса?

– И что же делать? – спросил он Джила.

– Это решать вам.

Сокол посмотрела на телохранителя. По ее глазам было видно, что она очень обеспокоена.

– Что-то случилось? – поинтересовалась она.

– Нет, – быстро ответил Кондор. – Просто у Бена, похоже, неприятности с законом.

– О нет.

– К сожалению, это так. Речь, судя по всему, идет о неудачных инвестициях. Вот я и думаю… Если нас увидят вместе после того, как все станет известно… В общем, я хочу сказать, что это может стать для меня серьезной головной болью.

– Что папа сказал? – переспросила Рэйчел.

– Ничего, – отозвалась Мэгги, нахмурив брови. – Просто у одного нашего друга неприятности. – Затем она перевела взгляд на Кондора. – Мы не должны шарахаться от него, как от чумного. Наоборот, нам следует его морально поддержать. Для этого на свете и существуют друзья. Сара такая чудесная женщина.

Дэвид кивнул, жалея, что ответил на вопрос жены, а не уладил вопрос без ее участия.

– Конечно, – произнес он. – Ты права.

В этот момент он встретился глазами с Джилом. По лицу телохранителя было видно, что ему требуется прямое подтверждение – оставлять ли все по-прежнему. Дэвид кивнул, хотя здравый смысл и подсказывал, что он совершает ошибку.

Джил посмотрел в окно машины и увидел, что над дорогой вдоль берега океана сгущается туман. Верхние части фонарей тонули в нем, и светящиеся лампы выглядели как круглые желтые пятна с размытыми краями.

Двадцать минут спустя кортеж автомобилей прибыл на аэродром и остановился. Джил подождал, пока двое охранников выберутся из головной машины и займутся осмотром взлетно-посадочной полосы, после чего дал знак Уайтхедам, что им тоже можно выходить. Затем он присоединился к своим подчиненным, желая лично убедиться, что все в порядке. Пока Джил обходил аэродромные сооружения, особенно тщательно проверяя плохо просматриваемые зоны, семья Уайтхедов, хлопая дверцами, покинула автомобиль. Воробей к этому времени успел заснуть, уютно устроившись на плече Кондора. Джил не предложил свою помощь в перетаскивании багажа – его работа состояла в том, чтобы охранять Уайтхедов, а не прислуживать им.

Боковым зрением Джил увидел, как Авраам, поднявшись по ступенькам складного трапа, нырнул в самолет для осмотра его изнутри. На то, чтобы обследовать лайнер от носовой части до хвоста, включая кабину пилотов и санузел, ушло шесть минут. Закончив, Авраам встал в проеме двери и жестом показал Джилу, что все в порядке, после чего спустился по трапу на землю.

– Пойдемте, – сказал Джил, обращаясь к семье Уайтхед.

Они поднялись на борт. Зная, что салон тщательно осмотрен, Джил вошел в самолет последним, прикрывая остальных от возможного нападения сзади. В тот момент, когда он преодолел половину ступенек трапа, Джил вдруг почувствовал едва заметный прохладный сквознячок. Может, это было предчувствие, знак судьбы?

Войдя в салон, Джил остался стоять у открытой двери. Он был высоким мужчиной – шесть футов два дюйма, но худощавым и жилистым. Благодаря этому, поднимаясь на борт, его вполне можно было обойти.

– Прибыла вторая группа пассажиров, – послышался в наушнике Джила голос одного из сотрудников.

Джил увидел Бена и Сару Киплинг, которые в этот момент предъявляли документы другому охраннику, контролировавшему выход на взлетно-посадочную полосу. Внезапно он почувствовал, что рядом с ним кто-то стоит. Обернувшись, Джил увидел стюардессу, державшую в руках поднос.

– Не желаете ли немного шампанского перед взлетом? – спросила она. – Или, может быть, еще чего-нибудь? Вы только скажите.

– Нет, – отказался Джил. – Как вас зовут?

– Эмма Лайтнер.

– Спасибо, Эмма. Я обеспечиваю безопасность мистера Уайтхеда и членов его семьи. Можно мне побеседовать с командиром экипажа?

– Конечно. По-моему, он сейчас осматривает самолет снаружи. Я могу передать, когда он вернется, что вы хотите с ним поговорить.

– Да, пожалуйста.

– Хорошо, – кивнула стюардесса. Джил почувствовал, что она по какой-то причине очень нервничает. Впрочем, он знал: многим становится не по себе, когда они видят на борту самолета вооруженного человека. – Может, я все-таки принесу вам что-нибудь?

Джил отрицательно покачал головой и отвернулся. Киплинги уже поднимались по трапу. Все последние годы они часто общались с Уайтхедами, поэтому Джил знал их в лицо. Когда они вошли в салон, он приветственно кивнул, но сразу же отвел взгляд, чтобы избежать разговора. Он слышал, как Киплинги стали здороваться с теми, кто уже находился на борту.

– Дорогая, – обратилась к Мэгги Сара, – я в восторге от твоего платья!

В этот момент у трапа появился командир экипажа Джеймс Мелоди.

– Вы видели эту чертову игру? – преувеличенно громким голосом осведомился Киплинг. – Как этот идиот умудрился не поймать мяч?

– Не заводи меня, – отозвался Кондор.

– Я хочу сказать, что даже мне удалось бы его поймать, хотя мои руки словно из хлебного мякиша.

Джил выглянул в дверной проем. Туман совсем сгустился. Подгоняемые ветром молочно-белые клочья теперь стелились уже у самой земли.

– Командир, меня зовут Джил Барух. Я из компании «Энслор Секьюрити», – представился Джил, обращаясь к Мелоди.

– Мне сообщили, что вы хотите со мной поговорить, – ответил тот.

Джил уловил в его речи едва заметный акцент – возможно, британский или южноафриканский, но сглаженный долгой жизнью в Америке.

– Вы с нами раньше не работали, – сказал Джил.

– Верно. Но у меня бывали охраняемые пассажиры, поэтому порядок я знаю.

– Это хорошо. Значит, вы в курсе, что, если возникнет какая-то проблема с самолетом или произойдет любое, даже самое незначительное изменение полетного плана, второй пилот должен немедленно сообщить мне об этом.

– Безусловно, – подтвердил Мелодии. – А вы знаете, что у нас произошла замена второго пилота?

– С нами полетит Чарльз Буш, так?

– Точно.

– Вам приходилось летать с ним раньше?

– Один раз. Он, конечно, звезд с неба не хватает, но знает свое дело, – ответил Джеймс Мелоди и слегка замялся.

– В моем деле мелочей нет, – поощрил его Джил. – Ну, в чем дело?

– Да нет, ничего такого… Просто мне кажется, что у Буша с нашей стюардессой, похоже, роман.

– Роман?

– Я в этом не уверен. Но у меня сложилось такое впечатление, глядя на то, как она ведет себя с ним.

Джил немного подумал и кивнул:

– Ладно, спасибо.

Развернувшись, он вошел в салон и посмотрел в сторону кабины пилотов. Там сидел второй пилот Чарльз Буш и с аппетитом уплетал наполовину обернутый в целлофан бутерброд. Обернувшись, он встретился глазами с Джилом. На губах летчика появилась улыбка. Волосы его были коротко острижены, но причесаться он явно забыл, как, впрочем, и побриться. Тем не менее Чарльз Буш казался весьма приятным молодым мужчиной. Джилу достаточно было взглянуть на него, чтобы понять: в прошлом он занимался спортом, с юных лет пользуется успехом у девушек и гордится этим. Джил снова окинул взглядом салон. В его сторону по проходу шла Эмма, стюардесса.

Он молча поманил ее пальцем.

– Как ваши дела? – улыбнулась она, подходя.

– Скажите, есть что-то такое, о чем я должен знать?

Стюардесса нахмурилась:

– Я не понимаю, что вы имеете…

– Я имею в виду, между вами и Бушем, вторым пилотом.

Эмма Лайтнер покраснела.

– Нет, – сказала она и еще раз улыбнулась. – Понимаете… Бывает так, что девушка нравится парню, но она говорит «нет». – Стюардесса поправила волосы. – Нам доводилось летать вместе раньше. Чарльз Буш любит флиртовать со всеми девушками, не только со мной. Но он хороший. Поэтому не беспокойтесь. И потом, вы здесь, так что…

Эмма не закончила фразу, считая, что сказала более чем достаточно. Джил задумался. Работа телохранителя подразумевала умение оценивать людей, и Джил этой способностью обладал. Он разработал для себя свою систему типов личности. Первый тип – «задумчивые» люди, второй – «нервные», третьи – «вспыльчивые», четвертые – «задиры». Каждый тип Джил разделил на разновидности в зависимости от особенностей поведения, которые могли свидетельствовать о возможности неожиданных действий и поступков. Например, когда человек «нервного» типа мог вдруг проявить себя как «вспыльчивый» или «задира».

Эмма снова улыбнулась ему и отошла. Джил включил рацию и сообщил диспетчерской службе аэродрома, что воздушное судно готово к полету.

За городом

СКОТТ ГОНИТ МАШИНУ НА СЕВЕР параллельно реке Гудзон мимо Вашингтон-Хайтс и Ривердэйла. Урбанистический пейзаж за окном автомобиля сменяется растущими вдоль дороги деревьями и небольшими городками, застроенными двух-трехэтажными домами. Приемник в салоне автомобиля выключен, и Скотт прислушивается к шуршанию шин по мокрой и скользкой от дождя дороге. Летняя гроза ушла вперед, и Скотт едет вслед за ней, переключив дворники на режим прерывистой работы.

Он думает о волне, которая едва не погубила его и мальчика. Вспоминает гул, нарастающий по мере ее приближения. Отблеск луны на глянцевой стене воды. Нависший над ним и мальчиком чудовищный вал, незаметно подкравшийся сзади, словно чудовище из страшной сказки. Этот бездушный убийца был создан самой природой, которая подчас бывает совершенно безжалостной. Скотт вспоминает о том, как он нырнул, крепко обхватив мальчика, и как они оба едва не захлебнулись.

Потом мысли его переключаются, и он начинает думать о камерах на плечах телерепортеров, слепящем свете софитов и шквале вопросов, который обрушили на него журналисты. Скотт невольно задается вопросом, что правильнее: считать камеру вспомогательным инструментом в руках человека или человека придатком камеры? Он затрудняется с ответом. Большинство людей уверено, что всевозможные технические устройства изобретены для обеспечения комфорта и удовлетворения их потребностей. Но что, если все наоборот? Правильно ли будет сказать, что телевидение существует для того, чтобы люди его смотрели? Или на самом деле человечество существует для того, чтобы сидеть перед телевизором?

Скотт вздрагивает – в его памяти снова возникает водяная гора высотой с пятиэтажный дом. Он заново переживает страшные ощущения: перед ним разверзается черная бездонная пучина, в которую его с чудовищной силой заталкивает лапа водяного монстра, а Скотт, будучи не в состоянии сопротивляться ее давлению, лишь крепко прижимает к себе ребенка.

Этих типов интересовало, случился ли у него роман с Мэгги. Они постоянно об этом спрашивали. Мэгги была матерью двоих детей и когда-то работала воспитателем в детском саду. Может, они считали ее участницей очередного реалити-шоу – печальной и в то же время чрезмерно чувственной домохозяйкой из какого-нибудь дешевого романа?

Скотт вспоминает, как бессонной ночью разрисовал стены гостиной в доме Лейлы углем, помадой и свеклой. Затем ему приходит в голову мысль о том, что его угольный набросок, скорее всего, будет последним изображением Мэгги.

Стал бы он спать с ней, если бы она это предложила? Можно ли сказать, что его влекло к ней, а ее к нему? Где он стоял, когда Мэгги пришла посмотреть его работы? Может быть, слишком близко от нее? Или нервно переминался с ноги на ногу где-нибудь поодаль? Она была первым человеком, которому Скотт решился показать свои картины, и потому во время ее визита очень нервничал. Когда Мэгги вошла в сарай, где висели полотна, Скотту очень сильно захотелось выпить, но он сумел не поддаться искушению.

Такова правда, но телезрителям она не нужна. Для них Скотт – персонаж пьесы, которую написал не он, а кто-то другой. Он, Скотт Бэрроуз – не то герой, не то негодяй. И похоже, дело идет ко второму варианту. Скотт прекрасно понимает, как СМИ способны развернуть всю историю. Они могут написать свою картину происшедшего, заменив факты на домыслы.

Потом Скотт думает об Энди Уорхоле, который рассказывал журналистам совершенно разные варианты своей биографии: «Я родился в Акроне. Я родился в Питтсбурге». Позже, говоря с людьми, он мог без труда определить, какие именно его интервью они читали. Уорхол хорошо понимал, что человек – это то, что он о себе рассказывает. Выдумки для него были одним из средств самовыражения как художника.

Но журналистика – вещь особая. Она призвана объективно излагать факты, даже если они противоречат друг другу. Факты не должны подгоняться под сюжет истории. Раньше журналисты сообщали о новостях и излагали ход событий. Но в какой-то момент все изменилось. Скотт вспоминает звезд журналистики времен своей молодости – Кронкайта, Майка Уоллеса, Вудворда, Бернштейна. Все это были люди, которые строго придерживались определенных правил. Интересно, как бы они осветили историю с авиакатастрофой?

Частный самолет падает в море. Мужчине и мальчику чудом удается спастись.

Все это можно подавать в информационном ключе или в развлекательном.

Нельзя сказать, что Скотт не понимает важности фактора читательского или зрительского интереса. Чем привлекал свою аудиторию Джек Лаланн – король тренировок? Он пробуждал у людей интерес к несгибаемой силе человеческого духа. При этом Скотт очень мало знает о личной жизни кумира своей юности. Ему известно лишь то, что у Джека была жена, в браке с которой он прожил не один десяток лет. Но Скотт и не стремился узнать об этом больше, да и другие поклонники Лаланна тоже. Их в первую очередь интересовало, как Джек шаг за шагом формировал свою личность, совершенствовал себя.

«История Скотта. История одной авиакатастрофы».

Нет, он, Скотт Бэрроуз, хочет только одного – чтобы его оставили в покое. Почему он должен оправдываться, опровергать ложь, придуманную другими? Похоже, именно этого от него и ждут – чтобы он ввязался в перепалку и история получила продолжение. Когда Билл Каннингем приглашает его в прямой эфир, он делает это вовсе не для того, чтобы выяснить правду – ведь тогда в истории будет поставлена точка. У Каннингема совсем другая цель – добавить к ней еще одну главу, нащупать новый поворот, который позволит в течение еще недели наращивать рейтинги телеканала.

Другими словами, его, Скотта Бэрроуза заманивают в ловушку. А значит, он не должен идти на поводу у тех, кто его провоцирует, а жить своей жизнью.

ДОМ НЕБОЛЬШОЙ, И ЗА ДЕРЕВЬЯМИ ЕГО ПОЧТИ НЕ ВИДНО. Он слегка накренился на левую сторону. Подъезжая, Скотт думает о том, что это скромное голубое строение с плотно закрытыми белыми ставнями на окнах не лишено своеобразного очарования. Когда он паркуется на вымощенной булыжником площадке под раскидистым дубом, из дома выходит Дуг, держащий в руках полотняную сумку с инструментами. Он с раздражением швыряет сумку в багажник своего старого джипа и, не глядя по сторонам, обходит машину, чтобы сесть за руль.

Скотт, выбравшись из арендованного автомобиля, на котором он приехал, машет Дугу рукой, но тот, не глядя на него, садится в джип и со скрежетом включает передачу. Джип срывается с места, подняв в воздух тучу пыли. Затем в дверях дома появляется Элеонора с ребенком на руках. При виде их Скотт чувствует, как в его груди теплеет. Глаза Элеоноры устремлены на Скотта, но Джей-Джей продолжает безучастно смотреть внутрь дома. Тогда Элеонора что-то говорит ему, и мальчик тут же оборачивается. При виде Скотта на его лице появляется улыбка. Тот машет рукой в знак приветствия. Джей-Джей смущенно отвечает тем же. Элеонора опускает его на землю, и он устремляется к гостю. Опустившись на одно колено, Скотт сначала хочет заключить ребенка в объятия, но потом, передумав, кладет руки ему на плечи и заглядывает в глаза, словно тренер футболисту.

– Привет, дружок, – говорит Скотт.

Мальчик улыбается.

– Я тебе кое-что привез, – сообщает Скотт. Встав, он подходит к прокатному автомобилю и открывает багажник. Внутри лежит пластмассовый игрушечный самосвал, купленный на бензозаправке. Он туго привязан к куску картона прочной нейлоновой бечевкой. Скотт с Элеонорой в течение нескольких минут безуспешно пытаются избавиться от упаковки, и тогда молодая женщина возвращается в дом и приносит оттуда ножницы.

– Что надо сказать? – обращается она к мальчику, когда самосвал наконец отвязан.

Джей-Джей не отвечает – все его внимание поглощено игрушкой.

– Ты должен сказать «спасибо», – добавляет Элеонора через несколько секунд, поняв, что ребенок ничего говорить не собирается.

– Не хотелось приезжать с пустыми руками, – поясняет Скотт.

Элеонора кивает.

– Извините меня за Дуга. У нас с ним тут… в общем, мы поссорились.

Скотт гладит ребенка по голове.

– Давайте лучше пройдем в дом и поговорим там, – предлагает он. – По пути сюда я обогнал телефургон. Мне кажется, на этой неделе меня уже достаточно показывали по телевизору.

Элеонора снова кивает – ей тоже не хочется оказаться под прицелом объективов камер. Они со Скоттом усаживаются за стол на кухне. Пока они говорят, Джей-Джей, устроившись на диване в соседней комнате, смотрит мультсериал «Томас и друзья» и играет с самосвалом. Скотт наблюдает за ним сквозь дверной проем. Видно, что мальчика недавно подстригли, но не совсем удачно – волосы на затылке остались слишком длинными, и это напоминает прическу Элеоноры, словно так сделали специально, чтобы ребенку было легче адаптироваться в новой семье.

– Я решила, что смогу подстричь его сама, – поясняет Элеонора, ставя чайник на плиту. – Но он был очень возбужден и не мог сидеть спокойно, поэтому через несколько минут мне пришлось отказаться от своего намерения. Теперь я каждый день отстригаю понемногу. Приходится подкрадываться к нему, когда он занят своими машинками…

С этими словами Элеонора снова достает ножницы из выдвижного ящика тумбы рядом с плитой и начинает, неслышно ступая, потихоньку приближаться к Джей-Джею, стараясь оставаться вне поля его зрения. Но он замечает ее, машет на нее рукой и имитирует рычание какого-то страшного зверя.

– Ну, пожалуйста, – пытается урезонить его Элеонора. – Надо укоротить волосы сзади, они слишком длинные.

Джей-Джей снова издает грозный рык, не отрывая глаз от экрана телевизора. Его тетя сдается и возвращается на кухню.

– Не знаю, мне кажется, что умный, развитый ребенок с неудачной стрижкой – это прекрасно, – заявляет Скотт.

– Вы так говорите только для того, чтобы меня успокоить, – говорит Элеонора, убирая ножницы обратно в ящик.

Она разливает в чашки чай. Скотт украдкой смотрит на нее.

– Вы хорошо выглядите, – замечает он.

– Правда?

– Да. Вы стоите на ногах. И способны заварить чай.

Элеонора надолго задумывается.

– Он нуждается во мне, – произносит она наконец.

Скотт переводит взгляд на мальчика, который бессознательно жует пальцы своей левой руки. Элеонора, помешивая свой чай, задумчиво смотрит в окно.

– Знаете, мой дед, когда родился, весил всего три фунта, – сообщает Скотт. – Это было в Техасе в двадцатые годы прошлого века. Тогда еще не было специальных инкубаторов для выхаживания недоношенных младенцев. Так что мой дед в течение трех месяцев спал в выдвижном ящике комода, предназначенном для носков.

– Этого не может быть.

– Насколько мне известно, так оно и было. Люди способны вынести гораздо больше, чем принято думать. Даже дети.

– Возможно, нам стоит поговорить с Джей-Джеем о… его родителях, – нерешительно произносит Элеонора. – Он понимает, что они умерли, насколько это может осознать ребенок в его возрасте. Но по тому, как он смотрит на дверь всякий раз, когда слышит, как возвращается домой Дуг, я могу сказать – он все еще ждет.

Теперь надолго задумывается Скотт. Он знает – бывает так, когда человек знает что-то, но отказывается это принять. В каком-то смысле Джей-Джею повезло. К тому времени, когда он подрастет настолько, что сможет окончательно и бесповоротно понять произошедшее, рана успеет зарубцеваться.

– Значит, вы говорите, что у вас проблемы с Дугом? – говорит Скотт, меняя тему.

Элеонора вздыхает и несколько раз рассеянно окунает в чашку чайный пакетик.

– Знаете, Дуг – слабый человек. Раньше я думала, что дело в чем-то другом. Но теперь понимаю, он так категоричен потому, что не уверен в собственных убеждениях. Я сказала глупость, да?