Текст книги "Перед падением"

Какое-то время Дарле нравились эти правила. Видимо, хотя она и утверждала, что ищет божественного озарения, в глубине души ей просто хотелось упорядоченной жизни. Она родилась в семье рабочего, где отец то и дело напивался. Поэтому она мечтала о наставнике, который подсказывал бы ей, что и когда нужно делать. Ей хотелось, ложась спать вечером, ощущать смысл в своем существовании, понимать, что мир не зря таков, каков есть. Хотя в то время Джеймс был ребенком, он хорошо запомнил, с каким энтузиазмом мать окунулась в новую для нее жизнь общины. Когда Джей Эл Бейкер решил, что детей нужно воспитывать коллективно, и велел построить для них отдельное жилище, Дарла без колебаний поддержала эту идею и отдала сына в общую группу.

– Так ты теперь живешь здесь или как? – спросила мать.

– В каком смысле? – не понял Джеймс.

– Я не могу уследить за твоими передвижениями. Ты то приезжаешь, то уезжаешь. У тебя есть хоть какой-нибудь адрес?

– Конечно. В штате Делавэр. И ты об этом знаешь.

– В Делавэре?

– Ну да. Для налогового управления.

Мать состроила недовольную гримасу, давая понять, что ей это кажется ненормальным.

– На что похож Шанхай? – поинтересовалась она. – Мне всегда хотелось там побывать.

– Там очень многолюдно. И еще там все курят.

Дарла посмотрела на сына с беспокойством и некоторой жалостью.

– Ты никогда не умел радоваться чудесам.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего. Просто мы пришли в этот мир, чтобы радоваться и восхищаться могуществом Творца. А ты живешь в Делавэре потому, что тебе удобно платить там налоги.

– Это только на бумаге. На самом деле я живу в небе.

Джеймс сказал это, чтобы потрафить матери, но это была правда. Большая часть его лучших воспоминаний была связана с полетами. Он любил смотреть с огромной высоты на землю, видеть перед собой бескрайнюю линию горизонта. Ощущать мощный прилив адреналина, когда его самолет мчался навстречу грозовому фронту. Он никогда не задавался вопросом, который всегда занимал его мать, – зачем, ради чего существует все то, что он видит вокруг себя? Что это означает? В глубине души Джеймс знал ответ – ничего. Во всяком случае, человеческий разум не в силах это постичь.

Восход солнца, зимняя метель, птицы, выстроившиеся в небе идеальным клином… Это было – и все. Для Джеймса Мелоди правда состояла в том, что Вселенная существовала независимо от человека. Красота и величие природы были качествами, которыми наделяло ее человеческое сознание. Но на самом деле ураган был всего лишь особенностью погодных условий, а восход – следствием движения планет Солнечной системы. Мир просто существовал и подчинялся определенным законам, таким, например, как гравитация. Она была константой и действовала на все и всех без исключения.

Однажды Альберт Эйнштейн сказал: «Природа – настоящее чудо, которое мы можем понять лишь частично и очень приблизительно, оно должно вызывать у мыслящего человека чувство смирения. Это подлинно религиозное чувство, которое не имеет ничего общего с мистицизмом».

После обеда Джеймс проводил мать домой. Он шел по тротуару, а она медленно ехала рядом на скутере, время от времени приветствуя знакомых. У дверей дома поинтересовалась, когда Джеймс навестит ее в следующий раз, и он ответил, что, скорее всего, будет в Лос-Анджелесе в сентябре. Дарла посоветовала ему следить за знаками. Она снова упомянула о рыжей телице, появившейся на свет на Святой земле. «Само по себе данное событие еще ничего не доказывало, – заметила мать, – но если знаков станет больше, это нельзя оставлять без внимания».

Джеймс расстался с матерью в вестибюле на первом этаже дома. Обычно она въезжала прямо на скутере в лифт, а затем, поднявшись на свой этаж, – в квартиру. На прощанье Дарла поцеловала сына в щеку и сказала, что будет молиться за него. Еще добавила – Джеймс хороший сын, поблагодарила за обед и похвалила за то, что он не забывает иногда ей звонить. И сообщила, что недавно вспоминала о времени, проведенном в общине. Помнит ли Джеймс те времена и святого отца Джея Эл Бейкера? Как он говорил? «Я ваш пекарь, а вы мой хлеб». «Так вот, не забывай, сынок, – сказала Дарла, – что твоим пекарем была я и именно я испекла тебя в своей печи».

Джеймс также поцеловал мать в щеку, ощутив губами дряблую старческую кожу. Проходя через вращающуюся дверь, он обернулся и в последний раз помахал Дарле рукой, но она уже исчезла в лифте. Надев темные очки, Джеймс зашагал по залитой солнцем улице.

От смерти его отделяли десять часов.

На подлете к аэропорту Тетерборо поднялся довольно сильный ветер. Небо было плотно затянуто тучами. Джеймс пилотировал «Сессну-282», в салоне которой расположились четверо топ-менеджеров корпорации «Сони». Посадка прошла без осложнений. После приземления самолет подрулил к дожидавшемуся прибытия рейса лимузину. Как обычно, Джеймс, стоя в дверях кабины, пожелал выходившим из салона пассажирам всего хорошего. Раньше, по привычке, выработавшейся в детстве, он иногда произносил фразу: «Да благослови вас Господь». Однако стал замечать, что при этих словах люди в строгих костюмах и галстуках чувствовали себя неловко, и в конце концов перестал это делать. Джеймс всегда относился к своим обязанностям командира экипажа очень серьезно.

Было три часа дня. До следующего рейса у Джеймса оставалась пара часов свободного времени. Его ждал короткий перелет до Мартас-Вайнъярд. Там он должен был взять на борт семерых пассажиров и вернуться назад. На этот раз лететь предстояло на «Лире 45 Экс-Эр». Прежде ему не приходилось пилотировать самолеты такой модели, но Джеймса это нисколько не беспокоило. Компания «Лир» выпускала очень надежные машины. Все же, сидя в комнате отдыха экипажей, он внимательно прочел спецификацию. Длина самолета составляла около 25 метров, размах крыльев – 20 метров. «Лир 45 Экс-Эр» был способен без дозаправки совершить трансатлантический перелет с крейсерской скоростью почти 900 километров в час. Практический потолок, согласно спецификации, составлял 15 тысяч метров, но Джеймс по опыту знал, что подобные характеристики указываются с солидным запасом. Он вполне мог бы поднять «Лир» и выше, но при перелете до Мартас-Вайнъярд и обратно в этом не было никакой необходимости.

Члены религиозной общины, в которой Джеймс жил в детстве, свято верили в то, что конец света наступит 9 августа 1978 года. Бог предупредил их гуру, что на этот раз на землю обрушится не вода, а огонь, и именно к этому участники секты старались подготовиться. Джей Эл Бейкер все больше времени проводил в сарае, вознося молитвы архангелу Гавриилу. По молчаливому согласию все обитатели лагеря устроили себе десятидневный праздник желудка, во время которого ели без всякой меры, а затем стали питаться одной мацой. Температура воздуха сильно колебалась – днем стояла жара, ночью сильно холодало.

Джеймс выяснил прогноз погоды на ближайшие несколько часов. Синоптики сообщали, что в районе Мартас-Вайнъярд ожидалась низкая облачность – от 60 до 120 метров, густой туман и, как следствие, плохая видимость при северо-западном ветре, дующем со скоростью 25–30 километров в час.

Джеймс знал: туман, формирующийся над морем или морским побережьем, часто бывает очень плотным и подолгу не рассеивается. Впрочем, ему было прекрасно известно и то, что плохая видимость – не самая большая неприятность из тех, с которыми может столкнуться пилот авиалайнера. Современная курсоглиссадная система позволяет посадить самолет даже вслепую. Но если в момент посадки ветер резко поменяет направление, это может застать пилота врасплох.

«Так выйдите же из среды их и отделитесь от них» – так говорилось в Библии. В какой-то момент Джей Эл Бейкер вместе со своей паствой перебрался в леса, окружающие город Эурека, штат Калифорния. Община поселилась в заброшенном летнем лагере, где не было ни водопровода, ни электричества. Участники секты купались в озере и ели растущие в зарослях дикие ягоды. Их гуру все больше времени проводил в молитвах, которые порой продолжались часами, а иногда и чуть ли не круглые сутки. Знаки видны повсюду, говорил он, – откровения, свидетельства приближения Судного дня. Чтобы спастись, необходимо было очиститься от греха, от всех нечестивых помыслов. Процедура очищения включала в себя, помимо прочей схимы, причинение боли гениталиям – как собственным, так и чужим. Иногда она требовала посещения исповедальни – стоящего на самом солнцепеке старого деревянного дома, внутри которого температура воздуха в жару переваливала за 40 градусов. Однажды мать Джеймса пробыла в нем три дня, чтобы отогнать дьявола, якобы явившегося за ее душой. По ночам Джеймс пытался, пробравшись сквозь кусты, принести ей немного воды. Но всякий раз, когда он просовывал сквозь дыру в крыше флягу, мать отказывалась ее принять.

Мелоди решил про себя, что перед взлетом следует проверить систему, позволяющую пилотировать в условиях нулевой видимости. Будь у него возможность, он с радостью поговорил бы с членами экипажа, совершившего на «Лире» предыдущий перелет, чтобы выяснить их личные впечатления о метеоусловиях. Впрочем, погодная обстановка, особенно на небольшой высоте, менялась очень часто.

Изучая спецификацию, Джеймс пил чай, пакетики с которым всегда держал в своей дорожной сумке. Когда он в очередной раз поднес чашку ко рту, в нее упала капелька крови, затем еще одна. Мелоди почувствовал на верхней губе соленую влагу.

– Черт, – пробормотал он и, приложив к лицу салфетку и запрокинув голову, торопливо направился в туалет. В последнее время у него пару раз в неделю случались носовые кровотечения. Врач сказал, что это результат перепадов атмосферного давления, связанных с пребыванием на большой высоте. За несколько месяцев Джеймс перепачкал кровью несколько комплектов униформы. Сначала его очень пугали эти приступы, но со временем, когда стало ясно, что никакими другими неприятными симптомами они не сопровождаются, Джеймс решил, все дело в возрасте, и не стал больше волноваться по этому поводу.

В туалете он, зажимая салфеткой нос, дождался, когда кровотечение прекратится, а затем умылся. На этот раз ему повезло – он не закапал кровью ни пиджак, ни рубашку. Через пару минут он снова сидел в комнате отдыха в том же кресле, которое даже не успело остыть.

В пять тридцать он собрал вещи и вышел на летное поле, чтобы принять самолет.

В конечном итоге конец света 9 августа 1978 года так и не наступил.

Первым делом Джеймс принялся за проверку всех систем в кабине пилотов, предварительно прочитав бортовой журнал – он всегда очень серьезно относился к изучению документов. Затем Мелоди проинспектировал работу подвижных частей крыльев и хвоста. Закрыв глаза, он сосредоточенно прислушался, стараясь уловить рывки и скрипы, и в итоге решил, что рули высоты и элероны с правой стороны действуют недостаточно плавно. Об этом Джеймс немедленно сообщил в отдел технического обслуживания. Затем он осмотрел главную консоль управления и проверил уровень топлива в баках.

Вторым пилотом с Мелоди должен был лететь Мишель Гастон, француз, человек весьма своеобразный. Во время длинных перелетов он любил поговорить на философские темы. Джеймсу эти беседы всегда доставляли удовольствие, особенно когда они касались тем между философией и идеологией. Однако, когда второй пилот поднялся на борт, им оказался не Гастон. Перед Мелоди предстал молодой мужчина лет тридцати в сбившемся набок галстуке и, как показалось, слегка под хмельком.

– Привет, командир, – поздоровался он.

Джеймс узнал молодого человека и вспомнил, что его зовут Чарли, однако фамилию припомнить не смог. Как-то раз ему уже доводилось летать с ним. Тем не менее Мелоди недовольно нахмурился.

– А что случилось с Гастоном? – поинтересовался он.

– Я за него. Кажется, у Гастона проблемы с животом. Мне позвонили – и вот я здесь. А больше ничего не знаю.

Джеймс испытал приступ раздражения, но не показал этого и, выслушав молодого человека, лишь неопределенно пожал плечами. В конце концов, это была проблема администрации.

– Вы опоздали, – сказал Мелоди. – Я уже позвонил техникам – мне показалось, что управление рулями высоты, элеронами и закрылками с правой стороны немного затруднено. А сейчас собираюсь обойти машину, чтобы провести внешний осмотр. Так что кладите свою сумку и пойдемте со мной.

Второй пилот бросил взгляд на ангар.

– Ладно, дайте мне минутку, – сказал он и спустился на летное поле.

После его ухода Джеймс также выбрался наружу и обошел самолет кругом, внимательно его разглядывая. Хотя стоял теплый летний вечер, он проверил, не образовался ли где-нибудь на внешней обшивке лед. Еще Джеймс искал ослабевшие болты, недостающие заклепки, трещины на внешних осветительных приборах. На крыле он заметил остатки птичьего помета и стер их. Затем оценил, нет ли у самолета, стоящего на взлетно-посадочной полосе, крена на одну сторону – это свидетельствовало бы о том, что давление в шинах колес шасси различается. Потом Мелоди осмотрел двигатели и заднюю кромку крыльев. При этом Джеймс полагался не только на глаза, но и на свою интуицию – если что-то и будет не в порядке, он это почувствует. Однако ни глаза, ни шестое чувство ничего необычного не обнаружили.

Вернувшись в кабину, он спустя некоторое время поговорил с техником, и тот сообщил, что рули высоты, элероны и закрылки проверены и работают штатно. После этого Джеймс немного поболтал со стюардессой, Эммой Лайтнер, с которой раньше ему работать не приходилось. Она была куда привлекательнее, чем большинство стюардесс, занятых на коммерческих рейсах, – такую закономерность Мелоди и раньше отмечал неоднократно. Он помог ей погрузить на борт несколько тяжелых сумок и чемоданов. Молодая женщина улыбнулась Джеймсу дружески, но без признаков кокетства. И все же было ясно, что ее красота в любом случае притягивала мужчин, хотела она этого или нет.

– Сегодня нам работать недолго, – сказал Мелоди. – Пожалуй, часам к одиннадцати вернемся обратно. Где вы базируетесь?

– В Нью-Йорке. Я снимаю жилье вместе с еще двумя девушками. Правда, я думаю, их сейчас нет, возможно, они в Южной Африке.

– Что до меня, то я сегодня прямиком отправлюсь в кровать – отсыпаться, – сказал Джеймс. – Утром я был в Лос-Анджелесе. А вчера – в Азии.

– Нас здорово мотает по свету, верно?

Джеймс улыбнулся в ответ. На вид Эмме было не больше двадцати пяти. На минуту Мелоди почему-то задумался о том, с какими мужчинами она предпочитает встречаться. Может, с футболистами и рок-музыкантами? Скорее все же с рок-музыкантами. Что касается самого Джеймса, то он вел почти монашеский образ жизни. Дело было вовсе не в том, что ему не нравились женщины. Просто он плохо переносил осложнения, которые их появление неизбежно привносило в его жизнь. Он тяготился чувством ответственности, ощущением того, что словно растворяется в другом человеке. У Джеймса уже сложились определенные привычки и пристрастия, которые он не готов был менять. Он предпочитал пить чай в одиночестве, любил свои книги. Ему нравилось, находясь за границей, ходить в старые кинотеатры и смотреть американские фильмы с субтитрами. Он получал удовольствие, чувствуя на лице жаркий ветер пустыни, когда спускался по трапу в аэропорту какой-нибудь арабской страны. Ему неоднократно доводилось видеть Альпы в лучах восходящего солнца и попадать в жестокую грозу над Балканами. В глубине души Джеймс считал себя совершенно самодостаточным спутником, двигающимся по своей орбите вокруг Земли и добросовестно выполняющим возложенные на него кем-то функции.

– Вторым пилотом с нами должен был лететь Гастон, – сказал Джеймс. – Вы знаете Мишеля?

– Нет. Но я слышала о нем.

– Он бы вам понравился. Представляете – француз, который цитирует Пруста. Разве такой человек может оставить кого-нибудь равнодушным?

Эмма широко улыбнулась. Этого Джеймсу было вполне достаточно, чтобы почувствовать обаяние и теплоту красивой женщины. Мелоди вернулся в кабину и еще раз проверил приборную панель и работу основных систем.

– Готовность десять минут! – крикнул он.

Корпус самолета чуть качнулся. «Юное дарование вернулось», – подумал Джеймс, дожидаясь, когда второй пилот снова появится в кабине. Он решил, что не будет слишком строгим и даст молодому человеку еще один шанс. В конце концов, в тот раз, когда они летали вместе, парень отработал хорошо. Возможно, накануне он просто поздно лег после холостяцкой вечеринки. Однако второй пилот вошел в кабину далеко не сразу. Ухо Джеймса уловило какой-то шепот в салоне, а затем и звук, похожий на пощечину. Нахмурившись, он встал и уже готов был направиться в пассажирский салон, но второй пилот его опередил. Он вошел в кабину, держась рукой за левую щеку.

– Извините, – сказал он. – Меня задержали в офисе.

Позади, за спиной Чарли, Джеймс увидел стюардессу. Она разглаживала руками ткань на подголовниках пассажирских кресел.

– У вас все нормально? – поинтересовался Джеймс, обращаясь в большей степени к Эмме, чем к молодому человеку.

Стюардесса снова улыбнулась, но глаз на Джеймса не подняла. Мелоди перевел взгляд на второго пилота.

– Все хорошо, командир, – заверил тот. – Просто мне хотелось попеть, но я, похоже, выбрал не ту песню.

– Не знаю, что это значит, но как командир экипажа я не потерплю на борту самолета никаких недостойных выходок. Или, может, мне прямо сейчас позвонить в офис компании и попросить, чтобы прислали другого напарника?

– Нет, сэр. Никаких выходок не будет. Я здесь для того, чтобы делать свою работу – и только.

Джеймс долго молча смотрел на него изучающим взглядом. Молодой человек при этом не поднимал глаз. Неприятный тип, решил Мелоди. Не опасный, но привыкший делать все по-своему. Симпатичный, пожалуй, даже красивый, с техасским гнусавым говорком. Разгильдяй – так в итоге определил его для себя командир. Не из тех, кто планирует свою жизнь, скорее из тех, кто плывет по течению. В принципе, Джеймс ничего против такого подхода не имел. Когда речь шла о членах экипажа, он умел проявлять гибкость и относиться с пониманием ко многим вещам – при условии, что подчиненные хорошо выполняли свои обязанности и соблюдали субординацию. Парню просто нужно подтянуть дисциплину. Джеймс решил, что поможет ему в этом.

– Садитесь на место и займитесь проверкой работы систем управления. Я хочу, чтобы мы взлетели вовремя. Нам надо выдерживать график.

– Есть, сэр, – отозвался Чарли с кривоватой улыбочкой и принялся за дело.

В это время на борт поднялись первые пассажиры – клиент и члены его семьи. Когда они шагали по ступенькам трапа, корпус самолета снова едва заметно накренился. Джеймс решил немного побеседовать с ними. Ему нравилось разговаривать с теми, кого он перевозил. Рукопожатие, ни к чему не обязывающее знакомство, всего несколько фраз. Это придавало работе Мелоди дополнительный смысл, особенно когда среди пассажиров оказывались дети. Как-никак он был командиром воздушного судна, а значит, на нем лежала ответственность за жизнь людей. Джеймс вовсе не чувствовал себя сотрудником обслуживающего персонала. Наоборот, он гордился своей работой. По характеру Мелоди был из тех, кто предпочитает не столько брать, сколько отдавать. Он чувствовал себя некомфортно, когда другие люди, пусть даже по долгу службы, пытались проявить о нем заботу. По этой причине, летая коммерческими рейсами в качестве пассажира, Джеймс то и дело порывался помочь стюардессам запихнуть ручную кладь на багажные полки или снабдить беременных женщин пледами. Однажды кто-то сказал ему: «Невозможно грустить, когда ты полезен другим». Мысль о том, что помощь другим делает человека счастливым, понравилась Джеймсу. Чрезмерная же погруженность в собственные проблемы часто приводила людей к депрессии и ненужной озабоченности по поводу смысла всего, что происходило в их жизни. Именно в этом и состояла главная проблема Дарлы. Она слишком много думала о себе и явно недостаточно – о других.

Джеймс приучил себя придерживаться противоположной позиции. Он часто прикидывал, как поступила бы мать в той или иной ситуации, – то есть пытался понять, какое решение было бы неправильным. И делал наоборот. Она являлась для него чем-то вроде ориентира – Полярной звездой для человека, который всегда стремится на юг. Это ему серьезно помогало, как камертон помогает при настройке музыкального инструмента.

Через пять минут самолет был уже в воздухе и взял курс на запад. Лонжероны и рули высоты, как показалось Джеймсу, все еще двигались туговато, но он отнес это к индивидуальным особенностям самолета.