Текст книги "Языковые средства актуализации категории «безличность»"

В категориальном поле безличности наиболее пристальное внимание уделялось исследователями вопросу семантического инварианта, который в общем плане сводится к следующему: феноменологическая природа описываемого события представлена как неантропоморфная (о бессубъектности безличной структуры говорят почти все исследователи), где сопровождающими характеристиками в сигнификативном плане выступают неконтролируемость, каузальность, непроизвольность и странность (неожиданность, непредсказуемость). В когнитивно-лингвистической исследовательской парадигме концепт «безличность» трактуется как синтаксически-репрезентируемый концепт, который «<…> передает знание о процессе или действии, абстрагированном от его носителя» [Фурс 2004, с. 134], что, в принципе, полностью совпадает с трактовками инвариантной семантики безличности, традиционно принятыми в предшествующих лингвистических исследовательских парадигмах, – акцент делается на отсутствии субъекта действия, процесса или состояния. Указанные трактовки семантического инварианта безличности не удовлетворяют одному важному критерию – они не во всех случаях применимы к безличным предложениям, в частности, к предложениям с осложняющим компонентом и к предложениям с функционально-безличными предикатами в силу усложнения семантики последних, т. е. не охватывают (как будет показано далее) периферийной зоны безличности. Все эти определения можно в той или иной степени опровергнуть. Так, признак неконтролируемости можно, например, усмотреть в предложениях личной конфигурации, где глагол-сказуемое употреблен в форме пассивного залога. Признак каузальности может быть выделен в огромном количестве моделей структур, не являющихся безличными (в особенности, если речь идет об аналитических языках). Признак непроизвольности также может быть выявлен в ряде предложений личной конфигурации, где вводится формант непроизвольности, актуализируемый в лексическом плане. В английском языке безличная структура конструируется как классически структурированное двусоставное предложение и также, как и двусоставная структура, представляет собой актуализированную (овеществленную) пропозициональную форму, которая в свою очередь изоморфна онтологической ситуации. На всех уровнях (онтологическом, ментальном, языковом) происходит членение исходного континуума с выделением определенного набора сущностей (предметов мысли) и признаков, из которых фундаментальными являются субъект и предикат. В любом случае говорящий стремится к максимальной степени изоморфности структуры высказывания структуре концептуализируемого сегмента онтологического континуума, следовательно, в кумулятивной семантике безличного предложения важны все компоненты. Таким образом, из всего перечня инвариантных признаков безличности в рамках данного исследования необходимо все же выделить те, которые могли бы объединить весь репертуар безличных предложений в границах категории безличности и послужить основой для обоснования избираемой говорящим формы высказывания, т. е. раскрыть причины для выбора говорящим определённой проекции глубинной семантики в актуализационный формат.

На наш взгляд, трактовка инвариантной семантики безличности как СОБЫТИЙНОСТЬ наиболее точно характеризует инвариант данной категории, объединяя все предшествующие трактовки ее общего понятийного содержания. В данном случае, в отличие от канонической ситуации (вовлекающей в общий семантический рисунок сентенциональной структуры процесс в широком смысле и участвующие в процессе субстанциональные сущности – также в широком смысле), событие концептуализирует некий отрезок действительности дискретно в специфическом плане. Сознанием говорящего выявляются два конституента при концептуализации данного инварианта в аспекте взаимодействия в системе «организм-среда», а значение т. н. «безличности» – описание этого взаимодействия. Поскольку «организмом» в данном случае является лицо говорящего (наблюдатель), то этот конституент не получает актуализационного оформления, представляя собой «данность». По сути, наблюдатель описывает триаду признаков события: «организм» – «среда» – «взаимодействие среды и организма». Актантная сетка данных структур в актуализационной проекции включает только один компонент – «среда»[16]16
  Речь в данном случае идет о языках с сильно развитыми строевыми аналитическими тенденциями, в языках флективных (напр. русском) актуализация «среды» в рамках конституентов структуры также не происходит.


[Закрыть]. «Организм» в данном взаимодействии (по причине совпадения с говорящим-наблюдателем) всегда находится «за кадром», его актуализация избыточна. В современных исследованиях акцент на различных аспектах взаимодействия организма и среды, где восприятие организмом параметров среды постулируется как «отправная точка» в данном взаимодействии, разрабатывается довольно активно в нескольких парадигмах. В философии в данном направлении разрабатывается концепция биологии познания, в рамках которой отношение в системе «организм-среда» описываются как отношение взаимной каузальной детерминации (Ф. Варела, С. Имото, У. Матурана, А. Морено, М. Моссио, Р. Урибе и др.; см. [Имото 2006; Матурана 1996; Матурана, Варела 2001; Maturana 1978; Mossio, Bich, Moreno 2013; Varela, Maturana, Uribe 1974]). В психологии восприятия также разрабатываются положения теории, описывающей систему «организм-среда» (organism-environment system), которая постулируется как основа экспериментальных исследований в психологии (см. [Järvilehto et al. 2009 (a); Järvilehto 2009 (b)]). В лингвистике аналогичные концепции разрабатываются в рамках теории «распределенного сознания» (см. [Cowley 2014]), а также в когнитивно-ориентированных исследованиях, так или иначе строящихся на основе теории «биологии познания» (см. [Архипов 2006, 2013; Верхотурова 2006, 2008, 2009; Костюшкина 2006; Кравченко, Баклашкина 2012; Кравченко 1992, 1993, 1996, 2006; Колмогорова 2006; Попова 2006 (a); Попова 2006 (b); Похолкова 2003; Хрисонопуло 2006]). Традиционный взгляд на организм и среду в «субъекто-объектном» ракурсе, где постулируют агентивный характер организма (активно воздействующего на среду субъекта), и объектный характер среды (среда как объект воздействия организма или как фон для деятельности агента) в данном направлении исследований не поддерживается. В рамках данной концепции принимается базовая посылка о том, что между организмом и средой невозможно провести четкие границы, организм «встроен» в среду и зависим от среды в той же мере, в какой среда зависит от организма, они формируют единство и не могут исследоваться изолированно [Järvilehto 2009 (b)]. Ключевым понятием этой концепции является понятие «результата», возникающего в динамике опыта и организации системы «организм-среда». Однако, условием для возникновения человеческого сознания является функциональное сопряжение некоторого числа таких систем, в результате чего возникает «общий результат» (common result). Таким образом, сознание в общем смысле рассматривается как признак социальной организации. Индивидуальное сознание возникает в результате интериоризации и когнитивной обработки опыта взаимодействия в совместной деятельности некоторого числа систем «организм-среда». Сознательный индивидуальный опыт связан с коммуникацией и лингвистическим описанием «общего результата» [Järvilehto 2009 (b)]. В этой системе особое место принадлежит языку как физическому компоненту среды, который наделяется значимостью (становится каузальным фактором), что «<…> втягивает его в динамическую систему отношений между двумя взаимодействующими организмами (сознаниями)»; последняя имеет «<…> ориентирующий характер, поскольку взаимодействия между организмами направлены, в конечном итоге, на сохранение экологической (каузально взаимообусловленной) системы «организм-мир» [Кравченко 2006, с. 153].

Таким образом, в когнитивной лингвистике, которая за последние несколько десятилетий стала одной из магистральных исследовательских парадигм, в последнее время наметился поворот в сторону исследований в русле биокогнитивного подхода, где языковая деятельность рассматривается как одна из биологических функций человека как живой системы. Биологическая теория познания, которая является фундаментом нового направления в лингвистических исследованиях, открывает выход на новую концепцию языка, суть которой заключается в том, что языковая деятельность человека рассматривается как определенные структуры поведения в когнитивной области взаимодействий, носящих ориентирующий характер и служащих осуществлению биологической функции адаптации организма к среде с последующим переходом к управлению ею [Maturana 1978; Кравченко 2008, c. 190]. В рамках данного направления человеческая коммуникация рассматривается с привлечением такого фундаментального фактора как консенсуальная область взаимодействий индивидов, которая понимается как вся совокупность факторов, «<…> образующих разделяемый коммуникантами перцептуально-физический контекст употребления знаков» [Кравченко 2008, с. 35]. Консенсуальная область взаимодействий определяется параметрами экологической ниши как области возможных когнитивных взаимодействий организма со средой, а также когнитивным опытом каждого из субъектов коммуникации.

Однако, есть еще одно следствие, вытекающее из биологии познания У. Матураны [Maturana 2002, c. 5–34] и теории системы «организм-среда» Т. Ярвилехто [Järvilehto 2009 (b), c. 112–120], которое также необходимо учитывать. Это свойство данного взаимодействия, или сцепления (coupling), которое заключается в том, что в организме (как и в среде) при таком взаимодействии возникают изменения. Таким образом, СОБЫТИЙНОСТЬ как инвариант «безличности» понимается в данном исследовании как «взаимодействие организма и среды, параметры которой, индуцируют некоторое состояние или дальнейшие действия организма». В этой связи необходимо рассмотреть различные модели сентенциональных структур на предмет выявления в их соответствующих семантиках признаков СОБЫТИЙНОСТИ с целью определения репертуара репрезентационных форм в категориальном поле, традиционно именуемом «безличность».

Глава II
Безличное предложение как средство языковой актуализации категории «безличность»

2.1. Трактовки безличного предложения как особого типа сентенциональной структуры

Как показывает анализ существующих трактовок природы безличных предложений, лингвистами выделяются признаки безличности на трех базовых уровнях: 1) на уровне лексики – выражение предиката безличных предложений глагольными и именными единицами специфической семантики – т. н. «безличными предикатами»; 2) на уровне морфологии – специфическая форма предиката безличного предложения – несогласованное 3 л.ед.ч.; 3) на уровне синтаксиса – отсутствие согласования в предикативном ядре предложения, а также отсутствие подлежащего в его канонической трактовке. Среди выявленных уровней примат принадлежит, безусловно, уровню синтаксической структуры, как уровню, синтезирующему признаки лексические и морфологические. В этой связи можно выявить несколько базовых трактовок природы и специфики безличного предложения, однако, все эти трактовки распадаются на две противостоящие фундаментальные группы концепций. Рассмотрим их подробнее.

Первая группа концепций объединяет теории, базовым посылом которых можно условно считать невыводимость безличных (по преимуществу односоставных) структур из двучленных – ни в синхронном плане, ни в плане диахроническом.

 «СКАЗУЕМОСТНЫЕ ТЕОРИИ[17]17
  Для европейских языков с двучленной структурой безличных предложений (английский, немецкий, французский и др.) данная группа концепций объединяет те из них, которые отрицают семантическую наполненность прономинального элемента, заполняющего позицию подлежащего.


[Закрыть]» – условное обозначение группы теорий, которые утверждают либо полное отсутствие подлежащего (а иногда и субъекта – в разной степени), либо абсолютную семантическую пустоту номинативного элемента, выступающего в этой функции; главный член безличного предложения в данных концепциях – «голое» сказуемое, или «безличный глагол». Предтечей этого направления в исследовании безличности в отечественной лингвистике является А. М. Пешковский. В его концепции безличное предложение – это некий синтаксический шаблон, характеризующей чертой которого является то, что в данных предложениях «<…> не может быть подлежащего по самому их строению». Морфологической основой безличного предложения в его концепции является безличный глагол, особый тип глагольных лексем, характеризующийся парадигматическими ограничениями в рамках актуализации значений грамматического лица и числа (в прошедшем времени – также грамматического рода). «У них существует только одна форма 3‐го лица единственного числа, а в прошедшем времени – среднего рода единственного числа», и далее: «<…> предложения, в которых подлежащее устранено не только из речи, но и из мысли», что вербализуется как «несогласующийся ни с чем глагол» [Пешковский 2001, с. 315–316]. Вслед за А. М. Пешковским эти идеи развивались в трудах многих лингвистов, таким образом, в данных направлениях исследований безличные предложения характеризуются наличием всего лишь одного главного члена предложения – сказуемого, причем особого класса – безличного сказуемого, которое лишено субстанциональной направленности, а именно грамматического значения, сигнализирующего о зависимости сказуемого от субстанции (подлежащего) [Шубик 2003, с. 332]. Таким образом, основной идеей всех концепций в рамках этого направления исследования безличных предложений является полное отсутствие материально выраженного подлежащего, а центром такого предложения является сказуемое [Бирюлин 1978; Галкина-Федорук 1958, с. 123; Распопов 1970; Сергеева 1982; Стеценко 1977, с. 78; Шубик 2003: 331]. Как уже было сказано, основное свойство безличного предиката по мнению лингвистов, отстаивающих данную точку зрения, является отсутствие категории лица, выраженной в глагольной форме [Галкина-Федорук 1958, с. 123; Сиротинина 1980, с. 77]. Однако, данное явление (собственно невыраженность в форме значения лица) наблюдается в ряде индоевропейских языков только в формах стативов (слов категории состояния), поэтому не может являться фундаментальным универсальным признаком безличности. В общем, представителями данного подхода исследуются в основном структуры с т. н. verba meteorologica, которые являются семантически насыщенными, в силу чего наличие имени в номинативе, выполняющего синтаксическую функцию подлежащего, считается необязательным или ненужным. Таким образом, традиционно в рамках данного подхода делается заключение о том, что структура суждения, лежащая в основе безличного предложения – бессубъектна, что и отражается на синтаксическом уровне в односоставности предложения. Вопрос о соотношении безличности и бессубъектности решался в рамках данной концепции по‐разному. В частности, А. В. Супрун (исследование на материале романских языков) разводит безличность и бессубъектность. Для неё безличный = бессубъектный только в определенном случае: к этой группе она относит только предложения, обозначающие атмосферные явления. Во всех остальных случаях бесподлежащный =⁄= бессубъектный, ибо далеко не всегда в предложении наблюдается реальное отсутствие субъекта действия [Супрун 2008, с. 82]. Я. Гут полагает, что безличные предложения не тождественны бессубъектным, отсутствие выраженного субъекта в структуре предложения не является исчерпывающим признаком «безличности» – отсутствие субъекта может считаться лишь одним из признаков безличного предложения [Gut 1973, с. 397]. Исследовательница полагает, что общим критерием, объединяющим все безличные предложения в единую категорию, является невозможность определить и номинировать референты одной или более именных групп на уровне глубинной структуры по причине неопределенности этих референтов. Таким образом, подлинно безличные предложения в данной концепции характеризуются семантической насыщенностью предиката, которая и приводит к избыточности актантной сетки семантических ролей. Круг безличных структур, рассматриваемых в рамках данных теорий ограничивается практически исключительно предложениями, описывающими состояние среды (метеорологические / атмосферные), а также процессы, происходящие в окружающей человека среде.

 «ТЕОРИИ ОДНОГО ГЛАВНОГО ЧЛЕНА ПРЕДЛОЖЕНИЯ» – в данном случае имеются в виду теории, так или иначе утверждающие неопределённость синтаксической функции предикативного ядра безличного предложения, т. е. данные концепции не поддерживают вербоцентризм «сказуемостных» теорий. В отечественном языкознании основы данного взгляда на безличные предложения заложил А. А. Шахматов, который отказывался оперировать понятиями двух главных членов предложения – подлежащего и сказуемого – при анализе безличных структур, и ввел понятие «главный член предложения» – одно, недифференцированное понятие, в котором находят одновременное выражение оба главных члена психологической коммуникации [Шахматов 1941, с. 29–31, 49–50]. Преимущество данного подхода к рассмотрению безличных структур заключается в том, что происходит коренная перестройка системы главных членов предложения, безличные структуры не рассматриваются как купированный (неполноценный, вторичный) вариант синтаксической структуры. Данную точку зрения поддерживает Л. А. Бирюлин: «<…> надо, отрицая редуцированный вариант традиционной грамматики «бесподлежащного» предложения, при анализе односоставных предложений вводить иную систему отсчёта». Говоря об «идеальной» схеме сентенциональной структуры, Л. А. Бирюлин признаёт неединичность такой схемы, говоря о том, что возможно наличие различных «идеальных» схем, среди которых будут и такие, которые накладывались бы на односоставные предложения «без остатка» [Бирюлин 1978, с. 229–230]. Таким образом, в данной концепции наличествуют как минимум две равноправные идеальные синтаксические структуры, находящиеся в отношении взаимной комплементарности (для двусоставного предложения и для односоставного предложения, соответственно). Несомненной заслугой представителей данного направления в исследовании безличности является отход от «вербоцентристской предвзятости», а также признание «неущербности» безличной структуры как таковой, её право на статус полноценной структуры в репертуаре сентенциональных структур различных языков. Единственной слабостью данного направления исследований можно назвать неопределённость семантики и статуса «главного члена предложения». Однако, попытки разработать данный вопрос делались в рамках дальнейших исследований – теорий, объединенных нами в группу концепций «субъекто-предикатной недискретности», являющихся в сущности логическим продолжением теорий «одного главного члена предложения».

 «ТЕОРИИ СУБЪЕКТО-ПРЕДИКАТНОЙ НЕДИСКРЕТНОСТИ» – данные теории объединяет основная общая базовая посылка о синкретизме в выражении подлежащего и сказуемого безличного предложения – они выражены не дискретно, но в одной словоформе. Подлежащее заключено (наряду со сказуемым) в глагольной словоформе. Таким образом, отличие безличного предложения от личного заключается лишь в морфологической природе подлежащего: если в личном предложении подлежащее явственное, выражено отдельной языковой единицей, обладающей собственной семантикой и синтагматикой, то в безличном либо подлежащее «сокрыто» во флексии глагола, либо выражено местоимением с семантикой неопределенности [Буслаев 1959, с. 272–273], либо подлежащее включено в основу глагола, т. е. безличные предложения трактуются как инкорпоративные комплексы, в морфологически нерасчлененном виде выражающие логические суждения [Классовский 1870, с. 1–44]. Данные концепции восходят к различным учениям в рамках логики, разрабатывающим вопрос о возможности одночленного суждения (см. [Зигварт 2008; Марти 2004; Серрюс 2002; Твардовский 1907; Goebel 1888; MacLennan 1897]). Терминологически синкретизм в выражении субъекта и предиката именовался как «субъектно-предикатная недискретность» (о безличных и номинативных предложениях см. [Бондарко 1991 (а)]), также – «семантическая инкорпорация» в содержание безличного предиката его субъектного аргумента (см. [Бирюлин 1984, с. 8, Пупынин 1992, с. 48]); «субъекто-предикат» в терминологии Т. Б. Алисовой (см. [Алисова 1969]). К сожалению, в данных разработках не получила полного освещения проблематика вариативности семантики «субъекто-предикатов» в зависимости от условий актуализации, а также не проведена классификационная работа.

Вторая группа концепций, рассматривающих структуру безличного предложения, объединяет теории, базовой посылкой которых можно условно считать выводимость одночленных безличных (на материале отдельных языков) структур из двучленных – либо в синхронном плане (трансформационные теории), либо в плане диахроническом (теории «перехода»). Исходный фундаментальный теоретический посыл, объединяющий все данные концепции, восходит к учению о структуре (с обязательностью – двучленной) классического суждения в логике.