Текст книги "Чужая"

Оксана Кольцова
Чужая

Пролог

Мечтай.

Но знай, что может сбыться неосторожная мечта.

Случайность ли, предназначение – уж не понять, не нужно спрашивать, ответа нет. Шаг в сторону, Туман вокруг – развеялся, но мир уже не тот.

Здесь все возможно, здесь Ужас правит бал.

О том ли ты мечтала, Рианнон?

Что в слове «готика»? Лишь черные одежды, по кладбищам прогулки, черный сплин и смерти поклоненье? Но вдруг те книги, что ты читала, правдивы? И за Туманом мир иной?

Мир Страха, где Зло царит, где люди – не цари природы, где жизнь не ценится, где Лорд Домена – царь и бог, где смерть – реальна, и прекрасного в ней нет.

Умрешь? Заплачешь? Или победишь?

Герои в этом мире сильны, но плохо все кончают.

И кем вернешься ты домой? Вернешься ли вообще?

Бойся и беги. Сражайся и умри.

Здесь Ужас, Боль и Страх – вот короли.

Страдай же, Рианнон!

Глава 1

Закат был словно припорошен мягким пеплом: серые облака стаей тянулись на запад, будто стремясь как можно скорей улететь отсюда. А может быть, это маленькое кухонное окно было пыльным… Впрочем, Рианнон не сильно заботил закат, у нее были дела поинтереснее. Например, докрасить ногти и высушить их так, чтобы черный лак не треснул.

Ногти у Рианнон были красивые. И руки у нее были красивые – изящные кисти, длинные тонкие пальцы, тщательно обточенные коготки идеальной формы. Рианнон вообще была недурна собой, на службе на нее заглядывались программисты из соседнего отдела, но подойти пока ни один не решился. То ли черные когти смущали, то ли взгляд обведенных угольным карандашом глаз, то ли любимый серебряный браслет с подвесками в виде гробиков и черепов.

А может быть, улыбка ее им не нравилась. Хотя как может не нравиться такая обаятельная улыбка, Рианнон не понимала. Клыки у нее были искусственно удлиненными – немало денег ушло на достижение этого результата, но зато улыбка разила наповал. Рианнон знала, что те, кто бросится к ней после этого, радостно улыбаясь в ответ, и есть собратья-готы. Но, к сожалению, в их маленьком городке поклонников готической культуры было мало, в основном депрессивные девочки, которых тянуло походить в черном, повздыхать перед фотоаппаратом и потом вывешивать жуткие томные портреты в Интернете. Таких Рианнон не любила, потому что все их увлечение готикой было ни чем иным, как позой. Едва погруженные в сплин девочки находили себе более перспективное занятие или парня из соседнего дома, как все их страстные вздохи по вампирам и депрессия преобразовывались в пылкие вздохи по какому-нибудь Эндрю или Майклу.

Нет, Рианнон была настоящей готкой, пожалуй, единственной в Соммет-Хилле, маленьком городке недалеко от Бостона. Днем она работала в небольшой строительной компании, стремительно осваивающей местные неизведанные пространства, отвечала на звонки клиентов и перекладывала бумаги, и отчаянно скучала. Вечером же все преображалось: вечер и ночь – это было ее время, время тьмы, время вампиров.

Вот и сегодня – закончен длинный день, наполненный звонками телефонов и хихиканьем глупых коллег, у которых только и было заботы, как бы удачно попасть на распродажу или что приготовить на ужин. Они не могли поддержать разговор про Оскара Уайльда, побеседовать о декадансе или женской моде XV века. Они вообще проживали свою жизнь зря, занятые детьми, мужьями, готовкой и сериалами по семейному каналу. Они не знали, что такое эстетика смерти, слушали дурацкую попсовую музыку и с осуждением смотрели на Рианнон. Она же только широко улыбалась им, с удовольствием ловила испуганные взгляды глупых куриц и продолжала делать свое дело, чтобы иметь возможность жить так, как ей хочется.

Лак высох. Рианнон полюбовалась на руки, потом закончила наносить макияж. В старинном зеркале с завитушками, купленном за бешеные деньги в антикварной лавочке в Бостоне, отражалась молодая девушка с черными волосами, огромными глазами, феерически бледная и потому особенно прекрасная. Рианнон кивнула, удовлетворенная увиденным, и отправилась одеваться.

Тяжелое бархатное платье со шлейфом она шила сама, долго и с удовольствием, и результат был великолепен. В этом наряде Рианнон выглядела тоненькой и печальной, словно призрак леди-убийцы, бродящий вокруг беломраморного склепа. На запястьях защелкнулись любимые широкие браслеты, сияющие нежным серебром – все авторское, сделанное по индивидуальному заказу. Это была копия браслетов с портрета одной дамы, жившей в XVII веке – портрета малоизвестного и загадочного, говорили, что изображенная на нем женщина была вампиром… Дорого бы дала Рианнон, чтобы встретиться с настоящим вампиром!

На шею она повесила кулон в виде летучей мыши, очень изящно выполненный. Бывают люди, которые полагают, что культура настоящих готов – это полное праха и теней существование, эскапизм от нечего делать и от личной неустроенности. Рианнон служила доказательством совершенно иной точки зрения. Она была прекрасно образованна, носила изящные вещи и украшения, и ее прогулки по кладбищам при луне приносили ей столько эстетического восторга и носили печать столь утонченного времяпрепровождения, что все скептики сами могли рассыпаться прахом, если хотят. Но чего еще ждать от жителей маленького городка, для которых манящим светом становится не полная луна, а мерцающий экран телевизора. Иногда Рианнон было даже жаль их, закосневших в быту и не видящих дальше своей калитки. Ведь стоит только сделать шаг – и прекрасное откроется, оно открыто для всех, нужно только уметь увидеть.

Наконец, Рианнон натянула изящные сапожки с острыми носами и набросила на плечи тяжелый теплый плащ на алой атласной подкладке. Можно идти. Рианнон снова выглянула в окно – солнце давно ушло за горизонт, и землю окутала тьма. В этой тьме обычные люди предпочитают не бродить, в ней гуляют свободные создания – вампиры, бесстрашные женщины и черные кошки.

Улицы маленького городка были тихими, даже собаки не лаяли, видимо, чуя близкое новолуние. Рианнон медленно шла по тротуарам, вдыхая холодный воздух полной грудью – как хорошо дышится на свободе, ночью! Здесь она в своей стихии. Окна домов светились, там за бордовыми, синими, в клеточку занавесками шла обычная жизнь обычных людей, которые и не подозревали, что мимо их отчаянно благоустроенных жилищ скользит тень, которая по-настоящему свободна…

Кладбище Соммет-Хилла располагалось за чертой города – впрочем, все равно недалеко, их городок можно было за час обойти неспешным шагом. Может быть, оно и не было таким древним, как старые английские кладбища, где, говорят, можно гулять до скончания века и каждый раз находить что-нибудь новое, неизведанное. Но все равно от него веяло стариной, здесь начали хоронить жителей города сразу после его основания в начале девятнадцатого века, поэтому кладбище успело изрядно разрастись. Рианнон это было только на руку.

Девушка остановилась перед воротами – тонкая ковка, бессмысленные, но красивые узоры. Иногда можно угадать плачущего ангела, иногда – смеющегося беса. Ангелы Рианнон раздражали, а против бесов она ничего не имела.

Ворота, конечно же, были заперты, дабы оградить кладбище от нашествия лиц без определенного места жительства. Но Рианнон знала другой путь: недалеко от ворот была калитка, и хитрая защелка на ней открывалась без особых усилий, нужно только знать – как. Рианнон просунула руку за решетку, легко повернула задвижку, и калитка с ржавым скрипом распахнулась. И вот оно перед нею – царство смерти и вечного покоя!

Кладбище было прекрасно. Стояли вдоль аллей ивы, вязы, иногда клены. Сейчас, в ноябре, листьев на них уже не было, и деревья вздымали голые ветви к полуночному небу. Полной темноты не было: за облаками угадывался месяц, периодически поглядывавший на землю сквозь прореху в плохо заштопанном небесном покрове, а землю покрывал чуть серебрившийся иней, отражавший бледные лучи ночного светила. Скукоженные листья на дорожках заиндевели, промерзли насквозь, и даже не шуршали, когда по ним проходился шлейф платья Рианнон.

Девушка постояла немного, наслаждаясь тишиной и спокойствием, и двинулась на неторопливую прогулку. Облака, словно в подарок ей, разошлись, и умирающая луна залила землю холодным светом. В этом свете все будто покрылось тончайшим налетом серебра – и мир вокруг, и кожа Рианнон, даже черный бархат платья засеребрился, будто тоже подернулся инеем. Девушка остановилась у своего любимого надгробия: могила некоего Карла Рифермана была украшена статуей человека, закутанного в плащ; лица его не было видно, голова опущена, а черный мрамор, из которого была высечена фигура, казался куском самой ночи. Внизу же, под именем и датами жизни и смерти, было высечено не коллективное послание от скорбящих родственников, а короткое и емкое: «Ite, missa est».

Идите, все кончено.

Рианнон постояла перед могилой, легонько коснулась пальцами холодного мрамора. Кто этот человек и почему он велел поставить такую статую на свою могилу? Рианнон почему-то не сомневалась, что идея надгробия принадлежала самому почившему, а не кому-то из его родственников. Странная черная фигура притягивала взгляд, от нее невозможно было оторваться. В первый раз, когда Рианнон пришла на это кладбище, она простояла у могилы Карла Рифермана несколько часов, не чувствуя ни холода, ни страха, только бесконечное нечто, что соединяет судьбы и души людей, даже живших в разное время.

Конечно, эта могила была не единственной, заслуживающей внимания на огромном кладбище. Рианнон медленно пошла знакомым путем, бросая взгляды на могильные плиты. Тишина, пустота, как хорошо! Девушка ненадолго задержалась перед простой плитой с надписью «Mors omnia solvit», тронула белый крест над местом вечного упокоения какой-то Марии Вэйнс, – покойница была ей без надобности, но крест, сахарно светившийся в полутьме, был чудо как хорош. И, как это и было написано на надгробии, смерть решила все проблемы этой самой Марии.

Ветер шептал и шуршал в голых ветвях деревьев, а Рианнон все шла и шла, и иногда ей самой казалось, что она скользит над землей. Хорошо бы стать такой, как ей хочется, но увы – в этом грубом материальном мире ее мечта недостижима. Может быть, после смерти ей будет дарована тайная власть, тайная сила, и она уже наяву, а не в грезах, сможет подняться над землей, перекинуться летучей мышью и прочертить свой путь на магическом лике полной луны. Или стать призраком, легким туманом, касающимся по ночам чела спящих, бледно улыбающимся случайным путникам. Или превратиться в волчицу…

Сегодня Рианнон решила навестить ту часть кладбища, где бывала до сих пор всего дважды: девушка не любила спешить и хотя освоила уже всю территорию кладбища, которое было достаточно обширно, все же ее не покидало чувство, что там, на другом конце, может таиться нечто неизведанное. Почему бы и нет? Даже если она не увидит ничего нового, само ощущение тайны и сладкого предвкушения открытий дарит наслаждение. За ивовой аллеей, кажется, было еще что-то, и девушку мучило любопытство – что именно? Кладбище никогда ей не надоедало, по нему можно было бродить бесконечно. Ничего, однажды так и будет, нужно только верить…

Рианнон свернула на широкую аллею, в конце которой виднелся склеп какого-то богатого жителя города, почившего более полусотни лет назад. Склеп этот Рианнон не любила, он был изукрашен грубыми изображениями слащавых толстых ангелочков и пошлыми надписями, поэтому постаралась скорее его миновать – и запнулась о край могильной плиты, почему-то выступавшей прямо на аллею. Невольно глянув вниз, Рианнон остановилась.

Прежде она не обращала на эту плиту внимания, вообще не помнила, чтобы такое захоронение было здесь, но теперь почти заросший мхом кусок мрамора чем-то привлек ее. Рианнон опустилась на колени, легонько коснулась пальцами ледяного камня и едва не зажмурилась от космического ощущения падения, будто кто-то взял ее за руку и потянул. По ладони разбежались щекочущие искорки тепла. Наверное, такой странный эффект давал холод, идущий от мрамора.

На плите был едва заметен узор; Рианнон провела ладонью, сметая иней, отковырнула несколько кусочков промерзшего бледного мха. Тот тоже был мертвый и крошился легко. Со все возрастающим энтузиазмом Рианнон принялась очищать плиту, с восторгом видя, как из-под грязи и мха появляется узор нереальной красоты. Сплетение тонких линий, будто танец, будто невозможной сложности лабиринт, живой и умный. Рианнон не спала уже несколько ночей, и мысли в голову потому приходили странные. Она тряхнула головой, чтобы прогнать призрачное наваждение, и выпрямилась. Освобожденный от мусора узор поражал элегантной красотой. Это вам не скорбные надписи и грубо выбитые в камне цветы, это настоящее искусство!

Рианнон медленно провела пальцами по линиям, и еще раз, и еще. Какая красота! Сидеть бы так вечно, касаясь этого камня. Вот оно, счастье!

Только что-то было не так, и девушка не понимала, что. Вокруг вроде обычное кладбище, но странное, чуждое чувство поселилось в груди Рианнон и не хотело ее оставлять. Девушка снова покачала головой, потом огляделась и поняла причину бессознательной тревоги: над кладбищем Соммет-Хилла сгущался туман.

Глава 2

Влажные щупальца тумана жили, казалось, своей жизнью, и жизнь эта была какой-то холодной, дремлющей и враждебной. Рианнон нервно огляделась вокруг, пытаясь избавиться от наваждения: чьи-то глаза, миллионы глаз смотрят в спину, смотрят липким не моргающим взглядом, оставляют на коже следы, горящие, как ожог, или пульсирующие, как рана.

Тоненькими струйками, рваными клочьями, зябко льнущей поземкой, медленно, едва заметно, едва ощутимо, туман заполнял все вокруг; памятники, обелиски и склепы превращались в островки, потом подергивались дымкой и тонули, растворялись во мгле.

Рианнон взглянула на свою руку, касающуюся выбитого на могильном камне узора, и едва не вскрикнула от удивления: узор светился мертвенным лиловым светом, навевающим мысли о гангрене. Мерзость! Куда делась изысканная красота, что это? Девушка с трудом оторвала руку от холодного камня и поднесла к лицу, стараясь разглядеть кончики пальцев: на секунду ей показалось, что линии узора пульсируют и ощутимо притягивают к себе.

Пальцы оказались чем-то испачканы, чем-то липким и сладковато пахнущим. Рианнон брезгливо потрясла кистью, стараясь стряхнуть пакость с руки, но лишь забрызгала юбку. Черт, что это за гадость? Девушка еще раз внимательно осмотрела руку. Кровь? Откуда она на могильном камне? В их маленьком городишке даже сатанистов нет, вряд ли тут кто-то приносил кровавые жертвы. Узор же так и светился гангренозно-лиловым.

Неужели бессонница сказывается? Галлюцинации начались? Могло бы и что-нибудь красивое привидеться: настоящее привидение или замок древний и мрачный. Нет же, лиловые свечения и кровь на руках. Решив, что раз уж кровь ненастоящая, то и платью она не повредит, Рианнон вытерла руку об юбку.

Пока девушка решала проблемы гигиены, на кладбище что-то неуловимо изменилось: странный туман уже почти развеялся, а лиловый свет надгробия погас. Рианнон еще немного посидела у необычной могилы, затем поднялась и продолжила прогулку. Ночь была просто отличная, такую не испортишь какой-то глупой галлюцинацией: тоненький умирающий месяц, безветренно, ноябрьский морозец приятно пощипывает щеки и нос.

Осень – лучшее время для готов. Не жарко, никакого противного солнца, плотные низкие облака, моросящий дождь или легкий снежок – отличное настроение. Мечтательно улыбаясь, Рианнон шла между могилами, взгляд скользил по знакомым до мельчайших трещинок статуям и надгробиям, длинный шлейф шуршал мелкими сухими ивовыми листочками, широкие рукава касались земли… Усталость и напряжение долгого дня постепенно отступали, таяли в покое кладбища, шелуха дневной жизни опадала и улетала прочь, уносимая едва заметным ледяным ветерком. Как хорошо, что хоть ночь принадлежит ей! Работа, глупые курицы сотрудницы, отвратительная соседская семейка с бессчетными детишками (спиногрызов было не то пять, не то семь, Рианнон так и не смогла запомнить их всех, все равно, сколько бы их не было – все отвратительны) и суета, суета, суета…

Суета…

По параллельной аллее кто-то крался.

Кстати, об аллее. Рианнон шла, склонив голову, то рассматривала землю под ногами, то читала надписи на надгробьях, теперь же она взглянула на небо, на деревья: это были не те деревья. Кладбище Соммет-Хилла, знакомое до последней могилки кладбище, выглядело странно. И это было не то слово «странно», которое обозначает «не как обычно». Странно – это совсем не так. Совсем. Нет, это было то самое кладбище, та самая ивовая аллея, но… Плакучие ивы стали похожи на узловатые скелеты, опутанные веревками голых веток, надгробия запылились и потрескались, надписи на них, раньше сделанные самыми обычными буквами, превратились в невероятной красоты готический шрифт. Умирающая луна светила мутным багровым светом. И чьи-то шаркающие шаги звучали рваным ритмом, то ускоряясь, то замирая. Будто кто-то… Да, конечно! Будто кто-то перебегает от склепа к склепу, от могилы к могиле.

– Кто здесь? – голос прозвучал пискляво, будто у старлетки в плохом фильме ужасов.

Шаги замерли, потом быстро зашуршали, удаляясь.

– Ну вот, опять на бомжа страху нагнала, – Рианнон фыркнула и продолжила путь, немного расстроенная тем, что испугалась какого-то бездомного. Это маргиналы должны ее бояться!

Глупости какие в голову лезут сегодня. То кладбище ей не то, то луна багровая. Рианнон взглянула на небо, но луны видно не было, ночное светило успело скрыться за низкой тучей.

Снег пойдет, к гадалке не ходи. Туча была очень красивая: серая, плотная, клочковатая по краям. Рианнон раскинула руки и закружилась, рукава взлетели, как крылья, плащ распахнулся, показывая алую подкладку. Туча заворочалась, набухла и разошлась, открывая багровую луну. Девушка замерла, подняв лицо к небу. Разрыв в облаке клубился, колыхался, будто от ветра, и кровоточил, как открытая рана.

Быстрые шаги прямо за спиной.

Девушка резко обернулась, но не увидела ровным счетом ничего. Аллея уходила вдаль, смыкаясь в ивовый туннель, залитый бледными свинцовыми сумерками, на подмерзшей и покрытой инеем дорожке негативом проявлялась цепочка ее следов. И никого, ни следа, ни тени, ни звука.

– Выходи, я не боюсь! – выкрикнула Рианнон в раздражении. Этот бомж опять ее напугал. Чего ему не спится-то? Нет, нервы надо полечить, полечить. Обычно при виде нее бездомные разбегаются, а тут какой-то настырный попался.

Нет ответа. Рианнон опять взглянула на небо, но кровавая луна так и светила сквозь облако, окрашивая его края в цвет сырого бифштекса. Аномалия какая-то. Но красиво. Только вот бомж этот все портит, не дает расслабиться в покое и уединении. Что ему нужно? Может, он голодный? Хотя, какая разница? Да пусть он хоть умрет вообще, тогда хоть мешать не будет. Нет, людей слишком много на земле. Жаль, что у хомо сапиенс не осталось естественных врагов. В итоге люди размножатся так, что земля просто треснет по швам и превратиться в тучу космического мусора, не оставив от человечества даже воспоминаний.

Черт! Вечер все равно испорчен, настроение потеряно, надо возвращаться домой, пока не пошел снег. Рианнон повернула назад и пошла параллельно своим следам, держась другой стороны аллеи. Теперь она шла так, что надписи на надгробиях были не видны, зато во всей красе представали тыльные их стороны, украшенные рисунками и эпитафиями.

Рисунки были самые разные, но ни на одном из них не было ни ангела, ни цветов, лишь мрачные демоны пронзали грешников и уволакивали в преисподнюю. Раньше такой тематической подборки Рианнон не замечала, всегда полно слащавых родичей, что поставят на могилку кусок белого мрамора, напишут отвратительный стишок, да еще и плачущего ангелочка изобразят. Нет, здесь такого не было. Милое местечко, надо запомнить. Увлеченная рассматриванием могильных камней, Рианнон не обращала внимания на тропу, которой шла, поэтому споткнулась и едва не упала. И увидела нечто такое…

Цепочка следов, вдоль которой она шла, ее следов, обрывалась здесь, у того самого камня с узором, со светящимся лабиринтом. Сейчас здесь ничего не светилось, но белый иней дальше по аллее был нетронут, девственно чист. Что за ерунда? Рианнон опасливо протянула вперед руку, но ничего не произошло. Где же ее следы? Ведь она шла по заиндевелой земле от самых ворот кладбища, шла по этой аллее, никуда не сворачивая. Рианнон обернулась назад: две цепочки следов. Вперед – чистый иней.

Рядом, чуть ли не в паре шагов, раздалось чье-то тяжелое хриплое дыхание.

Рианнон повернулась лицом к прячущемуся сложила руки на груди и улыбнулась особой улыбкой, показав клыки. Пусть боится.

– Выходи сейчас же! – топнула она ногой, взметнулась мельчайшая ледяная пыль, искорки снега осели на подоле юбки россыпью мелких бриллиантиков. – Выходи! Я приказываю!

Злость на этого бездомного затмила все, даже оттеснила на задний план странное отсутствие следов. Как он смеет следить за ней, мешать ей! Да кем он себя возомнил? Рианнон никогда не ходила беззащитной: в кармане плаща лежал шокер.

Прячущийся затаил дыхание.

– Я тебя вижу! – наугад припугнула Рианнон. – Выходи, или пожалеешь!

За ближайшим склепом кто-то завозился, и на аллею, прямо на свет багровой луны, вышел согбенный и худой человек.

– Зачем ты следишь за мной? Отвечай! – Рианнон отвела от него взгляд, что-то очень противное и омерзительное было в этой фигуре, будто одновременно скользкое и пыльное.

Он повернул к ней лицо и потянулся всем телом, не сходя с места, и одновременно надвигаясь. Вывернутые ноздри ввалившегося носа расширились, будто субъект принюхивался, тонкие, в струпьях, губы шевелились, но ни одного членораздельного звука не слетало с них, лишь какое-то не то бормотание, не то тихое рычание. Одежда его являла собой сплошные вонючие лохмотья, едва покрывающие синюшное тело, кости, обтянутые сухой изъязвленной кожей. В чистом воздухе отчетливо разлился запах гнилых тряпок, и Рианнон поморщилась: надо же, какой отвратительный субъект ей попался, издалека воняет!

– Убирайся прочь! – Рианнон уже и не рада была, что заставила его выйти из тени, до того гадкая образина оказалась при ближайшем рассмотрении.

Бомж пожевал губами и поднял лицо, стараясь заглянуть девушке в глаза. Рианнон почувствовала, как какая-то липкая одурь охватывает ее. Что это с ней? И тут этот корявый человек поймал ее взгляд. Глаза его напоминали два болотистых пруда: мутно-зеленые, подернутые бельмами, как тиной. Рианнон замерла, будто примороженная к месту, даже крикнуть не могла.

Субъект шевельнулся, с трудом передвинул ноги, но все же шагнул к ней, протягивая руки. Рот его приоткрылся, тихий скулеж превратился в утробный вой, а бормотание – в булькающее рычание. Длинный язык метался во рту, как змея, то облизывая губы, то убираясь внутрь. Зловонное дыхание хищника обдало Рианнон трупным смрадом. Но нет! Это не его дыхание, это его запах! От уродливого костлявого существа несло гнилью и разложением, свернувшейся кровью и сырой землей. Это вовсе не тряпки воняют, вовсе нет, это он сам так пахнет!

Руки, напоминающие плети, легли Рианнон на плечи, мерзкая образина тянулась, приближаясь к застывшему лицу девушки. Ужас заставил Рианнон собраться с силами и попытаться вырваться, закричать. С губ слетел только тихий писк, не громче мышиного, но ослабевшая рука все же скользнула в карман плаща и нащупала шокер.

Губы бомжа сложились в трубочку, мерзкое сосущее причмокивание вызвало у девушки приступ тошноты; костлявые пальцы неожиданно сильно и больно сжали ее плечи, притягивая Рианнон к этим губам; болотные глаза загорелись мутным огоньком.

– Нет! – удалось вскрикнуть девушке. – Нет!

Тошнотворный запах окутал ее, грязные лохмотья коснулись плаща, Рианнон невероятным усилием смогла выдернуть шокер и прижала контакты прямо к щеке нападавшего.

Существо взвыло, кожа под шокером обуглилась, показалась кость, но он не отпустил ее, даже не остановился. Она нажимала на кнопку еще и еще, беспорядочно тыкая оружием, но он лишь взвизгивал, воняло паленым мясом, но его рот все тянулся и тянулся к ней.

Близко, совсем близко, в сантиметрах от своего лица, Рианнон увидела эту пасть, эти гнилые мелкие зубы, все гнилые, лишь два белых огромных клыка и мечущийся язык. А потом он укусил ее.

Прижал, опрокинул на заиндевелую землю, навалился сверху и впился мерзкой пастью ей в горло, справа, чуть выше ключицы. Дикая боль пронзила ее, и Рианнон закричала, забилась, стараясь стряхнуть с себя это чудовище.

Внезапно он отпрянул, схватился руками за горло и забулькал, будто в приступе тошноты. Рианнон, опираясь на локти, пыталась выбраться из-под него, но получалось плохо. Существо дернулось в страшной судороге, из горла хлынул зловонный фонтан крови и чего-то еще непередаваемо гнусного. Вся эта гадость окатила руки и юбку Рианнон, заставив содрогнуться от омерзения. Отвращение придало ей сил, девушке удалось столкнуть урода с себя и отползти в сторону.

Держась за горло, существо корчилось на мерзлой земле, заливая все вокруг потоками смрадной жижи, парившей на морозце. Очередная, самая сильная судорога выгнула его тело в дугу, чудовище уже не выло, лишь дико вращались выпученные глаза; то ли кровь, то ли еще что-то струилась из-под век, заливая лицо и шею, всю в жгутах жил от дикого перенапряжения.

Рианнон вцепилась в землю, ломая ногти о смерзшийся гравий.

Существо замерло, вытянувшись в струну. Его тело подернулось серым пеплом, и очередная судорога просто развеяла чудовище облаком тончайшей пудры, осевшей на могильных плитах, инее, плаще и волосах Рианнон.

Девушка поднесла дрожащую руку к шее, потрогала место укуса и взглянула на пальцы.

На свежую кровь невесомо оседал пепел.

То ли от пережитого ужаса, то ли от потери крови Рианнон потеряла сознание.