Текст книги "Ирочка"

Эти основные стили прогрессивной литературы могут разветвляться на подстили (жанры): роман, детектив, фельетон, мемуаристика, эпистолярный жанр, басня-рассказ и т. п.. Всё это позволяет порядочному художнику найти свой «индивидуальный почерк» в рамках положительного искусства, не пускаясь в поиски «своего я» за его пределами, за пределами разумного, рационального, жизненно полезного.

Предназначение социалистического реализма – поднимать планку высоты нравственности, обозначать вехи (верстовые столбы) духовного развития общества, что, естественно не имеет ничего общего с приукрашиванием действительности и против чего предостерегала пишущую братию, да и всех работников искусств, партия Сталина в лице А. А. Жданова, Н. К. Крупской, А. В. Луначарского и др. достойных служителей прогрессу.

В своё время замечательный подлинный представитель положительного искусства драматург Бомарше очень чётко обозначил роль реализма: «Исправить людей можно только показав их такими, каковы они на самом деле.». Это высказывание недвусмысленно выражает значение критического реализма в совершенствовании человека, в его исправлении, ибо прогресс, в конечном счёте, и заключается во всё возрастающем развитии лучших человеческих черт.

Однако довольно плодотворное и значительное распространение критицизма во всех странах в конце позапрошлого и начале прошлого веков всё же, оказав известное воздействие на прогрессивное развитие (без него были бы немыслимы революционные преобразования на одной шестой части земного шара), не избавило человека от многих его пороков. Очевидно, голый показ отрицательных черт, с каким бы художественным мастерством он ни был сделан, не в силах исправить людей, Видимо, людям наряду с осмеянием порока необходимо достаточно ярко высветить, наметить, хотя бы вчерне, и положительные черты. Другими словами, и великий французский драматург нуждается в дополнении: «Исправить людей можно, показав их не только такими, каковы они есть на самом деле, но и каковыми они могли бы стать в дальнейшем.».

Таковы исторические корни и принципы заключительного стиля класса реалистических направлений в искусстве.

Идеологическое единство реалистических стилей утверждает словом и делом замечательный Народный художник СССР А. Шилов, прекрасно работавший в стиле соц. реализма и вернувшийся по велению времени к критицизму, сохраняя в то же время верность своим прежним художественным ориентирам. В беседе с Дементьевым он прямо заявил о своём резко отрицательном отношении к формалистическим течениям в любых видах искусств.

Попытки внести свою лепту в искусствоведческую науку неоднократно делал Л. Н. Толстой. В беседах с мастерами цеха искусств он требовал писать и изображать правду и только правду и не просто правду, а «Правду Жизни». Так, давая оценку (критическую) картине «Переход Суворова через Альпы», он сказал: «Нет правды жизни». Увы, в своих последних произведениях, ударившись в мистику и богоискательство он сам отошёл от этого очень верного правила реалистического, единственно верного искусства. Такими произведениями, пожалуй, можно назвать «Крейцерову сонату» и «Холстомера». В первом произведении – упадочническое охаивание прекрасной половины рода человеческого, во втором – неудачное применение басенно-сказочного жанра для выражения серьёзных философских, а точнее, политэкономических мыслей. В этой связи уместно будет отметить, что И. С. Тургенев был совершенно прав, увещевая Толстого на правах старшего по возрасту: «Перестаньте проповедовать, займитесь художественной литературой.». Упрекнуть Тургенева в том, что он не был гуманистом, не стремился к улучшению общества мы не можем. Социальные несовершенства России и Европы он видел, как наблюдательный художник, гораздо лучше многих образованных людей того времени, они трогали его как гуманиста, волновали и это его состояние человеколюбивой души находило своё выражение в его замечательных произведениях. В то же время он не мог полагать себя в праве, в состоянии «проповедовать», то-есть, призывать общество к общественному переустройству, не зная более оптимальной социальной конструкции; он прекрасно понимал, что для этого одной художественной наблюдательности мало. Для этого необходимо обладать способностью к научному анализу, конструктивному синтезу, чтобы, имея за душой приличные представления о более совершенном, более человечном человеческом обществе, приступить к проповедованию этих новых представлений о человеческом общежитии и о человеческой нравственности.

Но, если таких представлений не было у Тургенева, то, может быть, они были у Толстого? Увы, тоже нет! И он сам признавал это. В бесчисленных спорах русской интеллигенции о состоянии государства российского он стоял, совершенно справедливо, на резко критических позициях. Но, говоря об уже очевидных недостатках, Толстой с огорчением добавлял, что, а как сделать, чтоб было хорошо, он не знает. Это свидетельствует о его честности и этим объясняются его мучительные поиски лучшей доли для России, нового пути для неё с целью достижения счастья мужицкого, которое он увидел, в отличие от простого мужика, не в новом царе, а в новой христианской вере. Как мы знаем теперь: и то, и другое было одинаковыми заблуждениями.

Для осознания значения этой крупной фигуры в русской литературе эпохи русского Ренессанса вспомним слова В. И. Ленина, который как известно нам со школы, сказал о нём: «Экий матёрый человечище». Несомненно эти слова родились под впечатлением прочтения «Войны и Мира». В чём же Ленин увидел матёрость литературного маэстро (в лучшем смысле этого слова)? Эта «матёрость» проявилась в многообразии тем, сюжетов, действующих лиц, что логическим образом привело его к многообразию стилей. Принято относить этот огромный роман к критическому реализму. Но нельзя не заметить, что, помимо критицизма, в нём присутствует и романтизм (образы Пети и Наташи Ростовых), и сентиментализм (княжна Мэри), и социалистический реализм (князья Болконские); идеализация, изображение черт людей будущего – что как раз является признаком соц. реализма – присутствует и в других персонажах; приводить их нет нужды. Здесь также можно отметить героев второго плана другого замечательного романа «Анна Каренина».

Прим. Уместно заметить (напомнить), что научные схемы (по верному утверждению Бутлерова) всегда не полны, не абсолютны. Однако, отметим в скобках, без них не обойтись!

Всеохватность Толстого справедливо подметил и С. П. Залыгин: «Толстой вездесущ в реалистической литературе, она им дышит, он для неё неизбежен. ….»

Кроме того, Толстой и сам прилежный ученик предшествующего ему реализма. «Он – такое органическое слияние … реализма, который существовал до него, с тем, который был он сам, Лев Толстой, и с тем, который появился после него;…» (С. Залыгин Литературные Заботы. Москва «Художественная литература» 1979 г., стр. 230.).

Величие Л. Н. Толстого как художника, причём, главным образом, художника положительного, реалистического направления, бесспорно. Поэтому подобно Тургеневу можно только сожалеть о его отвлечениях в сторону «философствования» или в строну искусствоведения. К счастью у него это не получилось, иначе он навлёк бы на науку об искусстве такие беды, какие свалил на философию и социологию (сиречь, политэкономию) знаменитый бакалавр философских наук. Речь идёт о намерении Льва Николаевича дать научные определения таким явлениям как «искусство» и «неискусство», которое возникло у него в связи с расплодившимися в конце XIX века декадентскими направлениями в живописи, архитектуре, поэзии, …, и по поводу которых он выражал своё справедливое негодование. Осуществить это намерение ему не удалось, видимо, по той простой причине, что давать определение (в данном случае, «неискусству») чему-то ложному, надуманному, искусственному, т. е. не имеющему места в действительной реальности нашей естественной жизни, бессмысленно и противоестественно. Скорее всего, Толстой понял это не логикой учёного, а «логикой» художника, что и уберегло его от повторения ошибки бакалавра, не обладавшего ни художническим чутьём, ни логикой учёного.

Как известно, К. Маркс, не подозревая об алогичности своей затеи, дал определения материализму (философии) и идеализму (нефилософии). Для этих определений была использована ложная посылка, гласящая, что якобы «бытиё определяет сознание»*). Отсюда материализмом (философией) именовалось то, что ставит на первое место бытиё (материю), а идеализмом (нефилософией) – то, что ставит на первое место сознание (человеческий дух). И далее утверждалось, что идеализм – это ложное направление в философии, а материализм – истинное; и поэтому материализм ставит своей целью непримиримую борьбу с идеализмом.

Тем самым К. Маркс лишил материализм (единственно верную материалистическую философию) развития, как инструмента созидания и прогресса, обрекая его на вечную борьбу с «бумажным тигром», искусно склеенным искусными умельцами Античности (Платоном и Аристотелем).

*) В действительности между бытиём и сознанием существуют прямая и обратная связи, которые в общем случае могут и поменяться местами, что никак не может привести к идеализму (нефилософии), ибо есть только одна, единая философия – материалистическая философия, а в ней могут иметь место три взаимодействующих (но отнюдь не взаимоисклющающих) направления: академизм, догматизм и скептицизм; последнее следует отметить как наиболее конструктивное, созидательное направление.

Становясь на научные позиции, мы вправе сосредоточить свои усилия на синтезации (конструировании) научных определений только для реальных, существующих в природе – в материальном мире, а не в больном сознании – явлений, дабы не растрачивать попусту мыслительную энергию на то, чего нет. Иначе говоря, для решения задачи Л. Толстого мы, применяя метод перекодировки, которым пополнился инструментальный арсенал современной философии, вправе поставить задачу конструирования определения только для «искусства», которое должно быть ёмким, полным и, в то же время, лаконичным и научно строгим.

Отсюда первая редакция определения искусства может иметь вид: Искусство есть творческий труд, который удовлетворяя эстетические и эпикурейские потребности человека, способствует совершенствованию человека, развитию его естественных стремлений к прогрессу, к созиданию.

Достойный образец такого искусства – стихи юного Сосо. Таким было искусство очередного блистательного всплеска на суровом бушующем море человеческой цивилизации на планете Земля. Кто-то им любовался, в ком-то этот прекрасный всплеск вызывал раздражение. Но так или иначе, «Гадкий Утёнок» превратился в прекрасного «Лебедя».

«Гадкий Утёнок» состоялся! Человечеству в наследство остались подлинные вершины-шедевры подлинного искусства славной эпохи социалистической культуры. Мы поймём это, если откажемся от лжи, религиозного лицемерия и прочих заблуждений.

 
Только заблуждения,…
Фанатизм и суеверия …,
Всегда сеяли смуту и раздоры.
 

Гельвеций

Увы, состоялся и погиб, как

 
«Погиб поэт! – невольник чести —
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!…».
 

Символично, что одновременно с развитием соц. реализма развивался и кинематограф, также одновременно с ним погибший.

(Вставить также в Заключение к «Зан. Экология»)

Высокая нравственность – это залог всеобщей экономной жизни человеческой цивилизации. Так ездить одному в лимузине с двигателем в 200 лошадиных сил, который при том же загрязнении атмосферы может перевозить 20 человек и более – безнравственно. Проследив историю развития легкового автомобилестроения, нетрудно сообразить, что уже давно их производство связано с коммерческим интересом, получением прибыли. Таковым же является и производство «мобильников».

10.09.05 г. прозвучало сообщение, что теперь в Большом Театре их не будут отбирать в гардеробе, а будут установлены «глушилки» исключающие пользование мобильными телефонами. Так не проще ли владельцам их попросту оставлять это чудо техники двадцать первого века дома? Ведь это так просто осознать, что идя в храм Мельпомены держать при себе предметы, могущие отвлечь от восприятия прекрасного и их владельцев, и соседей по театральным креслам, так же неприлично и безнравственно, как громко разговаривать, чихать, кашлять, сморкаться …. Разве трудно понять, что «глушилки» требуют известных затрат на их приобретение, обслуживание и, к тому ж, являются источником электромагнитного загрязнения окружающей среды.

Шедевр кинематографа
всех времён и народов

Мне хочется обратить внимание читателя на очень старый, очень забытый, очень замечательный кино-фильм эпохи расцвета кинематографического искусства всей земной цивилизации времён окончания чудовищной войны ХХ века – второй мировой войны. В это время (вернее несколько позже) на экранах нашей победившей, но очень бедной, вконец измотанной страны, появились пышные по своей красоте и мастерству съёмок трофейные фильмы: американский сериал – «Тарзан» и английские (как ни странно высокохудожественные) фильмы «Кто виноват», «Мост Ватерлоо» и др..

И на этом фоне пользующихся блистательным успехом у советского исстрадавшегося зрителя появился наш советский шедевр кинематографа всех времён и народов. Да, именно так следует классифицировать фильм «Кубанские Казаки»; хотя ему уже более полувека, но ничего подобного за все эти годы не было создано.

Был фильм цветной шикарный музыкальный «Сказание о Земле Сибирской», достаточно динамичный с житейскими ситуациями, и всё же это было, в действительности, поэтичное сказание, легенда. Был прекрасный фильм с участием несравненной Лолиты Торрес «Возраст Любви», но это был музыкальный фильм. Была «Серенада солнечной долины» – тоже музыкальный фильм. В советском кино была «Музыкальная история» и «Приходите завтра». Прекрасные, но всё же несколько отстранённые от жизни, фильмы, посвящённые одной, музыкальной стороне жизни. Но столь же прекрасного и в то же время с высоким социальным звучанием фильма не было!

Кинофильм «Кубанские Казаки», вышедший поначалу, увы в чёрно-белом варианте, отличается и выделяется из всех образцовых лент мирового кинематографа совершенством формы и богатейшим содержанием, охватывающим все стороны реальной жизни. Таких сторон можно рассмотреть в нём, по крайней мере, шесть. Назовём их:

Пафос созидательного труда («Урожайная» и далее отрывочные, но логично связанные эпизоды).

Любовь всех трёх возрастов (Юношеская – Клара Лучко; Любовь среднего возраста – Ладынина и любовь очень зрелого (скажем так) возраста – участники художественной самодеятельности.

Спорт (Конные скачки, состязания гиревиков …).

«Коммерция-бизнес» (Очень красиво, выпукло, представлена порочность бизнесменской жилки чувствовать, контролировать, ситуацию).

Искусство (Покупка пианино; народный концерт …)

Цель труда (В известной степени представлены азы политэкономии).

В своё время по известным причинам эта чудесная лента была незаслуженно подвергнута огульной бездоказательной критике, свидетельствующей о непонимании её ангажированных (известно кем) авторов сущности нового и так важного для развития человеческой цивилизации художественного метода, цель которого показывать жизнь такой, какой не только можно, но и нужно, чтобы она была!

О романе
Ивана Антоновича Ефремова
«Час Быка»

В этом несомненно прекрасном и очень полезном романе, увы, есть погрешности, из-за которых, вероятно, он остался так и не понятым нашей общественностью.

Этот роман я прочитал дважды: в журнальном издании в 1972-ом году и в книжном изданном уже на заре перестройки. Нашей публике он преподносился СМИ как роман неугодный доперестроечному режиму и потому изданный тогда с сокращениями, а потом и якобы запрещённый вовсе. Теперь становится ясным, что это делалось с целью скрыть от читателя истинную направленность романа, которая (это явствует из предиловия к книге самого автора) является явно коммунистической. К сожалению, сокрытию этой направленности способсвовал и сам автор.

Увлечённый высоко-научным слогом Иван Антонович ввёл термин «инфернальность», под которым понимается стремление человека в инферно. Можно предположить, что произошло это под воздействием модных в научной среде в послеоттепельный период идей Фрейда. Что же это за такое новое в науке понятие? В действительности в этом заумном термине нет ничего нового. Надо только обратиться к словарю иностранных слов, чтобы понять, что это всего-навсего хорошо известное явление, называвшееся в советской обществоведческой науке и журналистике низменными инстинктами, борьбе с которыми в советской идеологии уделялось должное внимание.

Другой погрешностью – также лингвистической – было употребление для обозначения общественного строя на гибнущей пранете Торманс таких слов как «тирания», «олигархический строй», а для строев из которых он мог возникнуть такие же непонятные как «монополистический государственный капитализм» и «муравьиный социализм».

Как относиться к изображению
Сцен «Faire la amour»

К теме искусства непосредственно примыкает и тема порнографии. Увы, этот термин не вполне соответствует тому значению, которое он приобрёл.

 
Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем,
Восторгом чувтвенным, безумством, исступленьем,
Стенаньем, криками вакханки молодой,
Когда, виясь в моих объятиях змиёй,
Порывом пылких ласк и язвою лобзаний
Она торопит миг последних содроганий!
 
 
О, как милее ты, смиренница моя!
О, как мучительно тобою счастлив я,
Когда, склоняяся на долгие моленья,
Ты предаёшься мне нежна без упоенья,
Стыдливо холодна, восторгу моему
Едва ответствуешь, не внемлешь ничему
И оживляешься потом всё боле, боле —
И делишь наконец мой пламень поневоле!
 

Или ещё такие строки:

 
Чей страстный поцелуй живей
Твоих язвительных лобзаний?
 

Вполне понятно, что упражнения Михаила Иосифовича Веллер в нагромождении «русских» слов, оставшихся нам в наследство от татаро-монгольского ига, и его «голубой» бред не имеют ничего общего с рассмотренной темой и не имеют никакого права на публикацию каким бы то ни было издательством, уважающем себя и читателей. Увы «творения» этого, с позволения сказать, писателя публикуются новомодными издательствами.

«Гении» американской экономической науки

Осенью 2005 года вновь посетил прекрасного таганрогского издателя. Пришёл я к нему с новой работой, но он, памятуя мою прежнюю, которую он сделал на дискете V, где преобладали мои «политэкономические изыскания», как их назвала моя дочь, тактично заметил:

– Оценивая вашу прежнюю работу я, мягко говоря, подумал, что есть более компетентные люди, чем вы.

Его искренность похвальна и делает ему честь. Обычно всякое недоверие ко мне вызывает во мне раздражение и я теряю дар речи. В данном же случае его приятная внешность, мягкий доброжелательный голос сделали своё дело, позволив мне достойно ответить, что расхваленный на заре перестройки нашими горе-экономистами «светило» американской экономики Василий Леонтьев в действительности примитивный шарлатан (аналогичный Кашпировскому), а не учёный, что все его труды в этой области не стоят выеденного яйца, что мои наработки в этой области мной тщательно сравнивались со всеми научными современными публикациями на эту тему. Подробно обзор книжицы Леонтьева см. в «Конспект №6» стр. 1. Здесь же только суть его основной никчемной, бесполезной, точнее, вредной идеи.

В своё время известный бакалавр трирского университета выдал свои столь же бесполезные идеи в виде примитивных формул:

Т – Д – Т

Затем после длительных, нудных рассуждений и якобы логического преобразования:

Д – Т – Д

«Гениальная» идея «великого американца», как следует из упомянутой книженции, выражается формулой:

Затраты – выпуск

Но это не что иное, как первая половинка (!?) второй марксовской формулы, которой человечество восторгается уже более века. В самом деле, «затраты» – это деньги (Д), а «выпуск» – продукт (товар Т). Т. е. глупейшее:

Д – Т

Один шарлатан слизывает у другого примитивные наукообразные выкладки – вот что такое современная (сиречь, западная) политэкономия. Впрочем этот термин усилиями самих современных политэкономов ныне упразднён по, надо полагать, уже всем известным причинам. Что ж, чтобы не «дразнить гусей» (т. к. они Рим спасли), можно ввести другой термин: госэкономия, с акцентом на слове «экономия», понимая под ней рачительность и грамотность при решении государственных задач.

Несостоятельность его экономических опусов легко «вычислить» из собственных признаний автора «Экомических эссе». Во-первых само название выдаёт легкомысленный характер этой «монографии».

Анализируя работы западных учёных-проповедников можно проследить и методу построения их «шедевров» на научной (тоже в кавычках) ниве. Сначала надо рассказать, что лошади едят овёс, затем полить воду вокруг проблемы и тогда вместо решения проблемы можно спокойно вешать лапшу на уши. С какой целью это делается это уже совсем другой вопрос (как говорят в Одессе, «это уже совсем из другой оперы»), не менее важный и тоже очень интересный. Им мы займёмся в другом месте.