Текст книги "Ирочка"

Обезьяны

 
Когда перенимать с умом, тогда не чудо
И пользу от того сыскать;
А без ума перенимать,
И боже сохрани, как худо!
 

И далее И. А. Крылов приводит убедительный «пример тому из дальних стран». (Мне известны два способа ловли обезьян, основанные на их – обезьян – менталитете; один из них и описал Крылов в упомянутой выше басне). Увы, русские забыли дедушку Крылова и жадно всё перенимают из известной дальней страны себе на погибель. Показательный образец такого обезъянничанья есть «Радио России». В своё время мы смеялись над их рекламным творчеством; сейчас мы в этом искусстве намного превзошли их; и, как это ни странно и ни прискорбно, благодаря нашему высочайшему социалистическому искусству, его методике, основанной на системе великого Станиславского, которая может послужить и при создании методологии творчества (любого!), зачатки которого также были заложены в великой, увы, ныне разрушенной цивилизации ушедшего века.

Достаточно внимательно просмотреть рекламные газетёнки, которые бросают в почтовые ящики (бесплатно!) нищим россиянам от Нижнего Новгорода (где это делает моя жена) до Таганрога (где это делает респектабельная дама в кожаной тужурке), прослушать, хотя бы в течение 2-х дней «Радио России», чтобы понять, что эта страна сошла с ума, а далее остаётся лишь выяснить, кто, зачем и как толкнул её на этот губительный путь.

От легенды к реальности

Городу Таганрогу крупно повезло: он удостоен посещения знаменитыми представителями средиземноморской расы. Среди них народный герой Италии Гарибальди, наследники Античной Греции, подарившие нашему городу великолепные архитектурные образцы Древней Эллады, наши современники политэмигранты бойцы антифашистского фронта маленькой гордой Греции и, наконец, человек-легенда Р. Л. Бартини.

Романическое происхождение, бурное детство, полная приключений юность, … все это подталкивает к мифотворчеству. В серии прекрасных статей в «Таганрогской правде» об этом выдающемся авиа-конструкторе периода наивысшего развития нашей страны Валерий Кондаков пишет: «Кое-кто его уже причисляет к посланцам внеземных цивилизаций». Нам же представляется более предпочтительным стремление оттенить в первую очередь все человеческое, а не пугать читателей шестимерным пространством и акцентировать внимание на кресле на колесиках. Поэтому спешим успокоить таганрожцев: мы по-прежнему находимся в старом добром трехмерном пространстве, наш город имеет в высоту 30… 60 м и примерно по 12 км в длину и ширину. Также следует сказать, что методика научного исследования разного рода явлений при помощи математического аппарата n-мерного (многомерного) пространства разработана математиками, скорее всего, без участия Р. Л. Бартини. Но, несомненно, он был достаточно осведомлен об этих работах и умел пользоваться ими. Что касается кресел на колесиках, то бочкообразные ролики применялись для ножек роялей и кроватей еще в прошлом веке. Особенностью же упомянутой конструкции являются увеличенный диаметр ролика, уменьшенная кривизна бочкообразности с целью приближения точечного контакта к линейному и изящный, но прочный корпус.

Лучшим подтверждением нашей памяти и уважения к гению авиации будет стремление стать его наследниками, учениками, для чего необходимо в полной мере осознать составляющие его плодотворной научно– технической деятельности, главные из которых позволительно выделить еще раз. Это умение видеть цель и идти к ней из разных направлений n-мерного пространства, доверительное отношение к «чужим» идеям и изобретениям и, как следствие, их смелое использование, отсутствие боязни нового («…никогда не стоял на позиции «сделай так, как было».» – В. К.), высокая инженерная грамотность и культура.

И все же он был земным человеком, не лишенным недостатков, которых желательно избегать его ученикам. Как и другой всемирноизвестный представитель средиземноморской расы К. П. Брюллов, он не умел кончать, увлекаясь новой темой. Вот как говорит Т. Г. Шевченко о своем освободителе и учителе: «Карл Павлович тоже картин не кончает. Так легко начинает, набрасывает… Кажется, уже все сделано, а не может кончить.» (Виктор Шкловский, «Федотов», серия ЖЗЛ). Действительно, если присмотреться к картине «Вирсавия», хранящейся в Третьяковской галерее, можно увидеть тщательно выписанные ноготки ног и недорисованные пальцы рук расстегивающие ожерелье в волосах.

Блистательный скачок скорости в 100 км/час, благодаря продуманному применению уже известных к тому времени технических решений в проекте «Сталь-6» и неоконченный проект ВВА-14, в котором столь же блистательно сочетались известные и собственные оригинальные технические решения, подтвердившиеся при полетных испытаниях этой выдающейся машины.

Сообщение в статье «Вертикальный взлет» о том, что в конце 1997 года фюзеляжный остов был порезан окончательно и продан на металлолом, вызвало естественное чувство горечи. Этому уникальному творению вполне уместно возвышаться на пьедестале в центре заводской площади или даже какой-нибудь городской площади, что было бы выражением нашей признательности и внимания к человеческому таланту. К счастью, мне довелось видеть это изумительное произведение инженерной мысли, лежащее в зарослях степного разнотравья. Бродить там, вдыхая творческий аромат Великого Итальянца, было удовольствием. Здесь находились и подтверждения, и подсказки к формированию новых представлений о гидро-самолете для обслуживания местных авиалиний регионов богатых островами и протяженной береговой линией с удобными естественными бухтами, лагунами и искусственными гаванями.

С учетом богатого наследия ТАНТК им. Г. М. Бериева можно среди новых подходов обозначить такие как крыло «парасолька» с небольшой обратной стреловидностью, что обеспечивает удобство швартовки и остойчивость в воздухе, схема «утка», продольная устойчивость, гондола с катамаранным днищем, остойчивость на воде. В настоящее время катамаранный принцип широко используется в судах водоизмещающего и глиссирующего типов. Переход в спортивных скутерах к катамаранной схеме позволил превысить скорость в 200 км/час. Все эти решения, в общем-то, известны. К этому можно добавить и складывающиеся крылья. Следовательно, задача заключается в их согласованном сочетании, чему нам и надлежит поучиться у Роберта Людовиговича Бартини.

Надеемся, что «Таганрогская правда» будет и дальше стараться удовлетворять интерес таганрожцев к великим личностям, которые жили и работали в нашем славном городе.

Прим. Статья в очень сокращенном и измененном виде, лишенном содержательности и полемичности была опубликована в «ТП» 13 января 1998 г..

В настоящее время развитие гидроавиации испытывает некоторый застой, связанный с отсутствием новых подходов к решению стоящих перед ней задач. Новые подходы могут быть найдены при изучении наследия Р. Л. Бартини. Как мне доложили, второй экземпляр оригинальной машины ВВА-14 находится в музее авиации в Москве (кажется, в Жуковском). В Москве же в Музее Истории Авиации на ул. Радио находятся рукописи Р. Л. Бартини научно-философского содержания, которые он завещал прочесть своим потомкам через 300 лет. Из чего можно заключить, что Красный Барон предполагал наступление чудовищной деградации, которая поразит наше общество. Что мы сейчас и наблюдаем.

Деревня Афонино

Снова после долгих лет я иду по прекрасному славному Подмосковью, где я провёл прекрасные годы молодого специалиста. На электричке проехал знаменитые, памятные «Турист», «Яхрому», затем на автобусе и теперь иду по новым совершенно незнакомым местам уже за пределами Московской области. На удивительно низком для южанина небе плывут серые облака, открывая вверху нежную синеву, а у горизонта бирюзовую прозрачность северного ладшафта.

Здесь я впервые, но иду уверенно, руководствуясь инструкцией, данной мне братом. Хотя мы оба конструкторы и в своё время баловались и акварелькой, описания маршрутов мы почему-то делаем только словесные, не прибегая к рисунку. Дорога цвета светлой охры огибает выпуклое ржаное поле. Конические сизые стебли вымахали в рост человека; на них торчали усатые наливающиеся колосья. В детстве я любил срывать колосок и, растерев в ладонях, жевать зёрнышки молочной спелости. Но сейчас в руке саквояж, который «90 процентов наших доцентов» называют «портфель», и лень взбираться, хотя покатая серая «приступка», отделяющая дорогу от поля и изрытая коричневыми микроовражками всего в полметра высоты.

Вот из-за поворота показалась и деревня. В полном соответствии с описанием брата: справа – одиночная изба, влево отходит ряд из 4-х усадеб (вторая – «имение» моего брата) от этого ряда под углом – улица из десятка одинаковых изб. Подхожу ближе и уже можно различить сруб в 3 венца и брата, прилаживающего новое бревно в 4-й венец. В огороде копошится его новая жена.

– Тань, накрывай на стол: Алька идёт! – кричит ей брат.

– Привет, Алик. Как добрался, не заблудился? – здоровается Татьяна, проходя в соседнюю избу.

– Конечно нет, по инструкции твоего Валентина никак нельзя заблудиться.

– Ну, здравствуй, Аля.

– Здравствуй, Валя.

Мы обнимаемся.

– И как тебе Москва?

– Да ты сначала покажи своё имение.

– Ах, да, конечно; пойдём.

– В Москве то же самое, что и везде, – начинаю я после осмотра замечательной усадьбы и заложенного дома – те же новомодные киоски, лавки с крикливыми названиями, завалы разномастной, с позволения сказать «прессы», книжные лотки, яркие красочные обложки, упаковки и … отсутствие покупателей. И тот же, уже старомодный, мусор и колдобины на дорогах и тротуарах.

– А зато какие иномарки появились! И сколько их развелось. Ты только посмотри!

– Ой, Валя, да какой тебе прок от этих иномарок? У тебя-то – рыжий, старый «жигулёнок» вместо палевой «Лады».

– Так это же несчастный случай, ты же знаешь: устроил мне зятёк – сгорел в гараже вместе с белой «Ладой».

– Знаю. Но эту новую «Ладу» ты приобрёл ещё тогда, в той жизни всего через 7 лет после покупки зелёных, тоже новых, «Жигулей». А сейчас?

– В чём-то ты прав. Теперь буду покупать «Ниву».

– Тоже подержанную?

– Ато какую-же?!

– Что вы там всё спорите? Идите скорее: щи стынут.

Мы входим.

– Вы что? Всегда так спорите? – возмущённо обратилась к нам Татьяна.

– Нет, – отвечаю я, – это следствие новомодного демократического плюрализма.

– А мне кажется – мы всегда спорили. – возразил брат.

– Да садитесь к столу. – повторяет Татьяна, нарезая хлеб.

– А руки нам надо помыть? – огрызается Валентин.

– Так мойте скорее; ведро, ковш во дворе.

– «Щука в море – хвост на заборе». – говорит брат, беря ковш, и сливая мне на руки.

– Да, старинная сельская идиллия!

Умывшись, сели за стол. Брат разлил водку в деревенские гранёные стаканчики.

– Ну, за встречу! – провозгласил Валя.

– И, будем здоровы! – Отвечаю я.

Выпив и закусив селёдкой, принялись за щи. Почему-то мне вспомнились студенческие вечеринки.

– Знаете, у нас был студент, как мне теперь представляется, номенклатурное дитя. У него на наших студенческих пьянках были традиционные неизменные присказки: после первой, удовлетворённо крякнув, – «Эх, крепка… советская власть!», а после второй, сморщившись, – «Фу, и как только её беспартийные пьют?!».

– Между первой и второй – перерывчик небольшой. – также традиционно высказался Валентин и аккуратно до половины наполнил стопочки.

– «Крепка», «Крепка»; а где она теперь эта ваша …? – заметила Таня.

– А в самом деле, Алька, кто б мог подумать, что рухнет?!

– Наш великий могучий… Тут ты совершенно прав: это никому нам и в голову не могло придти. За что и поплатились!

– Что ты имеешь в виду? – с русской ехидцей спросил брат.

– Самое обыкновенное: не вняли увещеваниям партии и завету Юлиуса Фучека «Люди, будьте бдительны!» и потеряли эту самую бдительность.

– Чудак-человек! Колос-то на глиняных ногах оказался!

– Ах, Валя, это сказки, которые нам сейчас рассказывают; вешают лапшу на уши или спагетти для интеллектуалов.

– Ели ты такой идейный, почему же ты не в партии?

– Сам удивляюсь! Впрочем, история довольно простая и даже банальная.

Рассказ, как я крепил щит нашей Родины
И почему не вступил в партию

Это было, когда я работал в ОКБ знаменитого машиностроительного завода. Да-да, это тот самый завод, который во время войны делал пушки ЗИС-5. кстати, ты же знаешь, из неё я стрелял в военных лагерях.

Как-то, как всегда опоздав на 2—3 минуты, я, наскоро поздоровавшись, уселся на своё рабочее место, выдвинул верхний ящик письменного и спрятал в нём новую книжку Ефремова «Лезвие бритвы», затем достал из него циркуль, карандаш, логарифмческую линейку и, задвинув ящик, повернулся к доске.

В комнату стремительно вошёл наш начальник группы Чижиков и против обыкновения не сел за свой стол, а, увидев меня на месте, тут же подошёл ко мне.

– Где вы всё ходите? Я вас с утра ищу!

– В курилке, Дмитрий Акимович. – соврал я.

– Не было вас там: я смотрел. Ну ладно. Вот что. Идите сейчас в цех. Там вас ждёт слесарь. Он вам всё объяснит. Разберитесь (весь комплект чертежей у слесаря) и принимайте решения. В вашем распоряжении, кроме слесаря, токари, фрезеровщики …. Начальник цеха уже дал указания. Если что – обращайтесь прямо к нему. Вам всё ясно?

– Ясно.

– Если ко мне, то звоните Кутяйкину: я буду у него.

– Хорошо.

– А теперь – немедленно в цех. – И Дмитрий Акимович, невзирая на возраст, также стремительно как и вошёл удалился.

Сложив выложенные инструменты снова в стол и задвинув ящик, я, поскольку мне ничего не было «ясно», подошёл к нашим очаровательным сотрудницам, которые, как я заметил, внимательно следили за нашим разговором.

– Чо это с ним? Чо это он такой взбудораженный? – спросил я, имея в виду необычайное поведение нашего обычно спокойного и рассудительного начальника.

– Ну ты даёшь!

– Ты что, не знаешь?!

– Да он всегда обо всём последним узнаёт! – затараторили наперебой наши верные помощницы.

Значительную долю инженеров-конструкторов в наших престижных ОКБ составляют жёны начальников. И творческой работой себя не стремятся утруждать. Но они очень ловко умеют скоблить кальки и с ними надо дружить. Поэтому я вкрадчиво спрашиваю:

– Ой! Так скажите, что случилось?

– Уже вчера с обеда все на ушах стоят, а он – «Что случилось?».

– Начальство до 10-ти вечера заседало!

– Амортизатор у антенны заклинило! Вот что!

– Его ночью на самолёте из Ташкента привезли!

– А номер чертежа этого амортизатора у вас есть? – вклинился я в их щебетанье.

– У нас всё есть. Щит Родины под угрозой! А ему – «номер чертежа»!?

– В цех беги! Тебе что начальник сказал? Чертежи у слесаря!

– Галя, – всё же обратился я к любимице, «левой руке» Дмитрия Акимовича, – дайте мне номер чертежа.

– Ну и влетит тебе от начальства.

– Срок дан сутки! А до отправки две недели!

– Шапиро сказал, чтоб после обеда амортизатор работал, как часы!

– Вечером им докладывать в министерство. – продолжали воспитывать меня мои коллегини.

Однако перспектива смотреть, «как баран на новые ворота», на этот самолётом доставленный амортизатор, и ползать по цеховому полу, разглядывая не известно на чём разостланные чертежи, а потом стоять, «ковыряя в носу» и «почёсывая затылок», на глазах у ждущего решения слесаря меня никак не устраивала.

Тем временем Галя, подбежав к своему столу, быстренько написала номер чертежа на бумажке и протянула её мне:

– Шёл бы ты лучше в цех. Вернётся Дмитрий Акимович … – жалостливо запричитала Галя. Но я, взяв бумажку, уже шёл в архив.

Принеся альбом чертежей, сел за свой стол и стал разглядывать общий вид. Конструкция оказалась знакомой: это было и по назначению и по исполнению устройство, аналогичное артиллерийскому противооткатному устройству, что мы тщательно изучали в МВТУ на военной кафедре. «Вот веретено, но скорости здесь совсем не пушечные. А каково давление?» – размышлял я, спокойно работая с чертежами. Заглянул в «Технические данные». 160 атм.. «Ну, совсем пустяк! (Я уже имел дело и с давлением в 200, и 400, и даже в 700 атмосфер). Но тогда зачем целая дюжина сальников и манжет?! Выкинуть к … и оставить один сальник и одну манжету, ну ладно – чтоб не дразнить гусей – две. А это что за чудо?». Мощная возвратная пружина была составной: из двух частей. Правильно. Длинные пружины теряют при работе на сжатие устойчивость. Чтобы избежать этого подчас вредного явления их считают «на устойчивость» и соответственно расчётам делают составными из двух или более частей, а между этими частями прокладывают шайбу-втулку. Длина втулочных частей этой детали делается небольшой, достаточной для входа в них трёх четвертей витка пружины. Здесь же эти «юбки» такой длины, что в них входит чуть не половина каждой из двух частей пружины. Зачем?! Вот вторая причина заклинивания амортизатора!

Две причины найдены. Можно идти в цех и устранять их. Когда я складывал чертежи, вновь вбежал озабоченный Чижиков и бросился к своему столу за какой-то бумажкой. Но тут он увидел меня:

– В чём дело!? Вы почему здесь? Почему не в цеху?

– Дмитрий Акимович, тут вот какое дело… – начал было я, намереваясь согласовать принятые решения.

– Потом, потом. В цех! Сейчас же в цех! – оборвал он меня, возвращаясь к своему столу. Вновь шумно распахнулась дверь нашего отдела и в неё просунулась рука с какой-то длинной воронённой, как «чёрный пистолет» Высоцкого, деталью, а затем голова Кутяйкина:

– Дмитрий Акимович! Вот веретено от этого амортизатора; я взял у слесаря. На 6 микрон больше и царапины на нём! Скорее! Идёмте в ЦЗЛ и к начальнику цеха! – Чижиков, схватив что-то со своего стола, присоединился к Кутяйкину и они спешно удалились.

«Веретено на 6 микрон вылезло из поля допуска. Как это может отразиться на работе амортизатора?». И я снова развернул чертежи. Оказалось, что минимальный зазор между веретеном и сопряжённой с ним втулкой – 1,5 мм. Следовательно, эти 6 микрон – такой пустяк, который никак не скажется на работе. Царапины же обусловлены малой прочностью окисного покрытия, но при работе в масле они тоже ничем не опасны. Окончательно уверившись в правильности своих решений, сложил чертежи и отнёс альбом в архив, чтобы взять свой пропуск, и отправился в цех.

Едва успел я взять из рук вахтёрши пропуск, как передо мной – словно вырос из-под земли – стоял рабочий:

– Вы конструктор?

– Да.

– Идёмте. Я вас уже два часа жду!

– Да-да, я знаю. Простите!

– А веретено забрал кто-то из вашего отдела.

– Да-да, я знаю. Это Кутяйкин, начальник расчётного отдела.

– Пока я ждал вас, я взял со склада новое. Подойдёт?

– Да, конечно. Вы правильно сделали.

Рабочий подвёл меня к аккуратно разобранному амортизатору, лежащему на подставках, а рядом на ящике, в котором его привезли на самолёте, были рзостланы чертежи.

– Тут вот какое дело. – начал я объяснять понравившемуся мне толковому слесарю – При сборке уберите лишние манжеты, оставьте только этот сальник и эти две манжеты. А сейчас надо сделать вот что. Выньте вот эту деталь – подойдя к чертежам, я указал на злополучную шайбу-втулку – её надо обрезать с двух сторон по 100 мм.

Слесарь ловко вытащил пакет пружин, разнял их и, подхватив тяжеленную деталь, указанную мной, пригласил меня следовать за ним:

– Пойдёмте к токарю.

Мы подошли к мощному токарному станку – наверное, это был знаменитый ДИП-300, как раз подходящий для детали диаметром в 250 мм – и мой спутник вручил деталь токарю.

– Пожалуйста, – обратился я к нему – обрежьте концы на 100 мм каждый, снаружи оставшуюся часть «завалите» под сферу, а внутри снимите фаски, но не под 45, а более пологие под 30 градусов.

Всё было исполнено без спешки, по-деловому и в точном соответствии с моими словесными указаниями. С облегчённой более чем в три раза деталью мы вернулись к злополучному амортизатору и слесарь сноровисто приступил к его сборке. Но тут подошла контролёр ОТК, увидела полдюжины «лишних» манжет и набросилась на моего понятливого слесаря:

– Почему эти манжеты не в «сборке»? А это что за деталь? В чертежах нет такой детали! Не разрешаю! Не по-чертежу! Не пропущу!

– Простите – вежливо обратился я к грозной начальнице рабочих – по указанию главного конструктора мне велено делать любые изменения в конструкции этой «сборки» до внесения этих изменений в чертежи. Они будут внесены «группой изменений» в установленном порядке по «извещению».

– Ничего не знаю. Ваш главный конструктор мне не указ! Не разрешаю!

– А кто «Вам указ»?

– Начальник цеха, вот кто! Вот номер его. Вон телефон. Звоните ему.

– Пожалуйста, где его кабинет? – решив лично говорить с начальником цеха, спросил я у неё.

– Пойдёмте я провожу вас. – подхватился слесарь.

Мы вышли в проход цеха, откуда уже просматривались ориентиры подступа к кабинету и слесарь, показав их и извиняясь, оставил меня, сказав:

– Я всё понял, пойду собирать так, как вы сказали. Попробую уговорить её.

Запомнив ориентиры, шёл дальше один, обдумывая предстоящий разговор, намереваясь как можно мягче выразить начальнику цеха своё возмущение по поводу непочтительного отношения ко мне его сотрудницы.

Поднявшись по железной лестнице на второй этаж, вошёл в кабинет начальника. За большим письменным столом, покрытым толстым хрустальным стеклом сидел средних лет мужчина с вполне приличной внешностью, совсем не «начальственной».

– Ну-ну, не горячитесь. Минуточку. – мягко прервал он мою возмущённую речь и взял телефон:

– Танечка! Тут у меня конструктор… Уже собирает! Вот и умница … Ну-ну, не кипятись. Да, да … Хорошо, хорошо… он внесёт изменения. Да, а всё-же – положив трубку, обратился ко мне начальник – в чём там дело? Тут приходил Кутяйкин и говорил, будто бы веретено на шесть микрон вне поля допуска. Полнее на шесть микрон против чертежа, мол, производственный брак и поэтому…

– Да там минимальный зазор 1,5 мм и эти ваши шесть микрон, что слону – комариный укус. – и я, облокотившись локтем на стол, взял из деревянного хохломской росписи стакана карандаш и стал объяснять вторую конструкторскую ошибку.

– Так дело не в производственном браке, а в конструкторском. – раздумчиво произнёс начальник цеха.

– Конечно! – выпалил я и так резко оттолкнулся локтем от стола, что толстое хрустальное стекло треснуло.

– Ой, простите!

– Ничего, ничего, не огорчайтесь. Пустяки. – широко улыбаясь радостной улыбкой облегчения, приговаривал начальник цеха и, выйдя из-за стола и пожимая мне руку, радушно проводил меня до двери.

Вернувшись к слесарю, я застал его радостно собирающим злополучный амортизатор. Увидев меня, из своей конторки вышла строгая сотрудница ОТК с ручкой и пузырьком туши в руках.

– Вот. Вносите изменения.

С помощью слесаря, который поддерживал чертежи, я кое-как «в полевых условиях» сделал исправления.

Посмотрев на часы (было 11 часов), слесарь сказал:

– Уменя обед. После обеда закончу сборку и проведу статиспытания.

– Хорошо. Я приду в час, после своего обеда. – договорились мы и расстались: он – на обед, я – к себе, в отдел.

Естественно, только я вошёл, как меня обступили наши очаровательные сотрудницы и заворковали:

– Ну что там? Как амортизатор?

– Там? Всё в порядке.

– А амртизатор?

– Ну-у, слесарь выбросил полдюжины манжет, поотпилял «юбки» у втулки, ну, у той большой детали, которая между пружинами.

– Как выбросил!?

– Как это поотпилял?!

– А ты куда смотрел?!

– Ну, на эту деталь и смотрел, и показывал токарю, сколько обрезать эти лишние, мешающие работе «юбки», и как новые, дополнительные фаски делать.

– И что ж теперь будет?

– Как что? Будет работать как часы, как Шапиро велел! Сейчас слесарь пошёл на обед; придёт с обеда, закончит сборку, испытает и наш амортизатор будет работать.

– Так и ты иди сейчас на обед, а с обеда сразу в цех! Будешь следить за рабочим, помогать, если что!

– А в биллиард кто будет играть? Пушкин? К тому ж я не ОТК; слесарь толковый: сделает всё и сам прекрасно. А дисциплина превыше всего! Я уж не буду нарушать распорядок: пообедаю в свой перерыв. – опять не внял я подсказке-совету милых дам. И отправился в свой угол.

Усевшись за свой стол, выдвинул ящик стола и, – с чувством хорошо исполненного долга, – погрузился в описание великолепного телосложения индийской танцовщицы Тилотамы. Наскоро пообедав и с удовольствием поиграв в биллиард, вновь отправилсяв цех.