Текст книги "Ирочка"

Стихи разных лет

 
Мрачные мысли отбросим!
Весна идёт! Весна!
Пути у людей мы спросим,
Каким идти и куда.
 

1949 г.

К С. К.

 
Как восхитительна улыбка
Твоего восторгом полного лица,
И солнца луч как радостно искрится
В завитках волос золотых, упавши свысока!
 
 
Ты иногда с улыбкою такой
Глазами карими большими,
Что с простотою неподдельной
Сияют мило в восхищеньи,
Посмотришь на меня,
Красою девичьей пленя.
 
 
И в душу вдруг врывается, кипя,
Сознанье силы собственной, могучей.
О! Если б чаще ты смотрела на меня
Глазами юности кипучей.
 

1952 г.

Зимнее настроение

 
(Ungereimter Vers
Белый стих)
 
 
Тихо. Лёгкий морозец.
Снег пушистый, пушистый. Такой,
Что дунешь на него – он и слетает лёгким облачком снежинок.
А какая красота в лесу!
Незаметно пошевеливая свисающими ветвями,
Покрытыми инеем, стоят прозрачно-воздушные берёзки;
И среди них гордо замерли тёмно-зелёные мрачные ели,
Будто придавленные тяжестью снега,
Лежащего на их лапах.
И над всем этим спокойным царством
Прекрасного стройная хвастунья-сосна
Подняла свою пустую макушку, кокетливо
Усыпанную сверкающим, искристым снегом.
 

Красная Поляна (Подмосковье)

Январь, 1953 года.

Эпиграммы

 
Наша Стелла всегда весела
И горда. Неприступна она,
Как морская скала.
 

…

 
Умён на вид он очень, хоть и глуп.
Зайдёт ли спор – упрям, как дуб.
 

1954 г.

Весеннее настроение

 
Обычная дорога в институт.
Сижу и еду, и смотрю в окно:
Внизу, среди дерев,
Ветры бушуют, снег метут;
Но глянешь выше —
Уж весенни облака плывут неслышно.
 
 
Весна! Уж скоро, в звонкие
Ручьи снег старый обратя,
Заполнишь бодрою музыкой
Колхозные поля.
 
 
А под мостом, что каждый раз я проезжаю,
Забурлит мой старый друг – немолкнущий поток.
 

1953 год.

Ариозо

 
О! Инга милая
И прекрасная,
Как люблю тебя
И молю тебя:
Одари меня
Своей ласкою.
 

1957 г.

К…

 
Вечерком иду к тебе,
Шлёпая по лужам.
Мы пойдём с тобой в кино,
Хоть и будет стужа.
 
 
Пальцы тонкие твои
Я возьму в свои
Ладони и скажу:
«Люблю тебя!…».
 
 
Пусть ты и рассердишься,
И отнимешь руки,
Всё равно тебя тогда
Обниму – не вырвешься.
 

1960 г.

«Любовь. И снова вопль терзаемой груди…»

 
Любовь. И снова вопль терзаемой груди
Наружу сквозь сдавленную щель гортани
Рвётся. И мысль одна: тебя увидеть,
В своих объятьях сжать
И замереть
В истоме сладостной уже.
 

1982 г.

Одиночество

 
Одиночество хлещет осенним дождём,
Одиночество бродит потёмками серыми.
Одиночество, если оно вдвоём,
Станет буднями самыми чёрными.
 

1983 г.

Lorelei
Heine
(Ich weiß nicht, daß so es bedeutet
Daß ich so traurig bin)

 
Я не знаю, что это значит,
Что я так грустен опять;
Что сказка из старых преданий,
Как песня мечтой своей, манит.
 
 
Хладный воздух сурово темнеет
Над тихо текущим Рейном.
Вершина скалы искрится
В лучах заходящего солнца.
 
 
Как чудо небес на вершине
Прекрасная дева видна;
Её золочёный гребень
Скользит в золотых волосах.
 

(Пер. с нем.) 1983 г.

В переводе Левика начало этого стихотворения Великого немецкого поэта-романтика звучит иначе:

 
Не знаю, что стало со мною,
Душа моя грустью полна.
Мне всё не даёт покою
Старинная сказка одна.
 

На севере диком
Heine
(Ein Fichtenbaum steht einsam)

 
Гордый кедр стоит уныло;
В холод выси вознесён.
Дремлет, будто в саван белый,
Льдом и снегом окружён.
 
 
Мечтает о пальме далёкой,
В том крае, где солнца восход,
Грустит, одиноко качаясь,
На склоне пылающих гор.
 

(Пер. с нем.) 1983 г.

А вот как звучит этот же стих в переводе Тютчева:

 
На севере мрачном, на дикой скале
Кедр одинокий под снегом белеет,
И сладко заснул он в инистой мгле,
И сон его вьюга лелеет.
 
 
Про юную пальму всё снится ему,
Что в дальних пределах Востока,
Под пламенным небом, на знойном холму
Стоит и цветёт одинока…
 

Этот же стих привлёк внимание и Лермонтова:

 
На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна;
И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим
Одета, как ризой, она.
 
 
И снится ей всё, что в пустыне далёкой,
В том крае, где солнца восход,
Одна и грустна на утёсе горючем
Прекрасная пальма растёт.
 

Переводы с русского на немецкий

M. Ü. Lermontov
Das Segel

 
Einsam hat Mast mit Segeln
In blauen Meer sich sehen!
Was suchte er ins fernen Land?
Warum läßt er sein liebes Land?
 
 
Die Wellen spilen – Wind sehr pfeifen,
Und Mast sich biegt und schreklich knarret…
O weh, – er hat kein Glück zu suchen,
Und aber nicht vom Glück entgehet.
 
 
Unter ihm ist Strahl der Lasur heller,
Über ihm ist Strahl der Sonne golden…
Aber um Sturm bittet er, unruhiger
Als ob in den Stürme sei es Frieden!
 

I. W. Stalin
AN SOKRATOS

 
Er ging von Haus zu Haus,
Klopfend an fremde Tür,
Mit altem eichenem Pandur
Mit seinem Lied einfaches.
Ins Lied melodisch sehr, —
Wie Blick der Sonne rein, —
 

Внуку

 
Мальчик Яник по утрам
Одевается сам:
Он шнурки ботиночка
Продевает в дырочки;
Шапку, шарфик иль перчатки
Не напялит он на пятки;
Он на ручки рукавички
Надевает по привычке.
Весел, скромен и умён
Славный Янис-Аполлон.
 

1996 г.

Ода юбиляру

 
Нас девы юные смущали,
И потому мы Славы не догнали.
Так годы шли и мы мужали,
Мы дев стесняться перестали.
 
 
Но Веры не хватало нам,
Чтоб полностью себя делам,
Отечеству и дому посвятить
И тем авторитет свой укрепить.
 
 
Какой же Веры? Веры от подруги,
Чтоб завистью терзались даже други!
 

Май 1999 г.

Урожай

(Милому внученьку на

День Рождения 15.06.02)

 
Среди поля золотого
Поля чистого ржаного
Мальчик Беленький стоит,
Он на радугу глядит.
 
 
Дождик славный пролился,
Урожай наш удался.
Урожай, Урожай —
Добрый будет каравай!
 
 
Каравай мы испечём,
Всех на праздник позовём.
И на празднике на том
Мы станцуем и споём:
 
 
Каравай, каравай,
Кого хочешь выбирай —
Мальчиков хороших,
Девочек пригожих.
 
 
В хороводе славненько
Пляшет Синеглазенький,
Гретхен смотрит на него —
День Рожденья у него!
 

Май 2002 г.

На Днепре

 
Стан божественный
И дивный
Левой дланью
Обнимал я;
Правой румпель я
Сжимал, устремляя
В брег Днепра
Бег «Аспазии» прекрасной.
 
 
Ночь украинска тиха
Над брегами простиралась;
Песнь нехитрая моя
Над рекою разливалась,
Услаждая слух подруги
Нежной страстью томной неги.
 
 
Свежий бриз тянул долиной,
Упираясь в парус твёрдый;
И скользила яхта наша,
Гладь Днепра не возмущая.
 

2004 г.

Днепр также поэтичен как и Рейн, об этом поведал Гейне в переводе В. Левика:

 
Мы на палубе сидели,
Гордо плыл нарядный бот.
Над широким, вольным Рейном
Рдел закатом небосвод.
 
 
Я у ног прекрасной дамы
Зачарованный сидел,
На щеках её румянцем
Яркий луч зари блестел.
 

К Матиссен

 
Люблю тебя – или сильней – как прежде,
Когда я этих слов боялся произнесть.
Я помню всю тебя в надежде
Вновь бёдра дивные узреть,
Твои божественные руки,
Твой нежный взгляд и трепетные губы,
Что подарили мне сладчайший поцелуй.
 

2004 г.

К В. Н.

 
С Днём Рожденья, Октябрина!
Мне заветная Вершина,
Как Тургеневу была
Не испанка
Не цыганка,
А известная певица,
Всем талантливым – царица.
 

2005 г.

Юбилейное

Друзья, прекрасен наш Союз!

А. С. Пушкин

Уж сколько лет прошло

И снова вместе мы,

И ждёт вино, разлитое в бокалы,

Торжественной минуты

Волнительного тоста

В честь славной нашей Alma Mater,

Которой нет уже,

Как нет и Грузии моей,

И нашего прекрасного Союза.

– Где ж Грузия твоя? – Она

Под башмаком позорного банкира.

– А где ж прекрасный наш Союз?

– Союз разрушен нашими руками

Под радостные визги супостата.

Жаль только жить в том прекрасном

Союзе не довелось нашим

Детям и внукам, прекрасным.

– Ах! Что мы наделали?!

– Вскричали друзья.

– Ошибку давно нам исправить пора!

Поднимем бокалы

За встречу, капралы!

Содвинем их разом,

Ошибку исправим!

Да здравствуют Музы!

Да здравствует Разум!

26 октября 2006 г.

Наш славный институт, в котором мне довелось учиться в годы его высшего расцвета, претерпел много различных названий, хотя по возрасту его можно называть скорее молодым вузом, чем старым, невзирая на его славу. Он возник всего в конце XIX века под названием МТУ (Московское Техническое Училище) в статусе техникума – по советским меркам – или колледжа – по западной моде. Незадолго до Революции он получил статус вуза с названием МВТУ. После Революции в память о революционных событиях на улицах этого района ему было присвоено почётное наименование МВТУ им. Н. Э. Баумана. Затем с целью подчеркнуть его роль в создании заводов-первенцов советского машиностроения, что было отмечено орденом, он стал наименоваться КМММИ им. Н. Э. Баумана (Краснознамённый Московский Механико-Машиностроительный Институт). Но это громоздкое название не прижилось и после Войны в связи с награждением ещё одним орденом ему вернули старое название с новым полным звучанием: Московское ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени Высшее Техническое Училище им. Баумана. Это название и указано в моём дипломе. Разумеется никому и в голову не могло прийти, что это наименование, под которым наш институт известен во всём мире, вновь подвергнется изменениям. Увы, западное поветрие не обошло стороной и наше славное Училище.

Переименование институтов в университеты несомненно имеет под собой идеологическую почву. (Несмотря на вопли о деидеологизации!). Какую? Можно объяснить. Дело в том, что задачей институтов является подготовка специалистов по разным отраслям знаний с целью созидания в направлении этих знаний, а задача университетов заключается лишь в распространении знаний. Следовательно, без институтов невозможно развитие человеческого сообщества. Правильным обществом, способным на прогрессивное развитие, может быть только сообщество созидателей. Таким образом, упразднение институтов обрекает человечество на застой, на прекращение развития. Результат же этих пагубных явлений уже очевиден.

Сказки

Сказка
для самых маленьких
про
зелёную шапочку

Жили-были папа и мама в красивом приморском городе. И был у них мальчик, которого все любили. И звали его Зелёная Шапочка. Так его звали потому, что он любил носить зелёную шапочку, которую связала ему его бабушка.

Однажды мама напекла пирожков и позвала:

– Зелёная шапочка, иди сюда.

Мальчик быстренько прибежал и мама сказала ему:

– Зелёная шапочка, я испекла пирожки, а ты отнеси их бабушке.

– Хорошо, мама! – ответил мальчик, взял корзинку с пирожками и выбежал во двор.

– Смотри не заблудись! – крикнула мама с балкона ему вдогонку.

– Нет, я дорогу хорошо знаю!

И мальчик смело отправился в знакомый путь.

Дорога шла вдоль моря и Зелёная Шапочка весело бежал по песчаному берегу. Морские ласковые волны хотели лизнут его загорелые ноги, но он, играя, увёртывался от них, радуясь своей ловкости. Сетило солнце и в голубом небе мелькали юркие чайки.

Очень скоро Зелёная Шапочка подошёл к заливу, на другой стороне которого и жила бабушка. В этот раз мальчик решил не обходить залив, а переплыть его. Ведь он уже научился плавать, в этом помог ему папа. И смелый мальчик быстро соорудил плотик из камыша, сложил на него одёжку и поставил крзинку; стащил плотик в воду и, толкая его перед собой, поплыл к противоположному берегу.

Вдруг небо покрылось тучами, подул резкий ветер и потемневшее море покрылось крутыми волнами. Но юный мореплаватель крепче ухватился за плотик и, напрягая силы, упрямо плыл к знакомой песчаной косе, где они часто купались с папой, когда приходили в гости к бабушке.

Неожиданно сильный порыв ветра вырвал плотик у мальчика из рук, а набежавшая волна унесла мальчика в открытое море. Зелёная Шапочка из последних сил боролся с волнами, но волны всё чаще прокатывались над его головой и вот уже нет боьше сил. И тут мальчик почувствовал, как кто-то толкнул его снизу.

Придя в себя, он увидел вокруг попрежнему бушующее море, однако теперь ни одна волна не могла достать до его головы, потому что он сидел верхом на дельфине и нежно обнимал его плавник. Умный дельфин стремительно мчался к берегу. Скоро Зелёная Шапочка смог разглядеть рыбацкие домики и парусные шаланды, спешно причаливающие к берегу.

Подплыв к одной из шаланд, дельфин нырнул и скрылся в море, а Зелёную Шапочку подхватили сильные руки рыбаков.

Мальчик и дельфин крепко подружились и самую вкусную рыбку, какую двала ему бабушка, он приносил своему другу.

Сказка о розовой вершине

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был принц. Это был красивый мальчик очень серьёзный и вдумчивый. Предаваться же размышлениям ему удавалось редко, потому что жил он в очень бурном, суетливом королевстве, где постоянно происходили то ассамблеи, то симпозиумы, то запуски змеев, то балы. Причём все эти церемонии каждый раз походили на соответствующую прошлогоднюю, как одна капля воды походит на другую.

Собственно в достижении этой похожести и заключался смысл всей подготовки к каждой церемонии, которой были заняты все служители и обитатели двора. Не разрешалось нарушить ни одну из мельчайших деталей церемонии. За этим тщательно следили специально назначенные королём вельможи, которые сличали подготавливаемую церемонию с прошедшей накануне по специальным записям и восковым отпечаткам на специальных дискетах.

Эти записи и отпечатки делали специальные, очень профессиональные люди, тоже назначаемые королём. И называли этих людей летокорниками. Летокорники не принимали участия в церемонии, так как они только записывали, снимали отпечатки, подсчитывали; подсчитывали всё, вплоть до числа шагов каждого участника церемонии и числа маковых зёрен на заключительном бублике.

После каждой церемонии чрезвычайная комиссия тщательно сравнивала состоявшуюся церемонию с предыдущей и докладывала королю. Если комиссия не обнаруживала различий, то король раздавал вельможам, а иногда и служителям двора, высокие награды. При обнаружении разницы виновные сурово наказывались и снимались с должности. А занимаемой должностью в этом королевстве очень дорожили. Вот почему генеральный конструктор змеев так старательно копировал каждый раз прошлогодний чертёж, готовя чертежи змея к очередной церемонии запуска. Конечно можно было бы отдать в коллегию умельцев старый чертёж, но генеральный конструктор был очень честный и не хотел даром получать своё жалованье.

Принц старался быть в стороне от этих хлопотливых приготовлений, чем вызывал недовольство королевы чопорной ещё не старой дамы, которая была бы привлекательной, если бы не выражение великой озабоченности о судьбах королевства на её лице и не постоянно поджатые губы. Принцессы (сёстры принца), которых звали Мордалина и Варварина, были умнее принца и делали вид, что выполняют указания королевы самым добросовестным образом. Это избавляло их от наказаний и они неизменно получали свои бублики. Принц же, а его звали Эллинарий, часто был наказываем лишением бублика к вечернему чаю.

Разумеется, это его мало тревожило. Вечерний чай был скучен и он с удовольствием заменял его ужином у старого садовника, который охотно делил с ним свой стол, уставленный фруктами и пиалами душистого мёда с разнообразными замысловатыми цветочными названиями.

Сады в этом королевстве были не в моде, и садовники были самым последним сословием на общественной лестнице. Зато и король, и королева обожали парки, и паркетники составляли одно из верхних сословий. Парков было много и, по мнению дворовой знати, они были очень красивы. Деревья в этих парках, благодаря трудолюбию паркетников, были самых разных форм: то в виде шара, то в виде куба, то – пирамиды, отчего парки были подобны складам наглядных пособий по геометрии. Нарочитая похожесть, от которой каждый нормальный человек мог придти в уныние, царила во всём королевстве. Поэтому не удивительно, что вдумчивого впечатлительного и любознательного мальчика такое однообразие королевского уклада и отсутствие перспектив получить новые впечатления страшно угнетали.

Так росли принц и две принцессы под неусыпным наблюдением королевы, гувернёров и учителей. Но вот однажды во время одной из любимых принцем прогулок с садовником по саду, который местами походил на причудливые дебри джунглей и в то же время был безукоризненно ухожен, принц услышал от своего ненавязчивого наставника удивительный рассказ о прекрасной розовой вершине, которая находится за переделами королевства и поэтому о ней никто не знает. Не входит она и в никакие другие королевства, поэтому и на посольских приемах о ней никто никогда не говорит.

И всё же, по словам садовника, эта изумительная по красоте Розовая Вершина существует. Издали она представляется одной вершиной, но на самом деле там две вершины, между которыми скрывается удивительный оазис с на редкость мягким, тёплым климатом, благодаря которому там растут всевозможные редкостные плодовые деревья, поют звонкоголосые птицы, пробегают грациозные газели. Путь к вершине очень не лёгок, но достигшие её сверкающего ледового шпиля уже на вершине ощущают новый прилив сил, а чуть спустившись в оазис обретают полное отдохновение и пребывание на вершине вместе с отдыхом на лужайках у ручья оазиса доставляют такое наслаждение, которое не забывается никогда, служа источником вдохновения во всех самых разных делах. Но самое главное, этот не лёгкий путь нельзя проделать одному, а только с верной подругой, одной веры с тобой.

Кто подругу и верного друга найдёт,

Тот легко, беспечально по жизни пойдёт.

Так словами мудреца-поэта закончил садовник свой рассказ о Розовой Вершине, побывав на которой, взрослеют мальчики.

Песенка принца во время его бегства из королевства на пути к вершине.

 
Пни и колоды,
Мрачные камни,
Лес до небес,
Ни поляны вокруг;
 
 
Ноги избиты,
Изодрана кожа.
Прав был садовник:
Нельзя в одиночку
В долгий, незнаемый
Путь отправляться.
 

Сказка
для детей и взрослых
о мудром пастухе
и его
несмышлёной пастве

Каков поп – таков и приход.

Но, в то же время —

Стадо достойно своего пастуха.

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь, превеликий государь. Раньше-то он, конечно, был просто государь, но потом он вдруг так расстарался, в подвигах изловчился и аж две должности в своём едином лице исполнять удосужился; так от этого старания он и стал великим, а уж как сподобил его бог и три должности исправно исправлять, так уж иначе, как превеликим, его и называть-то всем соромно стало. Вот и стал он Превеликим.

А уж подручных у него и того более было превеликое множество. И умельцы и дел духовных, и дел железных; коллегии верховные и неверховные; комитеты исполнительные и неисполнительные; советы самые, что ни на есть, низкие и нижайшие и такие высшие советы, что выше и представить уже возможности никакой не представляется.

И всё это от того, что быдла под его мудрейшим руководством было множество не менее превеликое, чем сам превеликий государь. Но это так издали будто очень превеликое, а ежели повнимательней приглядеться, так быдло так себе, не сказать, чтоб и вовсе никудышное, а какое-то из себя всё хворое, ленивое да плешивое и соображения об себе али там об своей выгоде никакого не имеет.

Идёт, к примеру, по косогору и корма себе не находит: всё вверх-вниз скачки качественные делает. Только то этих скачков оно то на голый бугор выдряпается, то в болото свалится. Нет чтоб ровненько по склону один уровень пройти, а потом и на другой уровень уже переходить.

Вот и пришлось Превеликому по семь шкур сдирать, то-есть постригов вместо двух целых семь производить, чтоб у заграичных благодетелев кормов закупать, да медикаментов всевозможных. Чем он только не пользовал паству свою от хвороб разных: и БВК кормил, и лазером обсвечивал, и китайские инструкциисоздавал…

Он её и радиацией решил вдруг шандарахнуть и активность с предприимчивостью всем повысить и так радиационный фон в экспериментальной зоне повысил, что округа та чернобыльем вся покрылась.

И тогда повелел Превеликий тем своим мужам учёным, что роль генераторов идей всяческих, и политэкономических, и прочих, от усердия великого утратили, и повелел им изобрести прививку фактора специального, человеческого, чтобы еду сами находить смогли. И тут мужи, от наук шибко учёные будучи, так изловчились и пививку фактора того чуть было и не изобрели. Да вдруг опять незадача вышла. Самому главному учёному по каналу Еврофима видение вышло, что прививку ту непременно одноразовым шприцем прививать надобно. А где же напастись этих шпрцев одноразовых на эдакую прорву быдла…?

Пришлось снова за продовольственную программу самому приниматься, циркуляры всяческие измысливать и консультации с заокеанскими единомышленниками проводить. Раньше-то они больше в рыцарском соперничестве упражнялись, и хоть до турниров дело не доходило, но скипетрами об щиты дробь выбивали, каблуками по трибунам стучали и разный прочий шум производили, а теперь, как на латы да копья всё железо подножное извели, так стали в единомышленников играть, друг к другу в гости ездить, владения свои показывать. Как-то раз прогуливались Превеликий с Другом Сердешным в саду национальном, что «Херито Фауна» у них прозывается, шёлкову траву лаковыми туфлями французскими приминали, водопадами любовались, а, притомившись, в креслы сели, амброзию кушали, нектаром запивали.

Разомлев же от нектару, который услужливые садовники ловко подливали и положив руку на голову так, будто серое вещество от напряжеия выбрызнуть норовит, Превеликий глубокомысленно произнёс:

– А что если …?

– Вот, вот. Ты это замечательно придумал; конечно, начни-ка ты Перестройку. – и Друг Сердешный садовникам кивнул и те снова нектару подливать стали и амброзию вновь подавать.

И вот уж в родные пенаты в своём экипаже путь держит и в мечтах полёт его обгоняет: «Хозяин… порядок… газоны, водопады… маркетинг…. Но выбор-то сделан!… Не укладывается что-то?».

Воротившись, спешно в Думу государственную направился, комитеты да коллегии разные созвал и речь произнёс:

– Хозяин, менеджер, маркетинг, водопады, газоны прибыль. Благолепие, понимаете… Но выбор-то сделан! Как-то не укладывается. Не укладывается, понимаете?

По Думе шум, гвалт пошёл. Тут, однако, шут Таталин скомороха Бабалкина, который уж шибко забавно качественные сдвиги аж по трём фазам демонстрировал, локтем в сторону отпихнул и элегантными па к Самомудрому наблизился:

– Многоукладность, – говорит – Многоукладность! Она всё укладёт, как следоват.

Все сразу возрадовались, долонями заплескали, да спохватились…

– Правильно, – сказал Самомудрый – и надо наши процессы развивать, давайте развивать процессы.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, когда знаниев про то, как дело делать нехватает.

Поэтому говорительные процессы попервоначалу развитие получили. Такое развитие, что челядь чередой к говорителям выстраивается, а как черёд подходит, так речь и произносит. На радостях дозволили и заграничному гостю, который при Превеликом постоянным гостем числился, с выступлением выступить. В выступлении этом колобок Мэткол много хороших слов сказал:

– Вот вы раньше были бяки-буки, а теперь стали паиньки. Вот и у вас теперь перестройка. У нас так завсегда перестройка. Мы уже давно обязательно что-нибудь перестраиваем: то наши конюшни в дворцы для пиплов перестраиваем, то ихние дворцы – в наши конюшни. Так же и новое мышление у нас всегда было. К примеру, мы угольные шахты или соляные копи чернозёмом не засыпаем, а перестраиваем в подземные царства для времяпрепровождения организованного, а не как попало. Мы своим пиплам непременно норовим плезир измыслить, потому как они нам красивую жизнь делают.

И много других ласковых слов сказал колобок Мэткол. Только Друг Сердешный отозвал этого колобка и другого прислал. Видать шибко вразумительные, не дипломатские, речи говорил: вдруг верноподданные Друга Превеликого и взаправду в разум войдут.

Тем временем и другие процессы пошли по всей стране от края и до края, до самых до окраин. Процессы самые что ни на есть разные. Такие, что и обороты быстро набирают и такие, что всё никак оборотов тех нужных набрать никак не могут. Ежели процессы торможения, али там впять, так очень оборотистые обороты, а ежели без торможения, то тут и оборотов никаких нету. Так и идут процессы разные, куда и зачем, никто не знает, потому как уж шибко сложные процессы.

Сказка – ложь, да в ней намёк – добрым молодцам урок.

И я там был, мёд-пиво пил, по усам текло – в рот не попадало. «Вот измысли такой маркетинг али там менеджемент какой, чтоб прибыль прибывала, как вода в реке в половодье, – бают приближённые подручных Превеликого, – так и тебе попадать будет». А как тут измыслить, коли производителям по полной программе деградация учинилась и товару потому никакого нету. С тем же товаром, что инерционным процессом поддерживается, рядовя маркитантка одной левой управляется; какой уж тут маркетинг…

Ох, нелёгкая эта работа – паству пасти неразумную. Скорее обезьяна, слезши с дерева и взяв в руки саксофон, человеком станет, нежели правоверный*) в сапиенса обратится.

*) Слово «правоверный», как известно, употребляется в сочетаниях: правоверный мусульманин, правоверный ленинец и т. п..