Текст книги "Эльфы и их хобби (сборник)"

По душам поговорим.

* * *

Весна, до которой Бонкер и не чаял дожить, выдалась на диво ранняя и светлая. Дороги просохли быстро, и распутица окончилась, толком не успев начаться. Молодая трава так и рвалась из земли, так и тянулась к солнцу. Уже и по веткам брызнуло первой листвой. Птицы гомонят, охорашиваясь перед своими пернатыми избранницами. А небеса над этим гомоном такие ясные и тихие, словно только поутру на свет появились, и теперь глядят на землю и все не наглядятся никак.

Самое время в путь собираться.

Вот только куда ты пойдешь, Бонкер? Ты ведь теперь один остался. Да нет, не один даже – ты ведь теперь только половина себя самого. Полчеловека далеко не уковыляет. Да и зачем?

Сам ведь себя прежде времени похоронил, своими руками душу из себя вынул – так и куда теперь подашься, Бонкер? Некуда тебе идти. Вот и стой да на дорогу любуйся. Только тебе и осталось, что любоваться. А устанешь стоять, присядь на завалинку. В ногах, как известно, правды нет. Для тебя – уже нет.

Что-то настойчиво ткнулось под колено сзади.

– Мурррр!

И еще раз, настойчиво:

– Мурррр! Мяу!

Бонкер нагнулся погладить приблудного кота – и обомлел.

Кот был огромен. Кот был великолепен. Наглый, лохматый и развеселый. Явный знаток и ценитель хорошеньких кошечек и ветеран множества драк. Левое его ухо срослось неровно. Ну конечно – разве такой кот может ходить по свету с целыми ушами? Хоть одно, а непременно драное. И хвост драный. И глазища лучезарно нахальные. А держится-то, держится – будто и дорога, и дом этот, и вообще все кругом ему принадлежит, и сам он здесь по праву.

А как ему еще держаться, если нити от лап и головы идут к новенькому коромыслу-ваге, а вага – у Иланги в руке? В левой. Потому что правую его руку Младший никаким котам, даже самым наглым, не отдаст нипочем, даже и не просите.

Как был эльф несносным, так и остался. И походка совсем не переменилась. Все та же – кошачья, неслышная.

– Конечно, остаться дома – твоя воля, не спорю, – объявил Иланги с неимоверной серьезностью. – Но сам подумай – что за дом без кота?

Никаких тебе «здравствуй» или «как поживаешь». Ну да что с несносного эльфа взять!

– Что за кот, если он ни разу из дома не удерет? – проворчал в ответ Бонкер.

– Вот и я так подумал, – усмехнулся эльф. – С какой стати вам с ним дома сидеть?

Бонкер протянул руку, и коромысло драного кота-забияки легло в нее так естественно, словно там ему самое место.

– Кстати, его зовут Старший, – невинно примолвил эльф, блестя глазами.

Бонкер расхохотался.

– Где ты его раздобыл? – отсмеявшись, спросил он.

– Это не я его раздобыл, а он меня, – махнул рукой Иланги. – Сам приблудился. Все канючил – познакомь его с тобой да познакомь… ты даже не представляешь, как он умеет канючить!

– Думаю, что все-таки представляю, – фыркнул Бонкер.

Он уже разглядел на руках эльфа так пока и не сошедшие мозоли – и дальше расспрашивать, откуда взялся кот, не стал. Только сглотнул внезапный комок в горле.

Ты ведь не только мастерство, ты ведь душу вложил в Старшего, хотелось сказать Бонкеру. Но он не сказал ничего. Только поднял кота на руки и прижал к себе.

Младший тем временем переминался с лапы на лапу.

– Послушай, – наконец произнес он. – Вы со Старшим не вздумайте удрать от нас втихомолку. Все равно найду! И Старшего за загривок оттреплю!

– Это кто еще кого оттреплет! – с достоинством возразил кот, восседая на руках у Бонкера.

– Подумаешь! – надулся пес. – Зато я знаю, куда мы направляемся!

– Ну и куда? – поинтересовался Бонкер.

– Пронимаешь, – ответил вместо Младшего Иланги, – в Долине эльфов нет ни одного кукольника. Столько эльфов – и ни одни не видел кукольного представления. Безобразие, верно?

– Безобразие, – подтвердил Бонкер. – А ты куда смотришь? За всю зиму так ни разу и не побывал в Долине?

– А я, – произнес эльф твердо и спокойно, – тебя ждал. Без тебя в Долину идти – душу напополам рвать. Одна она у нас на двоих, Бонкер. Одно ларе-и-т’аэ. Все равно, только ли Младший или со Старшим вдвоем – а ларе-и-т’аэ одно. Не пойду я в Долину без тебя.

– А я разве отказываюсь? – тихо сказал Бонкер.

Кот завозился у него на руках, устраиваясь поудобнее.

– Ух, ну мы этим эльфам и покажем! – радостно завопил он.

– Что за манеры! – ужаснулся Младший. – Никакого воспитания! Вот я тебе как дворянин скажу…

– По-моему, – заметил Бонкер, – эти двое разгильдяев никому в Долине заскучать не дадут.

– Это точно, – кивнул Младший. – С нами не соскучишься. Верно, Иланги?

Андрей Уланов. Ночные загадки

Старший инспектор Мэтьюс – личность весьма беспорядочная даже для человека. Он постоянно забывает надеть шляпу или повязать галстук, его запонки обнаруживаются в самых неожиданных местах участка, карманно-башенные часы или спешат на пять минут, или опаздывают на пятнадцать, а месяц назад он явился на службу в домашних тапках. Но при этом вечернему ритуалу «инспектор собрался домой» мог бы позавидовать любой гном, а уж эти коротышки знают, как быть помешанным на пунктуальности.

Прежде всего Мэтьюз аккуратно закручивает чернильницы, все три. Тщательно, до блеска, протирает перья ручек, укладывает их в самодельный чехол и затягивает горловину. Следующий пункт – заточка карандашей, затем идет вытряхивание пепельницы, пересчет бланков… тут я обычно не выдерживаю и начинаю клевать носом, пока звяканье чашки не прогоняет сон.

– Уф, кажется все, – промокнув лоб, старший инспектор убрал платок в карман, оглянулся в поисках котелка, – в очередной раз забытого дома, – печально вдохнул и взялся за ручку зонта.

– Не совсем, сэр.

– Гм… я что-то забыл, мисс Грин?

– Да, сэр, – мой вздох был кроток и преисполнен смирения, – ключи.

– Что… ах… – старший инспектор озадаченно уставился на саквояж, в недрах которого упомянутые ключи скрылись несколько минут назад, – ох… сейчас…

Кому-то может показаться, что я попросту издеваюсь над бедолагой. Конечно, если этот «кому-то» ничего не понимает в эльфах. Нам вовсе не доставляет удовольствия наблюдать за страданиями живых существ.

– Вот, прошу вас, – Мэтьюс положил на край стола глухо звякнувшую связку, – теперь, – он с тревогой взглянул на меня, – кажется, все?

– Кажется, да, – успокоила я страдальца. В конце концов, закорючку в журнале дежурств я могу нарисовать и без него. Сейчас же мои мысли все больше занимала печка, буквально по капле выдавливающая из пузатой тушки несколько лишних теплых градусов.

– В таком случае – удачного дежурства, мисс Грин! – раскланялся Мэтьюс и торопливо засеменил к двери.

Развернув ухо, я подождала, пока «бдизнь-шкряб» наконечника зонта о булыжник не затихнет вдали – после чего вскинула руку и щелкнула пальцами.

– Слушаюсь, мисс инспектор! – дежурный констебль уже стоял наготове, с полным совком в одной руке и кочергой – в другой. Как я и подозревала, печь уже почти потухла, но у дежурного имелся козырь в рукаве, точнее, в черпаке. Отлитый из казенной лампы керосин мигом заставил огонь жадно вгрызться в бурые угольные комья.

– Так-то лучше…

– Намного лучше, – кивнула я из-за конторки, пытаясь разобраться в каракулях утренних записей. Согласно директиве суперинтенданта, претенденты на службу в полиции обязаны доказать свое умение читать, писать, а также владеть первыми двумя арифметическими действиями. Увы, на практике эти умения часто были весьма условным понятием. Вот что, к примеру, может означать запись: «Доствлн тело со следми пытлось уйти водврно»? И клякс понаставили. Нет, решила я, выкладывая поверх журнала трубку и кисет, без пары хороших затяжек в этих письменах не разобраться.

Глухо ухнула входная дверь.

– Вечер добрый! – пробасил вошедший, снимая каску. От промокшего форменного плаща почти сразу же потянулись вверх едва заметные полоски пара.

– И вам того же, констебль, – дежурный скрипнул табуретом. – Чай будете, мистер Фрайм?

– Не откажусь.

Фрайм провел рукой по лицу, то ли растирая замерзшие щеки, то ли пытаясь выжать влагу из бакенбард, и присел на скамью, задумчиво глядя, как дежурный возится с пузатым чайником.

– Дрянная нынче погодка, – произнес он. – У реки туман уже наполз… дождь опять же – то ли есть, то ли нет его. В такую погоду добрые лю… добрый народ по домам сидит, носу не кажет.

Что-то царапнуло мой слух в этой фразе… не слова, скорее тон, которым они были сказаны. Конечно, Фрайм вполне мог зайти просто погреться и поболтать с товарищами по мундиру, констебль все же не простой стражник, прикованный к маршруту обхода, словно каторжанин к ядру. Но «владение» Фрайма было едва ли не самым дальним. Да и вообще, как я помнила, этот констебль весьма старательно избегал начальственных взоров.

– А злой… народ?

– В корень глядите, мисс инспектор, – констебль осторожно принял из рук дежурного блюдце с аляповатой «гербовой» чашкой. – Благодарствую. Так вот о чем я. Злыдням в такую погодку как раз самая работа. Налетел из тумана, кошелек сцапал и растворился, поди догони его в этом киселе. По домам, опять же, шарить безбоязненно – соседи не разглядят, тревоги не поднимут…

Вздохнув, я отложила перо.

– Что случилось, констебль?

– Да вот в том все и дело, – Фрайм коснулся верхней губой чашки, помедлил и одним шумным глотком всосал не меньше трети ее содержимого. Как он при этом умудрился не обжечься, осталось для меня загадкой. – Случай-то есть… а как бы и нет.

Наверняка у меня во лбу сейчас ярко вспыхнула руна удивления. Констебль, изъясняющийся загадками, – диковина куда более экзотичная, чем заморские пернатые рептилии в зоосаде.

– Поясните, констебль!

– Вам лучше будет взглянуть на это самой, мисс инспектор, – с виноватым видом произнес Фрайм. – Тут недалече, меньше мили. Склад Хикса, Хикса и Ошкотта, мож знаете?

– У реки? – уточнила я, уже заранее предчувствуя неприятный, да что там, трагический для меня ответ.

– Ну да, – обрадовано закивал констебль. – В проулочке, седьмом, ежли от пристани справа. То есть, записан-то склад на Даркфиш-стрит, но на самом-то деле она в другой стороне получается, просто с именованием путаница вышла, когда магистратскую табличку сорвали…

Мне очень захотелось швырнуть в констебля – или хотя бы просто в стену! – чем-нибудь тяжелым. Я даже начала шарить рукой по столу… наткнулась на трубку… чиркнула спичкой и глубоко затянулась. Знакомый аромат с нотами шоколада и карамели на какое-то время заслонил все прочие запахи…

* * *

…но полностью заглушить отвратительную вонь, конечно же, не сумел. К счастью, на складе рыбу лишь хранили. К разделочному цеху я бы не смогла подойти ближе, чем на полмили.

– Вот, – Фрайм лязгнул заслонкой масляного фонаря, – извольте полюбоваться, инспектор!

Горячий луч заставил туманные клочья неохотно раздвинуться. На потемневшем от вечной сырости дереве отчетливо виднелись свежие дыры, окаймленные клыками щепок – след от сорванных «с мясом» воротных петель. Сами ворота уже успели поднять и кое-как водрузить на место, но грязно-желтые пятна глины пока еще «украшали» большую их часть. Вглядевшись, я без особого труда разглядела и отпечаток вывески на краю лужи.

– Дерево дрянное, прогнило насквозь, – вполголоса произнес Фрайм. – Такой забор, считай, ворам приглашение. Говорил я… кхм, говорили уж хозяевам. А те все откладывали, жалели: доски новые денег стоят, а мы и так еще концы с концами сводим, рыба-то нынче совсем подешевела. Еще и пришучивали, мол, кто эту селедку красть будет, ее и даром-то иной раз не берут, нос воротят. Ну вот и дошутились…

– Кто здесь?! – донесся из-за ограды испуганный возглас.

– Полиция! – констебль, заслонившись ладонью, развернул фонарь на себя, высветив форменный плащ и каску с гербом. – Открывайте.

– Мы не звали полицию! – забавно, но испуг в голосе не пропал, скорее наоборот. – У нас тут все в порядке, вот!

– В таком случае, – я постаралась, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее, – вы не будете возражать, если мы все же войдем и осмотримся?

Тонкость дела заключалась в том, что по букве закона мы не могли требовать, чтобы нас пустили за ограду. Для этого нужна санкция коронного судьи, без нее же хозяин имеет право защищать свою «священную собственность» хоть от всей королевской армии. Бывало и такое – в прошлом, когда аранийские короли любили причинять добро неразумным вассалам посредством Очень Больших Пушек.

Впрочем, наш собеседник вряд ли был силен в юриспруденции. После недолгой паузы из-за ограды донеслось быстро удаляющееся шлепанье.

– Подождем, – ответил Фрайм на мой вопросительный взгляд. – Чай не дураки, понимают, что средь ночи без дела не стучаться и просто так мы не уйдем.

И в самом деле, не прошло и пяти минут, как я расслышала звук шагов сразу нескольких человек, а в щелях между досками забора замельтешил тускло-желтый отсвет. Лязгнул замок, калитка справа от ворот вздрогнула с треском и скрипом, будто собираясь вот-вот развалиться, медленно распахнулась.

За ней обнаружились сразу трое. Мужчина лет сорока-пятидесяти, седобородый, в толстом, грубой вязки, свитере с высоким горлом и «рыбацких», с голенищами выше колена, сапогах держал над собой фонарь с закопченными стеклами. Его лицо показалось мне смутно знакомым, но при этом я была уверена, что раньше мы не встречались. Такое лицо трудно не запомнить: обветренное, выдубленное солнцем и просоленное волнами, с перебитым носом, шрамом поперек щеки, очень выразительный, картинный типаж… ну конечно же, сообразила я, именно что картинный. Подобные лица десятками смотрят в морскую даль на полотнах начинающих маринистов.

Стоявший рядом с ним человек лет на десять моложе, нервно теребил концы полосатого шарфа, словно опасаясь, что тот вдруг оживет и примется душить хозяина. Из-за его плеча выглядывал третий человечек, замечательно подходивший под определение «без особых примет» – если бы не огромная свежая шишка посреди лба.

– Что вам нужно? – недружелюбности в голосе «рыбака» хватило бы на троих.

– Инспектор Фейри Грин, – представилась я. – А вы?

– Я Эдвард Хикс! – «рыбак» прокашлялся в кулак, – а это, – он качнул фонарь в сторону «полосатого шарфа», – мой партнер Ошкотт. Ваш констебль может подтвердить. – Фрайм кивнул. – Мы – владельцы этого склада.

– И совершенно не нуждаем в услугах полиц! – торопливо, глотая окончания, добавил Ошкотт.

– В самом деле? – нарочито удивленным тоном уточнила я.

– Именно так, мисс инспектор!

– А скажи, Эдди, – сделав шаг вперед, констебль с очень задумчивым видом потыкал пальцем в дыру на столбе, – что за неприятность с вашими воротами приключилась?

– Пьян возчик не справил с лошадьми, – все так же торопясь, выпалил Ошкотт. – Здел ворота. Мистер Финкли тож пострадал… но, – добавил он, – мы уж все-все уладили. Пробл нет.

– Слышали? – сипло поддержал партнера Хикс. – Проблем нет.

– Ну, раз нет, значит нет, – неожиданно покладисто согласился констебль. – Верно, инспектор?

Утвердительный ответ я смогла выдавить лишь через пару секунд. Конечно, после столько категоричного заявления владельцев склада нам оставалось лишь развести руками. Но… я была готова спорить на месячное жалование против медяка, что троица перед нами чего-то боится… и при этом нагло врет! Ошибки быть не могло, резкий вкус адреналина пробивался даже сквозь рыбную вонь.

И эти взгляды… Хикс не стал закрывать калитку, и когда мы с констеблем пошли назад, я почувствовала, как три пары глаз напряженно-зло буравят наши спины. Лишь спустя полсотни шагов, когда мы окончательно растворились в грязно-белесой мути, позади вновь заскрипели давно несмазанные петли.

– Что скажете, мисс инспектор?

– Странно все это, – пробормотала я, перепрыгивая через очередную лужу. Безымянный «переулок» не обзавелся даже канавками вдоль заборов и сейчас больше напоминал реку, чем дорогу: редкие островки грязи едва выглядывали из воды, – очень странно.

Зачем владельцам склада покрывать грабителей? Неужели те сумели настолько застращать их? Сомнительно… «рыбак», да и его партнер не были похожи на людей, способных прийти в ужас от одной-единственной шишки, да еще на чужой голове. Скорее бы они ответили ударом на удар… я живо представила, как в тусклом свете фонаря сверкают засапожные ножи, широкой струей льется темная кровь. Возможно, это и есть отгадка? Если Ошкотт или Хикс убили кого-то из нападавших… или даже всех незадачливых грабителей, польстившихся на пару бочек сельди… сельди… мысли запрыгали, словно подхлестнутые кнутом. «Кто эту селедку красть будет», – сказал Фрайм. Селедка… в море, далеко от берега. Сотни, тысячи рыбацких суденышек выходят за ней в море и возвращаются, заполненные до краев.

– Контрабандный товар! – уверенно сказала я. – Вот что забрали грабители!

Констебль одобрительно кивнул.

– Было у меня подозреньице, – буркнул он, – давно уже… да только подозренье к рапорту не приложишь, а конь… коньскриб… тьфу, простите, мисс инспектор.

– Конспирировались, – подсказала я.

– Во-во, это самое, – обрадовано кивнул Фрайм. – Я и говорю – только ничего не прознать. Народец здесь себе на уме, а рыбаки так и вовсе чужаков сторонятся, как бесы – святого круга. Поселок-то ихний тут был еще со времен короля Гаральда, это уж потом пошло: верфь, новая пристань, прочие дела. Хикс, он как раз из этих, старых семей, – констебль неожиданно фыркнул, – дворянство местное, тэкскзать. Сами понимаете, мисс Грин, в таких раскладах даже кто чего и знает, молчать будет, что та селедка. Кровь – не водица.

– Но кто-то… ай! – кочка под моим ботинком попыталась разъехаться. Если бы не Фрайм, даже хваленое эльфийское чувство равновесия вряд ли уберегло меня от купания. Все, решено, мое терпение лопнуло – как только получу «ночные» за прошлый месяц, закажу сапоги. Главное, чтобы нашего сапожника удар не хватил. Бифур Траинсон весьма почтенного возраста даже для гнома, мысль об лесной деве в сапожищах может вызывать у него когнитивный диссонанс.

– …кто-то все же проговорился. Грабителям.

– Тож верно, мисс инспектор. Без наводки никак не обошлось. И я вот чего думаю, – обернулся ко мне Фрайм, – ежли парни умные то, канешна, ловить их, что вчерашний дождь решетом собирать. А вот ежли не очень… вы запах-то запомнили?

– Как запах? – непонимающе переспросила я.

– Со склада ихнего, – пояснил констебль. – Я насчет нюха не особенно, но подумал, что вам-то должно здорово шибать!

Появившаяся на моем лице зверская гримаса лучше всяких слов подтвердила: шибало здорово. Даже слишком.

– Ну и вот, – понизив голос, продолжил Фрайм. – Наверняка они товар поскорее сбыть захотят, а в округе подходящих скупщиков не толпа. Как в том годе Длинного Снорри отправили лопатой махать, осталось двое… ну, трое, – поправился он, – Малыш Фокси тоже позариться может, но, говорят, с деньгой у него щас туго.

Идея выглядела вполне разумно – если не брать во внимание, что мне, Перворожденной, отвели роль… собаки? Подойди к норе и скажи три раза «гав»?! За кого это низшее су… человек меня принимает?! Да я…

– Валяйте, констебль! – устало сказала я и, поймав недоуменный взгляд, пояснила: – ведите к этим вашим скупщикам. И не сомневайтесь – я почувствую эту проклятую рыбную вонь за сто шагов, даже с подветренной стороны.

* * *

– Не делайте это!

Окрик вышел похож на взвизг испуганной людской девицы, но эффект возымел – уже почти взявшийся за дверной молоток Фрайм отдернул руку, словно вместо надраенной медяшки оскалилась собачья пасть.

– Что случилось, инспектор?

– Во-первых, – сглотнув, я перешла на шепот, – дверь открыта. Захлопнута, но не заперта, язычок замка не вошел в паз. Во-вторых, из-за нее пахнет вовсе не рыбой.

– А чем? – так же тихо спросил констебль.

– Порохом. И кровью. Свежей.

Фрайм отреагировал сразу, словно бы ждал подобного. Широким взмахом левой он смахнул меня с дорожки, заставив буквально размазаться по стене. В правой же руке констебля тускло блеснула вороненая сталь. Я даже не удивилась толком – сейчас мое внимание поглощали черные полосы уличных теней.

– Видите чего?

Ответила я не сразу. По сравнению со складским проулком, Дайсон-стрит, где стоял дом скупщика, выглядела шикарным проспектом: широкие доски тротуара, торцевая мостовая и целых четыре фонаря. К тому же, ночной ветер, играя с опавшими листьями, разогнал туман, заставив облезлые белые клочья затаиться в подворотнях. Эльф мог бы затаиться здесь, растворившись в скелетах облетевших каштанов – но не человек.

– Нет, – решилась наконец я. – И не слышу.

Констебль кивнул и, опустив револьвер, выдернул из-под плаща свисток. Я едва успела заткнуть уши – Фрайм не пожалел сил. Пронзительная трель сорвала с деревьев птичью стаю, из кучи листьев с испуганным мявом вылетело нечто худое и взъерошенное, больше напоминающее щетку трубочиста, чем животное. Вдохнув, констебль засвистел снова – и через несколько секунд с дальнего конца улицы раздался ответный свисток, а чуть погодя из-за домов послышался еще один.

Отпустив уши, я протиснулась мимо констебля ближе к двери, прислушалась… пока гулкий топот и сипение загнанной лошади не заглушили все прочие звуки. Откликнувшиеся на сигнал Фрайма стражники явно не были чемпионами по бегу. Впрочем, особой нужды торопиться у них и не было, но убедились мы в этом лишь пятью минутами позже.

Мистер Генри Дексло, эсквайр, как явствовало из таблички на двери, уже никогда не будет заниматься «торговлей старинными реликвиями» – и скупкой краденого. Он повис на прилавке, вниз по треснувшему стеклу расползлась темно-багровая полоса. Казалось, он стал очередным экспонатом своей лавки – в дополнение к чучелам совы и лисицы. Королевство старых вещей, страна пойманного в паутину времени. Даже запахи порохового дыма и крови здесь показались мне слабее, чем на улице. Их ноты буквально тонули в затхлом воздухе, сотканном из пыли, плесени, нафталина и сырости. Последний раз я вдыхала подобный букет давным-давно, еще в родном Лесу, когда экспериментировала с маслами пачули.

– Что скажете, инспектор?

– Рыбой здесь не пахнет, – с сожалением констатировала я.

А это значило, что мы имеем сразу два запутанных дела – и гору бумаг, которые придется исписать.

Ответный взгляд Фрайма показался мне… странным.

– Так оно и есть, раз вы говорите, мисс Грин, – произнес он. – Только… я все ж думаю, неспроста это. – Глядите: – указал он на пол, – ножик-то.

– Это маскот, старинный гномский кинжал, – педантично уточнила я. Побелевшие пальцы Дексло застыли буквально в дюйме от рукояти, словно покойник до последнего мгновения пытался дотянуться до тускло поблескивающих камней навершия. Подделка, разумеется: даже в свете фонаря мне было видно, что «камни» – стеклянные, а лезвие и рядом не лежало с легендарным подгорным булатом. Дешевая современная штамповка и травление. Глупо пугать кого-то серьезного подобной железкой, но Дексло попытался – и это стало последней глупостью в его жизни.

– Вот я и говорю, сурьезный ножик-то, – продолжил констебль. – А покойник все ж был не тот человек, чтобы с полуслова за жывопыр хвататься. Поспорил он с кем-то крепко… и не из тех, что к нему обычно шастали.

– То есть, – мысленно я сделала стойку, – вы подозреваете, что мы имеем дело не с простым совпадением?

– Есть такая мыслишка, мисс инспектор. – Фрайм, сдвинув на лоб каску, поскреб затылок. – И вот чего… вы с Обайей, – констебль махнул на второго из прибежавших стражников, – обождите здесь… недолго.

– Надеюсь, не до утра, – пробормотала я ему вслед. Хоть эльфам и не свойственна гномская манера цепляться за каждую секунду, но люди зачастую трактуют подобные «растяжимые понятия» слишком уж вольно.

В этот раз «недолго» растянулось всего лишь на час с четвертью – если найденные мной на полке песочные часы не врали совсем уж безбожно. Время первого ночного ленча, но, к сожалению, констебль не догадался захватить из трактира хотя бы парочку бульонных пирожков. Горячих свежих пирожков, которыми так соблазнительно пахла куртка, удерживаемая Фраймом за ворот. От находившегося в ней человека шел куда менее приятный запах джина и кислых огурцов.

– Что скажешь, Малыш?

– Это Генри там разлегся, да? – наш новый гость громко икнул. – Ну и дела… но, ик, я не при них, в смысле, ни при чем, слово джентльмена! Кого угодно спросите: я весь вечер просидел в «Черном коне», из-за стола вставал токо, чтоб отлить. И вообще, мы с Генри были этими, как его…

– Конкурентами! – рыкнул Фрайм и для верности еще раз встряхнул свою добычу, словно лиса пойманного кролика. – Не корчи тут безутешного друга, Малыш. Все знают, что вы с Дексло были на ножах после той истории с жемчужным ожерельем.

– Мы… – не договорив, Малыш неожиданно рванулся к выходу. Ткань затрещала, но выдержала. От рывка скупщик отлетел назад, звонко приложившись затылком о стену, сполз вниз… и зарыдал.

– Я-а-а тут ни при чем! Поверьте… Дексло… я хотел выпихнуть его из бизнеса-а-а, но не убива-а-ать. Констебль, сэр… вы же знаете, так дела не делаа-а-ают. Старый скряга просто не сошелся с кем-то в цене, вот и напоролся на нож.

– Его застрелили! – сказала я.

Малыш поперхнулся слезами, вскочил и принялся озираться. Ну да, запоздало сообразила я, у людей же сумеречное зрение значительно слабее, и угол, где я стояла, для Малыша казался лишь сгустком тьмы. И вдруг эта тьма начинает говорить, да еще нечеловеческим голосом…

Фрайм, тяжело вздохов, сграбастал скупщика за лацканы. Хлоп! Голова Малыша мотнулась, словно у куклы на веревочке, он попытался что-то пискнуть, но вторая пощечина вбила звук обратно в глотку.

– А теперь, – констебль подтянул Малыша вплотную к лицу, – послушай меня очень внимательно. Пару часов назад кто-то из ваших с Дексло знакомцев выпотрошил склад Хиксов. Догадываешься, что могли там взять?

– Контрабанду, – хрипло выдавил Малыш. – Бижутерию всякую… кружева.

– Хороший ответ, молодец, – похвалил его констебль. – Теперь пошевели мозгой еще немного. Склад – это был раз. Два – когда в лавку Дексло явился кто-то и стал задавать старине Генри разные неприятные тому вопросы. Кто-то новый, со стороны… иначе бы Генри не схватился за нож. Мне вот кажется, – Фрайм понизил тон, перейдя на доверительный шепот, – что наш покойный друг умер слишком рано, не успев ответить. А значит, его гость сейчас ищет следующего в списке. Смекаешь, к чему я клоню?

– Я в эту и-игру не и-играю, – Малыш попытался отвернуться, но констебль умело «держал» его взглядом, глаза-в-глаза, – мне товар не предлагали, кто Хиксов обнес, я без понятия.

– Дексло наверняка то же самое говорил. – Аккуратным, почти нежным движением Фрайм ухватил скупщика за волосы и развернул к мертвецу. – На, полюбуйся на него! И подумай, кому ты хочешь отвечать, хорошенько подумай.

– Я-а-а…

– Кто. Мог. Ограбить. Хиксов? – слова констебля гулко падали в тишину, словно тяжелые камни в черноту омута. – Банда мамаши Грейс? Братцы гоблины? Смейзи? Старик Нид опять взялся за старое? Ну же, Фокси…

– Смейзи, – скупщик облизал пересохшие губы. – Я слышал… он где-то раздобыл пароконную телегу.

– Где сейчас его нора?

– Не знаю, клянусь…

– Знаешь, – перебил Малыша констебль. – Знаешь… и скажешь. А потом будешь молиться, чтобы мы успели туда первыми.

* * *

Для столь наглых – и удачливых – грабителей домик выглядел на удивление неказисто – маленький, из потемневших от времени бревен, с черной дырой в прохудившейся крыше. Я даже засомневалась, верно ли мы выбрали. Но все приметы сходились: зеленый забор с одной стороны, загон для гусей с другой, над примыкавшими к фасаду воротами во двор приколочено сломанное весло.

– Ежли все сложится, – возбужденно шепнул Фрайм, – возьмем голубчиков тепленькими!

Шептал он абсолютно напрасно – даже я с трудом разобрала его слова сквозь собачий лай.

– Прямо, хе-хе, в постельках.

– Надеюсь, констебль! – сухо отозвалась я, не став уточнять, насколько слабым было это чувство. Конечно, будь здесь отряд «лесных теней»… но мои нынешние спутники «крались» даже не громко, а оглушительно, громче мог быть разве что полковой оркестр. Комедия, да и только, жаль, некому собрать с публики деньги за билеты.

– Главное, дверь с ходу вынести, – продолжил констебль, – а там уж… давайте, парни, – обернулся он к стражникам, – надо взять с разбегу…

– Тихо! – шикнула я.

Показалось или нет? Собачий лай стал стихать, самые дальние шавки успокаивались, но ближайшие продолжали бесноваться, посылая нам все тридцать три проклятья и гремя цепями. На этом фоне раздавшийся в доме звук был едва различим – тихий то ли скрип, то ли щелчок. Вот он повторился, сквозь щель в ставнях мелькнул красноватый огонек.

– Навались! – уже не скрываясь, а наоборот, надсаживая глотку, заорал констебль. Стражники бросились к двери, при этом один, поскользнувшись, едва не рухнул в грязь и схватился за товарища. Даже в лунном свете я отчетливо увидела, как побагровел Фрайм, видя, как его абордажная партия шатается и машет руками, словно вывалившиеся из кабака пьянчуги. Он разинул рот – и в этот миг дверь будто взорвалась изнутри. БАХ! Бах! Бах! Бах! Целая метель щепок разыгралась над крыльцом, сквозь дыры наружу торопливо протиснулись клубы сизого дыма. Упав на колени, я зажала уши, как раз вовремя, чтобы уберечь их от грохота ответной пальбы. Фрайм, скалясь, прыгнул к стене рядом с дверью, вытянул руку с револьвером и трижды нажал спуск. За изрешеченными досками охнули, что-то тяжелое глухо ударилось о пол, затем раздался треск ломаемого дерева, что-то стеклянно-звонко лопнуло… словно внутри дома бушевал разом ослепший, но еще могучий зверь, в приступе ярости круша и сметая все на своем пути. Вот снова раздался треск, за ним – низкий, вибрирующий металлический лязг, сдавленные проклятья… надсадный скрип дверных петель и полный тоскливой злобы вопль.

– Черный ход! – крикнула я. – Они убегают через двор!

«Не все», – тут же сообщило мне соседнее оконце, разлетаясь красивым сверкающим веером осколков и щепок.

– Обайя, Хиггинс, что встали?! – обернувшись, рявкнул констебль. – Живо за ними! Да не туда, идиоты, вверх по улице! Они наверняка бегут к лодочной пристани! И свистите, чтоб вас, во всю глотку свистите!

Особого энтузиазма приказ у стражников не вызывал – но вид гневно рычащего и размахивающего оружием констебля помог им принять верное решение и даже вдохнул сил для весьма резвого старта. Правда, запала им хватило лишь до поворота – исчезнув с глаз долой, свитуны стали удалятся заметно медленней.

– Инспектор?

– В доме остался еще один, – доложила я. – Напротив двери, чуть правее. Дышит с трудом, тяжело, кажется, вы его задели.

– Один, – повторил Фрайм. – А выстрелов было четыре. Мисс Грин, – констебль придвинулся ко мне почти вплотную и горячо зашептал: – я отвлеку его, а вы обойдите дом и попробуйте зайти через двор. Как окажетесь внутри – швырните чем-нибудь, только подальше от себя. У него последний заряд… если он его истратит, мы выиграли.