Текст книги "Будни нелепой войны"

За столом заговорили громче. Наливали часто и не скупясь, закуски почти не осталось, но разбавленного спирта ещё хватало в избытке. Со своего места, громыхнув горой поставленных под стол пустых бутылок, поднялся Чернов.

– Мужики! – громко произнёс он, перекрывая гомон разговорившихся друг с другом коллег – Я хочу выпить за то, чтобы не только мы этот день запомнили, но и чеченцы. Давайте устроим им такую жизнь, чтобы им небо с овчинку показалось!

Он замолчал и весь кубрик огласился одобрительными криками.

– Да мы завтра весь этот посёлок на уши поставим! – кричали участковые.

– Зачистку здесь проведём. – не отставали опера – Начальство не даст, так сами на улицы выйдем!

– Правильно! – спешили вставить веское слово обэповцы – А мы до самого конца командировки всем магазинам и ларькам кислород перекроем: ни одна сука свой товар не продаст!

– С Томки начать надо. – пробасил Чернов – Она, когда наши дорогу перебегали, чтобы в комендатуре трактористов задержанных перестреть, на всю улицу разорялась. Убийцами наших называла…

– Не берём товар у неё, мужики! – предложил молодой участковый, гневно сверкнув глазами – Ни одного рубля она на нас больше не заработает!

– Опоздали вы с предложением, ребята! – прокричал засидевшийся за столом пэпээсник – мы со своими уже порешили: к Томкиному ларьку никто больше не подходит. И с других служб с нами все согласились…

В кубрике снова поднялся сплошной гул от вспыхнувшей разноголосицы. Собеседников почти никто не слушал. Каждый торопился выговориться и, перебивая друг друга, милиционеры принялись рассказывать и доказывать то, что фактически никем и не оспаривалось. Многие курили прямо за столом и курили давно, оттого в помещении словно стоял туман. Желая глотнуть свежего воздуха, Велиев вышел на улицу и остановился рядом с курившим Иваном. Как и Глеб, выпивал он мало и, не стремясь перекричать всех в поднявшемся шуме, вышел покурить. Милиционеры разговорились, но вскоре обратили внимание на вышедших из второго коридора двух подполковников в зелёном камуфляже. Подполковников они видели впервые. Возможно, перед ними прошли гостившие у кого-то из милиционеров армейцы, может – какие-нибудь прибывшие из Ханкалы проверяющие, но в данный момент это мало кого интересовало. Увидев, что незнакомцы прямиком направились к ларьку Тамиллы, милиционеры переглянулись.

– Может, они не в курсе ещё? – озадаченно спросил Бурлаков.

– Сейчас узнаем. – решил Глеб и предложил – Давай поговорим с ними.

Когда оба подполковника, произведя покупки, приблизились к ожидавшим их милиционерам, то майор без обиняков объявил им о состоявшемся накануне решении и предложил купленные продукты возвратить продавщице обратно. Покупатели согласились, но возвращаться к ларьку второй раз не стали.

– Вы, ребят, сами отдайте ей – протянул пакет один из них.

Их просьбу не замедлили исполнить, и через минуту Велиев с Иваном уже были рядом с чеченкой. Не доходя до неё пяти шагов, Глеб бросил ей оба пакета под ноги.

– Подавись ими! – выкрикнул он – И больше на покупки ни от кого из наших не рассчитывай!

Ошарашенная продавщица сразу не нашлась, что ответить. С изумлённым лицом она смотрела вслед уходящим милиционерам и пришла в себя лишь тогда, когда они миновали оцепленный проволокой двор.

– Подожди, прошу тебя! – как-то надрывно, сквозь слёзы позвала она – Зачем ты так?

Объясняться с ней ни у кого желания не было и вопрошающие крики её так и остались без ответа. Милиционеры постояли ещё и через десять минут завернули вышедшего за покупками омоновца.

– Хорошо, – согласился тот – у Томы я покупать не буду, только не верится мне, что никто из ваших к ней завтра не попрётся. Кто предложил всё это, тот и побежит первым.

Омоновец оказался прав. На следующий день ларёк Тамиллы простоял без покупателей всего четыре часа. Первым к ней подошёл Чернов. Он мило поворковал с ней несколько минут и, купив четыре бутылки «Оболони», с кирпичным выражением лица проследовал обратно в кубрик. За ним несмело потянулись пэпээсники, и скоро ларёк Тамиллы снова стал первым по выручке среди всех находившихся у дороги торговых точек. Велиев чувствовал себя дураком. О вчерашнем разговоре почти никто не вспоминал. Те же немногие, кто действительно собирался выполнять договорённость, уже к исходу дня поняли всю тщетность своих намерений и со следующего утра тоже возобновили свои походы к ларьку Тамиллы. Наблюдая бойкую торговлю со спортивного городка, Велиев то и дело ловил на себе насмешливые взгляды Томы. Он старался не смотреть в ту сторону, но в перерывах между подходами взгляд сам собой возвращался к злополучному ларьку. Досада на свою легковерность уже прошла и, убедившись в очередной раз в красноречии пустословов, майор поневоле стал подвергать сомнению подлинность услышанных за столом обвинений в адрес продавщицы. Где-то в глубине души он чувствовал свою неправоту и оттого, проходя мимо торгующей Тамиллы при следовании в комендатуру, всякий раз испытывал неловкость. Вечером второго дня, когда опера, как обычно, возвращались из своего кабинета, Тамилла сама начала разговор. Шедшему рядом с Глебом Ивану вдруг потребовалось купить сигарет. К тому времени занимать очередь за Бурлаковым было некому. Дождавшись, когда закупятся два стоявших перед ним опера, Иван протянул деньги показавшейся в дверном проёме продавщице.

– Мне пачку «Винстона», пожалуйста. И вон того печенья, что в круглой упаковке.

Тома скрылась в ларьке и через несколько секунд снова появилась с товаром в руках.

– Возьми, только Глебу не давай, ему от моих продуктов плохо становится – не без иронии попросила она.

«Вот ведь какая, даже имя моё знает, хотя я и не назывался ей никогда!» – удивился Велиев. Слова женщины явно относились больше к нему, нежели к его товарищу и стоять букой и отмалчиваться он не стал. Ещё не решив, с чего начать разговор, майор приблизился к распахнутой двери и сказал первое, что пришло на ум:

– Можешь не волноваться, Тома, я не курю и надобности мне в сигаретах нет.

– Что, и сладкое не ешь тоже? – беззлобно рассмеялась Тамилла, обнажив ряд ровных, белых зубов.

Разговор завязался и уже через минуту перешёл к небезразличной обоим теме. Со слов женщины выходило, что никаких оскорблений в адрес русских военных она в день убийства следовавших на блок милиционеров не выкрикивала, а только заступилась за избиваемого деда, который попался под горячую руку рванувших к комендатуре мужиков.

– Я закричала тогда: «Прекратите, что вы делаете! Разве вы нелюди какие, зачем старого человека трогаете?» – рассказывала продавщица дрожавшим от волнения голосом – А потом ты пришёл… Знаешь, как мне обидно было? От тебя выслушала, а потом ещё с крыши ваши весь вечер маты на меня кричали. Я потом весь следующий день в себя приходила. И за что всё это, что я сделала такого?

Велиев слушал молча, но принимать на веру слова чеченцев он никогда не торопился. Конечно, ситуация могла сложиться именно так, как сейчас преподносила её Тамилла, а могло быть всё совершенно иначе. Внимательно выслушав её, опер остановил взгляд на зелёных глазах, заблестевших от обидных воспоминаний и спросил:

– А правда то, что твой муж боевиком был?

– Кто тебе такое сказал! – возмутилась та и с усилившимся вдруг акцентом протянула – Наговорят ведь люди…

– Ты же и говорила кому-то из наших – усмехнулся Глеб и тут же услышал то, что всегда говорят чеченцы, когда вынуждены рассказывать военным об отправившихся к праотцам своих родственниках.

На этот раз оказалось, что муж Тамиллы несколько лет назад попал в аварию и тут же погиб, а что до боевиков, то не только среди ближних, но и дальних её родственников таковых нет и никогда не было. Слушая её, Велиев опустил голову и усмехнулся, но высказывать свои сомнения не стал. Как бы там ни было, но от остальных своих односельчан Тамилла выгодно отличалась интеллектом и живостью ума, что в совокупности с её эмоциональным характером придавало ей привлекательности и вызывало желание продолжать разговор ещё и ещё. Но тут вмешался молчаливо топтавшийся рядом Иван.

– Пошли отсюда, – проговорил он – Хватит трепаться.

И, видя явную неохоту товарища следовать его предложению, поторопил:

– Пойдём Глеб, а то вон ещё покупатели подходят, всю торговлю ей перебьёшь!

В тот же вечер Велиев нашёл очевидцев произошедшего два дня назад конфликта у ларька. Оказалось, что чеченка не врала: она действительно вступилась за повстречавшегося милиционерам деда. Разумеется, бить его никто не думал: мужики спешили выразить свой протест подвозимым к комендатуре чеченцам, и так и не успевший избежать столкновения дед был сбит с ног, что и вызвало возмущение наблюдавшей эту картину Тамиллы. Услышанного было достаточно для того, чтобы Глеб испытал полное разочарование в своём имевшем место два дня назад поступке. Злость на Чернова и вторивших ему горлопанов прошла, уступив место лишь досаде на поспешность в своих решениях, но и это чувство вскоре отодвинулось в сторону. Куда сложнее было с другим, доселе не заявлявшем о себе в полной мере, которое теперь, после выяснения всех обстоятельств, всецело овладело всеми мыслями Глеба – осознание своей неправоты и стыд перед обиженной им продавщицей. Есть не хотелось и ужин он пропустил. Плюхнувшись на заправленную койку, майор свыше часа молча пролежал на ней, пока не был вынужден отвлечься от тяжёлых мыслей в связи с приходом Середы. Саша остановился между двухъярусными нагромождениями и, оперевшись рукой о дужку кровати так, что она слегка покачнулась, склонил озабоченное лицо.

– Ну что, не торопится он вызывать нас что-то.

– Не торопится – согласился опер, поднимаясь с кровати.

Оговорённые ранее два дня прошли и появился повод напомнить о себе самим, чем милиционеры после короткой беседы и решили воспользоваться. Через несколько минут они стояли перед начальником всё с тем же предложением, причём ограничились всего несколькими фразами. Высказав их, Глеб с Александром замолчали, в ожидании уперев взгляды в нахмурившегося начальника. Тот с ответом не торопился. Опустив голову, он прошёл несколько шагов по кабинету и решительно повернулся к своим подчинённым:

– Пойти конечно можно. Продумали вы всё хорошо, да и наказать боевиков этих надо. Но ведь если удастся с засадой этой, то чеченцы тоже сложа руки сидеть не будут: сразу же за расспросы примутся – исполнителей искать будут. Вы уверены, что наши же вас не выдадут?

Оба прибывших в кабинет милиционера переглянулись и потупили взоры. Глядя на них, полковник невесело усмехнулся.

– Вы подумайте ещё. Надумаете – подходите.

Оказавшись в коридоре, Велиев и Середа молча спустились на первый этаж и вышли на улицу. Здесь только они приступили к обсуждению услышанного. Нет, никто из них и раньше не помышлял о гласности своих действий при уничтожении бандитов и прозвучавший сейчас вопрос начальника заставил их взглянуть на ситуацию несколько с иной стороны. Совещались они недолго, каких-то пару минут. Определившись в решении, оба разошлись. Ни в тот, ни в другие дни, начальника отдела с подобными предложениями больше никто не беспокоил.

Глава 11

Через день после смены с очередного дежурства в группе, Глеб на некоторое время прервал свой прежний образ жизни. Нет, он не напился до скотского состояния, но всё же по своей мерке выпил достаточно, впрочем, как фактически и весь личный состав уголовного розыска и участковых. Тем более, что повод был основательный: оба отделения отмечали День рождения его товарища – Бурлакова Ивана. При всеобщих восхищённых возгласах, юбиляр выставил на стол коробку с тортом, что окончательно придало застолью подобающий вид.

– Ты смотри, торт-то не магазинный вовсе, – воскликнул Пантелеенко – свежий совсем!

– Домашний, – похвастался Иван, не в силах скрыть довольную улыбку – Тома испекла. Я с ней заранее договорился, вот и не подвела она.

Начались поздравления и сразу же послышался стук кружек. Тосты звучали один за другим, и времени для закусывания почти не оставалось. Через час принялись за песни. По устоявшейся традиции, пели в основном народные, но репертуар, как всегда, получался небольшой: присоединить свой голос к общему хору голосов стремился каждый, но вспомнить получалось только наиболее известные песни, из тех, что постоянно на слуху. Естественно, что ни о каком услаждающем слух звучании от изрядно подвыпивших исполнителей не могло быть и речи, но собравшихся увлекал сам процесс.

Празднование затянулось до полуночи. К тому времени большинство людей улеглось по своим кроватям, часом раньше помогли добраться до своего спального места и юбиляру. Остались самые стойкие, но и они, допив оставшееся, покинули свои места. К их числу относился и Велиев. Желание пить у него пропало давно, но и спать не хотелось. Подышав свежим воздухом во дворе, он решил было возвратиться в спальное помещение, но в коридоре повстречался с выходящими из дверей сауны омоновцами. Их было трое и, судя по их полному комплекту одежды, до парилки у них дело так и не дошло. Один из трёх держал в руках радиостанцию. Увидев Велиева, он протянул ладонь к рукопожатию и тут же пригласил:

– Пойдём на улицу, Глеб! Мы волну с ичкерами поймали, с ними уже прикалывается кто-то из наших.

Глеб развернулся и последовал за спешащей во двор троицей. Из радиостанции послышался треск голосов. В эфире вяло препирались чеченец и русский, видимо, представитель армейцев.

– Что вы поналезли к нам? – вопрошал высокий голос с явным акцентом – Чего вы ждёте здесь! Вам времени уже мало осталось – скоро всем, как баранам, горло перережем. Убирайтесь пока не поздно, не то довоюетесь…

– Зря ты на свою безнаказанность надеешься, не всегда ведь так будет! – на чистейшем русском басил второй – Глядишь, может и нам руки развяжут. Вот тогда сам увидишь, как мы воевать можем. Вот тогда вашему отродью о многом жалеть придётся.

Чеченец саркастически рассмеялся и, выходя из себя, заметил:

– Вам, свиньям, с вашими свинопасами не дано. Сидите в своей России и не дёргайтесь.

– Ладно трепаться попусту. – вступил в разговор знакомый Велиеву омоновец – Ты скажи лучше, за что наших милиционеров у блока подорвали?

В эфире сразу же отозвались:

– Тот автобус не мы подорвали, а ваши же милиционеры. Те, что из постоянного отдела, что чеченцами себя называют.

– Эй, ты зачем неправду говоришь! – тут же обозначился четвёртый голос с таким же акцентом – Я тебе язык отрежу за такие слова.

– А что мне врать? – снова рассмеялся первый голос – Мы от своего никогда не отказываемся.

Мало-помалу между чеченцами разгорелась перепалка, но переходить на свой язык никто из них не торопился. В это время из дверного проёма, покачиваясь из стороны в сторону с опасной для равновесия амплитудой, выплыла долговязая фигура. При ближайшем рассмотрении милиционеры опознали в ней помощника прокурора. Для данного времени суток Коломыйцев был в обычном своём состоянии. Подойдя ближе к удерживаемой омоновцем радиостанции, он некоторое время прислушивался, но затем повернулся к стоявшему рядом Велиеву.

– Слушай, давай мы им тоже чего-нибудь скажем, а? Ты скажи им, что мы маму их…

Глеб брезгливо поморщился и с плохо скрываемым раздражением ответил:

– Тебе надо, сам и говори. Только не забудь представиться в эфире, а то некрасиво как-то получится.

Прокурорский пробурчал что-то под нос и отошёл в сторону. Милиционеры постояли ещё несколько минут, внимательно слушая эфир, но переговоры вскоре затихли.

– Пойдём, мужики, продолжим что-ли. – предложил владелец рации и, уже обращаясь непосредственно к оперу, предложил – Пошли, посидим с нами.

Глеб не видел причин отказываться и предложение принял. В примыкающей к коридору комнатке на столе стояла начатая бутылка, рядом – тарелка с варёной картошкой, две вскрытые консервные банки и несколько кусков хлеба. Судя по остальной посуде и наличию пустых ёмкостей под столом, ребята здесь сидели не первый час. Один из них – подвижный сероглазый паренёк, со светло-русыми волосами и когда-то довольно распространённым именем Пётр, оказался бойцом соседнего, базирующегося на территории комендатуры отряда ОМОН. С Александром Глебу приходилось однажды нести службу на блоке, а вот угрюмо помалкивающего Игоря он видел впервые. Александр наполнил кружки и провозгласил тост:

– За скорое возвращение. Чтобы здесь спокойно добыть и домой нормально вернуться.

Все выпили и Игорь, закусив картошкой, добавил:

– И чтоб баб хоть нормальных увидеть, а не этих носорожиц.

– Зря ты так, – не согласился Саша – иногда и среди них симпатичные попадаются.

– Ага – гнул своё его товарищ – Как посидишь тут с месяц безвылазно, так они с каждой неделей всё краше становятся. К концу третьего – сплошные красавицы вокруг ходят!

– Нет, бывает и среди них ничего так бабы есть. – поддержал Александра Пётр – Среди молоденьких, конечно. А потом, когда замуж они выходят, их так работой ухайдокивают, что через десять лет молодухи в старух превращаются. Кстати, в прошлой командировке наш один тут со смазливой кобылкой одной закрутил.

– Ну и как? – сразу же в один голос выдохнули все присутствующие.

– Да никак. – усмехнулся гость – Родичи её ещё гуманными оказались. Девушку убивать не стали, но отряд оповестили, что если восемьсот тысяч не заплатим, то до своей малой Родины мы обратно не доберёмся. Что делать? Командировка вот-вот закончится, а тут проблема эта. Долбанут автобус на обратном пути, вот тебе сразу два десятка героев посмертно. Короче, наскребли по сусекам. Кое-как собрали деньги и откупились всё же. Самое обидное в этом то, что парень тот и тогда, и потом божился, что бабу эту и пальцем тронуть не успел, да только что толку нам рассказывать, когда чеченцы условия свои уже объявили…

– Да, недёшево вам его удовольствие обошлось. – отметил Глеб – Как же он дома с долгами то: расплатился или простили ему?

– Часть отдал. Не сразу конечно, а понемногу. Так месяцев пять и ходил в должниках, пока не уволился. До этого с женой развёлся, одно, другое… Короче, не заладилось у мужика.

Разговор перекинулся на другую тему: заговорили о низких зарплатах, неоплачиваемых переработках и других, старых как мир проблемах служилого люда.

– Слушай, Глеб – обратился к оперу Александр – Вот я слышал, что ты до милиции офицером был. Так это?

– Так. – кивнул Велиев – Я из кадровых, бывших советских.

– Ну и что, тогда тоже подачки вместо зарплаты давали?

Майор неопределённо пожал плечами и после некоторых раздумий ответил, не особенно надеясь на то, что подросшие при демократии собеседники смогут оценить приводимые им цифры.

– Знаешь, я о деньгах и не задумывался тогда. Только лейтенант по выпуску из училища двести пятьдесят рублей получал, а если учесть, что за кордоном в месяц ещё столько же на книжку ложилось, то счёт деньгам мы не вели.

– Так вот ты мне кого напоминаешь! – внезапно воскликнул Пётр, несколько подаваясь вперёд – на взводного моего похож ты очень. Я ведь срочную в Грозном служил, ещё в первую. В девяносто шестом, когда бои там завязались, много наших повыбивало. Их уродцы с уродицами у позиций наших разгуливают спокойно, а мы сделать с ними ничего не можем – по гражданским стрелять нельзя! Вот они в перерывах между обстрелами и высматривали, что и как делается у нас. Да и сами мужики их тоже не терялись: отстреляются по нам, оставляют оружие и идут, смотрят на нас – попали или нет, на прежнем месте мы остались или позиции сменили. Мы глядим на потеху эту, как быки на бойне, а сделать ничего не можем – все, кто без оружия в руках, мирными жителями считаются! До чего доходило даже: наши перемещаются куда, а следом их пацанва бежит, и у одного из них обязательно радиостанция имеется. Прямо на глазах у наших с боевиками связывается, а мы только глазами хлопаем. Короче, пока генералы из очередного запоя выходили, от нашей роты едва половина осталась. Ротного убило и офицеров почти всех. Вокруг бардак сплошной, неразбериха: к нам прорываться никто не торопится и мы что делать не знаем – сверху приказов никаких не поступает и эфир весь матом забит. Посмотрел на всё это наш взводный и говорит: мужики, плевать на все эти инструкции с приказами – гасим всех подряд, иначе до конца дня всех как котят перебьют! Ну мы и дали жару… Только так и продержались тогда. А потом вывод, колонны целые безоружными выходили. Чеченцы сколько хотели, столько на марше и брали в плен. Целыми подразделениями с собой уводили! Даже племянницу заместителя командующего умудрились взять. Она врачом в медбатальоне служила, что ли. Так её во время перемирия на рынок занесло. С ней прапорщик и капитан какие-то были ещё. Её не оставили конечно. Всех троих сразу же выменяли у чехов.

– На кого же выменяли? – нетерпеливо уточнил Глеб, так и не дождавшись продолжения рассказа – Поди, на главаря банды какого-нибудь?

– Нет, на нашего. С моего же полка снайпер. Их за пару кварталов от нас тогда зажали и они тоже, когда роту их до трети урезали, воевать по взрослому начали. Вот снайпер этот и отличился – только благодаря ему остатки роты и выжили. Ну а когда чеченцы тех троих при перемирии взяли, тогда именно этого паренька и затребовали.

Пётр свой рассказ закончил и за столом установилось молчание. О дальнейшей судьбе снайпера никто не спрашивал – всё было понятно и так. Молча наполнили кружки и выпили, не чокаясь – шёл черёд третьего тоста. Через десять минут Александр поднялся с места и, попрощавшись, первым покинул комнату. Оставшиеся тоже долго не рассиживались и ещё через полчаса Велиев наконец-то добрался до кровати. В заставленном койками помещении ровно горела придвинутая к стене печь, рядом на протянутых верёвках сушилось бельё. В разных углах то приглушался, то снова вспыхивал разноголосый храп. Глеб разделся и, откинув одеяло, плюхнулся на застеленный простынёй матрац. Разбитая сетка вмиг прогнулась и заскрипела. Веки отяжелели и сознание провалилось в сладкую пелену сна. До подъёма осталось пять часов.