Текст книги "Будни нелепой войны"

Капитан с удовольствием развил бы начатую тему, но помешали два подъехавших к блоку автомобиля. Прекратив беседу, милиционеры направились к остановившемуся у обозначенной полосы транспорту.

Они отработали на дороге ещё полтора часа, когда внезапно поток транспорта иссяк. Велиев посмотрел на часы – время близилось к девятнадцати.

– Через пятнадцать минут перекрываем дорогу. – объявил старший смены, подойдя к их посту.

Последние минуты протекли быстро и без каких – либо хлопот. О том, что в семь вечера дороги перекрываются, все чеченцы были осведомлены. За оставшееся время в обе стороны проехало лишь четыре запоздавших автомобиля. Ровно в девятнадцать с обеих сторон от КПП на сброшенные у обочин бетонные глыбы взгромоздили брёвна и металлические трубы. Работа закончилась, но покидать дорогу милиционеры не торопились. Вскоре Глеб понял, почему. Первым начал стоявший на противоположном посту вертлявый паренёк из следствия. Выставив ствол автомата в сторону темнеющего за пустырём леса, он выпустил одиночными пять пуль. Его поддержал коренастый пэпээсник уже довольно зрелого возраста. Произведя несколько выстрелов в ту же сторону, он повернулся к продолжавшему опустошение магазина следователю.

– А вот так сможешь?

Дождавшись, когда вошедший в раж юстиционер прекратит пальбу по сгущающимся сумеркам, пэпээсник открыл огонь в том же направлении. Грохот от одиночных выстрелов сложился в такт известного лозунга, так часто скандируемого футбольными болельщиками: «Спар-так – чемпи-он!» Повторив эту мелодию дважды, новоявленный музыкант довольно ухмыльнулся. Его оппонент не заставил себя долго ждать. Установившуюся тишину снова вспорола череда выстрелов. И всё же повторить достижение пэпээсника ему не удалось. Поняв наконец, что с данной задачей ему не совладать, юный следователь заявил, что он лично предпочитает болеть за «Динамо» и, сменив опустошённый магазин, снова принялся палить в белый свет, как в копеечку. К этой паре стрелков присоединились ещё трое, и вскоре по лощине и взгорью понеслось эхо от непрекращающихся выстрелов. «Или в армии не настрелялись, или просто идиоты» – подумал Глеб, в изумлении глядя на дорвавшихся до оружия здоровенных мужиков. Но они не были одиноки. Услышав возню за спиной, майор обернулся. Рядом, присев на одно колено, целился в направлении разрушенного коровника ещё один пэпээсник. Но этот пошёл дальше: раздался выстрел и из дрогнувшего подствольника полетел осколочный гранатомётный выстрел. Через несколько секунд где-то за стенами строения ухнуло.

– Перелётный – огорчился милиционер, вставляя в подствольник следующий боеприпас.

Этот, наконец, попал в цель: где то среди развалин вспыхнуло пламя и коротко громыхнуло. Прошло немного времени и сумерки сменились плотной завесой ночи, но разошедшихся стрелков это не остановило. Напротив, выстрелы зазвучали ещё чаще. В ход пошли трассеры, а через пять минут в обе стороны роем посыпался свинец, выпущенный короткими и длинными очередями. Вскоре со стороны опорного пункта подошёл командир взвода и мальчишеским ещё фальцетом прокричал:

– Вы что, мужики, одурели? Хватит детством маяться! На вас же солдаты мои глядят.

Но приведённые доводы ожидаемого результата не возымели. Стрельбу прекратили лишь четверо. Следователь и коренастый пэпээсник не спешили прерывать так увлёкшее их занятие. Дождавшись, когда махнувший на них рукой лейтенант уйдёт обратно, старший сержант плюнул ему вслед и выругался. Затем, обращаясь к угомонившимся товарищам, зло оскалился:

– Да кто он мне, чтобы приказывать? Пусть за солдатами своими смотрит, а к нам он никакого отношения не имеет!

Его тут же поддержал недавний выпускник милицейского института, но большинство милиционеров сочло нужным промолчать.

– Знаешь, Вить, пора бы и заканчивать. – подал наконец голос старший смены – Омоновцы передают, что ужин готов, остынет скоро. Да и с летёхой ссориться не резон, его же боец нас кормит всё-таки.

– А нам плевать, мы зелёнку простреливаем! – выкрикнул не в меру развеселившийся следак, выпуская в темноту ещё одну очередь – И вообще, пускай он нас боится, а не мы его!

– Никто не собирается тут кого-то бояться! – приняв последнюю реплику на свой счёт, зло бросил участковый – На базе нас не поймут. Пока стреляем одиночными – ещё куда не шло, но как только очередями лупить начинаем, то это означает, что у нас бой идёт и надо срочно меры принимать!

Словно в подтверждение сказанному, зашумела помещённая в карман его разгрузки переносная рация. На связь вышел оперативный дежурный временного отдела.

– Что там у вас происходит? – послышался его обеспокоенный голос – Почему идёт стрельба очередями?

– Зелёнку простреливаем – будничным тоном доложил Александр, сам прекрасно понимая абсурдность своего оправдания.

– Прекратить стрельбу! – не принимающим возражения тоном порекомендовали из дежурной части – По возвращении разберёмся.

Оба автоматчика сникли, все сразу вспомнили о пустых желудках, и через несколько минут дорога опустела.

На опорном пункте их в самом деле ожидал вполне сносный ужин. За тем же длинным дощатым столом, заставленным солдатской посудой, уже разместились омоновцы. Когда расселись все прибывшие, приступили к трапезе. Кушали, разумеется, не в сухомятку. После первого тоста подал голос старший смены.

– Пойду, приглашу лейтенанта. А то не удобно как-то: сидим у него на опорном, а ужинаем без него…

Его предложение дружно поддержали, и через минуту Александр возвратился в сопровождении командира взвода. Лейтенант оказался довольно общительным и в общем-то ещё незрелым юношей. Вполне естественно, что его появление у многих пробудило воспоминания о годах своей срочной службы.

– Слушай, – обратился к лейтенанту сидевший напротив, низкого роста белобрысый пэпээсник – а что это солдат твоих так плохо продуктами снабжают?

Офицер в ответ пожал плечами.

– Это не ко мне вопрос, к тыловикам нашим.

– Что ты к нему привязался! – хлопнул вопрошающего по плечу сосед – Не видишь, что ли, что его дело маленькое. Он кто? Ванька взводный! А там целые полковники сидят и сами решают – кому чо, а кому ни чо… И вообще, нормально всё у них, смотри как у пастухов мясом разживаются.

– Вот дурачьё! – направил разговор в другое русло эксперт – Видят же, что коров периодически лишаются, а всё равно стада через блок гонят.

– У них ничего зря не делается. – поднял голову от миски с кашей командир взвода – Нам ведь минами запрещено пользоваться, но иногда кое-где по паре штук у своих позиций всё же выставляем. Это когда ичкеры уже совсем в наглую вплотную по ночам подбираются. Так вот те, чтобы себя обезопасить, днём стада прогоняют. Разминируют таким образом подступы, а ночью жди гостей. Эти же пастухи и разведкой занимаются, и сами мины на нас ставят. Словом, доллары зарабатывают.

– Ну а вы то что? – не вытерпел нёсший службу в паре с Велиевым сержант.

– А что мы сделаем? – ответил вопросом на вопрос лейтенант – Пытались уже как то. В первую войну это было, под Грозным. Я тогда не служил ещё, конечно, но из нашего полка другие офицеры рассказывали. В соседнем полку на одном из опорных пунктов потери пошли немерянные. Ночью снайперы почём зря лупят, у самого носа позиции обстреливают, а днём пастух своим стадом все наши мины разминирует. Так мало того, каждый раз норовит чуть ли не на самый опорный пункт запереться! Ну прапорщик один не выдержал, умыкнул этого деда и давай допытываться: где боевики сейчас да когда следующая пакость от них ожидается. Как там что вышло – не знаю, только пристрелил того пастуха прапорщик. А чеченцы поутру кинулись и ну вынюхивать у наших: не видал ли кто деда и что с ним сталось. Видимо, нашлись такие, что нужные данные им предоставили. Не за спасибо, конечно. Короче говоря, к исходу дня продали родственникам труп. Завернули в байковое солдатское одеяло и прямо на руки им передали. Через неделю часть эту в Грозный перебросили, а ещё через два там бои начались. Ну вы знаете ведь, чем закончилось. Когда один генерал боевиков в котле перебить собрался, то на выручку ичкерам срочно другой прилетел. После него войска из Грозного безоружными выходили. Ту колонну, в которой бээмпэ прапорщика шла, уже на выходе из города остановили. Чеченцы путь перегородили и стволы гранатомётов почти вплотную в броню уткнули. Выдавайте, говорят, нам прапора вон из той машины под таким-то номером. И фамилию его называют. Что делать? Рота на марше, в походной колонне вытянута. Всё оружие с боеприпасами по приказу вождей в УРАЛах отдельно сложено, да и то наполовину уже боевиками разграблено. Короче, беспомощнее ситуации нет. Ну, выдали этого прапорщика. А через сутки, только рота в район сосредоточения прибыла, чеченцы вдогонку его тело прислали. В том же солдатском одеяле, в котором труп деда заворачивали. Одеяло развернули – а там куски порезанные…

Лейтенант закончил, но ещё минуту все молчали.

– Продали значит, офицеры прапорщика? – укоризненно вздохнул белобрысый пэпээсник.

– Ну почему только прапорщика! – попытался оправдать тех представителей офицерского корпуса командир взвода – И с капитаном одним тоже похожий случай был. И тоже при выводе из Грозного: также колонну остановили и именно его затребовали. Он в боях отличился, слишком успешно воевал! Так его тоже чеченцам выдали.

За столом пронёсся лёгкий трепет. Некоторые принялись комментировать услышанное, другие молча продолжали орудовать ложками.

– Что теперь обсуждать, – громко высказался старший смены – выдали капитана с прапорщиком гораздо раньше, чем вывод из Грозного начался. Какая-то падла на информации о них хорошо нажилась. И не одна.

Выпили ещё по двадцать грамм и заговорили о своих, милицейских проблемах, но через десять минут беседа сама собой возвратилась к событиям первой войны. Один из омоновцев отодвинул от себя опустевшую миску и обратился к заскучавшему лейтенанту.

– А что ваши о той войне ещё рассказывали, потери большие были?

– Много чего. – помолчав, задумчиво протянул командир взвода – Из наших офицеров хватает тех, кто под Новый год в девяносто пятом в Грозный входил. Рассказывали, что на его окраине целая часть на марше погибла. Шли в походном порядке, вытянувшись в одну колонну. Без боевого охранения, личный состав весь в машинах, словом – лучшей мишени и не надо. Там на окраине один из заводов был, так вдоль него у самой дороги на несколько сот метров забор полуразрушенный тянется. Вот там эту часть и зажали. Головную и замыкающую машины подбили и давай из-за забора остальную технику долбить. Кто повыскакивать успел – тех сразу огнём в упор срезали. Короче, потешились чеченцы, как могли. Позже уже сами ичкеры, которые там были, рассказывали, что из одного бэтээра долго огонь вёлся. Там солдат в живых остался, так он бился до последнего. Боевики по нему изо всего, что под рукой было, стреляли, а солдат всё равно из бэтээра отстреливается. Ему чеченцы уже и жизнь предлагали, мол, не тронем тебя, уходи! А боец всё отстреливается. Представляете, вся часть перебита уже, а последний солдат продолжает бой! Ну тут эти уроды на бэтээр поднавалились и, когда оттуда совсем выстрелы прекратились, вплотную подбираться стали. Когда совсем уже близко подошли, изнутри взрыв раздался. Видать, патроны вышли у солдата, так он себя гранатой подорвал.

Лейтенант закончил рассказ, но возобновлять разговор никто не спешил. Через некоторое время молчание нарушил всё тот же омоновец.

– Не поверил, значит, ичкерам.

– Да какая им вера, знаем мы уже… – поморщился лейтенант, готовясь рассказать ещё один из услышанных эпизодов той войны, но ему помешало восклицание белобрысого пэпээсника:

– Вот интересно, а что стало с теми генералами, которые ту часть у завода положили? Под суд их отдали или просто из армии уволили?

– Как же, разбежались! – невесело хмыкнул участковый – Им, наверное, ордена с медалями понавешали да в званиях повысили. Когда это ты слышал, чтобы у нас за тупость или предательство наказывали? Это раньше, в царское время, генералы из-за позора пулю в висок пускали.

– Ну почему, – не согласился с ним Велиев – при Сталине тоже находилось, кому пулю в лоб направить. После такой операции уже через неделю с десяток виновных к стенке поставили бы.

– Не было бы такой операции при Сталине, – подхватил Александр – просто не дошло бы до этого. При нём в сорок третьем пара полков за одну ночь управилась. Погрузили всех в вагоны и вывезли. И без единого выстрела обошлись, потому как каждый чеченец знал: только дёрнись на солдата – сразу порцию свинца получишь!

– Положим, не два полка тогда в депортации участвовало. – подал голос один из милиционеров с противоположного конца стола – Там не меньше дивизии управлялось. И организация всего этого образцовая была. Я в газете статью читал. С фронта регулярные части сняли, кучу железнодорожных составов задействовали, спланировали всё в жесточайшем секрете, а потом только операцию предприняли…

– Вот – вот, – перебил говорившего старший смены – а почему в разгар боёв с фронта части снимать пришлось? Да потому что чеченцы очередную пакость готовили. Пока наши под Сталинградом надрывались, они им в тыл ударить собирались. Коня для Гитлера готовили с серебряным седлом, приём торжественный немцам устроить хотели, сволочи!

– Эх, отдать бы этой Чечне самостоятельность, да пулемёты вдоль границы с ней поставить! – дал выход рвавшимся наружу эмоциям белобрысый сержант – И чтобы не пускать никого оттуда. Русских всё равно в ней не осталось, так пусть эти чеченцы сами в своём соку варятся! А как начнут друг друга резать, сами к нам попросятся.

– Как же, так нужны они нам… – иронично усмехнулся милиционер с противоположной стороны стола.

– Не допустят американцы, чтобы Россия в покое оставалась. – снова вступил в разговор опер – Как только мы от Чечни открестимся, сразу же наше место их инструкторы займут. А тогда они здесь такие базы для бандитов развернут, что нам от этих ичкеров гораздо накладнее отбиваться будет.

– Нет, мужики, – заявил один из доселе молчавших омоновцев – всё же мысль Россию от Чечни отгородить правильная. Наших – из тех, что остались ещё, к себе забрать, а ихних от нас – на историческую Родину. И границы намертво перекрыть, чтобы ни одна падла к нам снова не проникла.

За столом завязались споры и на какое то время все присутствующие разбились на группы слышащих только друг друга собеседников. Но поднявшийся шум мгновенно утих при возгласе изрядно подвыпившего эксперта:

– А мне чеченцы нравятся! Да, нравятся. – повторил он, обнаружив, что взгляды всех милиционеров устремились в его сторону – Не все конечно, но ведь есть же и среди них люди. Вы посмотрите, как их бригада колхозная вкалывает. Дождь хлещет, холод, а они знай себе в земле ковыряются. И с поля не уйдут, пока темнеть не начнёт!

– Ты что думаешь, у нас в колхозах мужики меньше вкалывают? – зло спросил белобрысый сержант, приподнимаясь из-за стола.

К нему тут же подскочил другой пэпээсник и всей тяжестью своего тела повиснув у него на плечах, вынудил усесться на место. Вполголоса он что-то произнёс на ухо возмущённому товарищу, продолжая успокаивать того и не без успеха. Ободрённый вниманием эксперт не заметил нависшей над ним опасности. Откинувшись к стене, он продолжил:

– Я вот на прошлой смене пацана остановил и расспрашивать стал. Ну Юрик знает, как я с местными о жизни поговорить люблю! – кивнул говоривший в сторону сидевшего рядом дежурного – Так вот, спрашиваю его: «Откуда топаешь?» А этот малец отвечает, что у него в поле отец с матерью работают и он им обед относил. И вот так каждый день: родители за гроши без перерыва вкалывают, а мальчик им через три километра покушать таскает. «Сколько тебе лет?» – спрашиваю. «Шесть» – говорит. «А когда вырастешь, кем быть хочешь?» Знаете, что он мне ответил? «Агрономом хочу стать». Представляете? Вы себя вспомните: кем мы в его возрасте хотели стать? Да водителями или космонавтами, не иначе. А этот пацан уже сейчас вполне конкретную цель имеет…

У старшего смены внезапно зашумела рация. Оперативный дежурный сообщил, что поступила информация о том, что в село, расположенное в восьми километрах от блока, вошёл отряд арабов из тридцати – пятидесяти человек. Предлагалось принять дополнительные меры к повышению боеготовности, и в случае нападения надеяться только на свои силы – помощь обещалась только с наступлением дня. Атмосфера непринуждённости сразу испарилась. С ужином закончили, и милиционеры потянулись внутрь кирпичного строения, служащего спальным помещением. Взору Глеба открылось тесное помещение с устроенными в два ряда настилами. Электричества не было, но света от пылающего в «буржуйке» костра вполне хватало. Укладываться спать никто не торопился. Через несколько минут открылась дверь и два бойца внесли откупоренный ящик, наполовину заполненный автоматными патронами. Следом вошёл лейтенант. Ящик поставили у самого входа и командир взвода кивнул в сторону принесённых боеприпасов.

– Это на случай нападения, если бой затяжным получится. А сейчас со мной все по траншее пройдите, я вас по местам распределю. Чтобы каждый знал, куда ему при обстреле бежать.

Все высыпали на улицу. Траншея проходила как раз вдоль стены и была достаточно глубокой. Через пятнадцать метров она разветвлялась в две стороны.

– Там мои оборону держать будут, – показал рукой вправо лейтенант – а с этой стороны, на протяжении полусотни метров, вы позиции занимать будете. Дальше снова мои до самых БМП. Их две и одна из них гробом стоит. Двигатель накрылся ещё полгода назад, но пушка действует.

Продолжив движение влево, офицер стал расставлять милиционеров по вырытым углублениям. «Ничего ложементы» – усмехнулся про себя Велиев, оценивая доставшийся ему окоп. Дно было настолько глубоким, что несмотря на свой немалый рост, ему с трудом удавалось просматривать простирающуюся перед укреплениями местность. И если, привстав на цыпочки, из этого окопа вести огонь он смог бы вполне сносно, то расположившемуся в нескольких шагах низкорослому милиционеру, при всех его стараниях, дотянуться до бруствера было просто невозможно. В ожидании, пока лейтенант расставит всех остальных, милиционеры молча топтались на отведённых им местах. Накрапывавший дождик усилился и грозил перерасти в хороший ливень. Не успевшие просохнуть за день лужи набухали на глазах и вскоре дно окопа, как и всей траншеи, превратилось в сплошное месиво скрытой под водой грязи. «Хорошо ещё, что резиновые сапоги обуть догадался» – подумал опер, зябко поёживаясь под лившими струями дождя. Сверху у самой кромки траншеи в обратном направлении прошли старший смены и командир взвода.

– Если и будут нападать, то скорее с этой стороны. – послышался голос лейтенанта – Тут у дороги коровник, а за ним лесополоса почти вплотную. С других сторон повсюду открытое поле. После такого ливня оно надолго непролазным останется, увязнут в нём. Но я всё же и стой стороны караулы удвоенные выставлю…

Через минуту Александр возвратился и позвал всех в спальное помещение.

– Пошли, ребята! Я с взводным договорился, он на охране своих оставит, а мы пока один пост только перекроем.

Ночь поделили надвое: первую половину поспешили забрать омоновцы, остальным досталось нести охрану под утро. Определились, кому когда подниматься на пост, и вскоре все разговоры прекратились. Заполнив все места на обоих настилах, милиционеры укрылись зимними куртками и погрузились в сон. За столиком у печки ещё некоторое время оставался командир группы ОМОНа. Он подбросил в полыхающее жерло ещё дров и с минуту пристально смотрел на пляшущие языки пламени. Затем захлопнул дверку «буржуйки» и, прихватив автомат, вышел наружу. В ту ночь он прилёг лишь к её окончанию.

Несмотря на предположения военных и милиционеров, нападать на них никто не торопился – у зашедших в село так называемых боевиков были совершенно другие планы. В итоге, с наступлением дня, по прибытии новой смены, суточное пребывание старой на блок – посту благополучно завершилось.

Глава 7

Однажды в кабинет к операм, в сопровождении начальника милиции, пожаловал бодрого вида подполковник, по виду из мусульман. Сев на уступленное место за столом, он окинул внимательным взглядом присутствующих и представился:

– Подполковник милиции Гамидов. Прикомандирован к вам из министерства для оказания практической помощи.

Представители от министерства по линии уголовного розыска присутствовали практически в каждом временном отделе Чечни, но существенного влияния на работу отделов, конечно не оказывали. Ильдар Юсупович до сих пор заявлять о себе не торопился и нанести визит в уголовный розыск решил только сейчас. Поводом послужило то, что при последнем посещении Ханкалы, тамошние начальники выразили недовольство ходом расследования ряда уголовных дел. Прежде всего внимание обращалось на раскрытие убийств глав поселковых администраций, в том числе последнего, совершённое в конце лета в отношении главы администрации Знаменского.

– Я понимаю так, что пока нам тут делать нечего, – откровенно высказал своё мнение подполковник – как и в ближайшем, обозримом будущем. Здесь общевойсковые операции проводить надо, но тем не менее официальная установка гласит, что в Чечне повсюду мирная жизнь. Соответственно, от мирного подхода к оценке нашей работы нас никто не избавит. Мне известно, что с приобретением людей и заведением дел у вас показатели хорошие, но вот работы по совершённым преступлениям никакой не видно. На днях я изучил некоторые из дел и обнаружил полнейшее отсутствие каких-либо документов со времени их заведения.

Гамидов сделал многозначительную паузу, заполнить которую поспешило сразу несколько голосов:

– Да мы бы с удовольствием делом занялись, чем здесь на бумагах отсиживаться! – в сердцах воскликнул Тверских, обводя взглядом товарищей.

– Из отдела никуда не выпускают, а на месте сидючи многого не добъёшся! – вторил ему Пантелеенко.

С такими же возмущёнными замечаниями со своих мест поднялись ещё три опера и представителю из главка пришлось ещё с минуту ожидать, пока снова восстановится тишина.

– С выездом из села в другие населённые пункты мы определимся, – решительно заявил подполковник Гамидов, искоса бросив взгляд на закивавшего в согласии начальника криминальной милиции. – Так же, как и проведением адресных зачисток и других мероприятий в районном центре. Каждый снова проанализируйте имеющиеся в вашем производстве дела и представьте свои предложения. Кстати, у кого дело по убийству главы Знаменского?

Велиев оттолкнулся от стены, на которую только что опирался, и представился.

– Очень хорошо. – по непонятной для опера причине одобрительно заявил Ильдар Юсупович – Что по делу предложите?

– Тут и предлагать нечего, – опередил с ответом начальник розыска – им фактически фээсбэшники занимаются. Мы к ним недавно сунулись: мол, поделитесь наработками, так они, мало того, что засекретили всё, ещё и нам в это дело лезть не советуют. Говорят, что они сами разберутся, а мы мешаться только будем.

– Я с сыном этого главы разговаривал как-то, – решил дополнить выступление Лазебного Велиев – он здесь в медресе учится. Так вот тот обещал меня с дядей своим свести. Он поисками убийц со стороны родственников руководит, так что, вполне возможно, в контакте с ним можно на какие то реальные действия рассчитывать. Только вот не торопится дядя этот в райцентре появляться, как бы к нему выезжать не пришлось.

Гамидов на некоторое время задумался и снова поднял взгляд на опера.

– Пока выезжать в Знаменское не советую. Если брать по активности и количеству боевиков, то оно первое место в районе занимает. Даже наш райцентр обошло, где они на отдых сосредотачиваются. Для поездки туда целую операцию готовить необходимо, а пойдёт ли на контакт этот родственник – не известно. Попробуй ещё раз его к себе вызвать, а там по результатам беседы планировать что-то будем.

Долго рассиживаться представитель главка не стал. Побеседовав ещё пять минут с розыскниками, он в сопровождении начальника криминальной милиции ушёл в отдел, предоставив тем немедленно приступить к полученным рекомендациям. По его уходу все опера мигом расхватали ведущиеся в их производстве дела и принялись заново изучать их, выискивая хоть какие-то зацепки для раскрытия. Велиев также из переданной ему пачки дел выбрал несколько, заведённых по тем фактам, которые действительно были совершены боевиками. Оставшиеся он решительно забросил в дальний угол общего сейфа, не имея никакого намерения открывать их вторично – дела, возбужденные в отношении ответных действий военных, его не интересовали. Глеб снова обратил свой взор к отобранным делам и принялся перелистывать исписанные страницы. Естественно, что первым опер взял в руки дело, только что упомянутое в произошедшей беседе с подполковником Гамидовым. Вздохнув, он с некоторым усилием воли преодолел расшифровку каракулей, составлявших четыре листа протокола осмотра места преступления. Затем следовала пачка ничего не значащих документов, свидетельствующих об отсутствии какой-либо информации при первоначальном опросе жителей. Лишь на тридцать втором листе попался первый, мало-мальски содержательный рапорт опера, в котором последний докладывал о результатах проведённой беседы с одним из селян при вторичном выезде с целью зачистки села. Следом прилагался рапорт второго розыскника, датированный этим же числом, в котором излагалась уже другая информация, совершенно противоположная первой. Всё завершала вшитая через несколько листов обобщающая справка о проделанной работе, гласящая следующее:

«15 августа текущего года около 19 часов в н. п. Знаменское, недалеко от своего дома в автомобиле ВАЗ 2109, не установленные лица выстрелами из огнестрельного оружия убили главу администрации с. Знаменское Бициева Шамильхаджи Адлановича… По одной из версий, убийство Бициева совершили участники НВФ и лица, исповедующие вахаббизм, проживающие в с. Знаменское и других населённых пунктах района. По ряду полученных информаций следует, что после проведённой зачистки в н. п. Знаменское не установленными подразделениями, глава администрации Бициев Ш. А. выступил перед населением села, где открыто, в резкой форме обвинил в дестабилизации обстановки вахаббитов и призвал жителей изгнать последних из села, создавая невыносимые условия для их проживания. Также Бициев Ш. А. призвал поддержать федеральную власть, убеждая, что только она способствует стабилизации в районе и Чечне. Источники полагают, что убийство совершили жители села из числа вахаббитов или участников НВФ».

Глеб отложил изученное дело и взялся за второе. Оно было заведено по возбужденному уголовному делу в отношении не установленных лиц, совершивших убийство солдата. Речь шла о военнослужащем срочной службы Колоскове, который в тот злополучный день нёс службу на блок-посту между сёлами Знаменское и Светлый путь. Из материалов дела следовало, что через блок частенько проезжала «шестёрка» тёмно-синего цвета под управлением парня в комуфлированной форме. Этот парень неоднократно, по просьбе солдат, привозил те или иные заказанные продукты, и с его же слов, являлся сотрудником милиции, работающем в ближайшем от блока городе. В Знаменском у него проживали родители и другие родственники, к которым он периодически наведывался. Вот к этому владельцу «шестёрки» и обратился рядовой Колосков. Солдат в Чечне прослужил уже почти год, но за это время ни одному обстрелу, ни одному нападению другим способом, его подразделение подвергнуто не было. Конечно, он слышал о нескольких подрывах в разных частях района, но ведь это было где-то там, в других местах, а здесь ежедневно перед глазами проезжали целые вереницы машин с добродушно смотревшими на военных чеченцами. Подойдя к остановившемуся у КПП чеченскому милиционеру, солдат сообщил тому о своём желании позвонить родителям в Кострому, на что водитель ответил, что вполне может ему помочь, так как у его родственников имеется телефон. Разумеется, на последующее предложение взять парня в Знамеское, и воплотить своё желание в действительность, Колосков отказом не ответил. Тем более, что ему была обещана полная безопасность при доставлении туда и обратно. За полчаса бойца мог никто не хватится, конечно, при условии молчания нёсших с ним службу двух других солдат. Заручившись их согласием, Колосков прихватил свой автомат с боекомплектом к нему и укатил на синей «шестёрке» к Знаменскому. Его тело обнаружили лишь на четвёртый день, когда наконец была предпринята целая войсковая операция по оцеплению села и его зачистки переброшенными из-под Грозного армейскими подразделениями. Солдат лежал на обочине просёлочной дороги на северной окраине с пулевым отверстием во лбу. Разумеется, оружие и боеприпасы отсутствовали. В дело включились опера, и к исходу второго дня от натасканных в ИВС под различными предлогами жителей, был добыт ряд заслуживающих внимание информаций. Исходя из их анализа выходило, что синяя «шестёрка» всё же в Знаменское прибыла и остановилась, или была остановлена, рядом с группой мужчин на одной из улиц. Водитель вышел к ним, а безмятежно наблюдавший за всем происходящим солдат остался на своём месте. По всей видимости, водитель и в самом деле не собирался причинять зла доверившемуся ему Колоскову. Как следует из показаний источника, между ним и его собеседниками произошла ссора, завершил которую один из оппонентов милиционера. Отделившись от спорящих, он спокойно подошёл к «шестёрке» и, вытянув руку с пистолетом, произвёл два выстрела в голову пассажира. Далее приводились фамилии двух проживавших в соседнем районе чеченцев, принимавших участие в этих событиях, а также имена и фамилии двух братьев, проживающих в районе мечети в северной части села. Данные остальных двух соучастников, равно как и самого убийцы, отсутствовали, адреса и другие уточняющие сведения о так называемых очевидцах – тоже. «Что же, надо попробовать» – подумал Велиев, закончив изучение всех обстоятельств дела. Конечно, многое оставалось не ясным. Можно было бы попытаться установить водителя «шестёрки», но рассчитывать на его откровенность не приходилось. Даже если само убийство солдата произошло помимо воли этого чеченца, речь шла о его односельчанах, которые, возможно также являются его родственниками, что в последнем случае однозначно не играло на руку следствию. И всё же раскрыть это преступление было делом святым, и в голове уже созрел план действий. Он основывался на имеющейся информации о том, что владелец синей «шестёрки» действительно служит в чеченском ОМОНе ближайшего города, и принадлежит к так называемым гантемировским формированиям. Осталось уточнить, не уволились ли ещё те два солдата, что были очевидцами отъезда Колоскова с блока, и смогут ли они опознать этого водителя сейчас?