Текст книги "Наш родной вирус. Том 2"

– Долго туда ехать? Скоро ночь.

– В Пушкин мы сегодня тоже не поедем, минут через сорок приищем место для ночлега, и дальше рано утром отправимся, когда всем очень хочется спать.

– Хорошо, я пока почитаю… – но она не успокоилась. – А что мы хотим найти в Пушкине?

– Друга, который должен знать о происходящем.

– Понятно. Этот друг не наш агент в ФСБ?

– Нет, он вертолётчик. То они следят за порядком на дорогах, то проверяют пожарную обстановку в лесах…

– То следят за скоплениями народа на массовых митингах.

– Бывает, но это под неусыпным надзором. Но главное, что им видно всё. В том числе и передвижения колонн военной техники. А также маршруты проезда по региону кортежей высших морд. Много интересного, что в СМИ не покажут.

– Слушай, а куда мы это едем? Новый свет проехали, и теперь опять на запад? И теперь ты поворачиваешь на север…

– Отстань. «Нормальные герои всегда идут в обход!»

Баньша надула губки, демонстративно уткнулась в ноутбук, но опять не выдержала пытки:

– Я думаю, ничего мы из мифо-зоологии не вытянем, больше толку смотреть в мифах.

– С чего такой вывод?

– А с того, что всё или чудовища из людей, или люди из зверей. В шаманизме – летел ворон, и вдруг стал человеком, бежала мышь, и вдруг стала человеком, плыла рыба…

– Я понял. И что?

– То, что всё это безмотивационные метаморфозы. Вот просто зверушкам захотелось, и они стали. А люди в зверей – это оборотни, и делается это под влиянием эмоций, то-есть, опять-же, без чьей-то посторонней воли, или они сами так захотели, или под влиянием обстоятельств. Это тупик, Лич.

Лич подумал, пожевал губами, кивнул:

– Наверное, ты права. Ну и читай Гильгамеша.

– А я его прочла. Все его приключения потом обыгрывались греками. Интереснее про него в фантастическом романе Виктора Кернбаха «Лодка над Атлантидой».

– Это где его инопланетяне в космос катали. Это к нам не относится.

– Ну, и ладно. Я почитаю тогда Японию.

– А мы приехали.

Баньша посмотрела вокруг и расплылась в улыбке:

– Аркадия! И купаться ещё можно, пока солнце не остыло. Что это за речка, Лич?

– Ижора это. Выгружайся, я диванчик разложу. Одеяло мы взяли?

– Взяли. И подушка надувная. Одна. Нам хватит? Тогда я пошла купаться. Крокодилы здесь не живут? И дорога далеко, значит, я голенькая буду купаться.

– В русалку не превратись, эмоциональная ты наша.

***

Вести из города Глупова:

– " Владимир К.

Бедность в стране обходится слишком дорого. Все на борьбу с бедностью!

20 августа

Эту проблему современной России видели все, за исключением правительства, которое на протяжении ряда лет, устами своего бывшего уже главы, твердило незабываемую фразу «…денег нет, но вы держитесь…».

При этом правительство, упорно выполняя рекомендации МВФ, вкладывало полученные доходы в доллары и ценные бумаги других стран, обрекая отечественную экономику, на денежный голод, что привело к деградации покупательского спроса, и сворачиванию производства. Совершенно забыв, или сознательно игнорируя тезис основоположника современных экономических теорий лорда Кейнса об эффективном спросе:

– " Эффективный спрос предполагает благополучное платёжеспособное население, склонное также и к накоплениям, которые можно аккумулировать и инвестировать».

Рекомендации вещь хорошая, но, как говориться без фанатизма, или по-русски сказать, «Заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет», так и у наших эффективных менеджеров.

Оглянулись вокруг и обнаружили, что покупателей не стало, вернее они есть, но без денег, зато нет инфляции, о чем с гордостью заявила Нагибалова.

Цель фикс, достигнута, но какой ценой?

Население по большей части, стало неплатежеспособно, производителям наращивать выпуск продукции нет смысла, многие его даже сокращают, торговля сокращается, зарплаты не только не растут, а падают, растет число потерявших работу. И это при росте цен на все товары.

Что это, если не стагнация?

Первым в России публично заявил об этом миллиардер Абар Аразаров, это подхватили СМИ, экономисты, различные чиновники, эта волна докатилась до самого верха, может быть это также стало еще одной причиной для скоропалительной отставки правительства.

Нищее население, это тормоз для экономики, об этом неоднократно предупреждали, и политики и экономисты.

Но правящая пария с упорством, достойным лучшего применения, отклоняло все эти законопроекты. Зато на изучение вопроса «О причинах бедности в стране» выделили более 100 млн. рублей, что это, если не издевательство?

Очевидно, что Госдума оставляла этот вопрос для решения на самом верху, ведь хорошо известно, кто у нас отец-благодетель? Правильно, президент, вот он пусть и сделает людям праздник.

Заодно и свой авторитет поддержит среди населения, а то разные слухи пошли о падении рейтинга, хотя как говорит Усатов, президент на них вообще никогда не смотрел.

О том, что денег в стране «полно», уже давно заявлял небезызвестный Антон Губай, но, наверно, не для людей. Сейчас об этом заявляет и президент и правительство, но тут появилась новая проблема, как их потратить так, чтобы и экономику запустить, и спрос поднять, и инфляцию удержать.

Глава правительства Маруськин недавно заявлял о необходимости повысить собираемость налогов, «дойти до каждого домохозяйства», это, наверное, новый способ борьбы с бедностью, чисто национальный. Во всем мире известен, другой прямо противоположный, снижать налоги, но Россия, как всегда, пойдет своим путем!»

Известный эпатажный деятель масс-медиа Жехерта в связи с этим предсказал стране всплеск преступности в интервью, данном им каналу «Гроза».

***

Они ещё не успели заснуть, хотя и очень хотелось после нервного дня, когда услышали скрежещущий звук, и машину качнуло.

– Что это было?

– Я не слышал ни машины, ни голосов, ни шагов.

– И ты лежишь рядом со мной?

– А должен на…?

– Не груби. Ты должен обойти стоянку с дозором. Пистолет не бери.

– Здесь ты не угадала. В свете событий…

– Ладно, иди уже!

– Слушаю, моя госпожа.

Машину опять качнуло, звук донёсся уже сверху. Лич подполз к двери, хотел уже её открыть.

– Подожди!

– Чего ещё?

– Помнишь, как в дурацких ужастиках, вот так-же любовники в машине забавляются, потом снаружи что-то происходит, он идёт посмотреть, а потом… его труп на лобовом стекле?

– Дура какая! Сейчас сама пойдёшь!

– Лич!… Ты пистолет возьми…

Он хотел ещё что-то сказать, ласкового, но понял её состояние, молча открыл дверь и выбрался в прохладную ночь, не забыв опасливо покоситься вверх. Баньша натянула одеяло до подбородка и стала ждать, ни о чём не думая. Через пару минут он просунулся в проём:

– Чего лежишь? Выйди посмотреть, пропустишь, потом ругаться будешь!

С облегчением осознав, что ничего ужасного не происходит, она выбралась наружу, потом просунула руку в салон, вытянула одеяло и закуталась в нём по уши.

– Куда смотреть-то?

– Вверх.

Баньша задрала голову, некоторое время пыталась понять, что там видит:

– Господи, Лич, ведь это… потрясающе! Что это такое? Это, как было уже, да? И вот ты всегда так, Лич! Почему ты мне раньше ничего не сказал?

– Чего я тебе не сказал?

– Вот этого всего! Но это не страшно?

– Я не знаю.

Чёрное, уже осеннее небо, усеянное большими звёздами, колыхалось, но это происходило от эффекта каких-то скоплений мельчайших искр, похожих на светящийся дым, и казалось, будто чёрное пространство над головой изменяется, как поверхность моря, а потом это стало опускаться, и искры увеличивались, будто вокруг них закружили мириады светлячков, до самой земли. И они образовывали вполне видимые струи, плоскости, скопления, всё это передвигалось, сплеталось и всё уплотнялось, высвечивая ночь призрачным мерцанием.

Через некоторое время Баньша вздохнула, взялась за его руку:

– Но ведь это странно.

– Не возражаю. Или это страннее того, что я вижу?

– Но оно, вот эти… искры, они не могли качать машину?

– Не могли, возразить нечего. Если они не сопровождают что-то другое.

– И где оно?

– Сейчас посмотрим. Возможно, это что-то, не связанное со свечением. И тогда мы должны быть готовы к сюрпризам. Полезай в машину!

– Ага! Сам вытащил, теперь няньчись!

– Хорошо, только держись сзади и не путайся под руками!

Держа пистолет, он индейским шагом пошёл вокруг «Форда», боясь неожиданностей, далеко обходя углы, и у заднего левого колеса они увидели. Это был обожжённый скелет. Его покрывали лохмотья пепла, у одной руки лежал прут арматуры, рядом с другой охотничий нож. Лич поднял ладонь, давая Баньше знак остановиться, стал всматриваться в мерцающую тьму. И конечно-же, любопытная кошка, она тут-же была рядом и закрывала рот рукой. То-ли для того, чтобы не закричать, то-ли её тошнило.

– Вряд-ли есть кто-то ещё живой. Или в таком-же состоянии, как этот, или уже подбегают к Псковской области.

– Значит, – Баньша громко икнула. – Извини… Значит, эта штука, получается, защитила нас?

Она икала всё громче и чаще. Он подвёл её к двери, достал из сумки-холодильника бутылку кваса:

– Прищеми нос пальцами и пей мелкими глотками, пока не станешь задыхаться. И будешь читать мифы, держи в голове эти искры, не встретится-ли что-то похожее, что помогало людям…

***

Поспать у них получилось около трёх часов, когда начал каркать телефон Лича. Но это был не будильник, это был неугомонный Гибсон.

– Целы? – прокричал он.

– Ты с дуба упал?

– Здесь такое творится, на станции!

– Убийство в «Магните»? Видели, присутствовали.

– Значит, зря разбудил? – разочаровался тот. – И вы ни при чём?

– Ни капли. Случайно попали.

– Понятно… Но и ещё… В Кобрино, то-ли сектанты, то-ли наркоманы…

– Слушай, Гибби, тебе делать нечего? Ты по ночам собираешь устаревшие новости? Мы всё это проезжали, и сами можем рассказать такое, от чего у тебя слегка челюсть отпадёт! Скажи от нас Яне спокойной ночи и немного отдохните. Устали, небось, притомились… А нам ехать пора, так что, спасибо за побудку.

– Вот идиот, – сквозь сон пробормотала Баньша. – Только ты меня не дёргай, я ещё подремлю. Посмотри там, на траве, у костра, не забыли чего? И можешь ехать.

– Спасибо!

Но он ещё с фонариком прошёл по дороге до трассы, высматривая следы ночных гостей, но не нашёл ничего, кроме свежей пустой бутылки из-под водки и раздавленного пластикового стаканчика.

Всю дорогу до «Коммунара» и потом до Пушкина он гнал на полной скорости, притормаживая, только когда видел встречные огни, и всё ему представлялись кружащиеся звёзды и обугленные кости на примятой, но не обожжённой траве.

Баньша проснулась, когда они проехали Павловск и гнали по Павловскому шоссе вдоль Отдельного парка. Она перелезла на переднее сиденье, протянула ему кружку с кофе:

– Куда ты так летишь, ведь светло уже, притормози немного. Далеко ехать?

– Уже подъезжаем, минут десять ещё. Откуда горячий кофе?

– Из термоса. Это, знаешь, такая штука, чтобы сохранять температуру напитка.

– Спасибо за информацию. Я удивился, что он горячий.

– Я вчера у костра не только коньяк пила и мечтала о постели с тобой.

– Молодец какая. Почти приехали, это здесь, угол Кадетского бульвара и Прямого переулка.

– Красиво как. Это элитный район? Ведь здесь квартиры десятки миллионов стоят.

– Это Пушкин! Конечно, здесь дорого, но оно того стоит. А Володька, он потомственный военный, здесь его дед ещё квартировался, полковник царской армии, потом в Красной Армии служил, квартира и сохранилась.

– А что там за церковь торчит? Как в сказках Гофмана!

– Иулиановская. Возьми кружку, приехали.

– Кружку для подаяния?

Они вышли в маленьком дворике, обнесённом стеной красного кирпича, с несколькими ухоженными деревцами, и Лич уверенно направился к парадной.

– Не надо говорить о культуре поведения? Мама у него старых правил.

– Ты с кем связался, Лич? Да я сейчас начну семечки грызть и шелуху сплёвывать! Ну, ты меня знаешь.

– Охо-хо… Ладно, не бери в голову.

Они позвонили в звонок рядом с резной дубовой дверью на первом этаже. И сразу-же откуда-то далеко и глухо донеслось:

– Иду! Секундочку, пожалуйста!

Дверь приоткрылась на цепочку, их разглядывали, потом цепочка брякнула, и они увидели маленькую аккуратную старушку «в буклях», как говорили «раньше».

– Геночка! Да, проходите, родной вы наш! Вспомнил старую, уважил. Проходите-же!

– Здравствуйте, Вероника Олеговна, я вижу, время над вами не имеет никакой власти! Извините, мы с дороги, случаем судеб, а поскольку ещё рано, без букета и торта.

– А и хорошо, цветов хватает, и пирожки свежие есть! С повидлом. Я помню, что вы любите с капустой, но, увы… Не ждали. Проходите на кухню, в комнату не зову, я сейчас одна живу, беспорядок.

– Одна? А мне, собственно, Василий надобен, дела наши…

– Знаю я ваши дела, распутники! Барышня меня простит? Кстати, не представите спутницу?

– Елена. Елена, это Вероника Олеговна, хозяйка.

– По возрасту, дочь?

– Вероника Олеговна, в какие времена мы живём!… Жена она мне, пока гражданская.

– О, тэмпора… Кстати, сто пятьдесят лет назад это было нормой. Времена-то, похоже, возвращаются, – говорила хозяйка, наливая чай в фарфоровые кружки. – Значит, вам Василий нужен. Вот только вынуждена я огорчить вас, нет его.

– Да, это огорчительно. Надеюсь, с ним…

– О, цветёт и пахнет! Работа, голубчик. Угнали их часть в командировку. И недалеко, в соседнюю губернию, а сроков не сказали. Прямо среди ночи вызвали, третьего дня. Так что, извиняйте. Телефона-то его нету?

– Нет, к сожалению. Дома записан, но книжку в дорогу не взял.

Хозяйка встала, взяла с холодильника записную книжку в дорогой кожаной обложке, полистала:

– Вот, запишите, надо будет, созвонитесь. А вы, Леночка, угощайтесь пирожками, вечером от скуки напекла, что одной делать, только по хозяйству, всякой ерундой занимаюсь! А вы служите, или тоже по дому?

– Служу, – улыбнулась Баньша. – Только какая теперь служба с этими самоизоляциями, вирусами… Учитель я, младшие классы. Когда в школу теперь допустят? Обещают к первому сентября с эпидемией управится, кто-ж его знает.

– Бросьте, придумали эпидемию! Что хотят, то и воротят. Распустилось нынешнее правительство! Я, правда, самодержавия не застала, но отец мне порассказывал, и маменька, пока жива была…

– Сочувствую…

– Бросьте! Всё идёт своей дорогой, все уйдём…

– Значит, всё у вас в порядке, Вероника Олеговна?

– Что мне сделается, Геночка. Грех хвалиться, но я ещё, ого-го! А, то! – как говорят в Адессе.

– Да, я помню, вы жили там некоторое время. Но, мне интересно вот что. В последнее время, особенно в связи с вирусной пандемией, а ещё и кризис, девальвация… мы с Леной проводим вроде социологического исследования. Вы как думаете, общество примет все эти изменения? Ведь сколько частников разорилось, сколько работников лишились возможности зарабатывать…

– Перестаньте, Геннадий, старой чертовке уши загружать! Всё я понимаю. Вы хотели с Васей поговорить, а я человек полностью прошлого века, я сейчас уже и не разбираюсь ни в политике, ни в терминологии. Когда страна победила в Великой войне, я надеялась, что возвращается Великая Россия. Но нет, победил партийный дух. Он разделил народ на две части, на тех, кто управляет, и тех, кто в стаде. В одних он высвободил единоначалие, в других стадность. Нынешние цари – а их много в одной упряжке – загнали страну в капкан. Но и они сами там-же. На заграницу надеются? Заграница к русским уважительно относилась сто лет назад, чуть побольше. А сейчас мы для них, что старая дойная корова. И вымя пустое, и шкура дырявая. Не найдут они там пристанища, да и жить им сколько осталось? Ведь в страхе существуют, разве это жизнь, с их мешками денег? А ведь можно и на зарплату хорошо жить, не боясь ничего, она у них – официальная – не в пример нашей! Это вот и есть вирус наш российский, бездумное сребролюбие. Бездумное и безумное.

– Полностью согласен. Да и каждый здравомыслящий человек в стране думает так-же. Но от нас это уже не зависит. Я и о другом хотел спросить. Вы в последнее время, вот, буквально два-три месяца ничего странного не замечали? Я хочу сказать, не о каких-то перегибах, а о сущности. Изменения реальности, так это сейчас говорят квантовые физики.

– Барабашек?

– Ну… я не сказал-бы так гиперболически…

– Перестаньте смущаться, Гена. Жизнь сейчас настолько странная, что уже ничему нельзя удивляться. Слышала от кумушек на рынке много непривычного, но сама нет, не сталкивалась. Да я уже никакой нечисти не боюсь, вот она меня и обходит…

– Забавная старушка, – заметила Баньша, когда они сели в машину, и закурила. – И знаешь, мне кажется, она переживёт всех наших узурпаторов.

– Ей уже под девяносто.

– Ну и что? Её это, кажется, нисколько не напрягает. А ты шутник.

– Ты о чём?

– Когда представлял нас. Моя, говорит, жена! Пока, говорит, гражданская! Зачем старушку в заблуждение вводить?

Лич покосился и ничего не сказал.

– Молчишь? А ведь, кажется, взрослый человек.

Лич нажал на тормоз, свернул к тротуару, остановил машину. Они сидели и молчали. Потом он осторожно, боясь сказать не то слово, начал:

– Ты должна понимать…

– Я всё понимаю, Лич, – печально сказала Баньша. – Ты, такой крутой, вон, пистолет в штанах… И ты просто трус.

– Да! Я боюсь! И здесь, при знакомстве, я сказал так, потому что ты не стала-бы скандалить. Так, ради приличия.

– Ради приличия? Ты оскорбляешь меня ради приличия? Вот как это у тебя называется?

– Оскорбляю? О чём ты говоришь?

– Конечно! Ты издеваешься надо мной! Ты перекладываешь на меня обязанность мужчины решать, и когда я скажу, что люблю тебя и хочу жить с тобой всю жизнь, сколько будет дадено, тут ты и посмеёшься надо мной! Это-ли не издевательство!

– Что… Что ты говоришь такое? Это я боюсь сказать… потому что я, сказав тебе такое, ожидаю высокомерного ответа – посмотри в паспорт, дедушка!

И она вдруг расхохоталась. Она смеялась, стуча кулачком по панели, и стучась головой, она захлёбывалась от смеха, и он со страхом ждал того самого, о чём сейчас сказал ей.

– Вот и кончен день забав, стреляй мой маленький зуав! – вспомнил он Остапа Бендера.

– Ты представляешь, я не думала, что вместе, в одной точке пространства могут встретиться два таких редких идиота! Да, я люблю тебя, Лич! И каждую минуту жду, когда ты скажешь мне это-же! И боюсь, что ты совсем ничего не чувствуешь! И ты боишься того-же самого! Сколько мы с тобой уже в любовниках, и до сих пор не удосужились поговорить о чувствах!

– Что? Подожди, ты это сейчас говоришь серьёзно? Не издеваешься? Но… Годы…

– Какие годы, дурачок! Когда ночью ты на мне, я закрываю глаза и чувствую… будто я с молодым и полным сил, и я боюсь, что тебе меня не хватает, и ты найдёшь себе ещё кого-то…

– Да? – глупо спросил он. – В самом деле? А я… А почему… Ничего не понимаю. Так, заезжаем в лесополосу и закрываемся в салоне… Всё остальное потом.

Глава 2. Форты моря и любви

4.

– Лич, может быть ты что-то забыл, и тебе лет тридцать, а не… сколько там? Ладно, и знать не хочу! Может быть, у тебя были какие-нибудь головные травмы, и ты что-нибудь забыл? – потягиваясь всем мокрым телом, спрашивала полностью удовлетворённая Баньша, и ей было легко и чисто.

– Головную травму я тебе сейчас устрою. Где мои семейные трусы? Может быть, больше сегодня без приключений? Попьём пива, отдохнём? Это у меня уже старческое!

– Я так понимаю, ты хочешь устроить медовый месяц. А медовый, это как? Сладкий, как мёд? Пиво, солнце, никаких забот, только любовь… Целый чёртов месяц.

– Это… не надоест?

– Нет! Не знаю… Но несколько дней точно не надоест.

– А потом никакой любви и пива? Я евнухом стану.

– Ты? Не станешь. Давай попробуем?

– Целый месяц сам с собой? А ты? Ужас. Ты в одном углу, я в другом.

– Дурак! – она шлёпнула его по плечу, и ей это понравилось.

– Что-ж, отдых, это хорошо. Только не надолго. И, впрочем, мы можем так-же переезжать, наблюдать, и ты будешь читать мифологию… Подъём! Хватит валяться! Сейчас заедем на рынок, по магазинам, ты пока продумай, какие яства нам нужны, чтобы запомнилось, что-то необычное, не повседневное. Можешь даже подкраситься, а то после вчерашнего купания у тебя и времени не было.

– Я не красивая?

– Не говори глупостей! Ты – женщина, и должна блюсти ритуалы.

– Хорошо. Только ведь у тебя денег не хватит.

– А я, как мужчина, буду брюзжать и ограничивать тебя в средствах!

***

«… Исходя из того, что демоны – падшие ангелы, некоторые демонологи (И. Вейер, Р. Бертон) предположили наличие в Аду системы из девяти чинов, подобной ангельской иерархии Дионисия. Эта система в их изложении выглядит так:

– Первый чин – Псевдобоги, те, кто выдает себя за богов, их князь Вельзевул;

– Второй чин – Духи лжи, дурачащие людей предсказаниями, их князь Пифон;

– Третий чин – Сосуд беззаконий, изобретатели злых дел и порочных искусств, их возглавляет Велиал;

– Четвертый чин – Каратели злодеяний, мстительные дьяволы, их князь Асмодей;

– Пятый чин – Обманщики, те, кто совращает людей лжечудесами, князь – Сатана;

– Шестой чин – Воздушные власти, наводящие заразу и другие бедствия, ими руководит Мерезин;

– Седьмой чин – Фурии, сеятели бед, раздоров и войн, ими правит Абаддон;

– Восьмой чин – Обвинители и соглядатаи, под предводительством Астарота;

– Девятый чин – Искусители и злопыхатели, их князь Маммона…»

***

– Лич, ведь у тебя были женщины? – Баньша ела оставшийся со вчерашнего дня банан, и щурилась на солнце. Она сдвинула сиденье назад, насколько возможно, и положила ноги на панель. У неё было настроение пошалить.

– Только не спрашивай, сколько. Ведь если я скажу, что ты у меня первая, ты подумаешь, что я больной, или что я обманщик… Или что я больной обманщик. Почему все женщины задают такой вопрос? Им хочется быть первыми у большого мальчика? Вот глупость!

– Ну, что ты не больной, я знаю точно, и даже не спрашивай, откуда мне это известно. Насчёт обманщика я ещё не решила.

– Значит, сейчас ты спросишь, было-ли мне с ними так-же хорошо, как с тобой. Нет, не было.

– Вот теперь я знаю, что ты обманщик. Ведь мне не восемнадцать, и даже не двадцать пять…

– Ты самая молодая из них. Учти соотношение возраста. Так что, мне с тобой лучше, чем с любой из них.

Озадаченная Баньша задумалась.

– Так не честно. У тебя есть жизненный опыт, которого нет у меня, и ты этим пользуешься.

– Но я не единоличник, давай пользоваться вместе.

– Банан кончился.

– Всё хорошее… прости, это пошлость. Но мы уже у рынка. Теперь прояви фантазию. И учитывай наши возможности и размеры холодильника.

– Да, размеры, учитывая мой аппетит, микроскопические.

– Это какой-то намёк?

– Нет, это прямая речь о размерах, которые имеют значение. И они меня огорчают.

– Всё, будь серьёзной, развлечения отложим, выбор продуктов на рынке – дело, не терпящее легкомыслия.

– А чего думать? Купим пряной травки, овощи, фрукты и молодого барашка! И бутылочку острого соуса. Самого острого.

Так они и сделали. Только за отсутствием барашка ограничились свининой.

Вот в продуктовом магазине пришлось поломать голову, ведь хотелось праздника, а это сложно, глядя в кошелёк и сравнивая его содержимое с ценниками. Но и здесь кое-как управились. Холодильник был забит до отказа.

– Думаю, испортиться не успеет, будем есть за троих.

– Это я умею. Теперь куда?

Лич задумался. Опять на речку, или на какое-нибудь озеро не хотелось.

– Знаешь, на заливе, на этом берегу есть такое местечко, «Чайка»?

– И что там?

– Песчаные дюны, сосны, залив, и никаких комаров. Середина недели, вирусные ограничения, народу не должно быть много. И кафешка есть, с музыкой и танцами.

– Бесплатно?

– Увы, что сейчас бесплатно!

– Танцы я тебе при луне устрою, музыка у нас своя есть. И далеко это?

– Не очень. Отсюда километров шестьдесят.

– Я этого не понимаю.

– Сейчас соображу… Между Большой Ижорой и Лебяжьим.

– ?

– Да. Трудно тунгусу на Красной площади… Дамбу знаешь?

– Дамбу знаю. Как-то проезжали на автобусе.

– Хорошо. Чайка, проезжая мимо дамбы, ещё километров пять.

– Теперь поняла, далеко.

– Тогда поехали. Нам ещё в Левашово где-нибудь надо будет у остановки автобусной покрутиться.

– Ладно, я почитаю пока. А ты ехай, не думай о плохом.

– Я не поеду по КАД, не потому, что там платить надо, мне хочется посмотреть, что творится в городе, как себя ведут люди и копы.

– Это здорово, я тоже давно не была в городе. Люди и нелюди… Представляешь, какое-то время на земле будут существовать две расы, как в допотопные времена. «… В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди. И увидел Господь [Бог], что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время; и раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем…» * Похоже?

– Только сейчас непонятно, кто исполин, а кто человек. А главное, что лучше.

– Раз воздействуют на человека, значит, он и есть зло. «Велико развращение человеков.»

– Для природы, да, понятно, а для человеков? По Божески смотреть, мы с тобой прелюбодействуем.

– Мне это нравится. Но и Адам с Евой не расписывались в ЗАГСе.

– Ты ещё и богохульствуешь. Адам и Ева были безгрешны. До известного момента.

– И они не совокуплялись, пока Бог их не изгнал? Вот тоска.

Лич закашлял.

– Почему-же? Грех, это состояние души. Животные вон, не думают об этом. Но они невинны.

– Не изворачивайся, Лич. Теперь понятно, откуда взялись все те толпы, которые встретили после Эдема семейку Адама! Арифметическая прогрессия. А ещё люди крутили амуры с ангелами и нарожали исполинов. А у нас с тобой будут исполины, или мы уродов нарожаем?

– Не сходи с ума. А то кастрирую.

– Не дождёшься! Воспроизводство себе подобных, самое естественное дело. И заповедь Божья! Съел?!

Они уже ехали по Ленинскому проспекту, поглядывали на тротуары. Трупы на земле не валялись (или их оперативно убирали?), люди в панике не прятались в подворотни, некоторые даже смеялись. И без масок было примерно половина.

– Чтобы что-то увидеть и понять, надо жить среди людей. Из окна автомобиля, как и из Думы, в жизнь людей не вникнешь. Но, на земле чисто, значит, город убирается, дворники работают, мётлы не простаивают.

– Ты права, страх не ощущается, с транспарантами никто не бегает. Этот народ так просто не поймёшь.

Они свернули на Дачный, и в районе станции метро «Проспект Ветеранов» уже увидели скопление народа. Но это не были митинги, не было видно ни плакатов, ни ораторов. Если здесь кто-то и возмущался, со стороны всё выглядело культурно. Не было видно ни полиции, ни госгвардии. Баньша посмотрела на Лича и пожала плечами.

Проехали район Сосновой поляны, и скоро остановились перед автобусной остановкой, на встречной стороне.

– Что ты здесь хочешь найти?

– Я хочу поговорить с кем-то, кто едет из пригорода, желательно, из водителей. Надо узнать обстановку на дорогах, есть-ли посты ДПС, и где. И останавливают-ли.

– Хорошо, – Баньша снова погрузилась в ноутбук. – Только не ввязывайся ни во что.

Минут через пятнадцать Лич вернулся, сел за руль, пристегнулся ремнём.

– Посты стоят перед Петродворцом и Ораниенбаумом, ничего страшного, прорвёмся. Не нальёшь ещё кофе? Пробок, вроде, нету, за час доедем.

– Дрова мы там найдём? Хотелось-бы костерок развести.

– На пляже обычно много сушняка валяется, да и в кустах можно кое-что собрать.

***

«Искусством создан тот великий Левиафан, который называется государством (по-латыни Civitas) и который является лишь искусственным человеком».

Гоббс. Вводный параграф из «Левиафана» (приведено «Моби Дик или Белый кит» Герман Мелвилл)

***

Место привело Баньшу в восторг.

– Это-же Мальдивы, Багамы, Гавайи! Только пальм не хватает, но сосны красивее. А это там Кронштадт? И острова, как корабли!…

– Это форты…

– Не умничай, я-же вижу, что это острова. Как Монте-Кристо. Ты молодец, Лич, что привёз меня сюда. Здесь можно просто бродить вдоль берега и ни о чём не думать! То, что нам надо! Я сейчас загорать буду.

– Только не полностью, здесь трасса рядом, могут неожиданные гости нагрянуть, – Лич сидел на подножке и пил пиво из горлышка. Ветер трепал волосы, вдали над полосой воды виднелась тёмная полоска пляжей Солнечногорска. Всё было далеко, и не имело к ним никакого отношения.

– Подожди, проедем ещё метров двести, там, вижу, камни, наверное, там разводят костры. И дрова должны быть.

– Поезжай, я пешком пройдусь.

Она пришла, волоча пару толстых сухих палок, и Лич достал топорик. Началось обычное обустройство бивуака, но без спешки, с перекурами и заплывами. Это было похоже на счастье, но счастье обманчиво, и Лич был настороже. Баньша нашла в дисках медленную, задумчивую музыку, занялась шашлыком, который взяли готовым, надо было только нанизать мясо и лук на шампуры и выставить над углями. Лич разжёг бездымный костерок между двух геометрических камней, стал нарезать овощи для салата. Когда кожа накалилась, сплавал на глубину, но для этого пришлось брести метров пятьдесят по колено в воде.

Потом он вспомнил об одной важной вещи, подозвал Баньшу. По его голосу она поняла, что дело серьёзное, подошла, вытирая руки.

– Видишь вот этот камень? – Лич показал на плоский булыжник за правым задним колесом. – Запомни, я под него кладу эту штуку, – он показал пистолет в целлофане. – Это может быть очень важным. Взводить его не надо, просто жми на курок. Если раньше не стреляла, то и целиться не старайся, всё-равно промажешь. И он мощный, отдача сильная, поэтому не напрягай руки, можно вывих получить. Надеюсь, это не понадобится, но Гатчинский случай обязывает держать ушки на макушке. И это на самый крайний случай. Да, чтобы стрелять, не обязательно вытаскивать его из пакета, целлофан не помешает.

– Я всё поняла, Лич, – без шуточек проговорила Баньша. – Я постараюсь…

***

– «… Анархия началась с того, что глуповцы собрались вокруг колокольни и сбросили с раската двух граждан: Степку да Ивашку. Потом пошли к модному заведению француженки, девицы де Сан-Кюлот (в Глупове она была известна под именем Устиньи Протасьевны Трубочистихи; впоследствии же оказалась сестрою Марата и умерла от угрызений совести) и, перебив там стекла, последовали к реке. Тут утопили еще двух граждан: Порфишку да другого Ивашку, и, ничего не доспев, разошлись по домам.

Между тем измена не дремала, явились честолюбивые личности, которые задумали воспользоваться дезорганизацией власти для удовлетворения своим эгоистическим целям. И, что всего страннее, представительницами анархического элемента явились на сей раз исключительно женщины…» **

***

– *– Бытие, гл.6, ст.4—6.

– **– «История одного города»

5.

– Лич, почему люди разрушают свой дом? Ведь мы упорно губим планету, и сами знаем это, но продолжаем?