Текст книги "Записки ящикового еврея. Книга вторая: Ленинград. Физмех политехнического"

Семинар А.Ф. Иоффе и создание физмеха

В 1916 году Иоффе, будучи приват-доцентом университета, создал регулярно действующий научный семинар, в основном из студентов университета. В его работе вначале принимали участие лишь ученики Иоффе. Первый семинар состоялся весной 1916 года. Осенью Яков Френкель писал отцу в Москву, что «Иоффе остается у нас в качестве доцента и, возможно, через месяц будет выбран в профессора на место отказавшегося Лазарева». Семинар проводился в лаборатории Иоффе в Политехническом Институте, профессором которого он был утвержден в январе 1916 года. На семинаре поочередно каждый из его участников читал обзорный доклад, посвященный какой-нибудь актуальной физической проблеме. Там же обсуждались работы, выполненные в лаборатории Политеха, к которым А.Ф. привлекал участников семинара и студентов. «…Это был самый замечательный семинар, какой мне вообще довелось видеть, и ни один семинар не дал мне больше, чем этот», вспоминал Я.Г. Дорфман, вскоре ставший одним из ведущих сотрудников Физтеха, а затем профессором.

Но Иоффе все еще хотел заниматься чистой физикой и поэтому осенью баллотировался в профессора университета, где учебная нагрузка была гораздо меньше (физику в Политехнике, в отличие от университета, изучали все). На должность ординарного профессора физики университета был избран «свой» В.С. Рождественский. Еще одним профессором на специально для этого разделяемой кафедре (немца) Боргмана должны были избрать Иоффе – но провалили его. Как однажды признавался Иоффе, здесь проявились и признаки шовинизма – но не того, о котором может предположить читатель. Иоффе считали «немцем»: физиком стал в Германии, разделял немецкие принципы научной работы и не проклинал своих немецких учителей во время великой войны 1914-1918 годов.

Откуда есть пошла советская физика. Научный семинар А.Ф. Иоффе (1916 г.). Сидят (слева направо) П.Л. Капица, Я.И. Френкель, Н.Н. Семенов, К.Ф. Нестурх, П.И. Лукирский, И.К. Бобр, М.В. Миловидова-Кирпичева; стоят: Я.Р. Шмидт, Н.И. Добронравов, А.П. Ющенко, Я.Г. Дорфман, А.Ф Иоффе.

Неизбрание Иоффе в профессора университета, не могло не бросить тень на его отношения с Рождественским, хотя тот огорчился даже больше, чем сам Иоффе.

Техника, от которой А.Ф. отказался «навсегда» в 1902 году в пользу физики, еще раз (после того, как его провели в профессора в Политехнике благодаря его инженерному образованию) призывала его к себе.

По словам академика И.В. Обреимова [Восп72]: «после неизбрания А.Ф. Иоффе в университет он прочно связал свою судьбу с Политехническим институтом».

Летом в 1916-1917 годах А.Ф. встречался в Крыму с С.П. Тимошенко^К68. Они задумали и разработали программу нового факультета в Политехническом.

«Идея нового факультета в противовес университету состояла в следующем: в университете физика существует в окружении астрономии, математики, биологии, геологии, метеорологии (кстати, все они относились в Академии Наук к физико-математическому отделению) и еще более далеких гуманитарных наук.

Естественно было организовать физико-механический факультет внутри Политехнического института, по соседству с электротехникой, радиотехникой, механикой, гидромеханикой, металлургией, кораблестроением, причем с двумя направлениями: физика и – вместо математики – механика в ее современном направлении, а не в том, которое существовало в университете».

Физическую часть программы разработал Иоффе, механическую – Тимошенко. Они собирались проводить ее в жизнь. Но тут случилась февральская революция, а потом и октябрьский переворот и Тимошенко в декабре 1917 уехал в «незалежну» Украину делать науку и создавать там Академию Наук вместе с Вернадским. Иоффе пришлось создавать факультет одному.

Шла великая война 1914-1918 годов. На академическую жизнь война, кроме потери связи с немецкими учеными и возрастающих бытовых трудностей, особого влияния сначала не оказывала. По-прежнему велись занятия, сдавались экзамены, защищались диссертации. Из Политехнического ушли на фронт добровольцы – преподаватели и студенты, но никого не призывали – пока еще действовало освобождение до окончания учебы[22]22
  В 1916 году – на третий год войны – начался призыв студентов младших курсов и в 1917 году студентов осталось только половина – 3000. (Изначально Политехник был рассчитан на 2000 студентов).


[Закрыть]. Многие по-прежнему ездили на каникулы (Иоффе проводил лето теперь не в Германии и Швейцарии, а в Крыму). Совершались и более далекие поездки. В августе 1916 Иоффе пишет жене, что перед проводимыми им экспериментами приходится много времени разговаривать со студентом Петром Капицей[23]23
  Капица был добровольцем на фронте в санитарном отряде – шофером и ответственным за ремонт транспорта зимой 1914/15 гг. – он смог вернуться из отпуска в Шотландии только в конце 1914 г.


[Закрыть], который вернулся из Китая женатым (на своей невесте Надежде Черносвитовой, жившей в семье брата в Шанхае) и Ядвигой Шмидт, вернувшейся в Россию после практики у Резерфорда.

Наука хотела бы не заметить и октябрьскую революцию 1917 года. Будущий профессор физмеха Яков Френкель шел сдавать в университет магистерский экзамен 26 октября (8 ноября 1917 года). Революционные матросы перегородили Дворцовый мост и никого на Васильевский остров не пускали. Когда спустя несколько дней он встретился с председателем экзаменационной комиссии (скорее всего, Рождественским), тот «разгневанно прочел ему нотацию и пристыдил тем, что три профессора специально собрались и в течение часа напрасно его прождали». Оправдания, что он придти не смог, так как произошла революция, профессор не принял и сказал: «Молодой человек, запомните: для ученых не существует никаких революций». Увы, время доказало теорему ее существования самым жестоким образом, и одним из ее следствий стала трагическая судьба самого Рождественского, искренне хотевшего развивать оптическую науку для российского, пусть и рабоче-крестьянского государства.

Но сначала все шло как прежде; казалось, что некоторые инициативы продвигать даже легче. Еще в 1916 году Таврическое губернское земство возбудило перед Госсоветом вопрос об организации на Южном берегу Крыма университета для людей со слабым здоровьем (преимущественно больных туберкулезом).

Летом 1917 года профессора, находившиеся в Крыму, продвинули это предложение, а представитель Ялтинской управы сказал, что теперь, после свержения царя, университет следует организовать в Ливадии, Массандре и других царских дворцах.

Проводивший с началом войны каждое лето в Крыму Иоффе поддерживает это начинание и его имя попадает в список профессоров физики будущего университета.

Дача Кравцовых (Иоффе) в Батилимане

Еще 20 октября 1917 года, Я. Френкель пишет матери в Крым из Петрограда, что «Иоффе обнаруживает склонность переселиться в Ливадийский университет». Университет должен был открыться в Ливадии 11 мая 1918 года как филиальное отделение киевского университета св. Владимира.

Однако 30 ноября 1917 года Иоффе приглашает Френкеля в Политехническом институт, где обсуждался «законопроект об учреждении в пределах Политехникума Физико-механического факультета».

Через год группа профессоров во главе с Иоффе делает представление о факультете в Совет института.

Летом 1918 года Иоффе приезжает в Крым к семье в Батилиман, и выясняется, что преподавать в Таврическом университете он не будет. Но не только из-за физико-механического факультета, а больше из-за физико-технического отдела, который планировался в составе Рентгенологического института, создаваемого при Женском медицинском институте в Петрограде.

Его усилия по продолжению и развитию научной жизни в тяжелейших условиях гражданской войны были замечены. Семинар, проводимый им с 1916 года, подготовка организации физмеха, научная и редакционная деятельность в Физико-химическом обществе и его журнале снискали ему признание в научных кругах. Непременный секретарь Академии Наук С.Ф. Ольденбург объявил в октябре 1918 года о вакантных местах членов-корреспондентов АН (уже не Императорской Санкт-Петербургской, а Российской). Кандидатура Иоффе была предложена акад. А.Н. Крыловым, чьим заместителем в Физико-Химическом обществе А.Ф. был не один год. Он же зачитал подписанный им и академиками М.А. Рыкачевым и В.А. Стекловым отзыв о работах кандидата. На заседании физмат отделения Иоффе оказался выбранным единогласно (6/0); через три дня Общее Собрание, на котором присутствовало 26 академиков, единодушно утвердило это решение.

Теперь Иоффе вплотную занялся организацией физмеха. Он хотел совместить техническое образование с физическим: нужны были специалисты для создаваемоего Физтеха. Профиль физиков, выпускаемых в университете, не мог удовлетворить потребности Физтеха, других институтов и крупных заводских лабораторий. Кроме знаний в области физики требовалось знание инженерных наук. Но подобных факультетов, выпускающих инженеров-физиков-исследователей не существовало не только в России, но и в мире. Иоффе решает привести в действие план по созданию физико-механического факультета, разработанный им вместе с С.П. Тимошенко во времена, когда пути в университет для него закрылись. Это произошло в 1916 году^К72 во время их совместного пребывания в Крыму [Тим.93].

Директор института проф. А.А. Радциг поддержал план. Профессор Политехника химик Б.Н. Меншуткин, также поддержавший проект, считал, что время организации факультета было самое неподходящее. «Это было время голода. Осенью 1918 года выдавали хлеба по 50 г в день… иногда он заменялся 100 г овса. (В самое трудное время блокады Ленинграда зимой 1941/42 года пайка хлеба составляла 125 г – О.Р.). Обед в столовой состоял обыкновенно из травяного супа, недостаточно долго проваренного и маленькой ржавой селедки. К этому присоединялся, с наступлением холодов, полный дровяной кризис, и, подобно предыдущей, зима 1918/1919 г. застала институт без топлива; здания института совершенно не отапливались. Сносно было только в профессорском доме, и в немногих деревянных домах, снабженных печным отоплением. Из-за отсутствия топлива занятия со студентами проводились только до 15 ноября. Заседания Совета проводились на квартире декана кораблестроительного отделения К.П. Боклевского. …В эту и следующую зиму те обширные сосновые леса, которые окружали наш институт, были все вырублены на топливо; название местности Сосновка осталось как воспоминание о былом»[24]24
  В отличие от Меншуткина, думаю, что в такие времена продвигать перспективные проекты легче: борьба самолюбий вымерзает.


[Закрыть].

27 ноября 1918 Совет Политехника рассмотрел и одобрил представление о создании физмеха[25]25
  Так как Совет, созданный еще в царское время, должен был распуститься, то более подробное обсуждение проходило уже в новом Совете и 5 марта 1919 года Совет еще раз принял решение учредить физико-механический факультет.


[Закрыть].

Собранием факультетов был избран Президиум физмеха в составе: проф. А.Ф. Иоффе (декан), преп. М.В. Кирпичев (секретарь), преп. А.Н. Крылов и студент (вскоре преподаватель) П.Л. Капица.

Президиум физмеха – Иоффе, Капица и Крылов нашли время и место для встречи – Брюссель, 1924 г.

Первоначально на физмехе были созданы следующие специальности: физика, теплотехника, радиотехника, электровакуумная техника, осветительная техника, техника высоких напряжений, техника слабых токов, испытание материалов, механика, аэромеханика.

«Благодаря широте своих взглядов А.Ф. Иоффе смог объединить на факультете столь различные на первый взгляд специализации. Объединение это было далеко не случайным и соответствовало основной идее Иоффе. В своем современном состоянии такие важнейшие разделы «макрофизики» как механика жидкого, газообразного, упругого и пластичного тела, как и термодинамика и др. по своим теоретическим идеям и по экспериментальной технике чрезвычайно сблизились и в дальнейшем будут еще сближаться» писал в 1940 году проф. Л.Г. Лойцянский.

Прогнозы Лойцянского не сбылись, и факультет в 2013 году был окончательно «раскассирован» ввиду практического отсутствия точек соприкосновения между «физиками» и «механиками».

В начале своей жизни факультет переживал тяжелые времена. Первые приемы составляли около 40 человек, но большинство из них вскоре отсеивалось.

По воспоминаниям Н.Н. Миролюбова[26]26
  Н.Н. Миролюбов, зав. кафедрой Арт. Академии им. Дзержинского, инженер-генерал-майор, один из пионеров импульсной радиотехники (вместе с Я. С. Ицхоки, зав. кафедрой Военно-Воздушной академии им. Жуковского, тоже физмеховцем (?), которого я в списках физмеха не нашел – О.Р.).


[Закрыть] из его набора (1921 года) окончили институт всего пятеро. К началу 1928 года физмех окончили 24 человека – меньше 10 % поступивших. Однако шестеро из них стали академиками, трое – членами-корреспондентами АН СССР, и десять – профессорами, докторами наук.

На занятиях царила непринужденная атмосфера. Однажды на одном из спецкурсов Я.И. Френкеля, который слушало всего пять человек, он заметил, что число студентов увеличилось на 20 % – в аудитории сидел еще один студент. Итак, нас уже шестеро, констатировал Я.И. и начал читать лекцию. Только через час, когда студенты обратили его внимание на новичка, он обнаружил, что это чучело студента, который В.Н. Кондратьев (будущий академик), соорудил из своего пальто и шапки. Удивление вызвало то, что автор композиции целый час просидел в холодной аудитории без пальто – на остальных они были.

Трое из группы (Миролюбов, Кондратьев и Харитон) стали друзьями Френкеля – он был не намного старше их. Вообще, первые студенты и многие учившиеся за ними до войны достигли больших степеней известности (см. Приложение А. Выпускники физмеха).

Второй учебный корпус (бывшее общежитие)

Студенты физмеха жили во втором общежитии, которое в наше время стало вторым учебным корпусом; в нем размещался и физмех и наша кафедра, что сохранялось и после войны.

Студенты А.И. Лейпунский и А.Ф. Прихотько в общежитии физмеха

В следующие годы количество студентов и выпущенных инженеров-физиков увеличилось, как и титулованных впоследствии ученых. Самой знаменитой парой на физмехе стали супруги Александр Лейпунский и Антонина Прихотько – белорусский еврей и терская казачка – первая красавица и отличница физмеха. Он был выпускником, она первокурсницей.

Жили они, по всей видимости, в этом общежитии. Оба стали гертрудами, академиками Украины и директорами (она позже) Института физики АН Украины^К76.

С самого начала Иоффе сделал все, чтобы привлечь к преподаванию на факультете лучших ученых и преподавателей.

Кроме акад. Крылова, которого он уговорил читать методы приближенных вычислений, механику преподавали профессора И.В. Мещерский, А.А. Фридман и Е.Л. Николаи. Экспериментальную физику читал сам А.Ф. и профессор В.В. Скобельцын, преподавателями и ассистентами были М.М. Глаголев, Д.В. Скобельцын, П.Л. Капица, Я.Р. Шмидт, М.В. Кирпичев. Иоффе привлек и академика П.П. Лазарева для преподавания биофизики.

Химию читал академик Н.С. Курнаков.

Электротехнику и радиотехнику преподавали профессора М.А. Шателен, В.Ф. Миткевич, А.А. Чернышев, С.Н. Усатый. Даже рисование преподавал профессор, академик Н.А. Бруни.

Несколько позже на факультете появились выдающиеся математики (см. главу Учеба на физмехе) возглавляемые акад. С.Н. Бернштейном.

На кафедру теорфизики Иоффе пригласил чуть ли не единственных тогда физиков-теоретиков В.Р. Бусиана, Ю.А. Круткова и В.К. Фредерикса (см. Приложение А. Преподаватели физмеха).

Из истории Физтеха

Если идея создания физико-механического факультета принадлежала Иоффе и Тимошенко, и реализовывалась Иоффе при содействии профессоров Политехника, то петроградский Физтех (сначала в виде отдела института) придумал и дал ему название другой человек.

М.И. Неменов был врачом-рентгенологом Женского медицинского института[27]27
  Впоследствии 1-й Медицинский Институт им. Павлова.


[Закрыть]. Он с энтузиазмом осваивал и развивал новые в медицине России возможности не только диагностики, но и лечения больных посредством рентгеновских лучей. Он страдал от непонимания и равнодушия врачей к рентгенологии и пренебрежительного отношения к рентгенологам как к подсобному персоналу. Он задумал основать институт, способный показать все возможности рентгенологии и проводить в нем не только диагностику и лечение, но и исследования воздействия лучей на биологические объекты и природу самих лучей. Будучи, как он сам говорил, «патриотом» Женского медицинского, он надеялся организовать институт как самостоятельное подразделение Женского медицинского.

Предусматривалась самостоятельность физических подразделений института – оптического, радиевого и физико-технического и тесная взаимосвязь Женского медицинского с медико-биологическим отделением, которое он хотел возглавить.

Для координации работ всех отделов нужен был президент нового института, которым должен был стать, по мысли «патриота» Неменова, директор Женского медицинского Б.В. Верховский^К77.

Но потом оказалось, что у Верховского и Неменова разные взгляды на институт, в том числе и на руководителя физико-технического отдела^К78. Неменов видел на этом посту любимого ученика Рентгена – А.Ф. Иоффе, а не предложенного Верховским Лазарева.

Верховский тянул с организацией института. После срыва ряда совещаний, 23 сентября, в заседании малой областной комиссии Наркомпрос поручил организацию физико-технического отдела профессору Иоффе. В назначенный день заседания Совета физико-технического отдела Наркомпрос уезжал в Москву. Неменов поймал Луначарского в купе задержавшегося поезда. Там нарком и подписал бумагу, в которой Иоффе уполномочивался организовать Совет физико-технического отдела. 29 сентября, на час позже запланированного, Неменов добрался до Политехнического, где собравшиеся будущие члены Совета: Чернышев, Шателен, Коловрат-Червинский, Рождественский, Н.Г. Егоров (рекомендовавший Иоффе Рентгену 15 лет назад) уже готовы были разойтись. Бумага была доложена, и Совет состоялся. 29 сентября 1918 года считается днем основания знаменитого впоследствии ленинградского Физико-технического института.

По положению об институте он должен был состоять из четырех отделов: Медико-биологического (Неменов), оптического (Рождественский), физико-технического (Иоффе) и радиевого (Коловрат-Червинский). Последнего, проведшего пять лет в лаборатории Кюри, Неменов считал единственным специалистом по радию в России (ни Вернадского, ни Хлопина он такими не считал).

24 октября 1918 года Наркомпрос предложил профессору Иоффе принять все дела, касающиеся организации Рентгенологического и Радиологического Института от директора Женского Медицинского Института.

Быть даже в косвенном подчинении у Иоффе Рождественский не хотел и решил выделить оптический отдел в отдельный институт – он считал, что очки для правительства и бинокли для армии и флота являются не менее важными для нового государства, чем рентгенография: деньги для этого найдут. Такой уверенности относительно физических исследований даже с применением рентгеновских лучей у Иоффе не было, поэтому вопрос об отдельном институте тогда не возник.

Объединенный Совет медико-биологического и физико-технического отделов принял разработанный Неменовым устав института. Задачами института являлись: изучение природы рентгеновских лучей и радия; изучение их действия на человеческие, животные и растительные организмы; применение рентгеновских лучей и радия для исследования и лечения; преподавание рентгенологии.

По уставу института во главе его стоял президент, один из заведующих отделами, которые чередовались ежегодно. На 1919 год избрали президентом Иоффе, в 1920 году в должность вступил Неменов. Радиевый отдел особой активности не проявлял, а после внезапной смерти Коловрат-Червинского в январе 1921 года пребывал в анабиозе и вошел в состав физико-технического отдела, а еще через год в состав нового института, организуемого Вернадским.

В марте 1920 г. «очередной» президент института Неменов сообщал в Наркомпрос, что Совет института ходатайствует перед комиссариатом о командировании за границу президента М.И. Неменова и его товарища (так тогда назывался заместитель) А.Ф. Иоффе.

Напомнив о героических усилиях по созданию и функционированию едва ли не единственного успешно работающего научного учреждения Петрограда, несмотря на то, что институт не имел с 1918 года иностранных журналов, книг и необходимых приборов, аппаратов и реактивов, Совет заявил, что дальнейшая работа в таких условиях, без непосредственного общения с Западной Европой и получения оттуда литературы и новейших приборов является почти немыслимой.

С другой стороны, командировка является крайне желательной с общегосударственной точки зрения – в смысле возобновления научных отношений между Советской Россией и западной Европой. Неменов просил выделить достаточное количество валюты и командировать его и Иоффе для налаживания контактов и приобретения необходимых для дальнейшей работы приборов, аппаратов, реактивов и литературы^К80.

За границей ему пришлось разъяснять знаменитым профессорам, что в лавках человеческим мясом все-таки не торгуют, а академик Павлов не продает спички на Невском. Но он отрицал и бедственное положение врачей и ученых. В эмигрантской и части немецкой прессы он получил прозвище красного агитатора; от него отвернулась значительная часть петроградской профессуры, как от «лакировщика действительности».

Неясно, собирался ли Иоффе с физико-техническим отделом всерьез выполнять предназначенные ему вспомогательные задачи по обслуживанию рентгенологов, но он видел, что можно получить литературу и приборы за золото, выбитое Неменовым под эгидой диагностики и борьбы с туберкулезом, лечения рентгеном парши и стригущего лишая, а также раковых заболеваний при помощи облучения радием.

Еще в июне 1920 года Иоффе писал Эренфесту (в надежде, что письмо ему передаст Неменов – почта не действовала из-за блокады Советской России): «…все физики сконцентрированы в двух институтах – Рентгеновском (моем) и Оптическом (Рождественского), а в Москве Биофизики (Лазарева) и Университетском (Романов). В каждом человек по 20». Работали много, но сделали, по оценкам А.Ф., мало – из-за голода, необходимости организовывать работу, строить мастерские.

Главная беда, по мнению Иоффе, отсутствие в течение нескольких лет научной литературы. Он даже не подозревал, насколько был прав: когда А.Ф. приехал в Европу и познакомился с опубликованными там результатами, оказалось, что многое из того, что они сделали или только собирались сделать, уже есть в журналах.

В окно, пробитое в Европу Неменовым, следующим попал Иоффе. Но к нему захотели присоединить Рождественского (от ГОИ) и Крылова от АН, а Капицу Иоффе захотел присоединить сам. Не было возможности не только получить деньги, но и визы – на Западе, кроме всего, боялись красных агитаторов, а Россия продолжала оставаться в блокаде. Благодаря тому, что Иоффе в Европе работал четыре года, а затем каждое лето до начала войны ездил туда заниматься наукой, визу он получил первым. Об успешной поездке Иоффе рассказано в книге [Сом 66].

Одним из результатов его поездки, кроме получения литературы, закупки приборов и аппаратуры, было спасение Капицы от депрессии. Зимой 1919/1920 года умерли от испанки его отец, жена и двое детей.

Весной 1919 года был расстрелян отец жены К.К. Черносвитов, были опасения, что Капица сам хочет уйти из жизни. Правда, к этому времени Капица уже несколько оправился, о чем свидетельствует его активная работа на физмехе (член Президиума), а также то, что он убедил Кустодиева создать его знаменитый двойной портрет с Семеновым. По легенде он сказал художнику, что знаменитые люди, которых он портретировал, уже стали знаменитыми и без него, а вот они с Семеновым станут знаменитыми в будущем, подтверждая его прозорливость. Платой за портрет был мешок пшена и петух, заработанные Капицей починкой электропривода владельцу мельницы под Питером.

Кустодиев. Капица и Семенов 1921 г.

Иоффе взял Капицу в Европу в качестве менеджера для закупки приборов и намеревался оставить его на зиму у Резерфорда. Ни в Германию, ни в Голландию, где это было сделать легче, Капицу не пустили. Иоффе Резерфорда не знал и на английском не говорил.

По легенде, рассказанной самим Капицей, когда Резерфорд отказался его принимать (в лаборатории уже тридцать человек), Капица спросил, какова точность экспериментов в его лаборатории. «Три процента» – ответил новозеландец. «Так Вы меня и не заметите – я укладываюсь в допуск» сказал Капица. Резерфорд оценил юмор и оставил его в лаборатории.

На самом деле все было сложнее. Во-первых, Капицу оставляли на практику, за которую нужно было платить, и не мало, в валюте. Этот вопрос удалось решить с помощью Красина – торгпреда в Лондоне. Капица, пока ждал Иоффе в Англии, уже работал на него – был зачислен в торгпредство. Капица был знаком с Красиным – проходил практику на радиотелеграфном заводе Сименса[28]28
  Позднее завод им. Козицкого на Васильевском острове.


[Закрыть] под руководством Л.И. Мандельштама летом 1917 года. Л.Б. Красин являлся директором всех заводов «Сименса-Шуккерта», а Леонид Исаакович состоял научным консультантом фирмы в 1915-1917 годах и преподавал в Политехническом.

Красин, в свою очередь, знал отца Капицы – инженер-генерал-майора, строителя Кронштадтских фортов, для связи которых со штабом флота в Петербурге фирма «Сименс и Гальске», в которой работал Красин, прокладывала чуть ли не первый в Европе подводный телеграфный кабель.

Во-вторых, Иоффе все-таки упросил Резерфорда оставить Капицу в лаборатории[29]29
  «Был в Кембридже у Томсона и Резерфорда, последний пригласил меня к чаю и согласился принять в свою лабораторию Капицу. Красин согласился оставить его здесь для научной работы». Из письма Иоффе жене Вере Андреевне, 13.07.1921 из Лондона [Сом].


[Закрыть], хотя у того и оставались сомнения в том, не будет ли Капица агитировать за советскую власть, вместо того, чтобы учиться. Иоффе за него поручился. Агитировать за советскую власть у Капицы ни оснований, ни желания не было.

Вернемся к физтеху. С 1921 отдел вырос: в него пришли Г.А. Гринберг (студент, а потом первый выпускник физмеха), Я.Г. Дорфман, Н.Н. Семенов, Л.С. Термен, В.Г. Хлопин и другие. Научных сотрудников стало 53 человека, а вместе с обслуживающим персоналом – 73.

В конце октября 1921 года, после возвращения Иоффе из Европы, Неменов и Иоффе обратились в Наркомпрос с предложением разделить Рентгенологический и радиологический институт на три.

Как писал Неменов [Сом.66], «Физико-технический отдел развивался и в значительной степени уклонялся от первоначально поставленных задач в сторону других областей физики и техники. Ввиду этого, а также вследствие отдаленности отделов друг от друга, решили преобразовать отделы в два самостоятельных института, сохранив научную связь». Старое название осталось за медико-биологическим отделом, а физико-техническое отделение получило название «Физико-технический Рентгенологический институт» – Иоффе еще боялся отрываться от второго – медицинского смысла – в названии.

Так как медикам физики были все-таки нужны – для изучения в пограничной с биологией области рентгеновского излучения и радиоактивности, то во главе физической и радоновой лабораторий института Неменова со старым названием стал П.И. Лукирский.

Радиевый отдел после смерти Коловрат-Червинского находился в составе физико-технического отдела и его отдали в создаваемый В.И. Вернадским институт. Он вошел в его состав, дав ему свое имя и сотрудника – заместителя Вернадского по науке В.Г. Хлопина, ставшего вскоре директором института.

Неменов добывал радий для лечения раковых заболеваний не с Радиевым институтом – там еще этого не умели, да и месторождения урана только еще осваивались, а за миллион золотых рублей купил 1(один) грамм радия в Европе с помощью еще функционировавших больничных страховых касс. Неменов с Иоффе не рассорился – А.Ф. выручил его в критический момент в конфликте с Верховским, взяв на себя ответственность за организацию института в 1918 году и став его первым президентом. А Иоффе помнил его предложение о создании физико-технического отдела с ним во главе и опекал его сына, ставшего хорошим физиком в Физтехе. Помогал он и Д.В. Скобельцыну – сыну В.В. Скобельцына, впоследствии известному физику, директору ФИАНа и еще более известному общественному деятелю (председателю Комитета по международным Ленинским премиям мира).

29 ноября 1921 года раньше считалось официальным днем рождения Государственного физико-технического рентгенологического института (ГФТРИ) – знаменитого Физтеха. Его директором был назначен академик Иоффе – пост, который он бессменно занимал до декабря 1950 года.

В собственное здание институт переехал только в 1923 году после ремонта и перестройки под научное учреждение находившегося напротив Политеха здания «убежища для престарелых и неимущих дворян». В ремонте и добыче материалов участвовали все. Заметный вклад внес Н.Н. Семенов – зам. директора института по хозчасти.

Мебель получали со складов Зимнего Дворца, лабораторные столы, химическое оборудование и реактивы из ликвидируемой дворцовой аптеки.

Сейчас годом основания считается 1918, а не 1921 или 1923 год для того, чтобы подчеркнуть его создание как первого физического института в СССР. Вернадский в эти игры не играл и поэтому основанием Радиевого Института, радиевый отдел которого тоже «существовал» с 1918 года, как и физико-технический отдел, считается 1922 год. Общей истории с институтом Иоффе он иметь не хотел.

ГОИ во главе с Рождественским был создан в декабре 1918, а Институт физики и биофизики П.П. Лазарева в Москве (относившийся к Наркомздраву) также около 1918 года (Лазарев возглавил его в начале 1919 года – в 1918 он занимался Курской магнитной аномалией).

Таким образом, к 1919 году Иоффе создал самые известные свои произведения – Физтех и физмех, послужившие прообразом многих научных институтов и инженерно-физических факультетов.

Второй год жизни физико-технического отдела начался при более благоприятных условиях: увеличился состав научных сотрудников, В.В. Скобельцын отдал еще несколько комнат в Политехнике, были поставлены новые научные работы. Это отразилось и на дальнейшем признании успехов Иоффе – его избрали в Академию Наук (см. Приложение Б. Иоффе и Академия Наук).

В 1922 году, после возвращения Иоффе из Европы, пришлось пересматривать планы института – в Европе уже многое было сделано из того, что планировалось.

Убежище для престарелых дворян на сорок призреваемых

Институт испытывал трудности из-за нехватки помещений – развиваться было некуда. Иоффе не хотел, чтобы институт располагался в центре города: городской шум, трамвайное и автомобильное движение, оживленная уличная жизнь не способствовали сосредоточенной научной работе. Кроме того, Иоффе и его сотрудники были тесно связаны с физмехом и Политехническим. Да и жили многие из них в Сосновке или на территории Политехнического (в профессорских домах и студенческих общежитиях). Напротив Политехнического находилась усадьба с построенным в 1912-1916 годах двухэтажным зданием «убежища для престарелых неимущих потомственных дворян». Во время мировой войны там был психиатрический военный госпиталь.

Дом Иоффе передали. Однако с его ремонтом и перестройкой под научный институт возникли проблемы. Средства для этого «выбили», а строителей не было. В ремонтные работы включился весь коллектив института. Иоффе работал снабженцем – нужно было доставать строительные материалы, электротехническое оборудование, оборудование для котельной, лабораторную и обычную мебель. Ему помогали ближайшие сотрудники, не прерывавшие своей научной работы.

Особенно выделялся Н.Н. Семенов (Иоффе вскоре назначил его зам. директора по хозяйственной части) и на него легла львиная доля организационных и хозяйственных дел. С Иоффе он был еще с университетских времен, где приват-доцент А.Ф. выделил его из группы студентов и пригласил его в свой семинар, а потом и в свою лабораторию в Политехнический. Естественно, он стал одним из первых сотрудников физико-технического отдела, а потом и института.