Текст книги "Княгини, царицы, императрицы и другие знаменитые женщины России"

Исключение из правил (Екатерина Фурцева)

Эта женщина стала живым воплощением советской мечты о Золушке, вознесшейся на вершину власти. Девочка из маленького провинциального города, родившаяся в простой рабочей семье, сделала блистательную партийную карьеру, была награждена высокими орденами и руководила миллионами. Ее портреты украшали фасады домов, а голос слышался из репродукторов во время трансляции партийных съездов.

Имя и отчество «советского государственного и партийного деятеля» (именно так напишут о Фурцевой в энциклопедии) полностью совпадало с православным именем Екатерины II – Екатерина Алексеевна, и когда Фурцева станет министром культуры, ее будут называть Екатериной Великой или Екатериной III. Но в России к женщине во власти относятся без высокомерия только в том случае, если она занимает в ней первое место, и Фурцевой была отведена своя, жестко ограниченная роль – являть собой символ равноправия женщин и украшать трибуны партийных съездов. Для этого у нее имелись все данные – стройная, подтянутая, золотоволосая женщина с открытым, мягким, чисто славянским лицом. Биография же была просто идеальной для партийного лидера.

Екатерина Фурцева родилась в декабре 1910 года в городе Вышнем Волочке. Ее мать была ткачихой, и, по семейной традиции, закончив фабрично-заводское училище, Катя идет работать на текстильную фабрику. На хорошенькую, ладненькую девушку начинают заглядываться местные парни, но их внимание мало волнует энергичную ткачиху. Она с головой окунается в комсомольскую работу и работает отлично. Екатерину замечают в вышестоящих партийных органах, оценивают прекрасные организаторские способности и высокую работоспособность юной активистки, и с этого момента ее судьба решена. Екатерина Фурцева становится партийным деятелем.

Карьера развивается стремительно и чрезвычайно успешно. В 30-е годы Фурцева работает в комсомоле. В 1942 году она уже на ответственном посту секретаря районного комитета компартии столицы, в 1954 году становится первым секретарем городского комитета партии и полноправной хозяйкой Москвы, а 1956 год возносит ее на политический Олимп, самую вершину иерархической лестницы – Центральный Комитет КПСС. Скромная ткачиха из глубинки занимает одну из высших должностей в стране и КПСС, в правое дело которой верит твердо и безоговорочно. Впрочем, тогда же, в 50-е годы, приходит первое разочарование. Ее вводят в комиссию по подготовке ХХ съезда КПСС. Раскрываются преступления Сталина, любовь к которому у Фурцевой, так же, как у миллионов ее сограждан, была сильной и глубокой. Человек очень искренний, она переживает это тяжело, но делает для себя серьезные выводы. Отныне Фурцева – преданная сторонница Хрущева, возвращение к сталинским временам для нее невозможно, и в июне 1957 года вместе с маршалом Жуковым она спасает Хрущеву власть.

Тогда на закрытом заседании Президиума Центрального Комитета Партии был поставлен вопрос о его смещении с должности генерального секретаря. Семь человек проголосовали «за», а четыре, в том числе Фурцева, – «против». Она нашла предлог выйти, связалась с маршалом Жуковым, а затем вместе с ним организовала доставку в столицу на военных самолетах первых секретарей обкомов партии. Рассказывают, что объяснить свое долгое отсутствие Фурцевой помогли хитрость и мужской шовинизм прежней кремлевской власти. Женское равноправие не простиралось настолько, чтобы расположить рядом с мужским туалетом дамский, и Фурцева, слегка смущаясь, сказала, что ей необходимо выйти. Сказать «Сиди и терпи!» даме, которой надо удалиться по физиологической надобности, не решились. Коридоры в Кремле длинные, дамский туалет находился далеко, и времени, чтобы домчаться до своего кабинета и позвонить военному министру Жукову, хватило ровно настолько, чтобы вопросов о долгом отсутствии не задали. Потом Молотов – один из тех, кто хотел снять Хрущева, скажет: «Была такая пренеприятнейшая особа, которая бегала, звонила, истеричная особа, всех подняла!» Телефонные звонки не были проявлением истерики – Фурцева действовала очень четко. Прекрасно понимала она, долгие годы варившаяся в котле власти, и степень риска. На кон была поставлена не только карьера, а возможно, и жизнь, но «сдать» Хрущева Екатерина Алексеевна не могла. Тот оценил ее верность.

В 1957 году Фурцеву вводят в состав Президиума Центрального Комитета КПСС. 50-е годы стали для Фурцевой пиком ее карьеры, ее политическим расцветом. Она много работает и много выступает. Вместе с другими партийными лидерами приобщается к Большой Мужской Игре – политике – и четко соблюдает все ее правила. Мудро отходит в тень, когда это надо, не выделяется. Может, в отличие от других членов Президиума, легко произнести речь без бумажки, но не делает этого. Фурцева умеет также вписаться в чисто мужскую компанию партийных лидеров, которые получили отнюдь не джентльменское воспитание и присутствием дамы не стесняются. Она может пропустить мимо ушей и грубую шутку, и соленый анекдот, может, не мешая, поучаствовать в застолье. Ненормативную лексику, которая, как песня у птицы, легко льется из уст некоторых членов правительства, не замечает, но овладевает ею и впоследствии будет употреблять при разносе подчиненных. С мужской решительностью она соединяет чисто женскую тактичность и гибкость, и это – только на пользу политике. В Большом театре идет ремонт, и курируюшая культуру Фурцева отправляет его на гастроли в Закавказье, где в это время очень болезненно переживается развенчание культа личности Сталина. Грандиозный успех гастролей и внимание, оказанное региону, несколько снижает напряжение.

Екатерина Фурцева

Благодарность не является сильной стороной власти, и в 60-м году Хрущев назначает Фурцеву министром культуры. Это не имеет никакого влияния на политику, и назначение может быть расценено только как понижение, а на ХХII cъезде партии Фурцеву не вводят в состав членов Президиума Центрального Комитета КПСС. Для человека, чья карьера шла блестяще, а служение строительству светлого будущего являлось главным делом жизни, это катастрофа. Отстранение от власти отягощается обычным чиновничьим хамством – в 24 часа ей предлагают освободить кабинет, а главное – не работает «вертушка» – прямая телефонная связь с генеральным секретарем. Причину опалы объясняли тем, что Фурцева, забыв об осторожности, позволила себе нелицеприятно высказаться по телефону о Хрущеве, информацию немедленно довели до его сведения, и расплата не заставила себя ждать. По другой версии, генеральный секретарь просто не вынес груза благодарности и решил отдалить своего спасителя с глаз подальше. Крах карьеры и предательство оказались тяжестью, которую эта сильная женщина не могла вынести. Партийный лидер оказался по-женски раним. Фурцева решает уйти из жизни и вскрывает себе вены. Возможно, что карьерная катастрофа отяготилась накопившимися неудачами в личной жизни. Красивой, умной, жизнерадостной и пользующейся неизменным успехом у мужчин Екатерине Алексеевне в ней удивительно не везло. Первый муж был летчиком. Тогда это казалось огромной удачей. Воздухоплаванием в тридцатые годы увлекались все, и юная Катя, отправленная по заданию партии на высшие академические курсы аэрофлота, не была исключением. Ее первый муж Петр Байков был красив, мужественен – воплощение девичьей мечты. Вместе они прожили одиннадцать лет, брак очень долго был бездетным, и когда наконец во время войны рождается дочка Светлана, Байков, объявив, что у него есть другая женщина, оставляет семью. Светлане тогда исполнилось всего четыре месяца, и уход мужа Фурцева переживала крайне болезненно и остро. Роман с Петром Богуславским мог быть вполне назван служебным, он завязался, когда они вместе работали во Фрунзенском районном комитете партии, и Богуславский обучил свою подругу многим тонкостям политической игры. Но продлившаяся почти десять лет связь закончилась, когда жена Богуславского усыновила ребенка. Второй муж Николай Ферюбин – стройный, породистый шатен – был профессиональным дипломатом, говорил на европейских языках и, по выражению своих коллег, «умел и хотел нравиться женщинам». Фурцева была им очень сильно увлечена, но вела себя достойно, не просила женатого Ферюбина развестить и оставить семью. Решение принял он сам, и все же их брак оказался неудачным. Очень скоро был заведен роман на стороне, и Фурцева об этом знала. Причины личных неудач были стары как мир – полная поглощенность работой, успешная карьера и более высокое общественное положение. Простить это жене может редкий мужчина, Фурцевой такие не повстречались.

Покушение на самоубийство оказалось неудачным, ее спасают, и, выйдя из больницы, Екатерина Алексеевна с головой уходит в работу, исполняет свое дело «культурного строительства» со рвением, энергично, добросовестно, и неожиданно карьерная катастрофа трансформируется в качественно новый жизненный виток.

За годы руководства Фурцевой министерство культуры, одно из самых незначительных до этого, расцветает и приобретает некоторое влияние. Реконструируются и строятся здания театров, библиотек, цирков, стадионов. Набирают силы самые прогрессивные театры страны – «Современник» и «Театр на Таганке», новые картинные галереи и институты культуры. В Америке, Японии и Европе организуются выставки их фондов крупнейших музеев страны – Эрмитажа, Русского музея и Третьяковской галереи. Приобретает размах гастрольная деятельность. На зарубежных афишах мелькают фамилии Рихтера, Мравинского, Когана, Гиллельса, Ростроповича. При Фурцевой организуются обменные гастроли теата Ла Скала и Большого театра. На учебу в Италию отправляются будущие лучшие певцы – Атлантов, Норейко, Образцова. На московские международные фестивали приезжают самые известные режиссеры и актеры кино. Возобновляется конкурс имени Чайковского, ораганизуется выставка живописи Марка Шагала, а сам он приезжает в СССР, в дар музеям передаются шедевры Гойи, Леже и Сорина.

Королева Бельгии скажет после конкурса Чайковского: «Я была бы счастлива сделать для своей страны то, что госпожа Фурцева делает для своей». Возможно, расцвет культуры в 60-х годах был обусловлен временем хрущевской «оттепели», но это не уменьшает заслуг министра. Отношение к ней среди интеллигенции было столь же неоднозначным, сколь и сама фигура «Екатерины III». Про нее рассказывали анекдоты, говорили, что боятся «не министра культуры, а культуры министра», и многие из нападок и насмешек имели основание. Верный солдат партии, Фурцева считала библиотекарей, учителей, музыкантов и артистов своей многомиллионной армией, которой она должна руководить в духе и согласно руководящей линии партии. Она могла погрозить пальчиком и учить маститых режиссеров ставить спектакли, сценаристов – писать сценарии, художников – картины, приводя при этом примеры из жизни героев социалистического труда. Но делала это абсолютно искренне, свято веря в собственную правоту, работая так, как могла, на максимуме своих возможностей и свято соблюдая самую лучшую и справедливую заповедь вождя мирового пролетариата Владимира Ленина: «Учиться, учиться и учиться!»

Восприимчивая и очень способная Фурцева училась всю жизнь, понимая под получением знаний не только образование (она закончила институт химической тонкой технологии им. Ломоносова), но и многое другое. Она училась держаться и брала уроки актерского мастерства у знаменитой актрисы Веры Марецкой, на которую была похожа внешне. Марецкая когда-то сыграла главную роль в культовом фильме «Член правительства» о забитой мужем женщине из народа, ставшей депутатом партийного съезда, и слова из фильма, произнесенные героиней с высокой трибуны партийного съезда: «Вот стою я пред вами, простая русская баба…» – вполне могли быть сказаны и Фурцевой. Она была такой же «простой русской бабой», вошедшей во власть, не опускаясь до подлостей и добившейся всего своим трудом. Этим она отличалась от многих. Другое отличие состояло в том, что Фурцева менялась. В своем руководстве интеллигенцией ей приходилось встречаться с очень многими ее представителями. Одни были в полной мере приручены властью, но в других ощущалась удивительная внутренняя свобода, которую тонкая и наблюдательная женщина не могла не заметить. Сперва это удивляло, потом начало привлекать. Постепенно Фурцева начинает разбираться в том, «кто есть кто», если не с точки зрения ценности для искусства, то с чисто прагматической – этот делает много, а этот только болтает. Свои совещания она начинает строить по особому принципу.

Вначале выступают чиновники, затем представители искусства, а она подводит итоги и старается делать это тактично, не обижая никого. Екатерина Фурцева спасает кинокартины, которые кажутся слишком смелыми для партийного руководства, отстаивает право Бондарчука взять на роли в «Войне и мире» тех актеров, которых он выбрал. Вопреки запрету цензуры разрешает показ спектакля «Большевики» в театре «Современник». Она же, взяв на себя ответственность, помогает Рихтеру выехать на похороны матери в Германию, поддерживает драматурга Шатрова, который мог позволить себе сказать министру культуры: «Вы – шлагбаум на пути советского искусства!» По прошествии многих лет после смерти Фурцевой напишут, что «к ней можно было прийти и говорить почти откровенно… «почти» не потому, что ей нельзя было доверять – она не подвела бы, а потому, что не вполне можно было доверять ее стенам». Удивительное высказывание о партийном функционере!

По делам службы ей приходится много бывать за границей, и в отличие от других – грузных и мрачных партийных лидеров, которых, по одному меткому выражению, «можно было посадить за одно выражение лица», министр культуры производит там достойное впечатление. Но и это достигается трудом. Подтянутая, обладающая прекрасной осанкой Фурцева активно занимается спортом, играет в волейбол, теннис, ходит на лыжах. Во время отпуска любит отдыхать на природе, вставая в 5 утра и совершая ежедневно четырехчасовые прогулки. Она следит за модой и предпочитает носить маленькое черное платье выше колен, которое подчеркивает ее стройную фигурку и красивые ноги. Очень любит хорошие французские духи. С ее «легкой руки» начинается карьера знаменитого модельера Славы Зайцева. Даже на стройки она ездит в туфельках на высоких каблуках и объясняет это кокетливо и несколько пропагандистски: «Вы строите красоту? Значит, сами должны быть красивы!»

Свою привлекательность Фурцева ценит, всячески подчеркивает и не упускает возможности заграничных поездок. В одной из французских газет напишут о ее чудесном превращении после посещения одного из салонов красоты «из озабоченной женщины в возрасте» в «элегантную даму в полном расцвете сил».

Во время поездок за границу она знакомится со многими знаменитостями, и официальные отношения иногда переходят в дружеские.

В Италии она наконец-то встречает достойного себя мужчину. Это директор автономной дирекции театра Ла Скала Антонио Гирингелли. Он красив, элегантен и очень влиятелен в творческой среде. Их взаимное увлечение очевидно. Фотографии Фурцевой висят в кабинете директора Ла Скала, а она до самой смерти хранит свой портрет работы художника Мануэля Барбато, сделанный по заказу Гирингелли в Италии.

Часто бывая на Западе, Фурцева многое видит, сравнивает и, вероятно, многое понимает. Построение светлого будущего уже не кажется таким бесспорным, как раньше, не проходит даром и близкое общение с цветом творческой интеллигенции. Это не означает, что она, защищая интересы культуры, рискует настолько, что ставит под удар свою карьеру. Однажды попавший во власть никогда добровольно не расстается с ней. К власти Фурцева привыкла, прекрасно помнит потрясение 61-го года, когда ее едва не выкинули с партийного Олимпа, и старается служить двум богам – коммунистической партии и искусству, что в принципе невозможно. Начинается душевный разлад, который усугубляется семейной драмой. Портится характер, Фурцева становится раздражительной, мрачной, и в ее глазах на фотографиях тех лет появляется странное затравленное выражение. Утешение находится мужское и традиционное для России – водка. Впрочем, пить Фурцева умела, работе это не мешало, но и легче не становилось. Наверху же росло недовольство министром культуры. Идеологически чуткие ноздри уловили легкий еретический дух, исходящий от их старого соратника (вольнодумство Фурцевой дошло до того, что она хранит в своем сейфе книгу Солженицына и дает почитать дочери). Екатерина Алексеевна начинает раздражать всем – даже внешностью (привлекательность потом сыграет злую шутку и с Раисой Горбачевой), и тучи над ее головой сгущаются. Ощущение надвигающейся новой карьерной катастрофы, личные неудачи, разочарование накапливаются, и внезапно в октябре 1974 года в газетах появляется некролог, где говорится, что «верная дочь партии и народа» Екатерина Алексеевна Фурцева скончалась от сердечной недостаточности. Диагноз этот сразу вызвал толки, так как подобные объяснения не раз давались при самоубийствах известных в стране лиц, вспомнили и попытку суицида в 1961 году. Но официальная версия вполне могла быть правдой. Наполеон Бонапарт писал, расставаясь с любимой женщиной: «Мадам, политика не имеет сердца». У политика Фурцевой сердце было, и оно не выдержало.

ПРОСВЕТИТЕЛЬНИЦЫ И УЧЕНЫЕ

Хозяйка двух академий (Екатерина Воронцова-Дашкова)

28 июня 1762 года Екатерина II отправилась из столицы в Ораниенбаум, чтобы арестовать своего мужа Петра III.

У народа, скопившегося на дорогах, захватывало дух от необычного, великолепного зрелища: блистающее оружием войско марширует под предводительством двух амазонок. Вот как описал это событие один из первых биографов императрицы А. Г. Брикнер:

«Была ясная, летняя ночь, – Екатерина, верхом, в мужской шляпе, украшенной дубовыми ветвями, из-под которой распущены были длинные, красивые волосы, выступила с войском из Петербурга; подле императрицы ехала княгиня Дашкова, также верхом и в мундире: зрелище странное и привлекательное, пленительное».

Юной, похожей на мальчика Екатерине Дашковой тогда исполнилось всего 18 лет. Она могла бы войти в историю уже одним участием в «июньской революции», но истинную славу принесет другое. Блестяще образованная женщина, писательница, натуралист, филолог и композитор, она станет символом и олицетворением просвещенного 18-го столетия в России, а событий и свершений в ее 67-летней жизни вместится столько, что с лихвой хватит на несколько человек. Вот полный перечень ее званий: Российского императорского двора статс-дама, кавалер ордена Святой великомученицы Екатерины, директор императорской Академии наук, президент Российской императорской академии, член академий – Римско-Императорско-Эрлангенской, королевских – Стокгольмской и Дублинской, обществ – берлинского общества испытателей природы, филадельфийского философического, Цельского земледелия, Санкт-Петербургского экономического и Московского университета.

Екатерина Дашкова родилась в марте 1743 года в Петербурге. Род ее отца, Романа Воронцова, принадлежал к одному из знатнейших в России и играл заметную роль в истории уже с XVI века. Среди предков Екатерины Романовны были военачальники и дипломаты, а дядюшка, Михаил Илларионович Воронцов, занимал должность канцлера – одну из первейших в государстве. Дашкова с гордостью писала: «императрица Елизавета держала меня у купели, а моим крестным отцом был великий князь, будущий император Петр III». Уже при рождении судьба определила ей быть тесно связанной с императорской семьей, и связь эта оказалась еще более тесной, когда Петр III сделал своей фавориткой родную сестру Екатерины – некрасивую и не очень умную Елизавету Воронцову, на которой мечтал жениться.

Дашкова осиротела очень рано – в возрасте двух лет, и девочку взял в свой роскошный дворец в стиле барокко на Садовой улице ее дядюшка – канцлер. В этом веселом и суматошном доме Екатерина получает традиционное для аристократки воспитание. Ее обучают языкам, музыке, танцам, но, в отличие от сверстниц, благодаря любимому дяде-канцлеру она рано начинает разбираться в российской и европейской политике и проявляет особый интерес не к светским развлечениям, а к книгам. Ее личная библиотека насчитывает около 900 томов, но тринадцатилетней девочке этого мало, и она просит брата Александра, обучающегося во Франции, высылать ей все новые и новые книги. Среди них были труды французских и английских философов, естествоиспытателей и филологов, а из многочисленных гостей дома Воронцовых юная Катя отдает предпочтение ученым и путешественникам.

Воронцовой еще не исполнилось 15 лет, как она стала невестой. Избранником оказался красавец-князь Михаил Дашков.

В своих записках княгиня напишет о страстном взаимном чувстве, охватившем ее с женихом, но история говорит о другом. Юная Воронцова была не очень красива, а князь был необычайно хорош собой, и находчивая и решительная девушка, решив не полагаться на судьбу, устраивает ее сама. Во время бала, когда легкомысленный князь сделал ей довольно вольный комплимент, она подозвала к себе канцлера и сказала: «Дядюшка, князь Дашков просит моей руки». Объяснять первому лицу в государстве, что его не так поняли, князь Дашков не решился, и состоялась свадьба «в самом близком кругу искренних людей».

Дашкова переезжает в родовое гнездо ее мужа – Москву, и в патриархальной старой столице, где еще ощущаются допетровские времена, встречает самый доброжелательный прием со стороны новой родни, который, впрочем, несколько осложнен: княгиня плохо говорит по-русски, а свекровь не владеет никаким другим языком. Усердная невестка не только в кратчайшие сроки осваивает все тонкости родной речи, но и на всю жизнь проникается ее прелестью, что впоследствии окажет неоценимую услугу русской филологии.

Князь Дашков по делам службы остается в столице, и юная жена очень страдает в разлуке. Она должна вот-вот родить. Князь приезжает в короткий отпуск, но заболевает и, чтобы не беспокоить беременную жену, останавливается в доме у родственников. Узнав о приезде, Екатерина решает незамедлительно увидеться с мужем и тайно, сдерживая приступы родовых болей, приходит к нему. Увидев своего «милого Мишу» больным, любящая супруга лишается чувств, а через час у нее рождается сын. Эскапада княгини едва не стоила жизни ей и ребенку, но такова была сила чувств этой удивительной женщины, не изменившаяся и не ослабевшая со временем. Характер у Дашковой был сложный. Романтичная, пылкая, отдающаяся каждому делу и чувству страстно и безудержно, она соединяла в себе проницательность и наивность, сентиментальность и жесткость. Прямолинейность и резкость Дашковой многих раздражала, а несколько навязчивая дружба утомляла, но все это она с лихвой восполняла преданностью.

Г. И. Скородумов. Портрет княгини Е. Р. Дашковой. Гравюра

Встреча с Екатериной II, тогда еще великой княгиней, произошла на рождественском балу в 1759 году в доме Михаила Воронцова. Обаятельная Екатерина обворожила юную Дашкову своей внешностью и манерами, нашлось у образованных дам и много общего в духовной сфере – совпал круг чтения. Знакомство перерастает в близкую, страстную (Дашкова страстна во всем) дружбу, когда в 1761 году она приезжает в любимую резиденцию мужа великой княгини Петра – Ораниенбаум. На придворных вечерах великая княгиня уделяет Дашковой, старше которой она на 14 лет, внимание, «которого она не оказывала ни одной живущей в Ораниенбауме даме». Дружба между двумя Екатеринами была настолько близкой, что их начинают называть Екатерина Большая (великая княгиня) и Екатерина Малая (Дашкова). Многое, как известно, передается по наследству. Мать Дашковой Марфа Ивановна дружила с цесаревной Елизаветой и выручала ее в трудную минуту, когда та нуждалась в деньгах на содержание двора и нарядов, а дядющка Екатерины Романовны Михаил Воронцов был одним из активнейших участников дворцового переворота, в результате которого цесаревна Елизавета взошла на престол. Екатерина Дашкова, действуя в духе и традициях своей семьи, становится активным участником заговора против императора, который также пытается завоевать симпатии своей крестной дочери. «Дочь моя, – говорил он, – помните, что благоразумнее и безопаснее иметь дело с такими простаками, как мы, чем с великими умами, которые, выжав весь сок из лимона, выбрасывают его вон». Дашкова не прислушалась к совету своего крестного отца, но, вероятно, не раз вспоминала его в дальнейшем. Умной, тонкой и образованной женщине Петр III был отвратителен своими грубыми, солдафонскими выходками. Она искренне сочувствовала безупречной, заброшенной великой княгине и негодовала на великого князя, который открыто демонстрировал свою связь с ее сестрой. Наивная, страстно влюбленная в своего мужа женщина не замечала даже, что Екатерина в это время находится на 5-м месяце беременности от Григория Орлова. Через много лет Дашкова будет вспоминать, как, укрывшись одним одеялом, великая княгиня и она плакали от умиления и обнимались, а она с присущей ей горячностью клялась в верности и предлагала свою помощь: «Распоряжайтесь мною, я готова!» За пять дней до смерти императрицы Елизаветы, когда Дашкова встречается наедине с великой княгиней, та заверяет, что у нее нет никакого плана и говорит, что «должна мужественно вынести все». Особого доверия великий конспиратор Екатерина своей юной подруге не оказывала. «Она очень умна, но с большим тщеславием… соединяет взбалмошный характер и очень нелюбима нашими главарями; только ветреные люди сообщали ей то, что знали сами, и то были лишь мелкие подробности», – писала она в конфиденциальных письмах своему бывшему любовнику Понятовскому и добавляла: «…приходилось скрывать от княгини пути, которыми другие сносились со мною еще за пять месяцев до того, как она что-либо узнала». Очевидцы переворота указывают, что роль Дашковой сводилась к обработке дворцовых кругов на последнем этапе подготовки заговора, и роль княгини была скорее эффектной, чем значительной, но Дашкова была честолюбива, а тщеславие совсем молодой особы, ехавшей вместе с Екатериной во главе победоносных войск, не могло не возрасти. Полная впечатлений о победоносном походе, она повсюду рассказывает о своей необычайно важной роли в перевороте. Императрицу, знающую истинное положение дел, это безумно раздражает. Не нравится Екатерине, добившейся всего неимоверными усилиями, унижениями и долгими годами притворства, и прямолинейная резкость княгини. Кроме того, и рисковала княгиня Дашкова, по ее мнению, не так уж сильно. Семья Воронцовых при любом исходе заговора не должна была особенно пострадать. Одна сестра «подстраховывала» другую. В случае провала фаворитка Петра III Елизавета Воронцова спасала его крестницу Екатерину, а в случае успеха та, в свою очередь, выговаривала милость для сестры.

О тщеславии Дашковой императрица рассказала Головину анекдот, согласно которому княгиня, никогда не расстававшаяся с лентой ордена Святой великомученицы Екатерины, присвоила ее по собственному усмотрению. По словам императрицы, она сняла эту ленту, чтобы надеть на себя цепь ордена Святого апостола Андрея Первозванного и, не видя никого из придворных поблизости, передала эту ленту Дашковой, которая, не теряя присутствия духа, надела ее на шею. У Екатерины были «более важные заботы, чем ссориться из-за локтя шелковой ленты», и, таким образом, княгиня получила орден. И эта находчивость выглядит вполне правдоподобно, если вспомнить подобную же, проявленную в случае с предложением князя Дашкова. Впрочем, Екатерина рассказала не все. Когда она увидела на плече княгини орденскую ленту, то не смогла скрыть своего удивления и, усмехнувшись, промолвила: «Поздравляю». Дашкову смутить было трудно: «И я вас поздравляю», – с присущей ей дерзостью отпарировала она.

Григорий Орлов, как и многие мужчины, не выносящий эту некрасивую, острую на язык ученую даму, якобы предупреждал Екатерину: «Берегитесь этой дамы. Она ненасытна. Однажды она попросит у вас корону, и вы ее, пожалуй, отдадите. Она потребует моей жизни, и я, пожалуй, буду готов принести себя в жертву ей, но она может потребовать от меня еще чего-нибудь, и это я уже не в силах буду ей дать». Орлов обольщался, Дашкова его терпеть не могла, да и судили юную княгиню слишком строго. Она была надежным и верным другом, и именно безмерная преданность и сочувствие несчастной, покинутой мужем великой княгине заставило ее принять участие в перевороте. Не последнюю роль сыграло и чувство патриотизма. Просвещенная княгиня прекрасно понимала, что царствование Петра III будет для России «истинной катастрофой». Но не следует осуждать за охлаждение к верной Дашковой и Екатерину II. У императоров не может быть друзей, у них есть только фавориты, а на эту роль независимая княгиня не годилась. Кроме того, Дашкова была женщиной выдающейся и вполне заслуженно хотела всегда быть в центре внимания. Рядом с Екатериной Великой это было невозможно. Отношения между подругами начали заметно портиться. Дашкова, восхищавшаяся «бескровной революцией», была потрясена убийством Петра III и не могла понять, как ее Екатерина может отличать людей, подобных «кипучему лентяю» Григорию Орлову, и окружать себя ими. Талант придворной не принадлежал к достоинствам этой женщины, она не скрывала своего отношения к происходящему и открыто выражала презрение к фавориту.

Императрица все же оценит роль княгини в перевороте. «Кто бы мог подумать, что дочь Воронцова поможет мне сесть на престол!» – скажет она канцлеру Бестужеву и оценит преданность дарованием двадцати пяти тысяч рублей серебром и титулом статс-дамы – самым высоким женским придворным чином. Внешне Екатерина продолжает высказывать Дашковой расположение, но ненавязчиво и твердо дает понять, «кто есть кто», и та, ревниво надеявшаяся, что будет отныне занимать в сердце и политике ее победившей подруги первое место, глубоко разочарована. Неосторожное поведение княгини осложняется слухами об ее причастности к делу Мировича, казненного за попытку освободить томящегося в Шлиссельбургской крепости свергнутого императора Иоанна Антоновича. Слухи, инспирированные братьями Орловыми, абсолютно нелепы, но Дашкову не приглашают более на интимные вечера к императрице, и атмосфера недоброжелательства сгущается. Оскорбленная княгиня удаляется в Москву и полностью отдается делам семейным. Интеллектуалка всецело и, что удивительно, с удовольствием погружается в домашние заботы.