Автор книги: Ольга Флярковская
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Шрифт:
-
100%
+
Пётр и Павел
Церковный дворик. Ветхая скамейка.
Сидит старушка в грубых сапогах.
Июль. Жара. В кустах снует семейка
Весёлых сизобоких юрких птах…
Старушка руки крупные сложила.
Во всех движеньях тишина, покой…
– Я всех родных, касатка, проводила,
Но ангел смерти не летит за мной…
Наверное, забыл меня Создатель,
Раз не пускает душу на покой, —
Старушка улыбается и платье
Разглаживает сморщенной рукой.
– Я здесь живу… Мой дом – через дорогу,
Забор нагнулся, и крыльцо течёт…
Но пенсию скопила понемногу,
И староста помощника пришлёт…
Сегодня вот с утра на огороде —
Ну, так работать – это ж не страдать?..
Наш настоятель ровно в пять приходит,
Иду ему по храму пособлять…
Поправила платочек голубиный
И ласково взглянула на меня, —
Я от старушки отвлеклась на сына,
Он стайку птиц, соскучившись, гонял…
– Ходи сюда… Дитя должно быть в храме, —
Старушка снова голос подала, —
А то, бывает, способа не знают,
Как со своим ребёнком совладать…
Ох, милая… Когда своих растила,
На месте этой церкви был пустырь,
Так я своих сыночков упустила…
Вот и не может Бог меня простить…
Сегодня, знаешь, праздник: Пётр и Павел…
Закончился Петровский летний пост.
Вот точно так моих сыночков звали —
Как раз за этим храмом и погост…
Ох, эта водка… Если по-простому,
Её совсем не надо, дочка, пить!
Чтоб ваша жизнь сложилась по-другому
Так надо Богородицу молить!..
Я ей в глаза невольно поглядела —
Такая в них плескалась синева…
Она вздохнула: – Грех сидеть без дела…
И встала сад у храма поливать.
Ударил колокол. Ко всенощной сзывает
Летящий над домами плавный звон.
Старушка двери храма открывает
И, чуть помедлив, делает поклон…
Медовый Спас
Августовское солнышко,
Звоны Медового Спаса…
Деревушка заречная
Греет гнедые бока —
Поседевшие брёвнышки,
Белых наличников краска,
Что на сгибах оконных
Уже облупилась слегка…
А за рощей узорчатой,
В зарослях тёмной осоки,
Кулачками кувшинок
Отирает дремоту река…
Засмотрелся до горечи
В небо дубок-переросток:
Круто выгнули спины
Подобием гор облака…
А над самой осокой —
Гуденье… дрожанье… жужжанье
Вертолётов пузатых —
Фиолетово-синих стрекоз!..
И последней бурёнки,
Золотящейся, как изваяние,
Неземные глаза,
Да назойливых щёлканье ос…
Сколь безгрешна природа,
Настолько она уязвима!..
Как послушна движению Солнца
К лесной полосе!..
Благородна порода её,
И, смиренная, шествует мимо
Нас, безумных детей,
Равнодушных к её красоте…
28 августа
Успение… Странная теплота
В сердце при слове заветном!..
Малютка-душа на руках Христа:
Прощанье – и встреча при этом…
Вешки две. Между ними – судьба.
Только аналогов нету —
Матерью быть самого Христа
И нам – этим тихим светом…
«Кумачовой косынкой рябиновый куст…»
Кумачовой косынкой рябиновый куст
В августовском саду заалел,
В сельском храме уже совершился отпуст,
И пустеет Успенский придел…
Тихой радости нашей донести до больных,
Удержаться во гневе, стерпеть,
И слова утешенья найти для родных,
И «Всеславное славим…» пропеть…
Рождество в Кракове
Возвышающая тишина…
Всё в мурашках: душа, спина…
Полчаса до начала мессы…
Я вхожу, словно в чьё-то детство,
Попадая в своё родство…
…На камине – вертеп из веток,
А в заветном чулке – конфеты:
В доме празднуют Рождество!..
Ждёт и дразнится пряник мятный
Для проказницы…
Над кроваткой в простенке – Крест,
Католический, аккуратный,
И щекочущий ноздри, внятный
Дух корицы то там, то здесь…
Краков… Виденный сон в утробе
Матери…
Холм… Низина белее скатерти…
В дымке – замок. Булыжный наст
Подпирает ступени паперти,
И над входом – звезда зажглась…
Вот костёл…
Здесь хранят надгробья
Тайны присных своих от нас,
А святых подобья —
Сверхподобны… И чья-то власть,
Сила чья-то вдруг призывает
(Чья – лишь сумрак алтарный знает…)
Внутрь войти и к Распятью пасть!..
Чин особый – у Рождества!..
Я – по-родственному зашла,
Мне – укромное – можно – место?..
Святость, таинство Естества!
Над костёлом – метель из детства!
Стон органа… Начало мессы…
И… щемящая радость в сердце
От причастности и родства!..
Песенка о чечевичной похлёбке
Там, откуда я пришёл, – красота!..
Только нет там ни кола, ни Креста,
Ни двора, ни колокольни в снегу,
Ни деревни на другом берегу…
Там я был в чертоги зван – пировать!
Мог ни голода, ни жажды не знать,
Ни нагим бы не ходил, ни босым,
За похлёбку мать оставивший сын…
Колоколенка, как свечка, стоит!
На нее морозный месяц глядит…
И алмазные сияют снега,
И дыханье замерзает слегка…
Глубоко взглянули ели в глаза,
Ох, пора мне ворочаться назад!..
В дом родимый на другом берегу
Я б хотел дойти, да всё не могу…
Ах, как страстно я желал пировать!
Да пугали: здесь лишь горе хлебать!..
Вся в цвету, лежит чужая земля,
Только сердцем соблазняться нельзя!..
Чечевичная похлёбка густа,
Но она мне обжигает уста…
Вот за тридевять земель я дошёл,
Лишь оградку над сугробом нашёл…
Надо мной морозный месяц стоит:
– Посмотри, кто здесь лежит, говорит…
…………………………………………..
Колоколенка в снегу – красота!..
Пролегла сквозная тень от Креста…
И деревня на другом берегу —
Я дойти туда теперь не смогу…
Возвращение
Страна очередей, заборов и больниц,
Подземного метро и тёплого белья…
Туманный свет небес струится из бойниц,
И к топоту сапог приучена земля…
Лирический пейзаж не ведает границ,
Не знает объектив, какую выбрать цель,
Мифический коллаж на тысячи страниц,
И долгие снега, и поздняя капель…
И смутная волна на перекрёстках лиц,
И едкий дым костров, и ржавая заря…
Свет древних образов, скрип тёмных половиц,
И правда тишины, что мне забыть нельзя!..
Сны
Надрывают душу сны:
В рост репьи, крапива, сныть…
Иногда приходят сны,
Где должны меня казнить…
Снится в оползнях обрыв…
Снится с миленьким разрыв…
В омут тянет ледяной…
Ведьма дышит за спиной…
Вижу: талая вода,
Будто тайная беда!..
Просыпаюсь как в бреду —
На детей взглянуть бреду…
Но страшнее нету сна,
Как ты мучишься без нас,
Как ночная темнота
Распинает без креста,
Как ты ждёшь кого-нибудь,
Как от слёз намокла грудь,
мамочка…
Ленинградец
Посвящается светлой памяти моего деда-фронтовика, Флярковского Георгия Эдуардовича, рядового сапёрной роты, прошедшего от Ленинграда до Берлина, и уже после Победы почти год проведшего в госпиталях из-за полученного в позвоночник ранения, и моей бабушки, Флярковской Антонины Михайловны, умершей от последствий блокады сразу после войны и так никогда и не узнавшей, кем стал ее старший сын (младшего, двухмесячного, поглотил голод), как сложилась жизнь его детей… Вечная вам память, дорогие мои!..
Глаза уцелели, но был обожжён
Под Ржевом да ранен под Курском,
И вовсе он не был солдатом рождён,
А стал им судьбиною русской!
С войны он пришёл, но ещё целый год
Спустя от победного мая…
И вот наяву в него город и порт
Вгляделись, с трудом признавая…
А он и ослепнув бы сразу узнал —
Ведь сердце до боли сжималось! —
Свой Невский проспект, и Московский вокзал,
И дом, где жена оставалась!..
За аркой чугунной открывшийся двор,
И дверь в обнищавшем парадном,
Разбитом от взрывов, от чёрных снегов,
От горьких известий блокадных…
Вот дверь потянул, подаваясь назад,
И запах пустого подъезда
Такою резьбою прошел по глазам,
Что ткнулся осколок железом!
Он руку прижал к гимнастерке туда,
Где сердце стучать отказалось:
Царапнулась рёбрышком острым звезда,
Что Красной Звездой называлась!..
Под ноги ступени готовно легли,
Гранит растекался и таял,
Как будто из всех инвалидов земли
Здесь только лишь этого ждали!
Рукой вспоминая неровность перил,
К своей он подходит квартире…
Он скрежет дверного звонка не забыл
С табличкою «двадцать четыре»!
И здесь будто вечность сама замерла,
И смотрят из дальних могил
Бойцы, как солдата жена обняла,
Как он про осколок забыл…
Стояли – смотрели – молчали они,
Не веря, что видят друг друга:
Солдат – обожжённый послушник войны,
Его дорогая супруга…
О прежнем о нём только рост говорил,
Улыбка рубцы натянула…
Жену не узнал бы он, если б забыл,
КАК руки она протянула!
Блокадной особой цвела красотой,
Водянкой налившись бескровной,
Уж смерть к ней просилась давно на постой
Над ухом дышала неровно!..
……………………………
В июне опять зацветает сирень,
Но в доме пустынно и пусто…
Солдату по-детски хотелось реветь —
А он только выпил по-русски!
Глаза уцелели, хоть был обожжён
Под Ржевом и ранен под Курском…
Но был же зачем-то от смерти спасен
Военной судьбиною русской!..
Соловей в Москве (Ночь на 9-е мая)
Слова о них приходят на рассвете:
Ещё сопят, во сне раскрывшись, дети,
Ещё Москва не мчит во все концы,
Заре сирень подставила сосцы,
И чуть примолк надрывный соловей,
Что пел всю ночь за шторою моей…
Он не боялся дизельных частот,
Тумана выхлопов и в речке нечистот,
Он славил жизнь и мира красоту!..
Я так хочу запомнить песню ту
И тайну трели людям передать —
Он пел о тех, кто жизнь спешил отдать.
Огонь метали с Дмитровских высот,
Траншей можайских рушили песок,
Стояли насмерть в битве под Москвой,
Как бой последний, каждый длили бой.
Салютом жизни в свет небесных сот
Взмывали души дедов и отцов!
……………
С восходом куст сирени у окна
Наполнит птичьим гомоном весна,
И соловья затихнет лития,
Та песнь любви, где нет небытия…
14 мая 2013 г., Радоница.
Материнская война
Мама, мамочка,
Я с тобой —
Первой ласточкой
Над трубой,
Первой капелькой,
Что в окно,
Первым кадриком
Из кино,
Где мы – за руку,
Где весна!..
Смотрит на реку
Дом. Десна…
Перво-наперво на войне
Мать полюбишь свою вдвойне…
Мне припасть бы
Щекой к плечу!..
На канун ты
Несёшь свечу…
Тёплым, ласковым
Ветерком
Горя краску бы,
Как платком…
А случится
Одной стареть,
Ох, не с карточки бы
Смотреть…
Перво-наперво на войне
Мать жалеешь свою вдвойне…
Неурочно
Подняли нас,
Он и ночью
Велик – Кавказ…
К БэТээРу
Бежал, дрожа
От озноба
И куража!
Как велели —
Прицельно бил!..
Гром в ущелье
Скалу дробил…
Перво-наперво на войне
Мать оценишь свою вдвойне…
Только пулю
И сам сглотнул…
– Спи, роднуля…
Я лёг, уснул…
А у самой
Моей щеки
Пляшут в саванах
Мотыльки…
На ресницы
Упала тень…
Всё дымится
От боя день…
Перво-наперво на войне
Будут матери каменеть…
Бог, назначь ей,
В час панихид
Вслух пусть плачет,
Ведь всё молчит!
Пасха в красном,
Снег куличей…
Обрати ей «за что?!»
В «зачем»!
Ведь не старая,
Долго жить…
Боль овчаркою
Сторожить…
Что стеречь?! Не уйдёт она…
Всем весна, а тебе – война!
Мама, ласточка!
Погляди —
В платье с галстучком
На груди!
Мама, мамочка…
Что тужить?!
Фото в рамочке.
В небе – жизнь!..
«Притаилась, как кошка, разлука…»
Притаилась, как кошка, разлука
Там, где дремлет котёнком любовь…
Милый, дай подержаться за руку,
Не криви в нетерпении бровь!
Я не буду навязчивой слишком,
Только глубже в глаза загляну…
И увижу, как рыжий мальчишка
На веснушках приносит весну!
Как ошпаренный, крутится велик,
Даль синеет, горит небосвод!
И – ни мысли о тяжести денег,
Иль о том, как прорваться вперёд,
Ни морщинки на лбу, ни сединки…
Только – радость лучами из глаз!..
В доброй сказке про две половинки
Пусть ты лучшею будешь из нас!
И хоть нам возвратить не удастся
Даже часа из бега минут,
Задержись и почувствуй: «сейчас есть»
То, что люди столетьями ждут!
Не выдергивай, миленький, руку,
Пять минут ничего не решат!
Терпелива, как кошка, разлука…
Пусть нам вместе уйти разрешат!..
«Флажки рябина разбросала…»
Флажки рябина разбросала,
Морозы ранние суля…
Ты говоришь: «Начнём сначала!»,
Хоть вновь начать никак нельзя!
Нельзя к разбитому кувшину
Кусочки пёстрые прижать,
Но можно, если ты мужчина,
Меня за руку придержать!
Просторно небо над Москвою,
И в нём – такая синева,
Что пали ниц и тихо воют
Все-все обидные слова!
Пока не гаснут солнца краски,
Скорее курточку надень,
И прочь отбросим горсть напраслин
И омрачительных идей!
Широкие обьятья улиц
В свои обьятия зови!
Жизнь, что немного покачнулась,
Опять сияет от любви!..
Серебряная свадьба
Четверть века над нами уже пролетела…
Ты всё тот же, и, может быть, с проседью – лучше!
Это я оперенье сменить бы хотела,
Отзвенела серебряной птицей над кручей,
Откричала весёлые чистые песни!
Их далёко отнёс налетающий ветер…
Но признай – для беседы теперь интересней
Я, бескрылая, той, что цвела на рассвете!..
Пусть грустнее мой голос, да сердцем тревожным
Угадаю биение боли по жилам,
И приду, и прохладной рукой осторожно
Проведу по груди, чтоб волненье остыло…
Хоть руины пестреют от рухнувших замков,
Их развалинам честь воздаю я и славу!
Побледневшую карточку бережно в рамку
Уберу и на видное место поставлю!..
Я ни дня не отдам! Не поверю в замену!
Пусть для многого кончены жизни чернила…
Я одним лишь богата и знаю наверно,
Что любовь не у возраста черпает силы!
Что твои и во сне я узнаю ладони,
Что лица твоего драгоценна усталость,
Что в покой на плече твоём беды утонут…
Пусть всё будет как есть – столько, сколько осталось!..
«Вчера был жаркий летний день…»
Вчера был жаркий летний день,
А нынче – осень наступила,
И темнота густых аллей
Как будто веки опустила…
Спустился жёлто-серый мрак
В кусты, игравшие листами…
И если в жизни что не так —
Поверь, мы виноваты сами!
Цвет благовонный облетел,
Покрылся яблочком шиповник,
Шатун-бродяга не у дел —
Незваный дождь забрёл в дубровник…
Горячий лета лоб накрыть
Прохладной осени ладонью…
Но – ничего нам не забыть,
И – чем стыдней, тем – жарче помним!..
Колючий первый лист шуршит,
Цепляет мусор паутина,
И паучок уж не спешит
Свою заштопывать холстину…
«Наивная попытка оживить…»
Наивная попытка оживить
Багряный лист, шепнув ему: «Воскресни!..»
До заморозков первых – полюбить,
Словам любви учась у Песни Песней…
Прозрачна влажность палого листа,
Струится свет на просеке дрожащей,
Когда от бега вечного устав,
В прогулке одинокой видишь счастье…
Скульптурно след тропинка сохранит
Ноги, скользнувшей в зарослях осоки…
Вороньим граем лето помяни,
Опавший лес, пустынник синеокий!..
Благословенен осени приход,
И – долгожданна так страстей остылость,
И даже наш назначенный уход
При рассмотреньи близком – Божья милость…
Октябрь
Печаль очевидности,
Праздник прощанья,
Пустой бутафорский алтарь…
Собрание мнимостей,
Блеск обнищанья,
Бродячего цирка фонарь…
Цыганского золота ворохи, груды…
Богатства калифа на час…
Сусальных берез шепотки, пересуды,
Вечерняя изморозь, близость простуды
И стужи, идущей на нас!..
И хоть полоснул небосвод синевою,
Да сумерек час недалёк…
И в выси тревожно зовёт за собою,
Кружа и колеблясь, как лодка в прибое,
Вожак свой крылатый народ…
Сон («В горе зовут – иди!..»)
В горе зовут – иди!
Помощи просят – дай!
Тем, кто на верном пути,
Где-то обещан май…
Где-то построен дом:
Свечи, камин, друзья…
Гири катает гром,
В первом цвету земля!..
В доме и стол накрыт!
Каждого ждёт прибор!
Всякий просчёт забыт…
Всякий прощён укор…
Музыка!.. Тихий смех!..
Рук целованье, уст…
Выпить вина – не грех!
Пил же вино Иисус!
Радостен гомон речей…
В центре – и – ярче всех! —
Мама… – и – как ручей —
Её серебристый смех!..
Капелек первых хруст…
Ближе резвится гром!..
Тянет жасминовый куст
Детские веточки в дом…
Круче пришпорил дождь…
Слепнет стекло окна…
Бьёт дождевая дрожь
Картинку дневного сна…
И – словно письмо в руках,
И – ясно, как Божий день,
Как ясно бывает в снах —
Что надо любить людей!..
Монастырь на горе
Так однажды «взрослею» не скажешь,
Но – «делаюсь старше»!..
Так старится мрамор, ракушки крошатся,
Год от года седеет сосна на скале у Острога[5]5
Острожский монастырь, Острог (черногор. Ostrog) – действующий сербский православный монастырь в Черногории, расположенный в горах в 15 км от города Даниловграда, на высоте около 900 м над уровнем моря. Основан в XVII веке.
[Закрыть],
Изъедаются ветром ступени пещерного храма,
Осыпается шелк облачений…
Но пока ещё живы те,
Кто помнит меня молодую,
В чьих глазах отражение девочки прежней я вижу,
И слышу свой голос их слухом,
Синий ветер залива румянит мне щёки и губы,
Задыхается сердце от вида зелёных предгорий!..
В сизой дымке ущелья Острожской горы поднебесной,
Драгоценной шкатулкой блестит вдалеке Средиземное море,
Замирает душа от суровых напевов молитвы…
Ну а пламя свечи разгорается с треском – и выше! —
Хоть каплями воск опадает, шипя,
В черногорский подсвечник с водою…
Александр Чжоу. Калики перехожие
Колокольчик валдайский звенит,
Не винись и судьбу не вини…
Белая гвардия
Посвящается Елене Садохиной
В стекле мерцает огонёк свечи,
Трещит в печи последнее полено
И женщина кого-то ждёт в ночи,
И молится за всех самозабвенно…
Россия гибнет, в этот поздний час
Минута откровения настала:
Помилуй, Боже, как немного нас
За честь её сражается с вандалом.
…А там, в лесу, оглохшем от гранат,
Раскинувшись, у занесённой ели,
Зарубленные мальчики лежат,
Что за Отчизну жизнь не пожалели.
Пушистый снег запорошит следы
И мёртвых белым саваном укроет,
А тех, кто нынче избежал беды,
Судьба за трусость покарает втрое,
И нам спастись, удастся ли? Едва.
Средь хаоса, предательства и плена.
А губы шепчут сладкие слова:
Душа, Россия, рыжая Елена.
«Поля бескрайние пустые…»
Поля бескрайние пустые,
К жилью заросшие следы…
Скажи, чем ты помог России
В свинцовый час её беды?
Иль соловьём под Божьим кровом
Ты заливался круглый год,
Не слыша, как, лишённый слова,
Безмолвно гибнет твой народ,
И на закланье отданы
Шакалам старики и дети,
А мы за боль родной страны
Себя не чувствуем в ответе…
Доколе будет Мать страдать?
Доколе сможем мы молчать?
«Тяжелея красой ледяной…»
Тяжелея красой ледяной,
Ветви долу склонились печально,
И горит над моей головой
Кисть рябины в оправе хрустальной.
Письмо из дома
На стихотворение Ольги Флярковской «Письмо кавалергарда»
В тиши ночного бивуака
Письмо читаешь в знаках слёз
И спят усталые казаки,
Костёр сильней трещит в мороз.
Далёкий голос дарит силы
И память согревает плоть,
А перед взором облик милый,
«Дитя, спаси тебя Господь!»
Огонь седые сучья лижет,
В руке дрожит её ответ.
И ничего для сердца ближе
И драгоценней нынче нет…
Под горностаевым салопом
Печаль изъезженных дорог
И через целую Европу
Домой нелёгкий путь пролёг…
Солёные слёзы
«Не в брёвнах, а в рёбрах Церковь моя.»
В.Шаламов «Аввакум в Пустозёрске»
Солёные слёзы застыли в горсти.
За наше бессилье, Царица, прости.
Твой светел, как прежде, Небесный чертог,
Для тех, кто из мрака шагнул за порог,
За Камень уральский, за топкую гать,
Того, что несли мы, у нас не отнять,
Ни дыба, ни яма, ни голод, ни кнут
Горящее слово в душе не уймут —
Ту Веру, которая нас не предаст,
И в холод укроет, и в голод подаст,
И ночью кромешной наш путь озарит,
Ту Веру, что в смерти надежду дарит,
Тому, кто обманут, откроет глаза,
Предавшему даст покаянье в слезах.
Пречистая Дева, заблудших спаси,
Сей пламень священный до них донеси,
В котором, сгорая, прошепчут уста:
«Незыблема Вера в Исуса Христа,
Я, гибель приемля, со страстью молюсь
За Веру Святую, за грешную Русь!»
«Свечкой на берегу…»
Свечкой на берегу,
Наперекор ветрам,
На заливном лугу
Высится белый Храм.
Память далёких бед,
Прадедов славный след,
Веры минувших лет
Неугасимый свет.
Русской краса земли —
Храм Покрова на Нерли.
Калики перехожие
Набежали тучи снежные. Потянуло зимней стужею.
Где ж мы, други безночлежные, скоротаем ночку вьюжную?
Не сыскать сегодня крова нам. Люди, люди, али звери все?
За железными засовами, частоколами ощерились…
Да и шли мы в эту сторону день и ночь по бездорожию,
На сто вёрст одни лишь вороны, не услышишь слова Божьего…
Ой вы, люди православные, или горе приключилося,
Что с великою державою, возраставшей Божьей милостью?
Понакрылась Русь туманами, оскудела, обезлюдела.
Видно нечисть задурманила, в нашем доме напаскудила…
Да любая хворь-кручинушка отболится, переможется —
Песня новая, былинная у народа, дай Бог, сложится!
Улыбнёмся небу хмурому. Нас ведёт звезда блестящая,
Мы идём ко граду Мурому, к добру молодцу болящему,
У него не ходят ноженьки – ковш с прозрачною водицею
Поднесём во славу Божию, чтобы вволю смог напиться он
Ключевой воды, живительной, из источника заветного,
Что с молитвою спасительной мы несли от старца светлого…
Разбежится кровь по жилушкам, просветлеет память ясная,
Руки вновь наполнит силушка, встанет на ноги – хоть в пляс ему.
Будет молодцу раздолие – потрудиться для Отечества,
Чтобы стала жизнь привольною, стала снова человеческой,
И тоска да немочь сирая на Руси бесследно сгинула,
Чтобы удаль богатырская нас вовеки не покинула!
Памяти генерала И.С. Мрачковского
Читал ли Книгу Перемен,
Иль не читал полковник Н?
Читай её, иль не читай,
Не станет родиной Китай.
А здесь крутые берега,
И не сибирские снега,
России нет и ей взамен —
Чужбина, всё-таки не плен,
И нет семьи, и дома нет,
Лишь на столе её портрет…
А он, конечно, не герой,
Но хочет он вернуться в строй.
И дует ветер перемен,
И вновь в строю полковник Н.
В чужой, загадочной стране
Полковник снова на войне.
Здесь днём бомбят, хоть подыхай
И держится пока Шанхай,
И знает русский господин:
У них с Китаем враг один,
И не простит полковник Н.
Врагу Цусиму и Мукден.
И посреди ночной поры
Выходит «Призрак» из норы,
Блестит броня, коптит труба,
И разгорается стрельба,
И раскаляются стволы,
Громя японские тылы.
«Микадо, сладок русский хрен?» —
Командует полковник Н
И у китайцев не потух
Сопротивленья робкий дух.
Но подыхай, не подыхай,
А взят японцами Шанхай.
Ну что ж, судьбы не миновать,
Он снова будет воевать.
Полночный радиообмен,
Шифровку шлёт полковник Н,
Теперь не лезет на рожон,
Шпионом в логове чужом.
Узнав, японский генерал
Зубами тихо скрежетал,
И била жёлтая рука
В бессильной злобе денщика…
Сочельник, жизнь прошла как сон.
Дом окружён со всех сторон.
Живой не дастся он врагам
И на столе лежит наган,
И льётся в окна лунный свет,
И перед ним её портрет…
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.С этой книгой читают:
