Текст книги "Бизнес и/или любовь. Шесть историй трансформации лидеров: от эффективности к самореализации"

Эпилог

Я столько раз рука об руку проходила с моими клиентами через их чувства, столько раз прикасалась к ожившим детским воспоминаниям, но так и не перестала удивляться чуду перерождения человека, снявшего запрет с собственных чувств.

Принятие и оплакивание пережитой в прошлом боли могли менять жизнь в настоящем.

Я видела, как Катя становилась все бережнее по отношению к Дэвиду, как она с удивлением обнаруживала в себе желание и способность понимать этого непростого человека. Она начинала его любить. Близость, постепенно наполнявшая отношения, становилась для Кати ценностью. На предложение выйти замуж и уехать жить в США Катя ответила согласием не задумываясь.

На одной из наших последних сессий она поделилась волнением: все-таки пока еще моя клиентка плохо представляла себя вне своей динамичной карьеры – в глубине души Катя терзалась страхами. Ее ложное «Я» еще держало ее, не желая отступать. Ведь когда-то оно помогло ей выжить! Многие годы оно спасало ее от пустоты и безнадежности.

– Расскажите, о чем эти страхи?

– Ну… как о чем? Все об одном и том же. Я всегда хотела добиться большого успеха. И мне всегда необходимо было знать, что я – лучший профессионал, что я автономна, независима, обеспеченна, что я смогу выжить в любой ситуации. Я прекрасно понимаю, что в Штатах у меня не будет тех возможностей для роста, что я имею сейчас. Меня ждет другая страна, другая культура, я буду там чужой. Можно ли этого не бояться? В то же время я слышу внутренний голос. Он говорит, что оставаться самостоятельной – важно, но гораздо важнее иметь рядом любимого человека. Трудно сказать… Может быть, я страшно пожалею о принятом решении, может быть, я ненормальная и ломаю собственную жизнь своими же руками… Но… Я хотела вас спросить… Почему-то мне кажется, что даже если я прерву карьеру, даже если я больше не поднимусь так высоко, то со мной все равно все будет в порядке. Я заблуждаюсь? Это иллюзия?

Не дождавшись ответа, Катя выпрямилась в кресле и, чуть подавшись вперед, с удивлением продолжила:

– Хотя почему у меня не будет карьеры? Почему не будет успеха? Если мне будет нужно, я добьюсь успеха, заработаю денег и там. В конце концов, я еду в страну более благополучную, чем наша. И потом… Ведь мне не нужен будет успех и не нужны будут деньги, если у меня не будет любви. Вот это я знаю точно.

Заложник

Даже искаженное понимание мира может быть выгодным в краткосрочной перспективе. Тем не менее ненависть – это яд.

Далай-лама

Измятая записка

Ему казалось, что он контролирует все. А если что-то не контролирует, то это «что-то» можно купить. На момент нашей первой встречи ему было 38 лет. Анатолий, южно-уральский олигарх. Он пришел ко мне абсолютно поверженным, растоптанным, я бы сказала – обескровленным, не имеющим сил жить, работать, просто дышать. Он даже не мог говорить и едва ли не с порога протянул мне записку:

«Я больше не могу. Это не любовь. Это жестокость. Я ненавижу жестокость. Я не твоя принадлежность. Сын остается с тобой, Сессиль я забираю. Она слишком маленькая. Надеюсь, ты будешь стерт из ее сердца и памяти. Не пытайся нас искать. Я не изменю своего решения».

Анатолий был женат на француженке. Пока он и его сын Анри были в отъезде, жена Магали бежала вместе с дочерью. По всей видимости, покинула страну. Забрала какие-то деньги, ценные вещи. Это стало ударом: Анатолий не мог предположить такого и в самом страшном сне.

Он держал уже довольно измятую записку в руках, но не верил в ее реальность. Он умирал от боли. Исчезла женщина, которую он, по его словам, любил. Исчезла дочь, которую он боготворил. Мир остался где-то там – высоко, себя же Анатолий ощущал провалившимся в черную яму.

Наши взаимоотношения строились буквально с первых мгновений непросто. Мы начали с того, что я не пустила в кабинет его телохранителей. Первую чашку кофе в моем кабинете Анатолий выпил только в конце первого года терапии; до этого он категорически отказывался от каких-либо угощений в кабинете. Он выработал в себе привычку не пить и не есть вне дома – боялся покушений на свою жизнь.

Мне было трудно поначалу оценить, насколько адекватными были эти удивительные меры предосторожности: угрожало ли ему что-то в действительности или гипотетическое отравление было плодом фантазии. Но я видела, что Анатолий ощущает враждебность к нему всех и вся. Это касалось и меня, и, пожалуй, даже членов его семьи.

Первое время мне постоянно приходилось бороться с его стремлением купить меня. Почти каждый раз он пытался оставить за сессию больше оговоренной суммы. Иногда пробовал подарить что-то дорогое.

Я понимала, за этими попытками лежит, во-первых, привычка иметь за деньги большую власть в отношениях – ставить человека в зависимость от оказанных ему некогда услуг, а во-вторых, думаю, здесь имело место желание проверить, можно ли мне доверять, то есть насколько легко меня купить.

Наши встречи были напряженными. Мне с трудом приходилось пробиваться через стены его психологических защит.

Анатолий отчаянно нуждался в помощи; я видела, как он страдает от боли. Привычные жизненные стратегии привели его к очевидному краху в отношениях с женщиной, которую он любил, но он мертвой хваткой продолжал держаться за свои убеждения. По каждому вопросу человеческих взаимоотношений у него было свое устойчивое видение, которое он категорически отказывался даже подвергать сомнению.

Порой после пятидесяти минут терапии с Анатолием мне казалось, что я отработала полные шесть часов. Я видела, что Анатолию наши встречи тоже давались нелегко. У него не получалось управлять мною. Но удивительно: он продолжал контакт со мной! Казалось, он был готов на все, только бы вернуть жену и дочь.

Два типа людей

Шаг за шагом я начинала больше понимать, как устроена личность Анатолия.

Это был безусловный лидер – человек с незаурядной силой и интеллектом. Человек с невероятной трудоспособностью. Но, к сожалению, в его лидерстве сквозили черты деструктивности.

Свою империю он построил, пройдя по многим головам. Он захватывал, подкупал, подставлял и жестоко наказывал. Он нисколько об этом не сожалел. Напротив, он чувствовал себя триумфатором, потому что ему удалось это сделать первому.

Окружающим он предлагал себя только в двух вариантах.

Он авторитарно подавлял людей из близкого окружения, которые имели хоть какую-то собственную позицию, расценивая это как неуважение и угрозу. Он запугивал или старался купить деньгами.

Анатолий допускал только один вид отношения к себе со стороны близких – подчинение.

Была и вторая группа людей, к которым без всяких рациональных причин он питал странную слабость. Держал их подле себя, велся на их лесть, бесконечно давал им деньги, пропускал, казалось бы, очевидные манипуляции. Они никогда ему не перечили, говорили только то, что он хочет слышать, – похоже, они и составляли его свиту.

Но ни первых, ни вторых он ни во что не ставил. Он, похоже, вообще не понимал, что такое уважение к людям. Этот человек был похож на матерого, ожесточившегося и одинокого волка, который не ждал ни от кого добра. Он не расслаблялся и всегда нападал первым. Его сила, хитрость и интеллект прекрасно помогали ему побеждать в жестоких условиях, но он ничего не знал о жизни, в которой есть доверие, уважение и близость.

Я не боялась его и даже не сердилась подолгу из-за его упрямства тогда. Открывающиеся детали его жизни помогали мне понять мотивы его действий. Но понять и принять – совсем не одно и то же. То, как он жил, как относился к людям сегодня, вызывало у меня отвращение. Он был жесток и мстил людям за грехи, которые совершил кто-то другой в его прошлом. И вот это была настоящая проблема для меня: договориться с собой, не отвергнуть его, не послать к черту. Хотя не скрою, не раз я была к этому очень близка.

Жестокий мир

Единственное, за что я могла ухватиться, чтобы найти в себе тепло и сочувствие к этому человеку, – это едва намечающийся контакт с его внутренним ребенком. Очень аккуратно, маленькими порциями я доставала из Анатолия его историю.

Ведь чудовищами не рождаются! Отчим Анатолия унижал и практически не замечал его как человека. Сводный старший брат, иногда вместе с компанией друзей, издевался над ним. Они оттачивали на нем приемы борьбы, но главное, видимо, наслаждались своей безграничной властью над тем, кто был много слабее. Несколько раз Анатолий убегал из дома, за что был бит. Его мать настолько была раздавлена тяжелой жизнью и деспотизмом мужа, что не предпринимала никаких попыток защитить сына. По крайней мере, Анатолий ничего об этом не помнил и затаил глубокую обиду на нее.

Под всем его нынешним воинствующим беспределом, безусловно, лежала глубочайшая детская травма. И как результат – привычка не доверять никому, все время ждать удара и предательства. Он сам был жертвой насилия. И он вел себя, как тот, кто должен каждую минуту противостоять насилию.

Он держался за свою власть, деньги и умение подавлять как за единственную возможность выжить. И Анатолий не видел в этом проблемы. Для него мир был таков.

Передо мной в работе с Анатолием стояли непростые терапевтические задачи.

– Донести до сознания Анатолия, что ни одна ценящая себя женщина не останется с таким мужчиной ни за какие деньги. То есть помочь ему осознать собственный разрушительный вклад в отношениях с женой.

– Помочь Анатолию увидеть, что его личность эмоционально сильно поранена и нуждается в помощи.

– Помочь ему понять причины, по которым он принял на себя роль «чудовища» и стал опасным для близких людей.

– Помочь ему открыть свое подлинное «Я» и освободиться от своего тяжелого жизненного сценария, который несет ему самому и его близким столько боли.

Но смогу ли я достучаться до него? Найдет ли он в себе мужество выйти из своей тюрьмы на высоком пьедестале? Я не могла этого знать тогда.

Только через три месяца Анатолий перестал орать от боли по ночам. Непереносимое страдание от одиночества чуть отступило. Он начал дышать.

Но вместе с этим он начал ненавидеть свою жену. Все его мысли были заняты желанием мести. Он жил надеждой достать ее хоть из-под земли и наказать.

Я же стояла на своем – последовательно и твердо старалась развернуть Анатолия к реальной картине: для Магали не было другого выбора. Точнее, он был. Но она выбирала между жизнью и смертью. Можем ли мы назвать это преступлением?

Оставшись с ним, Магали принесла бы себя в жертву: она просто исчезла бы как личность. И, вероятно, подавив и стерев себя, заболела бы, погибла в конце концов. Поэтому, повинуясь инстинкту самосохранения, повинуясь жажде жизни, она выбрала побег.

Любая ее попытка оппонировать Анатолию приводила к вспышке его агрессии. Он был страшен и груб. Опасен. После конфликтов он неизменно наказывал Магали игнорированием. Мог молчать и делать вид, что не видит ее, по две-три недели подряд.

В его представлениях о прошлом доминировали яркие, слащавые воспоминания о перемириях. Он с удовольствием рассказывал, как задабривал жену подарками, как был готов исполнять любые ее желания.

Фаза охлаждения – то самое время, в которое он относился к Магали равнодушнее, чем к ползущему муравью, – была в его умозрении блеклым, незначительным фактом, характеризующимся как справедливое наказание за то, что «эта дрянь посмела открыть свой рот».

Насколько я поняла, разговор с Анатолием о цивилизованном расставании был для Магали в принципе невозможен. Анатолий угрожал ей нищетой и изгнанием. Но это ее не напугало. Тогда он придумал новую тему. «Детей ты никогда больше не увидишь!» – вот что слышала эта женщина в ответ на попытку хотя бы подступиться к теме развода.

Сессия за сессией мы топтались на месте. Анатолий выкрикивал проклятья, ревел как бык. То и дело он восклицал: «Тварь!!» и полагал, что за нанесенную ему боль эту «тварь» необходимо уничтожить.

Он просто отказывался видеть глубину, объемность и комплексность реальных обстоятельств. Он настойчиво воспроизводил одномерную примитивную картину, в которой его собственная ответственность отсутствовала как измерение: он не понимал, что к развязке отношений люди идут вдвоем.

Мне понадобилось больше года для того, чтоб открыть в этом человеке возможность видеть собственную разрушительную роль в отношениях с женщиной, которая глубинно была ему дорога.

За это же время я успела получила подтверждение, что угрозы, от которых мой клиент защищал себя телохранителями и бронированной машиной, не были только плодом его болезненных фантазий.

Он ослабил свою железную хватку и контроль в бизнесе, пока заливал потерю жены водкой. В одной из его компаний произошла серьезная утечка средств и информации.

На него было организовано покушение, после чего Анатолий три месяца восстанавливал свое богатырское здоровье. Интересным оказался тот факт, что, несмотря на «преданную свиту», в трудный момент Анатолию было не на кого опереться в делах.

Понемногу он начал задумываться о своей ответственности за то, что происходило в его жизни.

Нам удалось разобраться и в причинах покушения на Анатолия. Некоторое время назад он жестко, не глядя ни на законы, ни на человеческую этику, отобрал у конкурентов существенную часть бизнеса. Он делал это и раньше. Но впервые ему не удалось остаться безнаказанным.

После долгих прояснений мне удалось донести до клиента, что в его бизнесе царила больная культура взаимоотношений. Он сам был ответственен за то, что рядом с ним не удерживались достойные профессионалы, способные вести себя ответственно.

Задерживались, как правило, люди, которые могли манипулировать слабостями своего босса.

Многое в бизнесе Анатолия держалось на его контроле, запугивании и манипуляциях. И вот результат: стоило ему хоть чуть ослабнуть, и его же команда его подставила. Никто не брал на себя ответственность, никто не хотел его поддержать. Наоборот, как шакалы стали растаскивать добычу по углам.

Надо отдать должное Анатолию. Ему нелегко было признавать и осознавать свою неэффективность, но я видела, что он пытался использовать терапевтические знания на практике.

Процесс терапии хоть и медленно, но шел.

Русский побеждает быстро

Анатолий и Магали познакомились во Франции, на открытии выставки модного европейского художника.

Анатолий планировал приобрести картины для своего московского офиса. Магали работала журналисткой, заведовала отделом искусства в толстом парижском журнале, подавала надежды, писала рассказы.

Она привлекла Анатолия живым умом, искрометностью, скоростью мышления, остроумием – эта женщина умела шутить. И делала это очень тонко.

Магали отличалась от русских девушек, которые обычно кружили вокруг Анатолия. В особенности отсутствием патологического интереса к деньгам. Нельзя сказать, что они ее не интересовали, но она за них не продавалась.

Я долго не могла понять, почему она выбрала Анатолия, – что сумела разглядеть в этом самоуверенном и авторитарном человеке? Но в ходе терапии, получая все больше и больше информации, я смогла более или менее точно воссоздать картину прошлого.

Магали видела и ценила в Анатолии внутреннюю силу и мужественность. Ее привлекла решительность Анатолия, его безоговорочная готовность действовать – всегда, круглосуточно, каждую минуту. Он красиво ухаживал: на такую душевную щедрость французские мужчины уже давно не были способны. Он готов был жениться сразу. И это поразило европейскую девушку.

Инфантильные, робкие, прижимистые парижские знакомые Магали просто растворялись на фоне прямого и решительного Анатолия. Они боялись свадьбы, оттягивали помолвку на годы, рождение детей переносили в какое-то труднообозримое будущее, рассчитывали траты до цента, до последнего бежали от проблем.

И тут Анатолий – альфа-самец, богатырь и хозяин жизни. Он открывал двери ногой. А за его спиной всегда наготове стояла свита.

Влюбленность вспыхнула в одночасье. Все случилось очень быстро. О том, что скрывалось за фасадом победителя и повелителя, Магали узнала позже – тогда, когда оказалась уже в России запертой в золотой клетке.

Не знаю, что рассказала бы мне эта женщина, будь у нее такая возможность. Но из одного только общения с Анатолием я могла понять, что жизнь Магали была вся до последней капли отравлена патологической, умопомрачающей ревностью мужа, его желанием контролировать каждый ее шаг, его садистскими наклонностями, абсолютной неспособностью к диалогу, гипертрофированным стремлением повелевать.

Насколько я смогла понять, чем больше Анатолий восхищался женой, тем острее и навязчивее становился его страх ее потерять. Он лишил ее элементарной свободы передвижения. Выезжать из дома они могли только вместе. Доказывать Анатолию свою невиновность было бесполезно. Запертая в доме, Магали посвящала себя детям. Единственным наполнением ее личной, внутренней, интеллектуальной жизни были книги и музыка.

По мере продвижения терапевтической работы с Анатолием я все больше убеждалась в том, что Магали была очень непростой женщиной. Я бы сказала о ней – женщина с богатым внутренним содержанием. Личность. Ее поступок становился мне понятным. В какой-то момент она выбрала жизнь, выбрала остаться собой.

Терапия работает

Только на исходе второго года терапии Анатолий перестал преследовать жену и смог открыто признать свою часть ответственности за разрушение семьи.

К тому моменту он уже нашел Магали. При моей поддержке он аккуратно начал с ней общаться по скайпу. Он учился с ней заново разговаривать. И в конце концов она дала согласие на встречу.

Анатолий улетел в Париж. Вернувшись, он с восторгом рассказывал мне о собственном триумфе: Магали была поражена происшедшей с ним метаморфозой. Она сказала, что даже в самых смелых фантазиях не рассчитывала на такие перемены.

Правда, речь о возвращении Магали пока не шла. Но общение началось. И в нем четко читался курс на оттепель. Анатолий был счастлив. Он повидал дочь, был полон надежд и впервые за долгое время почувствовал себя свободным от мучительной боли.

Я видела изменения Анатолия и радовалась им. Он многое пересмотрел и в своих деловых отношениях. Заменил нескольких ключевых менеджеров, осознав их манипуляции и их неэффективность для бизнеса. Благодаря нашему контакту он почувствовал вкус равных продуктивных отношений с сильными людьми.

Теперь он был в состоянии иногда слушать правду и даже ввел в совет директоров независимого директора. Обстановка в компании становилась явно менее напряженной и более деловой. Анатолий делился со мной, что в бизнесе стали возникать новые темы. Он заметил, что рядом появляются люди, на которых можно в чем-то положиться.

Я чувствовала, как он начинает мне доверять. Он пробовал новые инструменты общения с людьми, и это работало. Перед ним открывались совершенно новые возможности.

Сделка со сценарием

Он хотел жить по-другому, старался, но прошлое пока крепко держало его.

Стоило кому-то даже случайно задеть его точку ранимости, и он не задумываясь начинал жестоко преследовать «виновника», потому что прошлое преследовало его.

Базовый образ мышления Анатолия остался прежним. Глубинное чувственное восприятие жизни, себя, окружающих не изменилось. Почти физически он ощущал повсюду угрозу.

Однажды во время нашей сессии за дверью моего кабинета раздался какой-то странный звук. Я не придала этому значения, но Анатолий весь насторожился. Он прислушивался к шуму несколько секунд, потом вызвал своих охранников, и, пока те не проверили весь подъезд, мы не могли продолжить нашу работу.

На мой вопрос, что его так встревожило, он коротко ответил: «Всегда нужно быть начеку. Когда у тебя есть что взять, обязательно найдется кто-то, кто захочет это отнять».

– Так жить, наверное, очень тяжело. Вы давно так думаете?

– С трех лет, – не задумываясь ответил мой клиент.

– Почему? – удивилась я.

– Мне тогда на день рождения бабушка подарила машинку, классный грузовик. Мой старший брат попросил ее у меня. Я дал ему на некоторое время, а потом забрал. Тогда он разозлился и стал мне угрожать, что заберет машинку, как только я усну.

– И что вы сделали? Сказали родителям?

– Бесполезно. Я уже тогда это знал. Я лежал всю ночь в темноте, крепко прижав машинку. – Анатолий показал, как обнимал машинку и прижимал ее к сердцу.

– Всю ночь?

– Под утро я, видимо, незаметно уснул, а когда открыл глаза, было уже светло и машинка исчезла. – Анатолий запнулся, как будто захлебнулся подступившими чувствами. – Я нашел ее во дворе с оторванными колесами и дверями. Родители ушли на работу, а мой брат бегал за мной и смеялся.

– Что вы тогда чувствовали?

– Мне кажется, у меня потемнело в глазах от обиды и ярости. Я ненавидел его. Кинулся на него с кулаками. Но ему тогда было уже одиннадцать, и он был сильнее. Он снял с меня штаны и избил. – Мышцы на лице Анатолия искривились. – Я был полным ничтожеством.

– Анатолий, мне очень жаль! – Я почувствовала, как к моим глазам подступили слезы. – Мне так жаль, что вас никто не защитил от этого, очевидно, нездорового подростка. Его нельзя было оставлять с ребенком!

– Послушайте, мой сводный брат не один такой! Весь мир полон таких уродов. – В зеленых глазах Анатолия сверкнула холодная сталь ненависти. – Моего брата застрелили в середине 90-х. Всех этих ублюдков не перестреляешь. Я научился с этим жить и бороться. Яйца отрезаю легко. И хватит об этом.

Его душой продолжал править брошенный во враждебном мире мальчик. Его эмоции, питаемые неизжитой детской травмой, все еще одерживали верх над разумом.

Чтобы изменить ситуацию, нужна была глубинная терапия. Пройдя через такой опыт, он имел бы шанс освободиться от прошлого. Мы уже приблизились к этой возможности, проделав долгий путь.

Но Анатолий, видимо, решил по-другому. Начав получать желаемое от жизни, он посчитал для себя правильным закончить терапию. Он даже не обсудил это со мной. Однажды он просто исчез.

Я догадывалась, что дальнейшая системная работа с ядром его жизненного сценария, с его детской болью означала бы для него слишком радикальные перемены во всей жизни. Видимо, это было слишком страшно.

Несмотря на мои предупреждения о драматичности и коварности его жизненного сценария, о критической для него важности глубокой личностной работы, он сам принял решение и поступил так, как ему было легче сейчас.

Он убедил себя, что теперь уже все будет с ним хорошо и что уже полученные в терапии знания помогут ему сделать выстроенные им психологические защиты совершенными. Видимо, он верил, что заключил со своим сценарием выгодную сделку, что обхитрил его.

К сожалению, этого еще никому не удавалось сделать. Неразряженная бомба замедленного действия продолжала тикать внутри Анатолия, дожидаясь своего часа.

Я ничего не знала о развитии его истории. Снова в моем кабинете он появился только через семь лет.