Текст книги "Встреча (сборник)"

Театр на Таганке

 
По несчастью или счастью истина проста:
Никогда не возвращайся в прежние места…
 

Г. Шпаликов

Вот оно – адресное бюро. Она никогда не обращалась в эти службы, а тут такая тоска загрызла, самочувствие ужасное и жизнь, как скучный однообразный план: утро – завтрак, всех поднять, затем – в магазин за провизией, готовка обеда, ужина. И так ежедневно.

Ехала в метро и вспомнила, как в 1968 году тоже ехала в метро, но не одна. Он держал ее за руки, и они смотрели друг другу в глаза, глупо улыбаясь и растворяясь друг в друге, никого и ничего вокруг не замечая: ни людей, ни шума метро.

Вспомнила все это, и ей стало так грустно и обидно за себя. Почему же она его потеряла? Он же был! Был тот, который ею восхищался, что бы она ни сказала или просто молчала, радостно сияла – он опять приходил в восторг.

Как-то шли по Ленинскому проспекту. Наступила зима, шел легкий, тихий снежок, вечер. Он посмотрел на нее, остановился и говорит:

– У тебя такое лицо, глаз нельзя оторвать, столько в нем тепла и какой-то внутренний свет идет.

Она была счастлива. Каждый вечер – в театр, в кино, в консерваторию. А как он рассказывал о фестивальных фильмах, которые она не смогла посмотреть! Да… было время. Где же он теперь?

Он учился в аспирантуре при институте стали и сплавов, а она в заочной аспирантуре. Оба веселые, счастливые. Они хотели пожениться, когда завершат свои диссертации, но она не дождалась и вышла замуж за другого…

Вот решила она, спустя тридцать пять лет, найти его. Того, кто был чудесным парнем. Найти его и просто посмотреть, окунуться в то далекое счастье, которое пролетело, как волшебный миг. Но разве можно окунуться в прошлое? Время ушло, оно не стоит на месте, к нему просто возврата нет. Но очень хочется. Очень! Хоть одной клеточкой коснуться.

Его данные для адресного бюро у нее были в памяти. Он оказался в Москве, и ей выдали его адрес. Она еще попросила девушку, такую милую работницу адресного бюро, дать номер телефона. Та подумала-подумала, посмотрела на немолодую, но очень приятную женщину и написала ей на листочке его номер телефона. Взяла этот листок.

Шла долго, думала, решала. Нужно ли это делать? Была стройная, лучезарная, блондинка с копной пышных волос. А сейчас? «Ну, позвоню, – думает она, – и что скажу? Как начать разговор? Она-то его помнит, а он? Может быть, она была лишь незначительным эпизодом в его жизни? Да, ладно. В телефоне все равно ничего не видно, только голос. Не помнит – не надо».

А она помнит все. Как познакомились, как переписывались, где бывали, даже спектакли помнит. Помнит, как сдала экзамены в аспирантуру и решила на следующий день сходить на спектакль в театр на Таганке. Вот с этого все и началось. Попасть на «Таганку» очень сложно. Чтобы купить билет, записывались в очередь за месяц до спектакля. А желающие в этот день попасть на «Таганку» выстраивались в очередь еще в метро и до самого театра. Очень был популярен театр, и каждый театрал мечтал там побывать хотя бы на одном спектакле.

Воскресенье. Она пошла с утра, так как в этот день два спектакля: утром в 12 и вечером в 19 часов. Может быть, повезет. Но где уж там! Билетов свободных ни в кассе, ни у зрителей не было. Пыталась договориться с билетершей, не получилось. И такая расстроенная стояла у кассы и листала последний выпуск «Москва театральная».

«Ну, если не на Таганку, то куда еще смогу сегодня сходить? – думала она, – А вот театр имени Ермоловой, хороший спектакль „Теория невероятности“, как раз недавно в журнале „Юность“ читала. Туда вечером и пойду. А днем схожу в оружейную палату. Так… театр им. Ермоловой. И где же он находится?» Москву знала еще плохо.

– Молодой человек, – обратилась она к высокому симпатичному юноше, который тоже стоял у кассы, – Вы не подскажете, как проехать к театру Ермоловой?

Он ей объяснил. Она вышла к метро и хотела опустить перед турникетом пятак, т. е. монету в пять копеек. Раньше за пятак ездили. Но вдруг кто-то сзади за нее опустил монету. И прошли вместе с ним. Она оглянулась и увидела того юношу, который был у кассы в театре. И тоже остался без билета. Так началось их знакомство. Он очень симпатичный, высокий, обаятельный. Они шли по улице Горького (теперь Тверская) и знакомились. Знакомились очень интересно. Пытались угадать имя, возраст, профессию. С именем ничего у них не вышло, пришлось представиться. Потом стали угадывать профессию. Угадывая ее профессию, он перебрал почти все и время от времени останавливался на литераторе. Но она была математиком.

– О, только не это! Совсем не совместимо с тобой, такое мне и в голову не могло прийти.

А она его профессию угадала с третьего раза.

– А почему это ты решила, что я сталевар?

– Не знаю, так похоже, что человек мужественной профессии. Доменная печь, маска, огонь и сильный мужчина.

Зашли в театр, она купила билет на вечер, он сказал, что видел этот спектакль и не хочет смотреть второй раз.

– А я еще пойду в оружейную палату. Тогда – пока? Может быть, еще случайно увидимся.

Очередь в оружейную палату была ужасно большая. Но делать до вечера все равно нечего, решила выстоять. И тут опять он. И как только нашел, столько народу!

– Решил с тобой за компанию сходить. Билетов уже нет, пойду постреляю, может быть, повезет.

Очередь двигалась медленно, как в Мавзолей. Он время от времени возникал, но всегда неожиданно, сзади или вдруг. Нет его, и он тут. Она смеялась над ним, а билетика так и не было. Вот и очередь дошла, на ноги надела бахилы, пошла по залам и замерла возле кунсткамеры «Шапка Мономаха». И опять сзади ее под локотки он, тут как тут. Каждый раз появлялся неожиданно, ей даже не приходилось его никогда ждать, он всегда был как подарок. И в театр он с ней пошел.

И начался их радостный роман, без слез, тоски и переживаний. Он жил и учился в Москве, а она в Москву приезжала по аспирантским делам, к руководителю. Письма хорошие он ей писал. А потом пришлось расстаться, она вышла замуж. И больше они не виделись.

Обо всем вспомнила, подумала и где-то прочитала, что счастлив тот, кто живет настоящим. Бумажку ту порвала и выкинула. Пусть все останется в памяти.

Антимиры (Продолжение про Театр на Таганке)

 
Зачем среди ночной поры
Встречаются антимиры?
 

А. Вознесенский

Однажды, пытаясь побывать в Театре на Таганке, она потерпела неудачу. И всегда всем рассказывала, что невозможно купить билет на спектакль в этот театр.

В 1966 году кто-то принес на работу сборник стихов Вознесенского, которого она очень любила, иногда читала его стихи в журнале «Юность». Они ей были не очень понятны, но очень притягивали и вызывали большой интерес. Хотелось его читать, читать и думать над каждой его строчкой. Сборник стихов купить было невозможно. Где уж сотрудник приобрел этот сборник – большой секрет. Она попросила почитать, но читать можно было только на работе, т. е. не очень-то и задумаешься.

Познакомившись со своим будущим мужем, она ему рассказывала и про то, как ей нравится Андрей Вознесенский, его стихи. Как любит его слушать, когда его выступления показывают по телевизору. И про этот сборник. Как она не все там понимает. А про театр на Таганке, просто закатывая глаза, говорила как о своей мечте.

Так получилось, что ее муж поехал в Москву на курсы повышения квалификации на один месяц, она тоже оформила туда командировку, но приехала на две недели позже. И был ей сюрприз. Муж, как только приехал в Москву, сразу пошел по театрам – приобрести билеты к ее приезду. И в первую очередь отправился в театр на Таганке. А там список желающих, который был составлен уже давно. Он записался в хвост очереди и ходил отмечаться каждый день к определенному часу. Иногда и в два часа ночи назначали перекличку. Ему повезло, что не все могли приходить в назначенное время и очередь его значительно продвинулась.

К её приезду он приобрел билеты в этот знаменитый и недосягаемый театр. И на какой, думаете, спектакль? Конечно, на «Антимиры», чтобы она насладилась стихами этого поэта (а то все уши прожужжала) и побывала в своей мечте. Он тоже хотел сходить в этот театр, но у неё это был просто бзик.

Играли В. Высоцкий, А. Демидова, Б. Хмельницкий. Играли стихи Вознесенского «Бьет женщина», «Бьют женщину» и другие из этого сборника. Она сидела и, похоже, не дышала, и слушала стихи, и ждала, что сейчас они будут играть вот это, потом вот это…

В какой-то момент она взглянула на своего мужа и увидела, что он так и сидит с открытым ртом с самого начала, как бы пытаясь захватить все то, что неслось со сцены, висело в атмосфере зала, и унести с собой.

Спектакль играли на одном дыхании. Вот, как вздохнул… и выдохнул только после того, как вышел со спектакля на улицу. Вышли из театра и молчали довольно долго, ничего не говорили друг другу, не могли выйти из этого магического оцепенения. Впечатление их не отпускало. Вот как Юрий Любимов ставит спектакли, и как играют его артисты!

 
И подо мной вниз головой,
Вонзившись вилкой в шар земной,
Беспечный, милый мотылек,
Живёшь ты, мой антимирок!
 

А. Вознесенский

Портрет в карандаше

В командировке я очень сильно простыла, так как в гостинице батареи были чуть-чуть тёплые, а на улице стояла холодная зима. Приехав домой, сразу попала в больницу. У меня распух нос и всё лицо одеревенело. Гнойный инфильтрат. Очень серьёзная вещь. Определили в лор-отделение. Палатная комната небольшая, а кроватей и людей, как сельдей в бочке. И все чего-то рассказывают про свои болезни, про домашних. И, вообще, каждому хочется чего-то рассказать.

Меня такая обстановка очень напрягала, да ещё всё болело. И поэтому я выходила в коридор, прикрывая своё лицо платком, чтобы не пугать своим видом окружающих, оставив не зашторенными только глаза. Сидела и читала книгу.

Возле меня всё время крутился мальчик лет двенадцати. Заглядывал на меня со всех сторон. Потом уходил. И снова придёт и начинает возле меня ходить. В этом отделении лежали и взрослые, и дети. Здесь было лучшее лор-отделение в городе. Я не выдержала и говорю:

– Тебя как зовут?

– Гена.

– А сколько тебе лет?

– Двенадцать.

– А что у тебя болит?

– Уши.

– В какой школе учишься?

– Я в интернате живу и учусь, в художественном. А тебя как зовут?

– Меня зовут Ольга Фатыховна. А почему ты меня на «ты» называешь?

– Какая ты Фатыховна? Ольга и всё.

– Я же старше тебя, у меня – дочь, как ты.

– Ну и что?

Мне было смешно. Он расспросил, что у меня болит. Так мы с ним и познакомились. Он мне рассказал, что в интернате живёт, потому что мама вышла замуж, отчим не признаёт Гену. У них есть свой ребёнок. И в больнице за десять дней мама была всего один раз.

Вообще про интернат ничего не рассказывал и про семью тоже. Вот только и сказал причину, по которой жил в интернате. Из дома мне приносили много всякой еды, и мы с Геной всегда вместе всё поедали. Он никогда не отказывался, ел с аппетитом. Потом присоединились к нам и остальные. Гена лежал в соседней мужской палате. И там его подкармливали. У нас поест, через некоторое время:

– Генка, ты где? Идём, гуляш подогрели, – зовут мужики, соседи по палате.

Он поест и снова ко мне прибегает. Мы с ним располагались поперёк кровати и играли в шашки или в карты. И он со мной всегда разговаривал, как с девчонкой.

– Ой, ой, выиграла! Я сейчас задам тебе жару!

Между игрой беседовали о том, о сём. Про учёбу.

– Гена, а ты кем хочешь быть? – спрашиваю.

– Художником. Можно дизайнером-художником, но мне нравится писать портреты. Не знаю, что лучше получится.

У него глаза были большие, голубые и немного грустные. Когда он смотрел на меня, мне казалось, что глаза о чём-то говорили, вопрошали что ли. С ним было хорошо. Как-то утром он зашёл ко мне в палату, грустный такой. За спиной держит руку.

– Ольга, меня сегодня выписывают. Вот тебе, – подал мне альбомный лист.

И убежал. Я взяла лист, смотрю, а там я. Мой портрет в карандаше. Сижу за столом на стуле, с книгой в руке. На столе стоит настольная лампа. И лицо у меня открыто, а горло забинтовано платком. В правом нижнем углу его автограф. Пока я разглядывала, он уже ушёл. Я даже не успела узнать его фамилию, где этот интернат. И не успела ни поблагодарить, ни похвалить. Если бы он мне раньше отдал…

Так вот почему он возле меня первые дни крутился, изучал натуру! Но очень художественно подошёл к исполнению. Я же лицо закрывала платком, одни глаза были видны. Он не стал делать из меня совсем больную. И изобразил так. Очень похожа я на том портрете на себя. Всё время хранила этот портрет. Когда он попадался мне, я вспоминала этого замечательного мальчика Гену, который определил мне свой, как он считал, возраст.

Но с переездом затерялся этот рисунок меж бумаг… Так жалко! А в памяти остался. Прошло много лет с тех пор… И не сохранила, и не забыла.

Незнакомые знакомые

Каждое утро опаздывала на работу, выскакивала из подъезда и ничего не замечала. Но как-то обратила внимание на мужчину с собакой – сибирская лайка. Красивая собака, чёрный окрас с белой отделкой у шеи.

С работы всегда возвращалась поздно и опять этот мужчина со своей собакой. Утром и вечером, утром и вечером. И всегда в одно и то же время, как и она. Мужчина такого благородного вида, породистый с орлиным носом, поджарый и очень внимательным взглядом. Он всегда шёл ей навстречу. Посмотрели друг на друга и прошли мимо. И так каждый день.

Как-то раз пошла к сестре в воскресный осенний день. Сестра жила недалеко от лесопарковой зоны. Пришла к ней, так как отмечали чей-то день рождения. У них в гостях был сосед Юрий Николаевич с женой. После обильного застолья решили прогуляться по лесопарку.

– Погодите, я с собой Кучума возьму, – сказал Юрий Николаевич.

Погода была сказочная. В лесу в это время года при хорошей погоде всегда очень красиво. Увидев Кучума, так звали собаку, обомлела. Тот же пёс, что каждый день её встречает вместе с хозяином.

– Юрий Николаевич, около меня всё время выгуливают точно такую же собаку, абсолютно такого вида и белая отделка там же!

– А это Том, отец Кучума. Жена хозяина этой собаки у меня в отделе работала переводчицей. Вот они мне и подкинули Кучума. Мать Кучума тоже лайка, но немного другая, а Кучум – вылитый отец.

– Расскажите про этого мужчину, я их каждый день встречаю.

– Его зовут Евгений Петрович, уже немолодой, с 1928 года. Он приехал в пятидесятые годы из Франции. Его родители эмигрировали туда после революции, он и родился там. А вот русские корни перетянули. У него филологическое образование, а работал он водителем на химическом заводе, который французы у нас строили. Потом женился на моей сотруднице, двое детей у них. Но у неё было что-то со здоровьем плохо. Да и на работе затравили, что за эмигранта замуж вышла. Все осуждали. Все без исключения. Она переживала, но его очень любила. Ну, ты видела, каков он? Вот… Как такого не полюбить. Рано она умерла. Он один детей растил. Сейчас они уже взрослые.

Слушала Юрия Николаевича, а сама представляла всё в лицах: какой был он, какая она была, какие могли быть у них дети.

– А ты увидишь его, привет ему от меня передавай.

«Как же я ему передам привет, – думала она, – мы даже не здороваемся, никто нас не представлял друг другу». Эти встречи и взгляды продолжались. Но как-то однажды она всё-таки не смогла пройти мимо.

– Какая собачка у Вас симпатичная. Ей привет от Кучума.

– А, Вы знаете Юрия Николаевича? Да. Вот Том – отец Кучума.

И повторил рассказ, как подарили Кучума Юрию Николаевичу. И после этого они стали раскланиваться. Он с Томом провожал утром её до угла, а вечером до дома, рассказывал о своём внуке, который собирался в школу. Когда видела его издалека, сердце слегка замирало и такое приятное чувство разливалось на душе и на сердце.

А потом долго они не встречались. Прошло полгода. Идет она с работы, думает о своём и, как всегда, никого не видит.

– Здравствуйте, – слышит она.

Он. Один. Без Тома.

– У Вас что-то случилось, – спрашивает он, – Вы как-то изменились. И я Вас так давно не видел.

– Да. Случилось. У меня мама умерла.

– Ой, извините, пожалуйста. Простите меня за бестактность.

И так неожиданно ушёл. Почему-то смутился заданному вопросу. Она потом всё время смотрела, искала его взглядом не только на прежнем месте, где всегда встречались, но и везде, всегда. Не привелось увидеться больше. Может быть, у него тоже что-то случилось, а она не спросила. Не успела.

Как долго

 
Как долго я жила,
Любви не зная!
И жизнь прошла…
И, чувствами играя,
Дорога жизни – думала – большая.
А оказалась – очень коротка.
Теперь, душою обнимая,
Я вижу, что любовь так далека.
Не дотянусь и не допрыгну,
Не всколыхну ничьих надежд.
«Люблю!» уже не крикну,
И не услышу это же в ответ.
 

На виртуальном ветру

 
Зашедшие в мир
И себя не нашедшие,
Мы – только предметные тени души.
 

А. Вознесенский

Полувздох, полустой, полувзгляд, полуслово, полуфраза… По полной были только работа, дом, забота о близких. А всё остальное полу…

– Бабуля, ты чего грустишь?

– Да так. Жизнь совсем на закат пошла…

– А ты не грусти. Давай заведём тебе icq, и ты с кем-нибудь познакомишься. Будешь переписываться. Пока я в школе, компьютер свободен. Это как по телефону. Ты напишешь – тебе ответят.

– У моих знакомых нет icq.

– А мы тебе новых найдём.

– Что ж, попробуем.

– Так, вначале зададим тебе НИК. Хочешь – ЛЕДИ? Ты у нас леди самая настоящая. И нужно какую-нибудь фотографию.

– Да ты что, какую ещё фотографию! Я такая старая. Кому хочется на старух смотреть?

– Ну, хорошо. Во-первых, ты у нас не старуха, очень даже молодая. Во-вторых, я тебя люблю. А в-третьих, не хочешь фотографию, можно картинку какую-нибудь. Смотри, роза красивая какая!

– Давай розу, я не против.

– Возраст какой указать? Здесь можно всё, что угодно, написать.

– Нет уж, пиши как есть.

– Во-от. Теперь ищем тебе собеседника. Смотри, нашла. Saqur, 62 года.

– Но мне-то 67!

– Какая разница! Всё одно. Напишем ему «Привет». Бабуль, смотри, ответил! Ну, всё, я пошла. Ты усвоила? Ответь вот здесь и нажми сюда, а дальше всё просто. Не мне тебя учить. Ты сама всё знаешь. Пока.

И началась переписка каждый день с утра, пока свободен компьютер. Внучка как-то случайно попала на него, а он оказался тоже пенсионного возраста, но работал и по совместительству дед. Рассказывали друг другу про внуков. И специальность одна. Оказалось много общего, и было о чём переписываться. И ещё он ей написал, что случайного ничего не бывает просто так, значит, в этом что-то есть…

«Пора бы», – пишет он, – «и представиться».

Познакомились. Поскольку в жизни было много полу…, она часто пребывала в миноре. И как-то написала ему: «И скучно, и грустно, и некому руку подать…»

А он ей:

– У Вас есть возможность подключить Веб-камеру?

– Да, – отвечает она.

– Очень хорошо. Будем общаться визуально и через экран пожмём друг другу руки.

«Ой!» – подумала она, – «Ужас, он же увидит, какая я старая! Нет, ни за что!» И ответила:

– Не стоит, наверно. Уже сама на себя смотреть не хочу, не то чтобы кому-то себя показывать.

На это он ей ничего не ответил. Но стал реже появляться в icq, переписку вёл холодно, а потом совсем исчез. Она ещё какое-то время пыталась вызвать его на связь, но ничего не получилось.

И опять на полуслове, на полуфразе, на полувздохе… как всегда.

Туманное утро

Она полюбила его сразу, с первого взгляда. Увидела и полюбила. Не могла объяснить, за что полюбила, почему. Вот так случилось и всё. Сама себя всё время спрашивала: «Зачем мне это? Что я с этим буду делать? Как жить с этим, а ещё страшнее – как без этого жить!» Объясняла себе, что любят не за что-то, а вопреки всему. Не могла себе объяснить: за что и вопреки чему?

Для него она была одна из многих, не интересующих его особ. Он бы даже никогда не обратил на неё внимания, если бы не она сама. А она поначалу и не пыталась получить его внимание, а потом стала чаще обращаться к нему, интересоваться всеми его делами, его личной жизнью. Но он об этом, конечно же, не знал и просто не ведал о её тайном интересе. Но стал замечать её постоянное внимание. Его это утомляло. Но в силу своего внутреннего такта, не отталкивал грубо. Часто не отвечал на её звонки, письма, вопросы. Игнорировал по-тихому.

Она, кажется, поняла свою навязчивость, но избавиться от наваждения не могла. Ушла в себя. Затаилась, замолчала. Просто умерла.

Прошло какое-то время, и он чувствует, что ему чего-то не хватает. Неуютно стало.

«Отчего», – думает он, – «мне грустно так, скучно и тоскливо? Надо бы позвонить той, что так мною интересовалась. Может быть, она сбросит с меня эту грусть. Смешная такая!», – думает и улыбается.

Ему стало тоскливо и одиноко без её интереса к нему, без её преданного взгляда, без её участия во всём, в чём нужно и не нужно было. Он настолько был равнодушен к ней, что даже не мог вспомнить, какая она. Но помнит печальные глаза и взгляд со слезой. Захотелось увидеть эти верные глаза, которые никогда не предадут, всегда поймут. Она никогда много не говорила, но много понимала и без слов. А если говорила, то тихо, преданно и спокойно. Это спокойствие передавалось по невидимым нитям. Вот как теперь ему без всего этого?

А она уже давно смирилась со своим скромным положением влюблённой безнадежно, без взаимности, о чём и думать-то смешно. И вдруг туманным утром звонит телефон:

– Алло, – её печальный голос вдохновил того на другом конце провода.

– Здравствуйте, – начал он осторожно.

– Это Вы! Зачем Вы позвонили? Не надо было. Теперь как мне жить?

– Хотел услышать Ваш голос, давно не появлялись. Можно я Вам ещё завтра позвоню? – спросил он с улыбкой в голосе и подумал: «Она меня ждала!» И у него как бы с души камень упал.

А у неё…

Постепенно туман рассеялся, небо посветлело, а на душе – опять печаль и думы.