Текст книги "Невский романс"

Глава 9

Вскоре после отъезда Полины Владимир собрался к Зоричу. Велев закладывать коляску, он закутался в плащ, надел новенький цилиндр и вышел на улицу. Однако не успел дойти до экипажа, как его кто-то окликнул по имени.

Владимир обернулся. И тотчас увидел, как от маленькой двухместной кареты, стоящей чуть поодаль от крыльца, отделилась женская фигура в темно-синем плаще. Отороченный темным мехом капюшон мешал рассмотреть ее лицо, но грациозная походка указывала на даму из высшего общества.

Женщина приблизилась к Владимиру. И на мгновение застыла, словно в нерешительности или даже в смущении. Затем трепетно вздохнула и, быстро подняв руки, изящным движением отбросила с головы капюшон. Ее кудри янтарной волной рассыпались по плечам, и на Владимира пахнуло приторно-чувственным ароматом духов. Его передернуло от внезапно вспыхнувшего отвращения: перед ним стояла не кто иная, как графиня Лисовская.

– Ну здравствуй, любимый, – промолвила Элеонора нежно-певучим голоском.

Отступив на шаг, Владимир скрестил руки на груди и холодно посмотрел на графиню:

– Что вам от меня угодно?

– Да-да, мой дорогой, именно этого я от тебя и ожидала, – закивала Элеонора. – Сдержанность, неприступность, ледяная учтивость… Как хорошо мне знакомы эти черты! Но я знаю и другое. То, что твоя непроницаемость – всего лишь маска, с помощью которой ты скрываешь от мира свою уязвимость. А на самом деле ты совсем, совсем другой.

– Прекрасно, – отчеканил Владимир. – А теперь, будьте добры, ответьте на мой вопрос.

Элеонора ласково заглянула ему в глаза:

– Боже мой, Владимир! Ну, скажи на милость, к чему эта нелепая игра, это притворство? Мы ведь знаем друг друга очень давно. И ты прекрасно понимаешь, что мне от тебя нужно.

– Деньги?

– О господи, ну что за грубые слова! – натянуто рассмеялась Элеонора. – И как тебе только не стыдно? Если бы мне были нужны твои деньги, я бы вышла за тебя еще тогда…

Она бросила на него пытливый взгляд, стараясь определить, что он почувствовал при ее последних словах. Однако на лице Владимира не дрогнул ни один мускул.

– Тогда, – произнес он после небольшой паузы, – у вас и без меня хватало достойных кандидатов в мужья. А сейчас, надо полагать, число желающих обрести райское блаженство сильно убавилось. – Он окинул ее взглядом, полным неприкрытого сарказма. – Вы просчитались, сударыня: я уже давно вами переболел. Любовь – что оспа, второй раз не возвращается.

– Неужели? – с вызовом бросила Элеонора. – Значит, ты хочешь сказать, что я тебе совсем безразлична? Однако вчера, в театре, мне так не показалось.

– И правильно не показалось – вы мне не безразличны. Я испытываю к вам глубокое отвращение, которое в иные минуты доходит до ненависти.

– Вот как? Что ж, тогда могу себя поздравить. Как известно, от ненависти до любви всего один шаг!

– Чушь. – Владимир презрительно усмехнулся. – Романтические бредни.

– Разве? А я так не считаю.

– Ну и не считайте на здоровье, мне-то что за дело? Все, сударыня, меня ждет экипаж.

Владимир направился к коляске, но Элеонора преградила ему дорогу.

– О господи, – устало выдохнул Владимир. – Послушайте, графиня, это начинает превращаться в какой-то фарс. Или, может быть, я неясно выразился? Я не собираюсь на вас жениться, – проговорил он, прямо глядя ей в глаза. – Поищите себе другого… состоятельного олуха.

– А мне не нужен никто другой, – страстно заговорила Элеонора. – Мне нужен только ты, да, ты один! Потому что… – она порывисто прильнула к его плечу, – потому что я до сих пор люблю тебя.

Владимир вежливо, но твердо отстранил ее:

– Не надо, Элеонора, я тебе не верю. И даже если бы верил… Это ничего бы не изменило. Все, хватит, дай мне пройти!

– Куда ты так торопишься? – поинтересовалась она, пряча под насмешливым тоном досаду. – Мне известно, что приличной любовницы, из нашего круга, у тебя нет. А какая-нибудь заштатная актрисочка может и подождать.

Немного отступив назад, Владимир пристально посмотрел на Элеонору. Сейчас она стояла почти на том же самом месте, где стояла полтора часа назад Полина. И это совпадение показалось Владимиру весьма неприятным. Он вспомнил яркий наряд Полины, потом оглядел элегантный темно-синий плащ графини Лисовской, и у него возникло ощущение, что сейчас не день, а глубокие сумерки. Владимир даже встряхнул головой, чтобы прогнать наваждение.

– Довольно, – решительно сказал он. – Не унижай себя выпадами в мой адрес. Мне от них ни тепло ни холодно. А вот ты потом себе не простишь, что потратила столько усилий и ничего не добилась.

Он попытался обойти ее, но она вдруг бросилась к нему и повисла на шее. За этим последовала безобразная сцена. Элеонора отчаянно пыталась нагнуть голову Владимира к своим губам, а он уворачивался, стараясь сбросить с себя ее руки. Когда Владимиру удалось это сделать, Элеонора, потеряв опору, уцепилась за воротник его плаща. Почувствовав, что его душат, Владимир перестал осторожничать, схватил противницу за рукава и отбросил от себя. Элеонора отлетела на несколько шагов. А в руках Владимира осталась меховая опушка ее левого рукава.

Отдышавшись, он посмотрел на кусочек темного меха и, не зная, что с ним делать, протянул его Элеоноре.

– Возьмите, – растерянно пробормотал он.

Элеонора подскочила к Владимиру, вырвала у него меховой хвостик и с размаху забросила за чугунную решетку набережной.

– Мерзавец! – в бешенстве прошипела она. – Неотесанный грубиян! Ну, погоди у меня! Я тебе еще припомню этот день, все припомню! Это унижение, этот порванный плащ, твои насмешки над моими самыми светлыми…

Не договорив, Элеонора резко развернулась и бросилась к карете. Едва она запрыгнула внутрь, кучер натянул вожжи, и экипаж понесся прочь от нелидовского дворца. Владимир глубоко вздохнул, наклонился и поднял с земли свой помятый цилиндр.

– Не выбрасывайте, барин, отдайте мне, – попросил Владимира его дворник, все это время неспешно отчищавший с мостовой снег и с интересом наблюдавший за перипетиями объяснения между хозяином и незнакомой дамочкой. – Натяну на горшок, расправлю, еще сгодится. Жалко, вещь-то, поди, еще новая совсем!

– На горшок, говоришь? – переспросил Владимир. И вдруг заразительно расхохотался.

Протянув дворнику цилиндр, он уселся в коляску и велел кучеру ехать… к магазину Шармера, за новым головным убором.

После Шармера Владимир заехал за Зоричем и они отправились во французский ресторан. По окончании трапезы, раскуривая трубку, Владимир рассказал о стычке с Элеонорой.

– Смотри, приятель, будь осторожен, – предостерег Зорич. – Сдается мне, что в лице этой женщины ты приобрел хитрого и опасного врага.

– Ну, это меня не сильно беспокоит, – философски усмехнулся Владимир. – Одним врагом больше, одним меньше. Гораздо неприятней другое. Я подозреваю, что Элеонора оговорила меня перед мадемуазель Вельской.

– А с чего ты это взял?

– Со вчерашнего дня эта девица слишком настороженно со мной держится. Будто чего-то боится. Вот и сегодня. – Владимир задумчиво затянулся дымом. – Вообрази: приехала навестить Наденьку и, вместо того чтобы сразу идти в дом, встала возле ограды Мойки, чуть не полчаса так и простояла на одном месте. Я сидел в кабинете. Слышу – подъехала коляска. Глянул в окно. Смотрел на нее, смотрел, потом не выдержал и сам вышел на улицу.

– И что же?

– Разругались в пух и прах. Да еще и наглецом меня обозвала за то, что я сказал, что она ведет себя смешно.

– Кто ж говорит такие слова барышням?

– Да вывела она меня! Ведет себя, словно ребенок несмышленый.

– Да ведь она и так почти ребенок! Ну, в самом деле, Владимир, как тебе не совестно? Связался черт с младенцем.

– И то верно, – согласился Владимир. – Нашел с кем вести словесную перестрелку. Как это все, однако, глупо! И дернула же меня нелегкая над ней подшучивать. Зачем? Да, по большому счету, какое мне до нее дело?

– Да нравится она тебе, вот какое!

– Вздор! – возмущенно возразил Владимир. – Что в ней может нравиться, скажи на милость?

Зорич крикнул, чтобы принесли еще вина, а Владимир откинулся на спинку дивана и задумался. Он вспомнил Полину – но не такой, какой видел сегодня, а какой она была вчера. Он живо представил ее в тот момент, когда она вошла в театральную ложу в своем роскошном наряде. Он невольно залюбовался ею в ту минуту, когда десятки восхищенных взоров устремились к ней, и она вся расцвела и похорошела под этими взорами.

Да, Александр прав: эта девушка, действительно, привлекала его, как привлекает красивый, яркий цветок. Но он знал, что цветок этот, скорее всего, искусственный, и благодатного меда с него не соберешь. Поэтому и не хотел лететь на его притягательный аромат – не живительного нектара, а тонких французских духов.

– Нет, все-таки мадемуазель Вельская очаровательна, – прервал затянувшееся молчание Зорич. – Правда, я не могу понять, кто мне больше нравится: она или твоя кузина Наденька. Они обе так милы, нежны, нарядны. Когда они порхают по паркету, подобно очаровательным бабочкам, я не могу отличить, кто из них Полина, а кто Надина – так похожи.

Владимир покачал головой:

– Да нет, Саша, они совершенно разные. А впрочем, все современные барышни похожи одна на другую. Неестественные, словно фарфоровые куклы.

– Ну, в этом не они виноваты, а нынешняя мода, – рассмеялся Зорич. – За вычурным платьем и мудреной прической иной раз не разглядишь самой женщины.

– Ты прав, – согласился Владимир. – И, наверное, я напрасно так нападаю на милую Полину.

– Очень рад, что ты это понял, – довольно заключил Александр. – В таком случае, не выпить ли нам за Полину с Наденькой?

– Тогда уж лучше за каждую по отдельности, – с улыбкой предложил Владимир, наполняя бокалы. – Сначала за одну, потом за другую…

А в это время графиня Лисовская, все еще дрожа от бешенства, торопливо входила в особняк Вельских. В ее голове крутились десятки мстительных прожектов, но она была так взволнованна, что не могла ни одной мысли додумать до конца.

Узнав, что Полина дома, Элеонора без доклада направилась в кабинет девушки. Ее надежда на теплый прием оправдалась. Дело в том, что, приехав от Наденьки, Полина за целых два часа не смогла ни перед кем выговориться. Между тем перепалка с Нелидовым задела ее за живое, и ей не терпелось выплеснуть свои чувства в словах. Но Вера с утра ушла в церковь и до сих пор не вернулась.

– Ах, дорогая Ленора, как я рада вас видеть! – вскочила Полина с кресла навстречу гостье. – Но… вы, кажется, чем-то взволнованы? У вас ничего не случилось? А у меня, представьте, случилось! Поехала я в первом часу в особняк Нелидова навестить мою захворавшую Наденьку. И что бы вы думали? Не успела я в дом войти, как этот Нелидов выбежал на улицу и начал ко мне придираться. Да еще и заявил, что я кажусь ему смешной! Вы только представьте себе!

– Надо же? Вот мерзавец! – Элеонора сочувственно посмотрела на Полину. – Впрочем, чему вы удивляетесь? Я ведь уже говорила вам, что это за человек. Но расскажите подробнее, как было дело!

Обрадовавшись, Полина в красках живописала утреннее происшествие. Элеонора слушала ее с повышенным вниманием: с каждым язвительным замечанием Полины в адрес Нелидова на ее сердце проливался бальзам. Когда же Полина закончила рассказ, Элеонора чувствовала себя более-менее успокоенной и способной здраво размышлять.

– Знаете что я думаю, Полетт? – сказала она, немного помолчав. – Этого зарвавшегося наглеца следует хорошенько проучить. И у меня уже созрел план…

И, усевшись на диван, женщины принялись обсуждать, как отомстить злодею Нелидову.

Глава 10

Случай досадить Нелидову представился уже назавтра. Элеонора разузнала, что он будет на вечернем приеме у княгини Долматовой. Графиня тотчас переговорила с Дарьей Степановной и убедила отпустить Полину с ней к Долматовой. (Сами же Вельские собиралась в другое место.)

Решив, что сегодня необходимо выглядеть заметно, Полина надела свое самое оригинальное платье. Юбка у него была белая, а лиф, весь целиком – цвета морской волны. Этот самый лиф был щедро украшен розами и многочисленными складочками. Такими же розами, цвета морской волны, был отделан в два ряда подол юбки. Подобная вычурность одежды уже входила в моду, однако многие петербургские дамы все еще не решались ей следовать, предпочитая старую благородную простоту.

На голову Полина, по совету Элеоноры, накрутила объемный тюрбан, перевитый золотой нитью. С помощью рубинового аграфа к тюрбану крепились пышные, изогнутые страусовые перья.

Когда Полина, одевшись, сошла в гостиную, Дарья Степановна восхищенно всплеснула руками, а Юрий Петрович озадаченно нахмурился.

– Ну, ma chere enfant, что-то на этот раз ты уж чересчур… расстаралась, – пробормотал он. – Что за причудливое одеяние? Да разве молодые девицы носят тюрбаны? Мне казалось, что только замужние дамы. И талия что-то уж… слишком низка. Как-то неестественно даже… Или как раз естественно, но все равно чудно. А розанов-то сколько! Словно на тебе не платье, а цветочная клумба.

– Ах, Жорж, сделай одолжение, перестань нести вздор! – раздраженно перебила княгиня. – Да что вы, мужчины, можете в этом понимать? По мне, так Поленька выглядит настоящей гранд-дамой. И не только я, но и Ленора так считает: она видела, во что Поленька собирается одеться, и полностью одобрила.

– Подумаешь, Ленора! – обиженно проворчал Юрий Петрович. – Тоже мне законодательница мод нашлась. И вообще, любезная женушка, к твоему сведению, понятие «гранд-дама» нельзя применять к семнадцатилетней девушке! Так можно говорить только о замужних, да-с! А впрочем, я с вами не спорю, – примирительно закончил он.

Замечания отца обеспокоили Полину. Но приехавшая вскоре Элеонора наделала ей таких комплиментов, что сомнения девушки рассеялись. Почувствовав себя окрыленной, Полина торопливо простилась с родителями и отправилась с графиней Лисовской в долматовский особняк.

Владимир с Александром приехали на вечер чуть раньше.

– Знаешь что, Саша, – говорил Владимир Зоричу, оправляя перед зеркалом свой вишневый фрак, – я, кажется, окончательно решился ехать с тобой за границу. Да и, в самом деле, чего ждать? В отставку я вышел, дороги подмерзли, позавчера управляющий отчитался по имениям и привез деньги. Самое время отправиться, не так ли?

– Верно, – согласился Зорич. – Если без промедления махнем в Париж, то как раз поспеем к началу сезона. Нет, mon cher, ты только подумай! – внезапно воскликнул он с прорвавшимся чувством. – Снова увидеть Париж, с его дворцами, оперой, Булонским лесом… И женщинами! Такими, каких нет больше нигде, ни в одной европейской столице. Черт, мне даже не верится, что когда-то мы провели там целых три года.

– Да, это были незабываемые деньки. Но ведь и мы тогда были другими! А самое главное, молодыми. Страшно подумать, что в восемьсот четырнадцатом году мне было всего семнадцать!

– Да, семнадцать… Прямо как Полине и Наденьке.

Владимир досадливо поморщился.

– Ради бога, Саша… Не напоминай ты мне об этой несносной девчонке. Хотя бы сегодня, когда ее, по счастливой случайности, здесь нет.

– Ха! Как бы не так! – весело воскликнул Зорич. – Да вот же она, смотри! Легка на помине. Да еще с кем? С неподражаемой графиней Лисовской! Нечего сказать, подходящая компания для девушки из приличной семьи!

И в самом деле, в бело-золотую гостиную входили Полина и Элеонора. Обе – в пышных белоснежных тюрбанах с развевающимися перьями, только графиня была по-прежнему в черном, якобы траурном, платье. Перешептываясь и стреляя глазами по сторонам, женщины подошли к хозяйке и о чем-то заговорили с ней.

– Держатся, словно заправские заговорщики, – с усмешкой заметил Зорич. – И разодеты, как на парад.

– Мадемуазель Вельская начала впадать в дурной вкус, – язвительно произнес Владимир. – Ее сегодняшнее платье напоминает одежду немецких кукол, что продаются в магазине на Невском. А головной убор так и вовсе не выдерживает критики. Нелепое нагромождение с грудой дурацких перьев!

– Это «нагромождение», к твоему сведению, называется тюрбаном.

– Тюрбаном? – переспросил Владимир с притворным непониманием. – Помилуй, мы ведь, кажется, не в Стамбуле! Вот и еще две особы в тюрбанах, – он указал глазами в дальний конец залы. – А, я, кажется, понял, в чем дело! В Петербург приехал турецкий паша и притащил за собой свой сераль.

Зорич рассмеялся, а Владимир скрестил руки на груди и с иронией оглядел гостиную. Однако веселиться ему довелось недолго. В следующий момент проходившая мимо Полина широко взмахнула веером и как бы невзначай щелкнула его по носу.

Отпрянув от неожиданности назад, Владимир потер ушибленный кончик носа и оторопело посмотрел на девушку. По лицу Полины скользнула озорная улыбка. Но она тут же приняла смущенный вид и с притворным сожалением пробормотала:

– Ах, господин Нелидов, ради бога, извините меня! Я вас не заметила.

– Извинения приняты, мадемуазель, – сдержанно ответил Владимир, желая предотвратить назревающую перепалку.

– Благодарю вас, – с милой улыбкой промолвила Полина. – Вы, как всегда, великодушны. Но я все-таки беспокоюсь: вы не сильно пострадали… в результате моего неосторожного движения?

Владимир уже собрался отчитать Полину за беспардонное поведение, но, заметив усмешку Элеоноры, передумал.

– Уверяю вас, мадемуазель, я нисколько не пострадал, – все тем же нейтральным тоном ответил он.

– Что ж, я рада, – с притворно кроткой улыбкой промолвила Полина. И чуть помедлив, продолжала: – Но как это я умудрилась вас не заметить? Вы и ростом вышли, и одеты весьма приметно. – Она окинула его с головы до ног издевательским взглядом. – Знаете, вишневый цвет вам очень к лицу. Вот только я не знала, что мужчинам дозволяется носить бархат. До сегодняшнего вечера я считала, что бархат носят только женщины. Но вот смотрю сейчас на вас и вижу, что и на мужчинах эта ткань тоже неплохо смотрится. И даже очень… романтично. В этом наряде вы похожи на средневекового рыцаря. Благородный рыцарь Айвенго! Или лучше, Тогенбург Жуковского.

На какое-то время Владимир лишился дара речи. Поведение Полины было откровенно неприличным и полностью подходило под понятие «дурной тон». Но то ли Полина была так глупа, что не понимала этого, то ли, напротив, очень смекалиста. И хорошо запомнила его вчерашнюю фразу, что его деликатность не позволит ему обойтись с ней, как она того заслуживает – то есть ответить оскорблением на оскорбление. «Нет уж, дудки, милочка, на сей раз я тебе не спущу», – мстительно подумал Владимир, оглядывая залу, чтобы убедиться, что остальные гости не смотрят в их сторону.

– Благодарю вас, мадемуазель, – проговорил он с любезной улыбкой. – И спешу ответить. Вы тоже прекрасно выглядите. Но особенно восхищает меня ваш головной убор. Этот чурбан… ах, простите, тюрбан! И перышки… ну, просто чудо. Да-да, мадемуазель Вельская, вы – настоящее чудо! Чудо с перьями… Или… чудо в перьях, так будет точнее. Настоящее чудо в перьях…

От негодования Полина побледнела.

– Нет, господин Нелидов, вы не рыцарь, – сказала она с нервным смешком. – Вы грубиян.

– Да, мадемуазель, – с той же любезной улыбкой парировал Владимир. – Вы точно подметили: я грубиян. И именно поэтому я неподходящая компания для благопристойной юной девицы. Сделайте надлежащие выводы и… – он окинул ее предостерегающим взглядом, – оставьте меня, наконец, в покое! Если, конечно, – прибавил он с презрительной улыбкой, – вы не из тех женщин, которым нравится бесцеремонное мужское обращение.

Полина была так поражена последней фразой Владимира, что не смогла ничего ответить и только судорожно вздохнула. Затем взмахнула юбками и, подхватив Элеонору под руку, умчалась в другой конец залы.

– А ловко ты ее отбрил, – восхищенно заметил Зорич. – Ничего, ей будет наука не связываться с умудренными жизнью людьми.

– Надеюсь, она отвяжется, – устало вздохнул Владимир. И, гневно сверкнув глазами, прибавил: – А эту стерву графиню Лисовскую убить мало. Ну, хочешь ты мне мстить, так мсти сама, что же ты девчонку подсылаешь?

– Слушай, а тебе не кажется, что нашу милую Полину слишком часто кто-то подсылает? Сначала братец, теперь Элеонора. Что же она так легко поддается чужому влиянию? Это, знаешь ли, добром не кончится.

– Думаешь? – с беспокойством переспросил Владимир. – А впрочем, это ее забота, а не наша.

Увы, надежда Владимира, что Полина оставит его в покое, не оправдалась. Новое столкновение произошло гораздо скорее, чем он ожидал. И началось весьма неожиданно. Хозяйка дома, напоив гостей чаем, завела разговор о модной романтической поэзии. Гости увлеченно включились в беседу, однако на просьбу продекламировать из раннего Пушкина никто не отозвался. Мужчины опасались проявить излишнюю чувствительность, а дамы – ее недостаток.

Заметив, что хозяйка огорчена, Полина попросила Элеонору подыграть ей на рояле, чтобы создать нужное настроение, и прочла «Черную шаль». Она так хорошо читала, что Владимир невольно залюбовался. Он был удивлен, восхищен… и захлопал едва ли не раньше, чем Полина произнесла последнюю фразу: «Гляжу, как безумный, на черную шаль, и хладную душу терзает печаль».

– Моя дорогая, – сказала Элеонора, когда одобрительный шепот утих, – вы так превосходно читали, что затронули даже самых неромантичных мужчин. – Она коварно прищурилась и бросила на Владимира вызывающий взгляд. – Господа, посмотрите на мсье Нелидова! Какое у него одухотворенное лицо!

Все взоры обратились на Владимира, а Элеонора рассмеялась, довольная, что ей удалось так ловко досадить недругу. И в самом деле, Владимир чувствовал досаду на это непрошеное внимание к себе. Однако заставил себя улыбнуться и со сдержанной учтивостью произнес:

– Да, господа, я действительно тронут прекрасным чтением мадемуазель Вельской.

Он торопливо поднялся со стула, намериваясь перейти в другой уголок гостиной, но не успел сделать и шагу, как в атаку устремилась Полина.

– А мне показалось, дело вовсе не в том, как я читала, а в содержании стихотворения, – громко проговорила она. – Герой узнал, что возлюбленная изменила ему, и убил ее, несмотря на то, что безумно ее любил. И, заметьте, продолжает любить! Так вот мне показалось, – Полина с притворным смущеньем опустила глаза, – что эти строчки вызвали у вас воспоминания…

Владимир едва не заскрипел зубами, увидев, что взоры женщин с интересом впились в его лицо. «Пустоголовые дуры, – с закипающей злостью подумал он. – Все ищут необыкновенных страстей».

– И что же это, по-вашему, за воспоминания? – переспросил он, снисходительно улыбнувшись и пожимая плечами.

– Вероятно, о прошлой любви, – не моргнув глазом, ответила Полина. – Какой-нибудь сильной романтической страсти… С накалом чувств, с ревностью, с клятвами…

– Ну, вы еще скажите, что считаете меня способным убить неверную возлюбленную, – усмехнулся Владимир. – Извините, мадемуазель, но придется вас разочаровать. Никакой «романтической страсти» в моей жизни не было.

– Неужели? – с коварной улыбкой спросила Элеонора. – Вы хотите сказать, что никогда не были страстно влюблены?

Владимир уже хотел невежливо повернуться к ней спиной, но тут опять вмешалась Полина:

– Нет, мы не верим: этого не может быть. Вы любили и давали клятвы верности. Иначе отчего до сих пор не женаты? Ведь вы уже не так и молоды…

«Ну вот, и до оскорблений дошло! – почти весело подумал Владимир. – Однако какую же мне принять роль: романтичного болвана или занудного циника? Пожалуй, буду лучше циником».

– Я не женат потому, что не хочу жениться, – сдержанно ответил он. – И не стоит искать иных причин.

– Но позвольте, месье Нелидов! Неужели вы так и не встретили девушку, достойную стать вашей супругой? Или ваш идеал так высок, что никто из земных женщин ему не соответствует?

Владимир нетерпеливо передернул плечами:

– Я не ищу идеала. Просто пока не хочу жениться.

– А ведь, кажется, уже и пора бы, – заметила Полина под одобрительные кивки пожилых матрон. Впрочем, одобрение последних было Владимиру понятно: все они жаждали пристроить своих дочек, и их глубоко возмущало, что один из богатых женихов не хочет жениться. – Что ж вы, до старости собираетесь оставаться холостяком?

– Ну, положим, до старости мне еще далеко, – сухо промолвил Владимир. – А ежели и так, то кого это волнует? Не беспокойтесь, мадемуазель Вельская, на ваш век и без меня женихов хватит.

– Да я и не беспокоюсь, с чего вы взяли? – со смехом возразила Полина. Однако от Владимира не укрылось, что его последняя фраза задела ее, и он втайне порадовался. – Ладно, господин Нелидов, – внезапно сказала Полина миролюбиво, – не будем вас больше терзать… – Она слегка прищурилась и бросила на него озорной взгляд, по которому Владимир понял, что она замыслила новый подвох. – Вот только… позвольте мне прочитать для вас одно небольшое стихотворение нашего любимого Пушкина.

Владимир хотел вежливо отказаться, но куда там! Все дамы в один голос поддержали Полину. Несколько человек даже принялись высказывать предположения – одно глупее другого. Подождав, пока шум утихнет, Полина встала в центре кружка и начала с выражением читать: «Я пережил свои желанья, я разлюбил свои мечты; остались мне одни страданья, плоды сердечной пустоты…»

И снова, как и во время их первой стычки, Владимир оторопел: Полина читала его самое любимое пушкинское стихотворение. Как она могла догадаться, неужели она так хорошо поняла суть его натуры? Но ведь между ними такая пропасть! Между ним, мудрым язвительным скептиком, и легкомысленной юной барышней…

– Ну, господин Нелидов, признавайтесь: я вам польстила или досадила? – с задорным вызовом поинтересовалась Полина.

Владимир почувствовал, как его губы непроизвольно растягиваются в улыбке. В эту минуту Полина Вельская казалась ему бесконечно очаровательной… даже несмотря на ее безвкусный наряд.

– Я сражен наповал, – честно ответил он.

После этого он склонился к ее руке и поспешил отойти в другой конец залы. Краем глаза он заметил недовольную физиономию графини Лисовской: она ожидала совсем другой развязки и теперь едва скрывала досаду.

– Ну, дружище, ты еще жив? – шутливо поинтересовался Зорич, протягивая Владимиру бокал вина. – На-ка, промочи горло. Я вижу, это «воздушное создание» совсем тебя допекло.

– Что ж делать? – вздохнул Владимир. – Разве ж мне угнаться за молоденькой барышней? Нет, брат, бежать надо отсюда, в Париж! И не откладывая в долгий ящик, а в два дня уложить вещи и на третий выехать.

– Не возражаю. – Зорич немного помолчал. – А все-таки, Владимир, признай, что эта мадемуазель Вельская не так уж и глупа, как мы думали вначале. Как верно она подметила, что ты ненавидишь наигранную чувствительность! Но главное – когда успела? Ты ведь за все время и разговаривал-то с ней всего пару раз.

– Ты прав, – Владимир потягивал вино, рассеянно наблюдая за Полиной. Сейчас она прогуливалась под руку с хозяйкой и оживленно беседовала с ней, вероятно, все о той же поэзии. – Эта девушка, действительно, умнее, чем кажется на первый взгляд. Что, однако, не извиняет ее безобразного поведения и излишней раскованности.

– Да брось! Просто в ней слишком много жизни.

– И безрассудства.

Александр пристально посмотрел на друга.

– Женись на ней, – неожиданно предложил он. – В ней есть то, чего не хватает тебе, а в тебе то, чего не хватает ей. Из вас выйдет прекрасная пара.

Владимир немного помолчал, затем нахмурился и отрицательно покачал головой:

– Никогда. И даже не заговаривай больше об этом.

– Ты так уверен, что не влюбишься?

– Нет, почему же? Я вполне это допускаю. Но это ничего не изменит.

– Посмотри влево! – внезапно забеспокоился Зорич. – Даю голову на отсечение: графиня Лисовская с Полиной готовят новый заговор.

– Да, они, кажется, снова направляются к нам. – Владимир возвел глаза к потолку. – Нет, они меня уже допекли. Давай-ка сбежим, а?

– Давай, – с готовностью согласился Зорич.

Но сбежать они не успели, потому что в этот самый момент в комнату торопливой походкой вошел муж княгини Долматовой.

– Господа, – взволнованно проговорил он, останавливаясь посередине гостиной и обводя всех каким-то странным, блуждающим взором, – я только что из дворца, где узнал ужасную новость. – Он помолчал, не в силах собраться с духом. – Государь Александр Павлович несколько дней тому назад скончался в Таганроге. Наследник престола – великий князь Константин Павлович – еще в Варшаве. Скоро… он… мы… – не договорив, старик упал в кресло и разрыдался.

По залу пробежал взволнованный ропот. Несмотря на то, что о тяжелой болезни покойного императора было всем известно, новость явилась неожиданностью и повергла всех в смятение. Некоторые дамы принялись плакать, кое-кому стало дурно. Мужчины засуетились и начали поглядывать на двери.

– И нам пора, – шепнул Владимир Зоричу. – Едем ко мне, нужно поскорее сообщить тетушке и отправить ее в Павловск, к матери-императрице. Господи, ну и дела у нас сейчас начнутся!

– Так, стало быть, это правда? Что наследник – не Константин, а Николай?

– Еще какая правда! Тетушка уже давно мне об этом рассказала. А ей – Мария Федоровна, к которой она до их пор ездит по старой памяти.

И друзья быстро направилась к лестнице.

Недолго после них оставалась и Полина. Впрочем, если она чуть и задержалась, то лишь потому, что неудобно было сразу оставить хозяйку. Ей не терпелось оказаться дома, рассказать обо всем родителям, а главное – брату, для которого эта новость должна была иметь особое значение. В чем оно заключалось, Полина, правда, не знала, но Жан постоянно говорил об этом.