Текст книги "Фауст. Сети сатаны"

Акт третий. С артистами

8

Только когда забрезжил рассвет, действие дурмана прекратилось полностью. До тех пор Иоганн мчался через лес, словно неутомимый волк, голый и грязный. Если силы оставляли его, он забирался в какую-нибудь яму или под упавшее дерево, поросшее зеленоватыми грибами. Но ужас перед Тонио и тем зрелищем, которое открылось его глазам, был сильнее любой усталости.

Иоганн бежал так, словно за ним гнался сам дьявол.

Среди деревьев роились черные тени и, словно летучие мыши, бросались на Иоганна. Он кричал и отбивался, хотя понимал, что они ему только мерещатся. Ему слышались тихие голоса, их сменял рев разъяренного зверя, а затем – детский плач. Последнее было хуже всего. Перед глазами вновь возникали безжизненные тела, подвешенные на ветвях, и капли крови, падающие на землю.

В конце концов Иоганн выбился из сил, его зашатало. Он растянулся на земле, кое-как укрылся ветками и прошлогодней листвой – и в следующий миг забылся благостным сном.

Когда он проснулся, солнце стояло уже высоко.

Иоганн растерянно огляделся, потом подскочил, как после кошмарного сна. Он продрог. Еще никогда в жизни ему не приходилось так мерзнуть. Пальцы на ногах посинели, озябшие члены ныли, и трясло его так, что он с трудом мог пошевелиться. Только теперь юноша заметил, что нож по-прежнему висит у него на шее – единственное, что у него осталось.

Иоганн выбрался из ямы, и на него лавиной обрушились воспоминания. Голова гудела, и он не мог различить, что прошлой ночью происходило в действительности, а что явилось плодом его воображения. С той самой минуты, когда Тонио заставил Иоганна выпить зелье, рассудок юноши помутился. Отец Антоний когда-то рассказывал ему о таких отварах. Они содержали в себе белену, семена дурмана и красавки, и другие травы, которые дарили ощущение полета и пробуждали похотливые видения.

Тот, кто примет слишком много, уносился прямиком в ад.

По словам отца Антония, в глухих селениях девушки и парни постарше порой собирали такие растения и варили из них зелье, чтобы хоть на время вырваться из деревенских и семейных оков. Ведьмы тоже готовили подобные отвары, чтобы совокупляться с дьяволом. Во время так называемых шабашей они натирали свои метлы этим варевом и взмывали до самых облаков. До сих пор эти истории казались Иоганну нелепыми выдумками.

Теперь же он готов был поверить в них.

Если память не обманывала, то на поляне Тонио и Пуату призывали какое-то темное существо – возможно, самого дьявола. Вероятно, они были сатанистами, последователями Люцифера, и совершали жуткие ритуалы. А все те женщины, которые целовали его, с которыми он совокуплялся, – было ли это в действительности? И то грузное существо, что водрузилось на него в начале?

Может, это была ведьма? Или кто похуже, о ком Иоганн боялся даже подумать?

Он опустил взгляд. В промежности засохла грязь, налипли ошметки листьев. Потом опять вспомнил окровавленные тела над костром, и его замутило.

Юноша согнулся пополам, и его снова стошнило. Он отхаркивал лишь зеленую желчь, но после ему стало чуть легче. Иоганн выпрямился и огляделся. Зубы у него стучали – ему необходимо было найти какую-нибудь одежду, иначе он замерзнет насмерть. Вокруг высились темные ели, едва пропускавшие солнечный свет. Иоганн понятия не имел, в каком направлении идти. Он постоял в нерешительности и в конце концов двинулся по узкой звериной тропе – так ему пришлось продираться хотя бы сквозь подлесок.

Словно подбитый олень, Иоганн брел по лесу. Он до сих пор опасался, что наставник его разыщет. Тонио дель Моравиа был не из тех, кто быстро сдается. Только теперь юноша обратил внимание на многочисленные ранки на теле. Поначалу он думал, что исцарапался, когда ломился сквозь заросли, но вскоре заметил на себе кровавые полосы, как от длинных ногтей. Некоторые из них переплетались в какие-то знаки, но смысл их оставался для Иоганна загадкой.

Что же, черт возьми, произошло прошлой ночью?

Страшная догадка осенила юношу. Что, если Тонио не призывал дьявола, а сам… Мысль была настолько жуткая, что Иоганн не хотел даже думать об этом.

Что, если Тонио и был дьяволом?

Он вспомнил момент, когда смех Маргариты пробился в его помутненное сознание. Маргарита спасла его, открыла ему глаза. Если б в последнюю секунду он не исторг из себя зелье, то уже никогда не сумел бы сбежать от Тонио. Возможно, сейчас он висел бы, выпотрошенный, на ветке дуба среди других несчастных, которых видел то ли в бреду, то ли наяву.

Иоганн надеялся, скорее молился, чтобы это оказалось лишь видением. Но потом на память пришли многочисленные пропавшие дети. И Мартин, его младший брат.

Маленькие тела извиваются на ветках…

Иоганн старался отогнать эту мысль прочь.

Еще примерно с час он бродил по лесу, пока не увидел над соснами тонкий столб дыма. Иоганн осторожно двинулся в ту сторону и скоро оказался на краю просеки, посреди которой стоял массивный, приземистый дом. Всюду торчали обугленные пни, трава между ними была выжжена. Чуть поодаль тлела угольная куча, и в воздухе повис едкий дым.

Иоганн притаился в покрытых инеем зарослях ежевики и немного выждал. В отдалении раздавались размеренные удары топора. Должно быть, углежог был где-то в лесу, но, судя по размерам дома, у него имелась семья.

Тихо, насколько было возможно, Иоганн подкрался поближе. Дом был сложен из толстых бревен, окна – узкие, как бойницы. Дверь оказалась лишь притворенной. Юноша осторожно приоткрыл ее, и взору его предстала опрятная комната. Внутри было еще тепло, и на столе стояла миска с остывшей кашей – вероятно, остатки завтрака. Иоганн набросился на нее, словно изголодавшийся волк. Он обеими руками зачерпывал клейкую массу и запихивал в рот, а после тщательно облизал пальцы. В этот миг над головой послышался скрип.

Иоганн замер. На верхнем этаже кто-то был. Следовало поторопиться.

Он лихорадочно огляделся и увидел возле печи сундук. Когда Иоганн поднял крышку, сердце его забилось чаще. В сундуке лежали глиняные миски, несколько деревянных ложек, медный подсвечник, но самое главное – чистые льняные рубахи и штаны, какие носили крестьяне. Нашлась даже пара деревянных башмаков. Иоганн схватил одежду и уже поспешил прочь из дома, но тут взгляд его упал на миску с молоком, поставленную в углу для кошки. Он был так голоден, что опустился на колени, приник к миске и стал жадно пить, как животное.

В это мгновение открылась дверь в соседнюю комнату и появилась пожилая женщина в чепце и фартуке. Она с разинутым ртом уставилась на Иоганна. Очевидно, в доме было куда больше народу. Женщина побледнела, потом устремила дрожащий палец на голого, сидящего на четвереньках юношу и подняла страшный визг.

– Оборотень! – вопила она. – Храни нас Господи! У нас в доме оборотень!

Иоганн отшвырнул миску, схватил одежду в охапку и бросился за дверь. Женщина продолжала визжать и призывала на помощь всех святых. К ужасу беглеца, из леса уже примчался хозяин дома. Он перехватил топор и, перескакивая через обугленные пни, бежал прямо на Иоганна. Заросшее бородой лицо было черным от копоти, только сверкали белки глаз.

– Кто бы ты ни был, мерзавец, не двигайся! – проревел он.

Размахивая топором, углежог встал у юноши на пути. Очевидно, он принимал его за оборотня. Иоганн пригнулся, и лезвие топора просвистело над самым его ухом. Он споткнулся, но удержался на ногах и бросился к лесу. Углежог ринулся в погоню.

– Марта, зови работников! – выкрикивал он. – Надо изловить монстра, нельзя его упустить! Ганс, сюда!

Краем глаза Иоганн заметил какое-то движение справа: наперерез ему мчался плечистый батрак, тоже с топором. В отчаянии юноша врезался в него плечом. Что-то хрустнуло, и руку пронзила резкая боль. Работник вскрикнул от неожиданности и повалился наземь. Иоганн, прижимая к себе скомканную одежду, словно это было сокровище, рванулся в лес и вскоре затерялся среди деревьев.

– Убирайся обратно в ад, откуда и явился, демон! – кричал ему вслед углежог. – И будь ты проклят навеки!

Крики стали постепенно затихать, а вскоре и вовсе смолкли. Но Иоганн не останавливался, пока не выбежал на лесную тропу. Потом среди деревьев наконец показалась дорога; она выбегала из леса и терялась среди чернеющих незасеянных полей.

Иоганн умылся в заросшей крапивой канаве, после чего надел рубаху и штаны, сунул ноги в грубые деревянные башмаки и в таком виде вышел на дорогу. Солнце стояло высоко, значит, время близилось к полудню. Юноша выбился из сил и дрожал, но уже не от холода – столь велик был страх, что преследователи появятся за ближайшим поворотом. Плечо дьявольски болело. Иоганн так ослаб, что не мог бежать, не говоря уже о том, чтобы защищаться. Но теперь он, по крайней мере, выглядел как человек.

Куда ему податься? У него ничего не осталось, кроме одежды, да и та была краденая.

Quo vadis, Faustus? [21]21
  Куда идешь, Фауст? (лат.)


[Закрыть]

Но тяготы выбора недолго мучили Иоганна. Справа со скрипом приближалась повозка. В первую секунду юноша решил, что это повозка наставника, и хотел уже прыгнуть в придорожную канаву. Но потом увидел, что на козлах сидит то ли зажиточный крестьянин, то ли торговец, грузный и уже немолодой. На нем был меховой жилет и теплый шерстяной плащ, застегнутый серебряной брошью. Он с сочувствием взглянул на озябшего юношу с расцарапанным лицом, одетого в тонкую рубаху, которая к тому же явно была ему велика.

– Куда путь держишь, парень? – спросил незнакомец, пожевывая соломинку. – Вид у тебя такой, будто ты и сотни шагов не пройдешь.

Иоганн задумался. А потом назвал первый город, какой пришел на ум. Несколько дней назад они с наставником обошли этот город стороной, и хотя бы по этой причине выбор казался Иоганну очевидным. Он надеялся, что там сможет укрыться от Тонио и Пуату. Ведь вполне возможно, что они до сих пор его разыскивают.

– В Аугсбург, – ответил Иоганн.

Старик ухмыльнулся.

– Тебе повезло, парень. Я как раз везу туда вино, – он показал на бочки, закрепленные в кузове. – Запрыгивай. Только смотри, к вину не прикладывайся! А не то своими руками в бочке утоплю.

Так и получилось, что Иоганн попал в Аугсбург, самый крупный, шумный и богатый город из всех, где ему до сих пор доводилось бывать.

* * *

Они добрались до Аугсбурга к полудню третье дня.

Как и в прошлый раз, Иоганн не мог насмотреться на многочисленные эркеры и башни, высившиеся за городскими стенами. Чуть в стороне от них стоял собор, высокий и величественный; по сравнению с ним церковь Святого Леонарда в Книтлингене казалась грязным сараем.

– Закрой рот, пока мухи не налетели! – рассмеялся старый торговец. – Вот он, золотой Аугсбург, самый богатый город в мире! Так говорил о нем еще почтенный, ныне покойный Папа Пий Второй, и видит Бог, с тех пор город стал еще богаче.

Старый толстяк стал для Иоганна настоящей находкой. Это был торговец вином из Вюрцбурга. Пару месяцев назад у него умер единственный внук, а Иоганн чем-то напоминал столь преждевременно ушедшего юношу. Поэтому, когда торговец останавливался на ночь в каком-нибудь трактире, Иоганн получал на ужин порцию горячего супа и мог погреться. Почти всю дорогу он спал как убитый в повозке между бочками. Плечо еще болело, и царапины по всему телу горели огнем. Но Иоганн чувствовал в себе достаточно сил, чтобы продолжать путь в одиночку.

Правда, куда лежал его путь, юноша понятия не имел.

Он решил больше не вспоминать ту жуткую ночь под Нёрдлингеном. Дьявол разберет, что за действо развернулось тогда в лесу. Возможно, это был некий языческий обряд, из тех, какие по сей день имели хождение и в родном Крайхгау. Древние ритуалы, свершавшиеся во имя безымянного божества, которые не смогло вытеснить даже христианство. Тонио сам себя называл магом, так чего следовало ждать от него? Все это не более чем дешевое представление – и пентаграмма, и зелье, и все остальное. И все-таки Иоганн никогда уже не вернется к наставнику. Что-то невыразимо скверное произошло той ночью. Это не имело ничего общего с колдовством или с дьяволом, но было это нечто ужасное, за что Тонио дель Моравиа будет гореть в глубинах преисподней.

Как и в прошлый раз, перед воротами Аугсбурга царило столпотворение. Они обогнули город и проехали через так называемые Красные ворота. Именно здесь проходила великая дорога Via Claudia Augusta и устремлялась дальше на юг, к Альпам. Старый торговец рассказывал, что Аугсбург был основан римским императором. И не кем-нибудь, а самим императором Августом, который жил во времена Христа! Иоганн с благоговением смотрел на стоптанный булыжник, по которому в стародавние времена маршировали еще римские легионеры.

Миновав ворота, они оказались на оживленной улице, до того широкой, что даже посередине стояли дома. Справа и слева от мощенной булыжником мостовой выстроились украшенные фресками дворцы патрициев. Сама же улица протянулась на сотни шагов, до самого собора. Навстречу им шагали патриции в бархатных камзолах, отороченных мехом плащах. На женщинах были пестрые платки из тончайшей бумазеи. А на одном из мужчин вместо шляпы – прошитая золотыми нитями сеточка.

Торговец подмигнул Иоганну.

– Видел того хлыща? Это молодой Якоб Фуггер. Говорят, его семейство скоро станет самым могущественным в Аугсбурге. С тех пор как Максимилиан стал новым королем, они постоянно ссужают ему деньги. А ведь дед Якоба начинал простым ткачом! Наступают новые времена. Все меняется, любой теперь может выбиться в люди. – Он показал на роскошный дом посередине улицы. – Все богачи собираются сегодня в доме танцев. Фуггеры, Вельзеры, Госсемброты и Релинги… Похоже, младшая дочь Релинга идет под венец. Там и вершится большая политика! А в таких делах не помешает смочить горло, – он рассмеялся. – И тут в игру вступаю я. Пять бочек изысканного франконского вина! В Вюрцбурге не сыщешь лучшего, уж ты мне поверь.

Они проехали еще немного и оказались на вытянутой площади, втиснутой между амбарами и бюргерскими домами. Необозримая масса народу текла вдоль лотков и лавок, составленных из досок. За ними стояли винные бочки всевозможных размеров. Нанесенные мелом знаки и сокращения указывали на место происхождения и владельца. Всюду с криками сновали торговцы, предлагали кружки на пробу и расхваливали свой товар. Брусчатка была красной и скользкой от пролитого вина.

Запах напомнил Иоганну о давильнях в Книтлингене. В памяти разом ожил тот день, когда был раздавлен под прессом Людвиг. Юноша встряхнул головой, чтобы прогнать видение. Книтлинген, Маргарита, Людвиг, Мартин, Тонио… Все это осталось в прошлом, а думать следовало о будущем. Хоть Иоганн и не знал, что оно ему уготовило.

– Винный рынок, видно, открылся сегодня раньше, – проворчал старый толстяк и быстро огляделся. – Ну, держи кулаки за меня; надеюсь, мы не опоздали. Эй, Альбертус, старина! Я здесь!

Он спрыгнул с повозки и спустя мгновение завязал разговор с каким-то человеком, лысым и угрюмым, которого, по всей видимости, знал по прошлым сделкам. Не прошло и пары минут, как увесистый кошелек сменил своего владельца. Торговец с довольной ухмылкой вернулся к Иоганну.

– Альбертус уже заждался меня. Он поставляет вино в дом для танцев. Видно, рейнское в этом году слишком уж кислое, им приходится подслащивать его медом. Две бочки пригодны разве что в качестве уксуса. Альбертус возблагодарил всех святых, когда получил от меня пять бочек. По соответствующей цене, конечно. – Он раскрыл кошелек и бросил Иоганну монету. – Вот, держи. Ты принес мне удачу. А теперь проваливай, пока я совсем не раздобрел, – тут он нахмурился. – Черт знает, через что ты прошел, парень, но прошлой ночью ты орал так, будто все адовы псы за тобой гнались… Ну, удачи тебе в пути.

Он хлопнул Иоганна по плечу и стал помогать Альбертусу сгружать бочки с повозки.

– Спасибо! – крикнул юноша ему вслед. – Благослови вас Бог!

Но толстяк, казалось, уже не слышал его.

С монетой в руке Иоганн отдался людскому потоку, и скоро винный рынок остался позади. С севера примыкала еще одна площадь с торговыми лотками. Судя по запаху, здесь торговали рыбой, и далеко не вся была свежей. Над рынком вздымалась башня, которую Иоганн приметил еще издали. Он обошел ее и на другой стороне обнаружил вольер, в котором был заперт облезлый медведь. Зверь устало лежал в углу; тусклая шкура его была покрыта струпьями и засохшей кровью. Время от времени дети просовывали между прутьями палки, медведь вскакивал и рычал, а потом снова забивался в угол. Иоганн смотрел на этого когда-то гордого зверя и узнавал в нем себя. Усталого, израненного, загнанного…

Он задумчиво посмотрел на монету. Это был затертый аугсбургский пфенниг, с едва различимым уже чеканным профилем – вероятно, кайзера Фридриха. Что ж, монеты должно было хватить на горячий ужин и ночь в кишащей блохами таверне. А потом?

Иоганн уныло поплелся дальше. Посреди этой роскоши он чувствовал себя еще более жалким. Возможно, это была не такая уж и блестящая идея – отправляться прямиком в Аугсбург, этот Золотой город. Что ему делать среди богатых, раздутых от самоуверенности бюргеров? Перед ратушей тоже толпился народ. В первый миг Иоганн решил, что и здесь развернулась ярмарка. Но потом он услышал громкий, зазывной голос и остановился.

– …не три и не четыре, а целых пять мячей теперь в воздухе! Это подвластно лишь самым одаренным жонглерам, таким как Эмилио. Смотрите сами!

Иоганн улыбнулся. Должно быть, в город приехала труппа артистов. Он вспомнил, как они с Тонио передвигались между деревнями и давали такие же представления. Казалось, с тех пор минула целая вечность, хотя прошло-то всего несколько месяцев. Юноша протолкался вперед и увидел две наряженные повозки. Красно-синие ленты отгораживали пространство, где жонглер подбрасывал несколько кожаных мячей, а другой артист играл в это время на скрипке. Оба были в привычных для фигляров одеждах, поделенных на два цвета: на одном наряд был красно-желтый, на другом – сине-зеленый.

Жонглер, которого, по всей видимости, звали Эмилио, был примерно одного возраста с Иоганном. А вот скрипачу уже явно перевалило за тридцать. У него были огненно-рыжие волосы и некрасивое лицо с торчащим, как зубец, носом. Он все быстрее орудовал смычком, и Эмилио подбрасывал шары все выше и выше. Пришитые к его одежде колокольчики звенели в такт музыке. По его смуглому лицу и каштановым волосам Иоганн догадался, что родом он откуда-то с юга.

– А теперь посмотрите на прекрасную принцессу Саломе с далекого Востока. Она вскружила бы голову даже Иоанну Крестителю, – объявил скрипач. – Смотрите и дивитесь! И поостерегитесь, верные мужья, – глядя на нее, ох как непросто сохранить супружескую верность!

Из-за повозок появилась молодая женщина, и по толпе прошел ропот. Черные как смоль волосы доходили ей до самых бедер. Кожа у нее была темная, почти как у мавров, глаза горели огнем. Нижнюю часть лица скрывала вуаль. Скрипач заиграл восточный мотив, и Саломе стала кружиться в танце, взмахивая яркими одеждами. При этом она так соблазнительно покачивала бедрами, что некоторые из зрителей не могли сдержать тихих стонов.

Следом за танцовщицей появился гигант, такой же темнокожий. На нем были тесные штаны, а сверху – лишь кожаный жилет, так что все могли видеть его крепкие мускулы. Он встал, скрестив могучие руки на груди. Взгляд у него был хмурый и неподвижный, а голова гладкая, как яйцо.

– Могучий Мустафа, османский евнух, неотступно сопровождает и оберегает Саломе, – вновь подал голос скрипач. – Поостерегитесь его, ведь он голыми руками вырывает деревья и сгибает железные шесты. Позже он продемонстрирует вам свои умения. А пока полюбуйтесь принцессой Саломе!

При этих словах загадочная танцовщица достала из-под платья несколько позолоченных шаров и стала один за другим бросать Эмилио. Жонглер ловил их и бросал в ответ мячи. Шары и мячи кружили между ними, точно нанизанные на нить бусины, и Саломе при этом продолжала танцевать. Зрители бурно аплодировали, некоторые из мужчин, казалось, и вовсе потеряли дар речи. С глубоким вырезом на платье и с широкими бедрами, Саломе действительно выглядела как восточная принцесса. Но главной ее роскошью были черные развевающиеся волосы. Женщинам возбранялось ходить с непокрытыми волосами, без чепцов ходили лишь танцовщицы и прочие недостойные девицы. Саломе носила свои волосы с гордостью, словно драгоценное украшение.

Скрипач сыграл несколько энергичных пассажей и в завершение извлек из инструмента высокий, жалобный взвизг. Шары вдруг исчезли, скрытые под платьем Саломе. Жонглер поймал все мячи, и они вдвоем поклонились под несмолкающие овации горожан.

Иоганн усмехнулся. Представление было неплохое, хотя в Книтлингене он видел и получше. Некоторые артисты жонглировали с закрытыми глазами или балансировали при этом на канате, другие глотали огонь или даже мечи. Зато девушка была красива, как звездная ночь, а скрипач играл дьявольски хорошо и проворно. Своим представлением им удалось перенести зрителей в далекую, неизведанную страну.

Скрипач, который был, по всей видимости, их предводителем, поднял руку и попросил тишины.

– Переходим к кульминации нашего представления! – возвестил он. – С далеких иерусалимских равнин к нам прибыл человек, чья репутация, подобно львиному реву, опережает его на сотни шагов! Когда-то он жил отшельником в пустыне, столь мудрым, что за советом к нему обращались султаны и короли. Склоните же головы перед прославленным магистром Арчибальдом!

Навес одной из повозок резко отдернулся, и все увидели изможденного старика с растрепанными седыми волосами. Белоснежная борода доходила ему до живота. На нем была красная поношенная ряса, а в руке он держал простой посох. Опираясь на него, старик спустился по ступенькам с повозки. Он старался держаться с присущим достоинством, но равновесие сохранял с явным трудом. Его слегка пошатывало, и мясистый нос был испещрен мелкими сосудами.

– Магистр Арчибальд постится вот уже пятьдесят лет и принимает только воду, – объявил скрипач.

– И вино! – выкрикнул кто-то из зрителей. Раздался дружный смех.

Рыжий скрипач окинул толпу суровым взглядом.

– Ни к чему эти насмешки! Почтенному магистру известна тайна философского камня. Хотите посмотреть или предпочтете и дальше сыпать шутками?

Зрители загалдели и захлопали. Арчибальд между тем встал посередине площадки, и могучий Мустафа поставил перед ним медное ведро, похожее на большую ступку. Затем подошли Эмилио и Саломе с флаконами и тиглями в руках.

– Слушайте, почтенные жители Аугсбурга! Я преуспел в том, что оказалось не под силу ни Альберту Великому, ни Авиценне! – возвестил скрипучим голосом старик и вознес над головой посох, точно святую дароносицу. – Много лет я изучал запретное искусство алхимии и наконец-то постиг тайну философского камня! Тинктура, при помощи которой любую материю возможно превратить в золото. Даже… – Он выдержал театральную паузу. – Даже этот простой посох из тиса!

Зрители одобрительно забормотали, и Арчибальд повернулся к Саломе.

– Что ж, прекрасная принцесса, приготовь волшебную тинктуру. – Он подавил икоту. Затем показал на флаконы, из которых Саломе по несколько капель добавляла в ведро. – Слезы влюбленного юноши, три унции жидкого свинца и сок померанца, сорванного в садах Эдема…

– И ни капли вина! Вино он оставил себе! – выкрикнул насмешник из первых рядов.

Но публика никак не отреагировала. Все в напряженном ожидании смотрели на ведро. Арчибальд между тем продолжал заплетающимся языком:

– Слюна дракона из далекой Индии и перемолотый перец, мускат и гвоздика, всего по одной щепотке!

Саломе насыпала в ведро немного порошка, затем поклонилась и отступила в сторону. Старик погрузил свой посох в смесь, и вдруг из ведра повалил синий дым. Окутав Арчибальда, точно святого, он на какое-то время скрыл его от людских взоров.

– Семь да еще семь тайных формул Гермеса! – бормотал магистр, поводя посохом в дыму. – Пепел к пеплу, прах к праху и… древо к злату!

Он шагнул из дыма и поднял посох над головой. Над толпой пронесся ропот изумления.

Конец посоха переливался золотым блеском.

– Чудо свершилось! – воскликнул Арчибальд и поклонился, при этом едва не свалившись.

Раздались восторженные крики, несколько рук уже тянулись к посоху. Но вперед шагнул могучий Мустафа, и люди отступили.

– Магистр Арчибальд, утомленный после содеянных чудес, вернется в повозку, – объявил скрипач, бросив суровый взгляд на старика. – После представления вы можете взглянуть на святыни, которые мудрец привез с земли Востока. Среди прочего – солома из Вифлеемских яслей и перо из крыла архангела Гавриила! Вход по крейцеру с человека. – Он широко улыбнулся. – Если кому-то это не по карману, тот может для начала выиграть пару монет. Это проще простого!

Он щелкнул пальцами, и Мустафа принес столик, который в его руках выглядел как игрушечный. Когда же скрипач достал из кармана три колпачка и положил на стол, Иоганн понял, что пробил его час.

– Поверьте мне, заработать монетку-другую еще никогда не было так просто, – сказал рыжий. – Все, что требуется, это внимательный взор и быстрый ум. – Он показал всем горошину. – Я спрячу эту горошину под один из колпачков и перемешаю их. Кто угадает, где лежит горошина, получит вдвое больше поставленного! Ну, есть тут смельчаки?

Самые любопытные решили попытать счастья. Двое поставили по крейцеру и угадали. Скрипач с явным недовольством отдал им выигрыш. Люди осмелели и стали ставить больше. Правда, теперь монеты все чаще доставались скрипачу.

Иоганн хмыкнул. Он так долго упражнялся в этом трюке, что мог бы проделать его с завязанными глазами. Фокус состоял в том, чтобы при перемещении колпачков спрятать горошину в ладони – и подложить под другой колпачок. Чтобы все получилось, зрители должны были иногда выигрывать. Порой артисты даже платили людям, которые якобы проходили мимо и подыгрывали им.

Иоганн вдруг понял, как ему заработать еще несколько монет.

Он подождал, пока вокруг стола не поутихнет шум, после чего подошел и робко протянул скрипачу монету. Тот улыбнулся.

– А, еще один желает попытать удачу! Что ж, мальчик мой… – Он стал медленно передвигать колпачки. – Положи монету там, где, по-твоему, лежит горошина.

Иоганн положил монету и угадал, что не сильно его удивило. Артист хотел пробудить в нем азарт.

– Теперь у тебя два пфеннига, а у меня ни одного, – вздохнул скрипач. – Хочешь попробовать еще раз?

Иоганн кивнул, и скрипач вновь принялся перемещать колпачки. В этот раз Иоганн заметил, как он спрятал горошину в ладони и переложил под другой колпачок. Он был хорош в своем деле, но недостаточно. Юноша положил монету перед нужным колпачком, и улыбка на лице скрипача застыла.

– Снова угадал, мое почтение. – Он махнул Саломе. – Будь столь любезна, принеси юноше два пфеннига из наших запасов. Я держу свое слово, – и смерил Иоганна взглядом. – Еще разок?

– Почему бы и нет? Что я, в конце концов, теряю? – Иоганн ухмыльнулся и положил на стол четыре монеты. – Я ведь начал с одним-единственным пфеннигом.

В этот раз скрипач так быстро перемещал колпачки, что едва ли можно было уследить за его движениями. Но Иоганн снова угадал. Вокруг собралась толпа; люди посмеивались, глядя, как артист со скорбной миной отсчитывает монеты.

– А ты хорош, – сквозь зубы процедил скрипач и внимательно поглядел на Иоганна. – Уже играл, не так ли?

– Я хочу сыграть еще раз, – заявил тот, оставив вопрос без внимания, и положил на стол горсть монет. – На все.

– Думаю, на сегодня хватит, – проворчал скрипач. – Ведь людям хочется еще посмотреть на святые реликвии, и магистр Арчибальд…

– Если парень хочет сыграть, пусть сыграет, – промычал широкоплечий батрак и встал рядом с Иоганном. – Свои обещания надо выполнять, ты сам говорил.

Зрители поддержали его, и скрипач махнул рукой.

– Ладно, почему бы и нет? Полоса удачи не может тянуться бесконечно.

И вновь колпачки пришли в движение, да так быстро, что зрители лишь изумленно восклицали. Иоганн заметил, что в этот раз скрипач оставил горошину в руке.

– Под каким горошина? – резко спросил артист.

Иоганн покачал головой.

– Я не могу этого сказать.

Скрипач ухмыльнулся и протянул руку за монетами.

– Ха, не можешь сказать. Это значит…

– Я не могу этого сказать, потому что горошины нет ни под одним колпачком.

– Что ты выдумываешь? – Скрипач изобразил возмущение. – Вот, балбес, смотри сам…

Он потянулся за правым колпачком, но Иоганн опередил его и перевернул их все.

Горошины не было.

Над толпой разнесся общий крик негодования.

– Э, горошина, должно быть, скатилась на землю, – пробормотал скрипач и нагнулся. – Наверняка она где-то…

– Мошенник! – крикнул батрак рядом с Иоганном.

Остальные зрители присоединились к нему.

– Мошенник! Грязное отребье! Повесить их!

Люди опрокинули стол, полетели первые камни. Скрипач, Саломе и жонглер Эмилио укрылись за повозкой, а Мустафа между тем отвесил затрещину первому из нападавших. Краем глаза Иоганн заметил, что со стороны ратуши к ним бегут несколько стражников. Он наклонился и собрал разбросанные по мостовой монеты, после чего не спеша пошел прочь, словно случайный прохожий. В этот самый миг подоспели стражники. С алебардами наперевес они пробежали мимо, и никто не обратил внимания на юношу в рваной крестьянской одежде.

Когда Иоганн уже миновал ратушу и башню, до него донеслись крики боли и треск ломающегося дерева. Кто-то протрубил в рог. Юноша свернул в узкий переулок, и шум понемногу стих.

Он с трепетом пересчитал монеты. Второпях ему удалось подобрать из грязи девять аугсбургских пфеннигов – неплохая добыча. Правда, жаль было артистов – в сущности, несколько месяцев назад Иоганн занимался тем же, что и рыжий скрипач. Оставалось надеяться, что возмущенные горожане не учинят расправу над ним и стражники не упекут его в тюрьму.

С монетами в руке юноша побрел по узким улочкам, размышляя, сколько вина и жаркого можно купить на горсть пфеннигов в самом богатом городе мира.

* * *

Спустя несколько часов Иоганн вышел, пошатываясь, из какого-то трактира, вдохнул прохладный воздух и попытался хоть немного протрезветь. Однако скоро он понял, что затея эта бессмысленна.

Чтобы отпраздновать выигрыш, юноша выбрал один из лучших трактиров недалеко от соборного квартала. Что было потом, он мог вспомнить лишь урывками. Поначалу трактирщик не пожелал обслуживать тощего, оборванного деревенщину. Но когда Иоганн показал ему серебряные монеты, трактирщик мгновенно подобрел. Он подал жаркого из оленины в брусничном соусе, белого хлеба из муки тонкого помола и крепкого красного вина, доставленного, по его же словам, из Франции. Откуда бы его ни доставили, вино оказалось чертовски крепким и дьявольски дорогим.