Текст книги "Фауст. Сети сатаны"

С тех пор как через Книтлинген пролегла почтовая дорога, в трактире всегда собиралось много народу. Здесь искали ночлега путники и были слышны самые разные наречия, иногда звучала даже французская речь, а по-немецки порой с трудом удавалось разобрать хоть несколько слов. Вот и теперь за столами вместе с горожанами сидели несколько приезжих. В глубине зала царило столпотворение. Гости, среди которых был и отец Маргариты, плотно обступили один из столов. Некоторые шепотом переговаривались, другие спорили в голос. Ганс Харшаубер, хозяин трактира, подошел к Иоганну с кружкой пива, улыбнулся и хлопнул его по плечу.

– Ну что, крепыш, – приветствовал он его. Корчмарь был одним из немногих в Книтлингене, кто относился к нему с уважением. – Пришел за бочонком вина для отца? Рад, что ты объявился. Подолгу хандрить – тоже пользы немного.

Иоганн не ответил. Он как зачарованный озирался по сторонам, но того, ради которого пришел, не находил. Харшаубер проследил за его взглядом, подмигнул Иоганну и показал на столпотворение у стола.

– У нас остановился бродячий астролог, – пояснил вполголоса трактирщик. – И пробудет, наверное, до праздника Симона и Иуды. Но ему, видно, не терпится проверить фогтовы карманы! – Он рассмеялся. – Тот попросил составить себе гороскоп. Видно, хочет узнать, когда ж его произведут в кайзеры.

– Ас… астролог?

У Иоганна чаще забилось сердце. Он приблизился к толпе, пока не сумел посмотреть на виновника столпотворения.

За столом сидел колдун.

Как и его повозка, он ничуть не изменился. Как и восемь лет назад, на нем была широкополая шляпа с красным пером и черно-красный плащ, от чего тело его казалось еще более длинным и тощим. Черные глаза поблескивали на бледном лице, будто старые медные пуговицы; нос торчал, как острый клюв. Иоганн дал бы ему на вид лет сорок или пятьдесят, хотя уверенности у него не было. Этот человек мог быть и намного старше или моложе. На столе перед ним лежали старые пергаменты с мудреными таблицами и рисунками, как на повозке. Управляющий стоял рядом и благоговейно вслушивался в слова незнакомца.

– Этот год будет для вас хорошим, – произнес астролог и провел длинным костлявым пальцем по пергаменту. И снова этот мягкий чужеродный говор, присущий пришельцам с запада. Иоганн решил, что он родом из Эльзаса, а то и вовсе из Франции. – Qui [7]7
  Да (фр.).


[Закрыть], хороший год. Но следующий будет еще лучше, и для вас, и для города! Солнце стоит во Льве, а Луна – в Сатурне, и это сулит жаркое лето и щедрый урожай. Хм, правда… – Он выдержал многозначительную паузу.

– Что такое? – спросил фогт, и остальные замолкли в напряженном ожидании.

– Mon dieu! [8]8
  Боже мой! (фр.)


[Закрыть] Я вижу скверную погоду в апреле, частые бури и град. Так что попридержите часть семян, они вам еще пригодятся.

Люди снова зашептались. Фогт помял шляпу, которую все это время держал в руках.

– Благодарю, магистр, – промолвил он едва слышно и положил на стол несколько монет.

Но астролог брезгливо поморщил нос.

– Кто я такой, по-вашему? – проворчал он, и от прежней мягкости в его голосе не осталось и следа; теперь он скорее рычал, как старая дворняга. – Вы принимаете меня за шарлатана? Этого мало! За пару крейцеров вы добудете разве что заговор от какой-нибудь знахарки, но никак не гороскоп. Я учился в Авиньоне, Кракове и даже Париже!

– А если я откажусь заплатить? – нагло спросил фогт. – Что вы тогда сделаете? Гороскоп уже составлен.

Незнакомец улыбнулся, но лишь на миг; затем губы его сомкнулись в тонкую линию. Он не сводил взгляда с фогта. Свет в его глазах померк, и в них чернел теперь весь мрак Вселенной.

– Заплатите. Лишь мне и звездам ведомо, что случится, если вы откажетесь.

Он произнес это очень тихо. И тем не менее его услышали все до одного в трактире. На несколько секунд в зале повисла непривычная тишина. Наконец фогт положил на стол две серебряные монеты, молча надел шляпу и направился к выходу. Остальные последовали за ним, то и дело оглядываясь на незнакомца. Скоро в зале остался лишь Иоганн.

– Безмозглые свинопасы, – проворчал астролог.

Юноша не понял, обращался ли он к нему или говорил сам с собой. Незнакомец собрали пергаменты и спрятал монеты в карман. Потом поднял голову и увидел перед собой Иоганна.

– А тебе чего? – спросил он недовольно. – Время предсказаний прошло. Всё, ступай домой, парень. Как и те дураки.

– Я… я… – пробормотал Иоганн.

Он в общем-то и сам не знал, чего искал здесь. Но за эти восемь лет так и не забыл колдуна. И, как в прошлый раз, ощущал к нему странное притяжение. И необъяснимый страх.

Лицо незнакомца внезапно переменилось, он нахмурил лоб.

– Постой-ка, я же тебя знаю! Ты тот самый парень, кого я встречал здесь еще мальчишкой, верно? Дай-ка взглянуть на твою ладонь… – Он выбросил вперед руку, схватил Иоганна за кисть и стал рассматривать его ладонь. Наконец улыбнулся. – Точно, это ты! Иоганн Георг Фаустус, верно? Счастливец.

Иоганн отступил в изумлении.

– Вы… вы помните мое имя? Столько лет прошло…

Незнакомец рассмеялся и выпустил его руку.

– Имя – лишь дым и звук, но линии не лгут. По ним я всякого узна́ю… Как поживает твоя матушка?

– Она… умерла несколько недель назад, – тихо ответил Иоганн. – Похоже на чахотку.

– Мне жаль, – незнакомец покивал. – Я бы перебросился с ней парой словечек. Ну что ж… – Он собрал пергаменты в охапку и поднялся. – Мне еще надо проведать лошадь, а потом подняться в комнату и покормить птиц. Если хочешь, завтра приходи снова. Я по-прежнему буду здесь предлагать свои услуги. И до самой ярмарки буду ездить по округе – то здесь, то там…

– А что это за услуги? – спросил Иоганн.

– А, всё как обычно, – незнакомец пожал плечами. – Составляю гороскопы, читаю по ладони, иногда прибегаю к гидромантии и хиромантии… В общем, что люди пожелают.

– Гидро… что? – переспросил Иоганн. – Это какая-то магия? Вы колдун?

Незнакомец рассмеялся.

– Ха, вот колдуном звать меня не надо. Я не хочу угодить на костер. Церковь не очень-то жалует колдунов и магов. – Он поднял палец: – Нет, я не маг, я – астролог. Странствующий магистр, искушенный в искусстве алхимии и… – Он подмигнул Иоганну. – Да, призна́юсь, в некотором роде – в магии. Этому искусству обучают в университете Кракова. Но, прошу заметить, речь идет о белой магии, не черной! А теперь прошу простить меня.

Он пересек зал и, не прощаясь, поднялся по лестнице. Иоганн остался один. У него кружилась голова от всевозможных определений. Белая и черная магия, алхимия, астрология, гидромантия… Похоже, этот человек был не просто бродячим артистом.

Иоганн направился было к двери, но тут уловил какой-то блеск под столом. Он нагнулся и поднял маленький, длиной с ладонь, ножик. Рукоять была сработана из какой-то кости и украшена черным орнаментом. Клинок оказался на удивление тяжелый; широкий у основания, он сужался к острию. Лезвие острое как бритва; на конце рукояти отверстие, вероятно для шнурка.

Иоганн задумчиво провел пальцем по лезвию. Нож, несомненно, принадлежал незнакомцу. Следовало вернуть его владельцу, воровать Иоганн не собирался. Кроме того, он чувствовал, что ни в коем случае нельзя присваивать нож колдуна – это принесет одни несчастья. Но клинок был такой красивый! Что, если подержать его у себя ночь или пару дней? Колдун пробудет в городе до самого праздника. Иоганн в любой момент сможет вернуть ему нож и сказать, что нашел его на улице…

Он взвесил клинок в руке. Потом огляделся и спрятал его в карман.

Нож оттягивал карман куртки, холодный и в то же время обжигающе горячий – как упавшая звезда.

* * *

Погруженный в раздумья, Иоганн вышел из трактира. На улице уже стемнело. И вновь на него обрушились прежние заботы. Внутри, в теплом и освещенном зале, юноша и думать забыл о том, что не сможет больше посещать школу. Может, все-таки удастся переубедить отца, пообещать ему усерднее работать? Ведь школа – это все, что у него осталось!

Иоганн уже повернул в сторону дома, как вдруг услышал тихий свист из проулка. Он обернулся, и от радости у него екнуло сердце. Это была Маргарита! Только теперь Иоганн почувствовал, как ему не хватало ее в последние недели.

– Маргарита! – воскликнул он и подбежал к ней. – Я уж думал, ты больше не хочешь меня видеть… Ты не читала письма, которые я слал тебе?

Маргарита прижала палец к губам.

– Нельзя, чтобы Людвиг увидел нас вместе, – шепнула она. – Иначе он расскажет отцу. А отец и без того слишком много узнал про нас! Они запрещают мне видеться с тобой. Видно, боятся упустить жениха. Людвиг говорит, если снова увидит нас вместе, отец отправит меня в монастырь.

– Чтоб твой брат в аду сгорел! – мрачно проговорил Иоганн.

– Иоганн, ты не понимаешь? – Маргарита взглянула на него с мольбой. – Мне придется выйти замуж! Отец договорился с семейством Шмельцле. Еще пару дней назад они ударили по рукам, будто я стельная корова какая-то… – Она запнулась. – Свадьбу наметили на весну, мне исполнится семнадцать. В самый раз, как говорит отец.

– Так давай сбежим, – предложил Иоганн. – Меня здесь ничто не держит.

– Сбежим? – Маргарита горестно рассмеялась. – И на что мы будем жить? На твои фокусы?

– Я что-нибудь придумаю, – возразил Иоганн.

– Ах, Иоганн, мой Фауст… – Маргарита вздохнула. – Я бы и рада, поверь мне. Да только выхода нет.

Иоганн взял ее за руку и почувствовал, как она дрожит. Он вспомнил, как они едва не поцеловались летом среди ржи. Вспомнил солоноватый запах ее кожи.

– Ты никогда не будешь счастлива с этим торгашом, – процедил он.

– Счастлива? – Маргарита снова рассмеялась, но в уголках ее глаз уже заблестели первые слезы. – А кто сказал, что я должна быть счастлива с ним? Я должна быть ему послушной женой и рожать детей. А он обеспечит видное положение семейству. Господь задумал супружество не ради счастья.

– Маргарита, ты же сама в это не веришь! Давай уйдем отсюда. Мы сможем…

Тут Иоганн заметил, как застыло лицо у Маргариты. Он обернулся. За его спиной стоял Людвиг, а с ним – целая ватага приятелей. В их глазах читалось презрение. Встреча с Маргаритой так взволновала Иоганна, что он и не заметил, как они приблизились.

– Людвиг! Нет! – запротестовала Маргарита.

Но брат и ухом не повел. Он толкнул Иоганна в грудь и оттеснил в узкий проулок.

– Я разве не говорил, чтобы ты держался подальше от моей сестры? – спросил он грозно. – Тебе мало того раза? Ну ладно… В этот раз я тебя так высеку, что до зимы сесть не сможешь. Ты пожалеешь, что на свет родился!

Людвиг нагнулся и взял из кучи старую доску, обитую гвоздями.

Иоганн сжал кулаки. Их было слишком много, чтобы обороняться. Попробовать сбежать? Позвать на помощь? Но кто ему поможет, зазнавшемуся умнику и бездельнику? Люди просто скажут, что он получил по заслугам.

И тут Иоганн вспомнил про нож.

Пальцы его скользнули в карман, рукоять плотно легла в ладонь. Но что-то его удержало. Если пустить нож в ход, он станет убийцей, проклятым навеки. Иоганн не мог этого сделать! Не такой ценой. Поэтому он стоял неподвижно, как заяц, который чует охотника, но не двигается с места.

– Отпустите его! – закричала Маргарита и бросилась было к юноше. – Иоганн!

Но двое парней крепко ухватили ее.

– Спустите ему штаны! – прошипел Людвиг и занес доску. – Я преподам ему такой урок, что он до конца жизни запомнит.

И вновь Иоганн подумал про нож. Казалось, клинок пульсировал у него в кармане, как мелкий зверек. Как ему хотелось исполосовать это жирное лицо! Всего один удар…

Людвиг уже замахнулся, как вдруг с улицы донесся голос.

– Вот ты где, лентяй! Ты что же, позабыл? Ты взялся вычистить моего мерина! За что я тебе крейцер заплатил?

Иоганн вздрогнул. В проулке стоял астролог. Он махнул Иоганну рукой так, словно они были хорошо знакомы – как мастер и его ученик. В сгущающихся сумерках вырисовывался лишь его темный силуэт. В своем широком плаще незнакомец напоминал пугало в поле.

– Это что, твой новый приятель? – спросил насмешливо Людвиг. – Тощий приблудный шут? Ха! Он уж точно тебе не поможет.

Он вновь замахнулся, но незнакомец опять заговорил:

– Если сейчас же не подойдешь, быть большой беде. Страшному несчастью для всех. Звезды не лгут, и бледный свет их падает на вас, бездельники. Вы меня поняли?

Он произнес это тем же голосом, как и в трактире, когда говорил с отцом Людвига. Тихий и холодный, как ветер, который задувал с севера и гулял по проулкам. Последние слова прозвучали отрывисто и с паузами, в них звенела сталь. Людвиг медленно опустил руку, словно кто-то давил на нее.

– Проклятье… Ладно, на этот раз прощаю, – сказал он Иоганну, заметно оробев. – Но в следующий раз ты так просто не отделаешься! Когда-нибудь я доберусь до тебя, не сегодня, так завтра или на будущей неделе… Мерзкий ублюдок! Вот ты кто, слышишь? Ублюдок!

Он развернулся и знаком позвал за собой остальных. Маргарита на мгновение высвободилась и подбежала к Иоганну.

– Завтра утром в давильнях. В шесть часов, перед мессой. Я…

Она хотела еще что-то сказать, но Людвиг оттащил ее прочь.

– Твоя мать была шлюхой! – выкрикнул он издали. – Слышишь? Шлюхой!

Затем вся их ватага вместе с Маргаритой скрылась в сумраке.

Иоганн, пошатываясь, вышел из проулка. Он пребывал в смешанных чувствах; злость и смятение сменялись надеждой и предвкушением встречи. Незнакомец смотрел на него с улыбкой.

– Похоже, что ты мой должник, – заметил он, когда Иоганн наконец приблизился. – По всей видимости, я только что избавил тебя от крепкой взбучки. Так что скажи хотя бы, чего хотели от тебя эти молодчики. – Он оскалил зубы. – Дай-ка угадаю… Это как-то связано с той веснушчатой девицей.

– Один… один из них – ее брат, – ответил Иоганн неуверенно; его до сих пор немного трясло. – Ему не нравится, что мы с ней видимся. Однажды он уже отхлестал меня и бросил связанным в муравейник.

– В муравейник? Это весьма гнусно, должен признать.

Некоторое время они хранили молчание, Иоганн понемногу приходил в себя. Из трактира доносилась тихая музыка, слышны были пьяные крики. Неожиданно Иоганн вспомнил про нож – тот по-прежнему лежал у него в кармане. Холодная сталь, так пленившая его прежде, вдруг стала ему противна. Он медленно вынул клинок и протянул незнакомцу.

– Вы, видно, обронили его в трактире. Я собирался отдать его вам.

– Действительно, мой нож… – Незнакомец удивленно вскинул брови. – Что ж, спасибо.

Он взял клинок и взвесил его в руке. Потом окинул Иоганна задумчивым взором.

– Хм… если я не ослышался, этот парень назвал твою мать шлюхой.

Иоганн молча кивнул.

– И ты спустишь это ему? Что ж, если б меня кто-нибудь бросил в муравейник и назвал мою мать шлюхой, знаешь, что я с ним сделал бы?

Иоганн лишь вопросительно посмотрел на него.

Незнакомец продолжил тихим голосом:

– Я бы подождал, пока он уснет, а потом проломил бы ему голову дубинкой. И когда кровь потекла бы из носа и глаз, отрезал бы ему губы вот этим самым ножом. Губы и поганый язык. Чтобы он никогда больше не порочил мою покойную мать.

Иоганн все ждал, что незнакомец улыбнется, как над жестокой шуткой. Но тот не улыбался, и бледное лицо его оставалось совершенно бесстрастным.

– Почему ты позволяешь так с собой обращаться? – спросил наконец астролог, и лицо его по-прежнему было неподвижно. Он медленно провел пальцем по лезвию ножа. – Ты всю жизнь хочешь прятаться? Ты никогда не думал о мести?

Месть…

Иоганн на секунду прикрыл глаза. О, разумеется, он думал! Каждую ночь, когда лежал без сна, перед глазами стояла одна и та же сцена: как он, связанный и со спущенными штанами, извивается в муравейнике, в то время как Людвиг со злорадной ухмылкой выливает лекарство из пузырька. То самое лекарство, которое могло бы спасти жизнь его матери… О да, Иоганн думал о мести, и даже представлял себе, как медленно сворачивает Людвигу шею – как безмозглой курице. Как вспарывает ножом его толстое брюхо. Пару минут назад эта мысль снова посещала его; она засела у него в голове, как прожорливый клещ.

– Ага! Чувствуешь? – Губы незнакомца вдруг растянулись в торжествующей улыбке. – Признайся! Я по твоим глазам это вижу. Тебя гложет ненависть, и в этом нет ничего плохого, ничего предосудительного. Не нужно этого стыдиться. Ненависть порой может служить целительной силой; она очищает душу, как огонь. Но ненависть требует цели – и утоления. Ты ведь хочешь, чтобы этот парень был мертв? Мертв, как твоя мать?

Иоганн помолчал, потом кивнул нерешительно.

– Так произнеси это! – воззвал к нему незнакомец. – И тебе станет легче. Как после ароматного лекарства.

– Я… я хочу, чтобы Людвиг был мертв, – просипел Иоганн, не успев опомниться.

Астролог похлопал его по плечу.

– Ну вот, все просто. Увидишь, тебе скоро полегчает.

Он широко улыбнулся, обнажив зубы, и в них отразился лунный свет. Затем протянул Иоганну нож.

– Я дарю его тебе. Ты его нашел, значит, он твой. Сдается мне, этот нож тебе еще пригодится. Это метательный нож, и он очень старый. Я совсем недавно его наточил. Он рассекает кожу и жилы, как бумагу.

Иоганн медлил в нерешительности, но незнакомец сунул нож ему в руку.

– Бери же, болван. Если не воспользуешься им по назначению, то можешь хоть свеклу чистить.

– Спа… спасибо, – вымолвил юноша и спрятал нож. Теперь тот казался даже тяжелее, чем прежде.

– Ах, как неучтиво с моей стороны, я ведь до сих пор не представился… – Астролог тихо рассмеялся и протянул Иоганну руку. – Меня зовут Тонио. Тонио дель Моравиа. Краковский магистр семи искусств и хранитель семи печатей. Но для друзей просто Тонио. Ну!..

Иоганн пожал протянутую руку, холодную и влажную, как рыбья чешуя.

– Рад познакомиться, – сказал Тонио и снова хлопнул Иоганна по плечу. – А теперь отправляйся-ка домой. Я не могу вечно за тобой приглядывать.

И, насвистывая, он отвязал мерина и пошел прочь.

Внезапно поднялся холодный ветер, взметнул листву в темном переулке. Иоганн зябко поежился. Казалось, вот теперь лето действительно оставило Книтлинген.

* * *

Человек, назвавшийся Тонио, завел мерина в конюшню и привязал рядом с повозкой, которую конюхи закатили внутрь. Над козлами висела клетка с вороном и двумя воронами. При виде хозяина птицы захлопали крыльями и подняли крик.

– Ну, что думаете? – спросил их Тонио и подмигнул, словно они понимали его. Затем встал вплотную к клетке. – То, что я увидел, обнадеживает. Чем-то напоминает прежнего тебя, Бафомет.

Он рассмеялся и толкнул клетку, так что она закачалась. Ворон замахал подрезанными крыльями, стараясь удержаться на жердочке, и уставился на своего хозяина злобными желтыми глазками.

– Каррр… – прокаркал он, и крик его очень напоминал человеческий. – Каррр!

– Тсс! – прошипел Тонио. – Не волнуйся, Бафомет, ты останешься моим любимцем. Во всяком случае до тех пор, пока не найдется походящий кандидат и поискам не наступит конец.

Внезапно он выругался и снова толкнул клетку, так что ворон возмущенно вскрикнул, почти как рассерженный ребенок.

– Проклятье, Бафомет, я ни минуты не сомневался на твой счет! Я думал, что день наконец-то пришел! Что ж, возможно, и в этот раз я ошибаюсь. Ведь с тех пор… – Он вдруг погрузился в раздумья, потом тряхнул головой. – Конечно, я ошибаюсь, иначе и быть не может… Нет, еще слишком рано. Но попытаться все-таки стоит. А вы что думаете?

Птицы хлопали крыльями и каркали.

– Тихо, тихо, пернатые твари! – прикрикнул на них Тонио. – Вам тоже был дан шанс. И нечего жаловаться теперь. Вот вам, пожрите и затихните.

Он вынул из мешочка несколько ломтиков вяленого мяса и бросил в клетку. Птицы набросились на угощение и мигом проглотили мясо.

– И не забывайте, – добавил астролог и улыбнулся. – Если он окажется не тем, вам достанется его печенка. Даю слово.

Тонио развернулся и, насвистывая, вышел из конюшни.

* * *

Следующим утром Иоганн встал еще до восхода.

Комната, которую он делил с Мартином, находилась под самой крышей, и по ночам слышно было, как по кровле шуршат крысы и куницы. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить брата, юноша оделся. Нож, подаренный астрологом, он сунул в подушку, набитую соломой. Если отец найдет клинок, то непременно решит, что Иоганн украл его. Он достал оружие и стал рассматривать его в предрассветных сумерках. Нож, по всей видимости, стоил кучу денег – украшенная черным орнаментом кость переливалась, как драгоценный камень. Только теперь Иоганн заметил три буквы, выгравированные на рукояти.

G d R

Что бы это значило? Быть может, чьи-то инициалы? Колдуна звали Тонио дель Моравиа, так что ему они принадлежать не могли. Может, астролог сам украл нож или получил от прежнего владельца? Но, возможно, буквы означали что-нибудь еще…

Иоганн взвесил нож в руке, ощутил его тяжесть. Может, его удастся продать, если не найдется иного применения… Он осторожно приподнял половую доску и спрятал под нее нож. Мартину его тоже лучше не показывать – хранить секреты тот не умел.

После некоторых колебаний Иоганн вернул доску на место и прокрался вниз. Возле двери зачерпнул воды из ведра, умыл лицо и пригладил волосы, после чего выскользнул наружу и направился к подворью фогта.

Подворье, обнесенное высокой стеной, представляло собой город внутри города. За стенами находились давильни, амбары, дом самого фогта, конюшни и сараи. Имелась даже тюрьма с камерой пыток. В целях защиты двор был окружен дополнительным рвом, а через него перекинут подъемный мост. Правда, на время сбора винограда ворота стояли настежь открытые. Солнце только показалось на горизонте, где-то прокукарекал петух, и больше ничто не нарушало тишину. Даже для челяди час был еще ранний.

Иоганн прошел во двор и повернул налево, где располагались давильни. С давних времен там давили виноград, причем раньше это делалось ногами. В прохладном каменном строении стояли три огромные кадки, вдоль стен грудились бочки. В воздухе стоял тяжелый запах виноградной мезги. У Иоганна на пустой желудок даже закружилась голова. Они с Маргаритой нередко виделись здесь тайком. Если спрятаться в громадной кадке, снаружи никто и не заметит. Сейчас виноград давили, как правило, винтовыми прессами в соседнем строении, и высокое прохладное здание представляло собой хорошее укрытие.

Иоганн вскарабкался по лестнице, прислоненной к левой кадке. И действительно, внутри сидела Маргарита. Юноша спрыгнул вниз и едва не поскользнулся на остатках винограда. Маргарита хихикнула.

– Смотри не упади. Иначе любой учует, где ты прятался.

– Хочешь сказать, где мы прятались.

Иоганн улыбнулся. Ему так недоставало этого смеха в последнее время… Этого смеха и пухлых красных губ, которые он однажды едва не поцеловал…

Маргарита вновь стала серьезной.

– Я сожалею о том, что произошло вчера, – сказала она. – Могла бы догадаться, что Людвиг проследит за мной. Ну, по крайней мере, теперь я уверена, что он за мной не явится. Отец еще до завтрака отправил его чистить бадьи на большой давильне. В наказание за то, что вчера без разрешения бросил работу и шатался по городу.

Иоганн хмуро кивнул.

– Твой отец – человек справедливый. Не то что мой. Он Карлу и Лотару все спускает с рук, а на меня ложится вся грязная работа. А до Мартина ему вообще никакого дела нет, – по лицу его промчалась тень. – Особенно после того, как мама умерла. Теперь он мне и в гимназии учиться запретил.

– Ох, Иоганн, мне так жаль!..

Маргарита обняла его. Приятно было чувствовать ее в такой близости. Иоганн так и не рассказал ей, что произошло в тот день у эшафота. Ему до сих пор не представлялось случая. А кроме того, было просто стыдно говорить об этом. В объятиях же Маргариты он чувствовал себя защищенным, почти как с матерью. Но тут вспомнил, что скоро и она уйдет от него навсегда…

– Ты не должна выходить за него, – прошептал он.

Маргарита напряглась и отодвинулась от него.

– Я… я не хочу говорить об этом, – ответила она. – Только не сегодня. Давай просто забудем, что ждет нас в следующем году… – Она закрыла глаза. – Я часто вспоминаю, как мы лежали тогда в поле под крестом. Твой поцелуй…

– Я не собирался целовать тебя! – запротестовал Иоганн.

– Да? А казалось, наоборот… Знаешь ли, наши губы оказались так близко, – она снова привлекла его к себе. – Так близко…

Иоганн провел рукой по ее волосам. От них пахло виноградом и молодым вином, так сладко и соблазнительно…

Маргарита вдруг снова выпрямилась.

– Что это? – спросила она неуверенно. – Слышишь?

Иоганн затаил дыхание – и тоже услышал.

До них доносился тихий плач. Скорбный и пронизывающий, как ветер, что задувает сквозь щель в стене. Но звук этот, несомненно, имел человеческую природу. Юноше даже послышались обрывки фраз, по крайне мере ему так показалось. Но стоило ему прислушаться, и звук неожиданно затих.

– Ничего такого, – Иоганн пожал плечами. – Ребенок, наверное, плачет, только и всего.

– Не знаю, – Маргарита поежилась. – А если там что-то другое?

– О чем это ты? – удивился Иоганн.

– А ты еще не слышал? – Маргарита понизила голос. – В Шиллинговом лесу пропали еще трое детей! Сначала мальчик четырех лет – видно, заблудился. А когда братья отправились его искать, то и они как сквозь землю провалились. Уже поговаривают, будто их утащили в подземелья злобные карлики…

В последнее время Иоганн действительно был так поглощен собственными заботами, что даже не слышал об этих происшествиях. Он вдруг задумался, как часто сам бродил в тех местах, после того как умерла мама, – и у него мороз пробежал по спине. Лесной массив начинался от южной оконечности Книтлингена и простирался на многие мили в сторону Пфорцхайма. Человеку непривычному заблудиться там не составило бы труда.

– И ты тоже считаешь, что это дело рук карликов? – спросил чуть насмешливо Иоганн. Он и сам был напуган, но ему не хотелось этого показывать.

– Еще чего! – Маргарита возмущенно тряхнула головой. – Это могли быть и разбойники, и дикие звери – волки, скажем, или медведь. А может, они просто заблудились. Помнишь? Два года назад маленькая Лиза Мюллер целую неделю пропадала, а потом охотник разыскал ее, едва живую от голода…

Иоганн кивнул, припомнив давний случай. Причитания матери и крики радости, которые разносились по всему городу, когда маленькая Лиза наконец нашлась. С того дня девочка замкнулась в себе и почти не разговаривала.

Потом Иоганну вспомнились и другие пропавшие дети.

Это произошло восемь лет назад, когда Тонио дель Моравиа впервые появился в Книтлингене. Лицо астролога Иоганн четко видел перед собой, словно все произошло только вчера. А вот про детей он совсем забыл. И теперь в памяти шевельнулись далекие воспоминания.

Повозка колдуна за церковью. Парусиновый навес колышется от порывов холодного ветра. А изнутри слышен тихий плач, как будто пищит котенок или птенец.

Будто плачет ребенок…

Но образ рассеялся так же быстро, как и появился. Сейчас Иоганн не мог с уверенностью сказать, что было реальностью, а что – плодом его детской фантазии.

– Что с тобой? – спросила Маргарита с тревогой. – Это из-за мамы?

Юноша встряхнул головой.

– Нет, ничего. – Он попытался улыбнуться. – Ничего такого, что касается нас с тобой.

– В любом случае отец запретил мне выходить из города, пока не выяснится, куда пропадают дети, – продолжила Маргарита и закатила глаза. – Как будто я маленькая девочка и не могу сама о себе позаботиться… Прямо курам на смех. Мне же шестнадцать! Ему лишь нужен повод, чтобы мы не смогли видеться в поле.

– И вот мы встречаемся здесь, – заключил Иоганн.

– И с чего бы мне видеться с тобой, м-м-м? – Маргарита подмигнула ему. – В прошлый раз ты был весьма неучтив. Повалить на землю невинную девушку и…

Она запнулась. Снова послышался плач, и в этот раз куда громче. Он все нарастал, переходя в громкие завывания и крики. В конце концов кто-то завопил, как будто перепугался насмерть. Крики доносились со двора. Стали распахиваться двери и ставни, снаружи послышались торопливые шаги.

– Там что-то произошло! – сказал Иоганн и с неохотой выпустил Маргариту. – Может, пожар?

– Давай посмотрим. – Девушка уже перелезала через край кадки.

Иоганн последовал за ней, при этом в спешке перепачкал штаны в красной жиже. Они спрыгнули на землю и поспешили во двор. Несколько работников и служанок бежали к Большой давильне, откуда и доносились крики. И вопли – как будто кричала в предсмертных муках крупная птица.

– Это мама! – воскликнула Маргарита. – Господи, случилось что-то худое!

Вместе с челядью они пробежали внутрь. Там находились четыре пресса. Бадьи под них были намного крупнее, чем кадки в старой давильне, и массивные балки обеспечивали тяжесть, требуемую для отжима. Вокруг второго пресса столпились люди. Все стояли, скованные ужасом.

Под тяжелой балкой лежал Людвиг.

Иоганн с трудом узнал его. Вероятно, балка рухнула на него в тот момент, когда он влез в кадку. Кровь и виноградная мезга смешались в красную кашу, покрывая руки и лицо Людвига. Грудную клетку сдавило, как перезрелое яблоко, руки безжизненно свесились через край кадки. Кто-то из работников выплеснул на покойника ведро воды, и все увидели его лицо. Остекленелые глаза неподвижно уставились в потолок, губы перекосило гримасой боли и ужаса, с уголка рта в кадку капала кровь.

Мать Людвига продолжала причитать.

– Господи, мой сын, мой сын! – завывала она. – Мой бедный сын!

Она опустилась на колени и взяла обмякшую руку Людвига. Вопли ее понемногу затихали и скоро перешли в монотонные завывания. Иоганн смотрел, как ее платье пропитывается кровью и виноградным соком. Фогт в это время стоял в оцепенении среди своих работников. Казалось, он еще не вполне осознал произошедшее.

– Должно быть, балка сорвалась, как раз когда Людвиг влезал в кадку, – промолвил негромко широкоплечий батрак рядом с Иоганном. – Крепления, наверное, прогнили. Я давно говорил старику, что надо все подновить. Но он и слушать не желал! А теперь потерял единственного сына…

Маргарита стояла рядом, не в силах отвести взгляд от кровавого зрелища. Иоганн знал, что она терпеть не могла Людвига, – и все-таки он был ей братом. Юноша невольно подумал о звуках, услышанных прежде из укрытия. Так значит, это Людвиг тихо скулил, захлебываясь собственной кровью? Такой смерти никто не пожелал бы даже заклятому врагу.

Иоганн вздрогнул.

Заклятому врагу…

Еще накануне вечером разве не пожелал он Людвигу смерти? Тонио дель Моравиа принудил его к этому. И вот пожелание сбылось! Как такое возможно? Должно быть, это просто совпадение – все прочее выглядело до того устрашающе, что Иоганн даже думать об этом не хотел. Он снова взглянул на перекошенное ужасом лицо Людвига, и ему вспомнились слова Тонио.

Ненависть порой может служить целительной силой… Но она требует цели – и утоления…

И в этом он должен найти удовлетворение.

Иоганн вдруг почувствовал себя маленьким и жалким. Его затошнило, и он отвернулся, чтобы не смотреть больше на Людвига. Взгляд его упал на собственные штаны, склизкие и в красных пятнах. Он ничего не ел с утра и, когда к горлу подступила рвота, почувствовал во рту горькую желчь.