Текст книги "Шаманизм. Личные поиски единения с природой и творением"

Привлечение силы из нашего прошлого

– И все же, Дэвид, как ты думаешь, чего хочет медведь? – Такой вопрос около пятнадцати лет назад задал мне практик традиции Пачакути Меса и мой учитель.

В детстве я получил ужасный ожог, который едва не стоил мне жизни, из-за него я оказался заточен в крепости из шрамов и защитных механизмов. Иллюзия контроля заставила меня подавить эмпатическую восприимчивость, а огонь моей ярости никогда не затухал, отделяя от других. Тревожность, депрессия и гнев преследовали меня и во взрослом возрасте, когда я стал отцом. Я сравнивал этого эмоционального зверя, который неотлучно был со мной, с огромным медведем-гризли, в любое мгновение готовым наброситься и поглотить меня.

Бо́льшую часть взрослой жизни это было моим обычным состоянием: я постоянно слышал позади звук огромных лап, а защищаться мог лишь при помощи гнева. Единственным местом, где «медведь» терял мой след, были горы Северной Джорджии, которые медведи считают домом.

Но затем пришло исцеление. Очень бережно и с большим мастерством искусный ритуальный практик провел меня в шаманское путешествие в теневой мир внутри, Укупача. Когда медленные пульсирующие звуки барабана углубили мой внутренний взор и погрузили в древний мир, вызывающий воспоминания, я вскоре почувствовал за спиной присутствие огромного медведя. Зверь был так близко, что я различал его дыхание, но оставался на удивление спокойным. Меня одолевала усталость, а не страх. Измученный постоянным преследованием и предчувствием скорой расправы, в том путешествии я просто отдался ему на растерзание.

Я остановился, развернулся лицом к зверю и спросил:

– Чего ты от меня хочешь?

Я был уверен, что меня разорвут на части и сожрут, поэтому ответ медведя совершенно сбил меня с толку.

– Я твой защитник. Я твоя сила, – сказал медведь, глядя на меня с добротой.

От тревоги и ярости не осталось и следа, а моя перспектива расширилась, как только я познал истину. Поддавшись этой любви, я позволил медведю снять с меня стальную броню тех аспектов моей личности, которые больше не помогали мне, а лишь отравляли воды моих отношений. Я тут же стал совершенно иначе относиться к собственному прошлому.

Поглощенный иллюзорным чувством разобщенности, я ошибочно принял целительного медведя-защитника за угрозу. Я вновь начал осознавать, что являюсь необходимой частью Вселенной. Этот мир нуждается во мне и таких же раненых, как я. Ему нужна вся наша уязвимость и боль. Правда в том, что мир нуждается в нас именно из-за уязвимости и боли.

Осознание того, что мы являемся неотъемлемой частью чего-то большего, чем мы сами, делает нас одновременно дающими и принимающими. Нам всем по силам дать миру то, чего он так жаждет: эмпатию, которая задает основу для полного любви и сострадания духовного слияния со Всеми Нашими Связями.

Дэвид Джордан

Родные души

– Твой отец никогда к ней не заходил, – мягко объяснила мама.

Сидя на залитой солнцем кухне и глядя на проплывающие над озером облака, она продолжила:

– Он привозил меня в детский дом и ждал снаружи, пока я ее навещала. Он так и не смог решиться и никогда не видел ее после рождения.

Прошло почти пятьдесят лет с тех пор, как я услышала эту историю. Мы с другой моей оставшейся в живых сестрой навещали родителей, и я расспросила маму и бабушку об истории семьи.

Они редко говорили о Лори Энн, младшей сестре, которая так и не вернулась домой из больницы, хотя прожила почти два года. Это был редкий случай, когда они согласились поговорить о ней и о том времени.

В 1972 году, когда мне было семь лет, мама снова забеременела. Родители всегда хотели большую семью, но много лет не могли зачать ребенка. Теперь у меня должен был появиться младший брат или сестра. Всю семью охватило радостное волнение.

У меня не так много воспоминаний о том времени, но я помню, как беременная мама моет посуду на кухне. Я представляю новую детскую, любовно подготовленную к приему долгожданного второго ребенка. Когда пришло время, я представляю, как родители помчались в больницу, оставив меня с бабушкой и дедушкой, и как мы все с нетерпением ждали, когда родители привезут новорожденную домой. Но она так и не вернулась.

Сейчас, в 2020 году, я на аяуаска-ретрите, сижу на улице теплым весенним днем со своим дневником и размышляю над намерением для сегодняшней церемонии. Последние два года при работе с этим прекрасным растением-учителем я всегда концентрировалась на собственных потребностях в исцелении, но в этот раз хочу принести исцеление своим живым родственницам – маме и сестре.

Лежа на свежеподстриженном газоне, я размышляю о родовых травмах и закономерностях, о том, как болезни передаются из поколения в поколение. У мамы и сестры прослеживаются странные жизненные параллели. У обеих проблемы со щитовидной железой, обе носили ребенка на момент смерти кто-то из родственников.

Лекарство, которое мама начала принимать в 1970-е, как позже выяснилось, вызывало патологии у плода. Тогда оно считалось безопасным, но Лори Энн родилась с многочисленными пороками и не смогла вернуться к нам домой – вместо этого ее поместили в детский дом в получасе езды от нас. Мне так и не разрешили с ней познакомиться, и навещать ее ездили только мама и бабушка. Много лет спустя моя сестра ожидает операции по удалению опухолей возле щитовидной железы.

В тот вечер в храмовом пространстве ретрита мы готовимся к церемонии с использованием целебных растений. Одного за другим нас призывают выпить целебный эликсир с землистым вкусом.

Сегодня мое намерение, Матушка Аяуаска, в том, чтобы стать сосудом исцеления для моей семьи. Прошу тебя, помоги исцелить травму, которую моя мать носит в себе по поводу своей второй дочери, Лори Энн. Прошу, помоги мне освободиться от всего, что не служит нашей семье. Прошу, помоги разрушить все шаблоны, чтобы мои племянницы не понесли это дальше.

Сидя в полной темноте, я беззвучно повторяю намерение в ожидании эффекта от растения. В животе урчит по мере того, как эликсир усваивается. И хотя я повторяю мантры, чтобы не терять концентрацию, я постепенно утрачиваю связность речи. Мой разум плывет.

Каково было родителям вернуться домой из больницы без ребенка? Как маме удалось сдержать свое горе? Кто мог о ней позаботиться?

А что же я, маленькая я? Что я почувствовала, когда ребенок не приехал? Кто заботился обо мне? Смогла ли я осознать случившееся?

Вжух! Я соскальзываю глубже в калейдоскопическую вселенную эликсира, и сознание переносится в мое семилетнее тело. Я взволнованно жду прибытия сестренки, по моему физическому телу разливается радостное предвкушение. А когда никто не приезжает, меня захлестывает волна печали. По щекам текут слезы, и я плачу по себе маленькой.

Где я была?

Появляются бабушка, дедушка, тети и дяди. Все мое существо наполняется теплом, когда я подпитываюсь их огромной любовью, полученной в детстве. Вдруг в энергетической форме материализуется Лори Энн. Мы встречаемся впервые – ребенок с ребенком, душа с душой.

– С тобой все хорошо? Почему? Почему все должно было так случиться? – спрашиваю я.

– Таков был контракт моей души. Так было решено. Все идеально. Давай я тебе покажу, – отвечает она.

Наши энергии сливаются, наши души еще много часов танцуют и резвятся вместе. Слезы счастья и горя смешиваются, когда она учит семилетнюю меня состраданию. Мое взрослое тело устроилось возле стены позади, и я кутаюсь в одеяло, пока сознание продолжает путешествовать по мультивселенной.

Лори Энн говорит, что всегда была с нами, наблюдала из другого измерения. Чувства горя, счастья, эмпатии и любви разом наполняют мое сердце, когда мы обнимаемся. Я на седьмом небе от встречи с ней. Спустя несколько часов нашего общения юная я наконец смиренно принимаю скоротечность пребывания сестры на земле.

Через несколько месяцев после церемонии я поняла, что это было возвращение души – я вернула часть юной себя, которую утратила из-за травмы, вызванной отсутствием сестры, и вплела ее обратно в свое взрослое земное тело.

И хотя путешествие с аяуаской не исцелило моих живых родственниц напрямую, я знаю, что встреча с Лори Энн положительно скажется на будущих поколениях нашей семьи. Но важнее всего то, что я никогда не забуду встречу с младшей сестрой – сердце к сердцу, душа к душе.

Кэти Гиди

Сива и амазигские женщины

Во время изнурительного семичасового путешествия по сухой, жаркой египетской пустыне я получаю сообщение от могущественного племени древности – амазигов. В моем виде́нии предстает бедуин из другого времени, он едет верхом на верблюде рядом с нашей машиной. Его лицо скрывает темно-синий тюрбан, а глаза горят, будто пылающие мистические угли. Он – посланник Сердца Сивы, хранитель этого оазиса в центре пустыни, и сообщит ей, если я буду уважать скрытую мудрость древних времен.

Когда он удаляется из моего поля зрения, я чувствую, что за мной наблюдают. Перед внутренним взором появляется прекрасная темнокожая женщина и представляется хранительницей Сивы. Она приглашает меня войти в свой оазис, где стоит некогда прекрасный храм, окруженный пышными пальмами, цветами и кристально чистым источником. Я чувствую глубокую связь с этой бедуинской хранительницей, которая когда-то была жрицей храма оракула в месте, которое сейчас называется Сива. Возможно, она даже была оракулом Александра Великого.

Она говорит мне эти мудрые слова.

Важно соединиться с древними местами силы и паутиной Вселенной, которая переплетается со всем, что есть в природе. Важно оторваться от старых шаблонов и программ, которые связывают нас с искусственной системой. Мы можем доверять. Природа посылает нам призывные сигналы. Истинная кульминация состоит в том, чтобы вибрировать в гармонии со Вселенной, природой и самой высокой природной частотой. Это значит настроиться на бесконечное вибрационное поле Вселенной и резонировать со всем природным и священным.

Пустыня – это священный огонь, огонь сердца, который может согреть, но и обжечь. В прошлом женщины брали песок, чтобы увидеть, откуда дует ветер и где искать воду. Огню и пустыне нужна вода. Там, где жар соединяется с водой, образуется пар, появляется радуга.

Когда мы объединяем в себе противоположности, создается мост для чего-то нового. Когда огонь сожжет в нас все, что неестественно, мы пройдем через пустоту и отпустим все неестественное, чтобы вернуться домой, к природным циклам жизни.

Пустота – это источник, где мы все отпускаем. Мы теряем себя и полностью сдаемся на милость Божественного. Тогда откроются ворота в сердце пустыни, источник вашего сердца, где все создается.

С резким вдохом я возвращаюсь из этого виде́ния и благодарю хранительницу. Когда мы прибываем в оазис Сива, я понимаю, что у меня появилась миссия.

Ранним утром следующего дня мы отправляемся к храму оракула и прибываем туда с первыми лучами солнца. Существует несколько мифов об основании этого храма. Один рассказывает о двух темнокожих жрицах из храма Амуна в Фивах (современный Луксор), которых изгнали в пустыню. По этой легенде, одна из них основала храм Додоны в Греции и стала голосом местного оракула. Вторая жрица, пожив в Ливии, попала в Сиву, чтобы в конечном счете тоже стать прорицательницей оракула.

У входа нас встречает змея, а в небе над храмом пролетает белый голубь. Противоречивые знаки подтверждают, что здесь есть нечто незавершенное.

Прогулка по улицам оазиса Сива в последний день поездки показывает, что на улицах почти одни мужчины, поскольку женщинам запрещено покупать еду на рынке. Все замужние женщины должны носить бурку – сплошное одеяние с черной вуалью, закрывающее лицо и тело. Они обязаны носить ее даже при температуре выше сорока градусов. После брака женщинам нельзя показываться на глаза мужчинам, и самое главное – эти женщины должны скрывать глаза.

Чувствуется, что энергия этого места совершенно несбалансированна, здесь недостает Божественной Женственности. Я потрясена тем, как сильно меня это трогает, и в то же время интуитивно понимаю, что энергетический дисбаланс был явлен не случайно. Это место беззвучно взывает ко мне голосами женщин, которых не слышно из-под бурок, и птиц, поющих древнюю позабытую песнь свободы.

Встреча со змеей в храме указывает на то, что это место все еще отравлено, но хочет наконец сбросить старую кожу. Голубь – предвестник мира и чистоты.

Расшифровав знаки от разумной паутины жизни, я смиренно прошу позволения войти в священное место в этот день.

В храме оракула меня ждут лишь пыльные руины. Блуждая по ним, словно потерявшись, я чувствую, что забвение застилает все вокруг, а ветер шепчет в пустую кость. В оцепенении и растерянности я понимаю, что это ощущение исходит от всеобщей женственности. Собравшись с силами, я ищу главное место силы: алтарь храма оракула.

Я сажусь и открываю свою месу, или лекарскую сумку, украшенную тринадцатью камнями и кристаллами, энергетически связанными с древним родом хранителей земли Пампамесайок (Pampamesayok) из Перу. Я беру в одну руку систр, древнеегипетскую погремушку, а в другую – посох с головой Гора и начинаю греметь.

Я смиренно прошу своих духовных наставников о поддержке и об исцелении этого места ради высшего блага для всех. Я призываю мунай, космическое поле безусловной любви, наполнить это место. Мой систр издает звон, который прогоняет древние патриархальные энергии. Посох Гора направляет в храм светлую кипучую энергию из Источника, чистую Сами.

Внезапно огромный поток энергии и света проходит сквозь меня в землю этого места, чтобы очистить различные лей-линии и оси времени. Внутренним зрением я вижу древних амазигских женщин: жриц, целительниц и хранительниц мудрости. Они приходят с разных сторон, из разных измерений, реальностей и миров, их энергия окружает храм оракула.

Пока все оси времени открыты, к ним присоединяются Пакаринас (Paqarinas), женщины Пампамесайок и хранительницы мудрости, они проходят сквозь время и пространство, чтобы войти в храм радости и счастья. Они подбрасывают свои головные уборы в воздух, смеются и говорят: «Наконец-то мы вернулись».

Словно сотни людей физически собрались в храме блаженства, чтобы воссоединиться и стать равными на всех уровнях жизни. Они поворачиваются ко мне и благодарят, а я глубоко тронута и плачу. Присутствие интенсивной энергии вызывает у меня дрожь.

Отчасти это связано с тем, что через меня проходит мощный поток сознания, который сообщает, что женщины этого времени тоже вернутся сюда и вспомнят. Они вспомнят о своих способностях провидиц и оракулов, смогут создавать красоту, исцелять раны, воссоединять и исцелять наши коллективные покалеченные души и возвращать домой заблудившихся. Это виде́ние возвращения Божественной Женственности во все аспекты жизни. Эти женщины прибудут сюда и вспомнят, что были частью великого оракула, Великой Тайны.

Спустя какое-то время сильные энергии успокаиваются, а меня вместе с храмом наполняет покой. Открыв глаза, я понимаю, что это всего лишь очередной шаг навстречу тайне великого божественного сознания. С благодарностью я покидаю это священное место, зная, что теперь многие работники света связаны с ним и трудятся над достижением высшего блага для всех.

В день отъезда в Каир, откуда начнется наш путь домой, по дороге к машине мой взгляд привлекает картина в холле отеля, которую я прежде не заметила. Я подхожу ближе и с изумлением понимаю, что смотрю в глаза той самой женщине, которую видела в пустыне.

– Кто это? – спрашиваю я мужчину за стойкой и узнаю, что это одна из амазигских женщин, которая давным-давно была хранительницей храма и служила в нем оракулом.

Я гляжу ей в глаза, и она улыбается мне сквозь время и пространство. Я улыбаюсь в ответ.

Аннетт Эссми

Кости моего сердца

Кость, покрытая медно-коричневым налетом древности, резко выделяется на белом песке в шести метрах от озерной ряби. Вокруг нее нет следов людей или животных, а песок плотно прилегает к краям, хотя очертания бедра еще различимы. Похожие на драконов коряги в этих местах встречаются часто, но вот окаменевшие кости – редкость. У меня появляется интригующее чувство, будто кто-то протягивает мне эту кость, а я тянусь за ней, гадая, как она связана с церемонией прошлой ночи.

Всю свою юность я исследовала горы, покрытые мхом и папоротником, сражалась с медведями за чернику и просеивала песок в поисках наконечников стрел на берегу другого дальнего озера. Это озеро всегда успокаивало меня знакомым шумом бьющихся о берег волн, свистом ветра в сосновых ветвях и разговорами невидимых лесных созданий. Я очень хочу, чтобы моя дочь, которая приезжает сюда со мной, тоже научилась ценить такие дикие места. Я вижу, как она вырастает на глазах, когда мы здесь – руки ловят ветер, босые ноги взбивают песок. В перерывах между купанием в холодном прибое мы копаем и строим, восстанавливая бодрость.

Среди моего походного снаряжения есть корзина с различными предметами, которые я по наитию собирала в последние годы. Каждый из них воплощает в себе фрагмент непрестанного следования мистическому целительному пути. По мере того как непрерывная красочная череда шаманов и целителей делятся со мной своей разнообразной мудростью, я запечатлеваю в искусстве воспоминания о чем-то глубоко сокровенном и несказанно важном.

Я скрывала от других многое из этой творческой, магической части моей жизни, но что-то внутри меняется, и я чувствую побуждение провести в просторном диком месте церемонию в честь таинственной музы.

Итак, накануне вечером после ужина у костра моя подруга и дочь резвились на берегу, а я скатывала тяжелые разноцветные валуны в огромный круг. В центре – камень, похожий на свирепую драконью голову. С наступлением сумерек в банках зажглись свечи, и душистые ароматы шалфея, табака и лаванды образовали защитное сенсорное поле. Погремушка, ожерелье, жезл и посох – все это присоединилось к моей «священной» коллекции камней на алтаре.

Я расправила черную широкую шелковую юбку целительницы. Украшенная сверкающими драгоценными камнями, подвешенными на паутине разноцветных нитей, она была сшита за несколько дней под наблюдением ворона на веранде отдаленной хижины, как акт силы. Пришитые вдоль подола ракушки звякнули, когда я надела яркий платок, шаль с кисточками «колибри» и взяла самодельный барабан из лосиной шкуры.

Пока воды успокаивались, а ночное небо заполняла тягучая тьма, я призывала направления, стихии и помощников занять свои места в церемонии. Две мои спутницы уютно устроились в одеялах неподалеку, а я вскоре забыла о них, увлеченная на празднество пробужденной энергией.

Танцуя вдоль края каменной мандалы, я била в барабан, пела и предлагала свои самодельные творения на службу Великой Тайне.

– Хей, хей, хейя, хей, – молитвенная песнь нарастала сильной и свободной волной откуда-то из глубины души. – Хум, хамма, хей.

Внезапно наполнившись великой целью, мои призывы стали космическим воплем, вырывающим из тела вековую боль. С каждым вздохом я исторгала новые звуки. Время исчезло, а безымянная энергия тьмы выпила подношение. Песня постепенно стихла, очертания круга вновь стали видимыми, и энергии получили свою благодарность.

Сложив свои сокровища в лагере, я присоединилась к спутницам на пляже, где в темноте рыскали ночные создания. Воздух был чистым и прозрачным, а наши чувства – обостренными. Мы устроились в спальных мешках, прислонившись спиной к огромной коряге, и наблюдали, как сверкают и переливаются звезды на величайшем большом экране. Волны темного озера подносили их отражения к самому берегу, и мы сидели, как завороженные, на краю света.

На следующее утро я вышла из нашего древнего рыже-коричневого фургона в лучи рассвета, всем своим существом ощущая удивительный простор и глубокую благодарность за жизнь. Это был мой первый опыт обращения к Духу с просьбой пройти сквозь меня на церемонии подношения, и мир кажется свежим.

Перед завтраком мы отправились в поход по пляжу: искали следы животных и разгоняли утренние собрания чаек и орлов. Именно на обратном пути мой взгляд упал на крупную кость ноги. Как же я не заметила ее раньше? Я беру кость в руки и долго раздумываю о ее происхождении: как она сюда попала и почему показалась именно в этот момент. Я чувствую, что это подарок, своего рода приветственная открытка – признание моего искреннего и невинного шаманского подношения энергии прошлой ночью.

Остальные, похоже, считают мою историю с костью любопытной, но не слишком. Поэтому я держу восторг при себе, смакуя то, что станет одной из нескольких опорных точек моей жизни.

Еще одна церемония призыва исцеления проходит восемь лет спустя на том же озере. Развод, несколько изнурительных переездов, отношения с дочерью на грани разрушения – я возвращаюсь на дикий берег. В этот раз мой новый партнер довольно бродит в отдалении, высматривая пум и медведей.

– Хей, хей, хума, хей. – Словно снимая заклятье, песня души выкручивает и вытягивает болезненную энергию, застрявшую в моем позвоночнике.

– Хум, хамма, хей. – Безмерная энергия любви заполняет пустоту, и я будто вырастаю до четырех метров.

Когда на рассвете мы возвращаемся из священного круга, на душе ясно и светло, меня переполняют чувства надежды и принятия. Я рассказываю старую историю о том, как нашла кость после такой же церемонии, и тут же нахожу кость поменьше – она лежит рядом с тем местом, где я когда-то нашла первую. Это бронзовый фрагмент в форме кулака того же цвета и с таким же налетом.

Для меня это проявление сочувствия и заботы, выраженное особым языком и в форме осязаемого предмета, который можно почтительно хранить. Вселенная становится чуть менее случайной, а это место – вероятно, стабильный портал связи – воспринимается как духовный дом, где всегда можно получить поддержку.

Через год двоюродная сестра приезжает со мной на озеро в разгар сезона. Мой сокровенный пляж стал узким и весь покрылся водорослями из-за высокого уровня воды, и отдыхающие теснятся друг к другу. Мы уходим подальше, в дикое место, чтобы, как в детстве, нарисовать на песке круг. В этот раз его населяют причудливые, сложенные из камней фигурки людей в крошечных шляпах и с волосами из водорослей. Мы с удовольствием ищем по всему пляжу подходящие вещицы и создаем из них произведения искусства во временной беседке.

Настроение меняется после того, как однажды днем я узнаю, что близкий друг моего отца покончил с собой. Я чувствую необходимость провести вечером церемонию исцеления, и моя сестра решает тихо посидеть рядом. С поддержкой Духа и новой песней я благословляю того, кто ушел дальше, и посылаю утешение тем, кто остался. Тяжелая энергия перехода сотрясает мое тело, но в то же время очищает, и осознание того, что с ним все хорошо, приносит умиротворение.

На следующее утро мы выходим посмотреть, как пережили ночь наши маленькие каменные друзья, и видим, что другие отдыхающие засыпали наш круг черным и белым песком, создав огромный инь-ян. Со смехом глядя на непрошеный узор, я рассказываю сестре о том, как, по странному совпадению, нашла в одном и том же месте две волшебные кости, вспоминая: «Кажется, это было где-то… здесь». В этот момент самым непостижимым образом у меня под ногами оказывается третья кость.

Несомненно, духи этой земли услышали мои священные призывы. Я начинаю видеть свое шаманское путешествие как большую духовную охоту за диковинками, которая побуждает путешествовать, искать, экспериментировать, слушать, чувствовать, замечать и принимать решения. Лучи священного света проникают сквозь корку моего земного опыта, позволяя увидеть гораздо больше через двусторонние разговоры с таинственной силой, которая приветствует меня и заботится обо мне, поскольку является частью меня. Своевременные послания, случайные находки, знакомства с учителями и друзьями больше не кажутся «совпадениями». Эти повседневные события создают зону комфорта для духовного взаимодействия.

Три кости моего сердца теперь сложены в форме таза вокруг раковины в центре моего алтаря традиции Пачакути Меса. Их присутствие помогает крепко держаться на ногах, следуя по земному пути. Они посылают благожелательные, любящие и поддерживающие энергии, которые «собирают» меня воедино и напоминают о том, что другие люди – важная часть путешествия.

Поздно ночью в новолуние кости часто поднимают меня с постели, призывая вступить в разговор у освещенного свечами алтаря и вновь возвращая к дикому лунному циклу Геи. Я улыбаюсь и испытываю душевный подъем при мысли о том, что тот, кто забрасывает ко мне эти магические якоря через мистический мост церемонии, на самом деле я сама.

Адель Гудвин Келехер