Текст книги "Хранители тайн"

Глава 4

К счастью для Циана, злым умыслом заключенного в им же сделанный сосуд, в королевстве было достаточно знаний, чтобы научиться плавить песок, но недостаточно для того, чтобы знать, что никакого края света не существует.

Неизвестно, сколько именно времени сосуд с Цианом пробыл в воде, но в конце концов его прибило к берегу, где он и был найден людьми. Ими оказались моряки, корабль которых около тридцати лет назад потерпел крушение и был пущен на дно гигантскими волнами. Их было двое, и находка вызвала у них неподдельные изумление и восторг, потому что они десятилетиями не видели вещей, сделанных чужими руками. Их шаткий домик, кое-как возведенный из пальм и обломков корабля, не шел в расчет. Оба надеялись, что это вино, так как устали пить забродивший кокосовый сок, но сосуд оказался пуст, и они едва не выкинули его обратно. Спасло их то, что графин выпал из рук и сильно ударился о камень. От удара пробка прокрутилась несколько раз, выпустив наружу Циана.

Он впервые (за год, два, тысячелетие?) вдохнул свежего воздуха и ничего не почувствовал. Хоть он и не дышал, но не мог же он не ощутить запах моря, не увидеть любимый песок, оказавшийся под ногами, и не заметить двух человек, лежавших без сознания на этом драгоценном песке. Это были единственные люди, которых он видел за все время заточения, не считая, конечно, Настасьи. Но была ли она человеком? Как бы там ни было, он опустился на колени и стал приводить этих несчастных, выглядевших одичалыми, в чувство.

Моряки, впрочем, очнулись очень скоро. Открыв глаза и поймав фокус, они одновременно отскочили от гостя, схватили первое, что попалось под руку (по два внушительных и острых булыжника!), и поприветствовали гостя.

– Не знал, что у вас так принято, – смутившись, сказал Циан, понемногу пятясь от безумцев. – Но в моем городе, если вы теряете сознание, а вас приводят в чувство, вы должны обнять человека, а после накормить его колбасой. У вас есть колбаса? С объятиями пока не будем торопиться.

– Нет, – ответил один из моряков, бросив в песок один из двух булыжников. – Но я каждый день о ней думаю.

– Я – тоже, – добавил второй моряк, но булыжник оставил при себе.

– Послушайте, ребята, если бы я мог, я обязательно сделал бы так, чтобы перед вами сейчас оказалась целая тарелка, наполненная разнообразными колбасами, но…

Он не успел закончить, поскольку перед моряками действительно образовалась широкая глубокая тарелка, доверху наполненная колбасой. От удивления первый моряк уронил свой булыжник, и тот упал прямо в тарелку. Послышался звон стекла, часть колбасы высыпалась в песок, но это никак не помешало тому, что оба моряка бросились на колени и стали пожирать ее, не обращая внимания ни на песок, ни на осколки…

– Приятного аппетита, что ли… – проговорил джинн, не понимая, что сейчас произошло.

Наевшись до отвала, моряки повалились на спину и тяжело задышали. Джинн терпеливо ждал, но интерес его был так велик, что он не унимался и продолжал спрашивать:

– А чего бы вам еще хотелось?

– Пива! – через силу сказал один из них.

– Что ж, – отвечал джинн. – Давайте попробуем как в прошлый раз. Если бы я мог, то обязательно…

Не успел он закончить, как перед моряками выросла груда песка. Подул ветер, песок осыпался, а под ним оказалась деревянная бочка. Моряк, не выпускавший из рук булыжник, ударил острым краем о бочку, и оттуда хлынул поток темного пива. Он присосался губами и пил до тех пор, пока снова не повалился на спину. Тогда к бочке примкнул другой. Через несколько минут и он тоже свалился и тяжело задышал.

– Что ж, – отвечал волшебник, только-только открывший, что он волшебник, – давайте в третий раз попробуем. Чего бы вы хотели?

– Десерта! – не раздумывая, пробормотал первый.

– Нет! – второй набросился на него и схватил за горло. – Домой! Хочу домой.

– Домой, – повторил первый, сбросив с себя взбесившегося товарища. – Сделай так, чтобы мы вернулись домой.

Джинн взглянул на хилую хижину, стоявшую неподалеку, и попросил неизвестно кого сделать так, чтобы моряки вернулись домой. Через секунду песок накрыл два тяжело дышавших тела, а спустя другую подул ветер, и на месте моряков осталось только два довольно больших следа.

• • •

Исполнив последнее, третье, желание, джинн хотел было прогуляться по острову, поискать кого-нибудь еще, но только исчезли моряки, он, как и в первый раз, осыпался пылью и снова оказался внутри графина. Пробка встала на место, Циан опять оказался замкнут.

Вскоре наступил прилив. Волны подхватили стоявший на берегу сосуд и унесли его обратно в море.

• • •

Снова оказавшись в стеклянной тюрьме, Циан осознал трагедию своего положения. Все время, до того как его впервые освободили, он считал, что умер и наблюдает загробную жизнь. Он был поражен безыдейностью смерти, отсутствием у нее воображения, свойственного живому.

Его пристанище, в котором он пробыл столько времени, представляло собой небольшую каморку, походившую больше на шкаф, чем на комнату. С презрением смотрел он на свою обитель. Крошечная клетка, шагов в пять длиной, имевшая жалкий вид из-за своих желтых, пыльных и отстававших от стен обоев. К тому же она была до того низкая, что, будь он хоть на несколько сантиметров выше, ему непременно стало бы неуютно находиться в ней из-за мысли, что он вот-вот стукнется головой о потолок. Мебель состояла в сговоре с помещением: были один старый стул, всякий раз скрипевший, когда на него садились, маленький стол в углу, усеянный грудой белых листов, и, наконец, неудобная, неуклюжая, но широкая софа, занимавшая почти всю стену и половину ширины всей комнаты. Когда-то она была обита ситцем, но теперь стояла в лохмотьях, употребляемых в качестве и подушки, и простыни, и одеяла. Также у софы стоял маленький столик, за которым он обедал. Стоит сказать и о том, что между софой и одной стеной имелась маленькая дверца, ведущая в отвратительную комнатку неизвестного происхождения. Она вся была закоптившаяся, чем-то напоминающая деревенскую баню, и там повсюду были пауки, потому Циан никогда ее не открывал.

Единственным счастьем, коротким светлым мгновеньем во всем этом беспроглядном мраке была Настасья. Раз в день она без стука входила в его комнату и приносила еду и чай. Она не разговаривала с ним, не отвечала на его вопросы, часто даже не смотрела в его сторону… Только ставила поднос и удалялась. В следующий раз заходила с новым подносом, старый забирала и так же молча удалялась. Он и плакал, и молил ее, и кричал на нее, но она ни разу не ответила. Однажды он попытался броситься на нее с кулаками, но Настасья ловко вывернулась, скрылась за входной дверью и не появлялась несколько столетий, если переводить в понятное нам всем время. Он попытался выглянуть за дверь, туда, где скрылась девушка, однако его ждал парадоксальный тупик. Открывая дверь и входя в нее, он раз за разом оказывался в этой самой каморке, где и продолжал влачить свое жалкое существование.

Лишившись единственного, пускай и молчаливого, друга, Циан взялся сочинять, что и подобает делать каждому, имеющему разбитое сердце и уничтоженную душу. Однако и первые, и последующие стихи выходили ужасными, и он перевел, наверное, миллиард листов, пока не отказался окончательно от этой идеи. Несколько лет подумав, он обратился к прозе, и это понравилось ему больше. Сначала Циан попытался написать приключенческий роман о тех моряках, что встретились ему какое-то время назад, но очень скоро ему это наскучило.

Сначала Циан описал собственную жизнь, прибегая к ярким метафорам и сложным эпитетам, но надо напомнить: он был молод, – а потому материал для письма очень скоро иссяк. Он изложил всю свою жизнь и ужаснулся тому, сколь мало листов это заняло. Тогда Циан стал писать о том, что знал лучше всего, – о ремесле. Он излагал рецепты и формулы, отлично вписавшиеся в великие книги по искусству алхимии, однако вскоре опять столкнулся с тем, что его знания иссякли, а он даже не использовал и тысячи листов. Долгое время Циан не знал, чем себя занять и о чем стоило бы написать, пока в один прекрасный день его снова не призвали…

• • •

Он вновь оказался на песчаном берегу и сразу же бросился целовать песок, один из своих любимых материалов. Тут он увидел босые женские ноги, погруженные в песок, а потом и саму девушку, державшую в руках его графин. Он удивился тому, что она совсем не испугалась его появления. Циан встал напротив нее и увидел, что глаза ее покрыты белой непрозрачной пленкой. Тогда он встал и, стараясь не испугать ее неожиданным появлением, тихо сказал:

– Чего пожелаешь, прекраснейшее, но беднейшее из существ?

Девушка совсем не обратила на него внимания. Она продолжала щупать сосуд, водя пальцами по гравировке, но тут же убирая их, словно обжигаясь… Тогда Циан понял, что она не только не видит, но и не слышит. Он аккуратно дотронулся до ее бледного локтя и впервые за долгое время ощутил тепло человеческого тела. Девушка испугалась, но не убрала руку. Она дотронулась сначала до его пальцев, внимательно ощупывая каждую косточку, словно впервые держала кого-то за руку. Затем прикоснулась к его лицу и улыбнулась, но ничего не сказала. Циан понял, что она лишена и этого дара.

Тогда он встал рядом с ней и повел ее вдоль берега. Ему и самому хотелось пройтись, почувствовать под ногами влажный песок, задрожать от холодных волн, время от времени выбиравшихся так далеко на берег. Он глядел на горы, видневшиеся вдалеке, слушал шум моря, очаровывавший слух, и понял, чего могла бы пожелать эта девушка.

В следующий момент пленка, отделявшая ее взгляд от мира, исчезла. Девушка остановилась, и ее глаза забегали, не зная, за что ухватиться. Не дав ей как следует рассмотреть песок, лежавший у нее под ногами, Циан сделал так, чтобы она услышала шум моря и крик чаек, носившихся над его поверхностью и то и дело выдергивавших оттуда зазевавшихся рыб.

Она долго привыкала к новым чувствам, то садилась на землю, рассматривая камни, песок, ракушки, воду, то снова поднималась на ноги и с глазами, горевшими огнем любопытства, прислушивалась ко всему, что теперь могла слышать. Наконец она впервые посмотрела на Циана, который должен был осуществить еще одно ее желание, но тянул, стараясь как можно дольше насладиться такой редкой, но долгожданной свободой. Девушка смотрела с надеждой, и Циан исполнил ее последнее желание.

Сделав это, он тут же дотронулся до ее губ, не дав им раскрыться. Они сели на берегу, оставив графин возле ног. Его омывало волнами, и с каждой новой волной он удалялся все дальше и дальше. Когда графин полностью исчез из вида, Циан поднялся и сказал:

– Просто хотел, чтобы ты насладилась молчанием. Для тебя это была последняя возможность.

Непонимающе посмотрев на Циана, девушка тут же снова обратила взгляд в сторону моря. Солнце постепенно тонуло за линией горизонта, отбрасывая яркий мост, словно приглашая за собой.

– Красиво здесь, правда? – спросил Циан.

– Правда, – ответила девушка.

• • •

Вернувшись обратно, Циан понял, что будет писать. То, что люди доверяли ему: их желания, истории и тайны. Он вернулся к самому-самому началу и вспомнил первых людей, приходивших к нему в мастерскую и расплачивавшихся не деньгами, а своими историями. Почему-то в памяти всплыл один немолодой мужчина, нищенствующий художник, которому очень уж хотелось привезти домой хоть какой-нибудь сувенир или подарок. Циан дал ему украшения, столовые приборы, игральные кости, краски и много другого. Когда пришло время расплачиваться, старик признался, что денег у него нет, и спросил, можно ли ему расплатиться хорошей историей. Тогда Циан согласился и выслушал рассказ, запомнившийся ему на долгие годы.

– Я жил в очень большой и очень бедной семье, у нас иногда не было денег, даже чтобы купить хлеб. Когда мне было семь, к нам в дом пришел наш сосед – старик, занимавшийся тем, что писал иконы с изображением давно забытых святых. Он сказал, что будет платить родителям за то, что они позволят ему учить меня рисованию. Родители согласились, потому что знали его как очень спокойного и доброго человека. Он рисовал мои портреты, учил меня обращаться с красками, помогал моим родителям материально. Но чем старше я становился и чем лучше обращался с кистью, тем сильнее болел старый художник. К тому времени, когда мою первую картину повесили в молитвенном доме, он уже практически не вставал с постели, не мог держать ложку и с трудом дышал. Его последним желанием было, чтобы я написал его портрет. К сожалению, он не дожил до того дня, когда я закончил, но это полотно сейчас висит в доме моих детей, и для меня это так же священно, как то, что этот человек когда-то спас мою семью.

После старика были другие люди, сотни, тысячи, которым хотелось рассказать историю и получить взамен какой-нибудь товар. Циан помнил каждое слово и записывал все, не отвлекаясь ни на кровать, поросшую лохмотьями, ни на дверцу, за которой копошились пауки. Даже возвращение Настасьи, казалось, совсем его не заинтересовало… Хотя, конечно, в душе он очень обрадовался, но предпочел сделать вид, что не заметил того, что она куда-то уходила. Каждое утро она входила с прежним, безучастным, выражением лица, но теперь стала задерживаться, как бы подглядывая: что такое Циан там пишет? Однажды он повернулся как раз в тот момент, когда Настасья, вытянув свою длинную шейку, заглядывала в листы. Та жутко смутилась и тут же поспешила удалиться, но Циан сказал:

– Если хочешь, я тебе с удовольствием почитаю.

Впервые за все время она отреагировала на Циана. Настасья не вышла, как это бывало обычно, а поставила поднос на стол, сама села на софу, сложила руки на коленях и действительно приготовилась слушать. Циан, не рассчитывая на то, что она согласится, так разволновался, что вырвал несколько листов: так быстро он их переворачивал, стараясь найти что-нибудь трогательное, способное поразить такую холодную, безучастную женщину… Наконец он прочистил горло и стал ей читать:

– Я затеяла уборку в доме и поручила маленькой дочери смахнуть веником паутину отовсюду, куда она только дотянется. Через пару часов вижу, что паутины нигде не осталось, кроме как в одном углу кладовки. Я говорю: «Смотри, тут пропустила. Давай уберу!» – на что она ответила: «Не пропустила, просто не захотела и тебе не дам, ведь там два паука живут. Вдруг он за ней ухаживал, ухаживал, а она только сегодня взаимностью ответила? Может, они сидят, радуются, а тут я со своим веником…».

Реакцию Настасьи, к сожалению, Циан увидеть не успел, потому что его снова вызвали. Я скажу вам, но попрошу держать в секрете, ибо Настасью не слишком воодушевила история, которую прочитал Циан. Она и не такое слышала. Но мы договорились? Циану ни слова, а то он расстроится.

• • •

От столь важного занятия его отвлекли рыбаки, которые выловили его сетью. Циан возник посреди целой горы рыбы и других морских существ, шевеливших плавниками, щупальцами, хвостами, царапавшихся чешуей, пахнувших морским дном… На него ошарашенно взирали сразу шесть рыбаков, один из которых, судя по всему, самый молодой, держал в руках графин.

– Ты кто такой? – спросил старый рыбак. – Дави его, дьявола морского, иначе все ко дну пойдем!

– Никакой я не дьявол, – отвечал Циан, пытаясь выбраться из скользкой кучи. – А будете драться, я и так вас всех отправлю на дно! Услышали? Вы меня от дела вообще-то отвлекли, у меня там что-то наклевывалось, а теперь вы со своей рыбой…

Но встретившиеся ему рыбаки как-то не привыкли вести разговоры с теми, кого они вытаскивали из воды. Правда, бывало, иногда в сети попадался морской лев или дельфин, и тогда они заговаривали с ними. Пока животное пыталось отдышаться от духоты, вызванной тесным соседством с другими морскими существами, рыбаки весело хохотали, спрашивали у них о самочувствии, а затем сбрасывали обратно в воду. С Цианом поступили иначе. Не успел он ничего сообразить и даже как следует разозлиться, как несколько пар рук ловко схватили его, а уже в следующий миг он оказался запертым в трюме. Он мало чем отличался от его привычной каморки, однако смущали запах рыбы и отсутствие Настасьи.

Пока рыбаки наверху продолжали ловлю, попутно обсуждая, что будут делать с дьяволом, самый молодой вызвался отнести ему воды. «Дьявол дьяволом, а пить, наверное, хочет даже такая тварь», – мудро рассудили рыбаки и поручили это самому молодому. Открыв трюм, он не без страха спустился и поглядел на пленника.

– Ты правда морской дьявол? – спросил рыбак, протягивая Циану кружку с питьевой водой.

– Какой же я дьявол? – ответил Циан, отодвинув руку. – Я не хочу пить.

– Тогда ты точно дьявол, и они сбросят тебя обратно в море.

– Так если я морской дьявол, какой смысл выбрасывать меня обратно? Это так же глупо, как пытаться утопить щуку, разве нет?

Рыбак задумался.

– Как же тогда тебя умертвить?

– Что за люди? – возмутился Циан. – Все им убить да горло перерезать. Почему бы не отпустить с миром?

– Морского дьявола – и отпустить? Вроде злой дух, а такой вы глупый. Вы же корабли топите, людей со свету сживаете, а говорите «отпустить»…

– Так я плохих людей сживаю, – начал подыгрывать Циан. – Хорошие всегда на поверхность выплывают. А там, глядишь, и обломок крепкий подплывет, а может, и другое судно мимо идти будет.

Рыбак снова задумался.

– А раз ты дьявол, ты меня и в птицу обратить сможешь, чтобы я сверху кружился и смотрел, как этот корабль тонет? Думаешь, я хотел бы здесь остаться? Мои сверстники сейчас песни поют, в прятки играют, обнимаются, а я? Что я здесь забыл? Но ты, наверное, душу мою захочешь отнять, а я на это не согласен.

– Зачем же сразу душу? – спрашивал Циан. – Не нужна мне она. Ты только еще два желания загадай – и по рукам. Какой хочешь быть птицей?

– Альбатросом, – мечтательно говорил рыбак. – Хочу видеть, как погибают суда, и смеяться, кружа над древесиной, исчезающей в морской бездне: за то, что моряки смеются надо мной, ловят меня от скуки, а после дым табачный пускают мне в лицо, за то, что насмехаются, когда сажусь на палубу и влачу за собой крылья, будто это два весла. Тогда они снова смеются, обнажая остатки желтых зубов, и кричат: «Смотри, какой он неуклюжий на земле, как он хромает, ступая грузно и нелепо, хотя как хорош в воздухе! А теперь как стал он вдруг смешон!». Пусть утонет этот корабль, а я хочу парить над ним. Больше ничего не желаю!

– М-м-м… – промямлил Циан, ожидая чего угодно, но никак уж не этого.

Как бы там ни было, желание он обязан был исполнить: как минимум по той причине, что ему срочно хотелось вернуться обратно, чтобы узнать, как на историю отреагировала Настасья, с которой его так срочно разлучили. Однако здесь разворачивалась не менее интересная история, участником которой ему предстояло стать…

Молодой рыбак выпустил Циана из трюма, вдвоем они выбрались на палубу. Увидев это, остальные рыбаки схватились за ножи, готовясь к схватке. Кто-то крикнул:

– Морской дьявол завладел душой нашего брата! Он погиб! Он погиб!

– Не братья вы мне, – ответил молодой рыбак и обратился в большого альбатроса, сложившего крылья за спиной. В таком положении они действительно напоминали весла. Каждый шаг давался ему с огромным трудом, и он едва передвигался, страшно при этом хромая. Но вдруг он вскочил, взмахнул снежными крыльями, вознесся в воздух, и никто больше не смеялся.

Всю ночь рыбаки сражались со стихией.

Когда надежда исчезла, они стали пить, петь и танцевать. Под утро корабль зацепил риф и стремительно опустился на дно. Альбатрос кружился над погибающим кораблем, истошно вопя, но его крики тонули в волнующейся грозе и раскатах грома.

Графин с Цианом по удивительному стечению обстоятельств попал в щупальца любопытному детенышу головоногого моллюска, который попытался утащить его в свою расщелину в подводной скале. Еще немного – и Циан остался бы там навсегда, но осьминог был перехвачен и съеден муреной вместе с сосудом, в котором находился Циан. Позже мурена будет проглочена барракудой, а барракуда поймается на блестящий голый крючок.

• • •

После встречи с рыбаками Циан на какое-то время ушел в себя, забыв о том, что ему хотелось знать реакцию Настасьи. Она увидела, что он вернулся каким-то печальным и поникшим, а потому стала относиться к нему гораздо мягче. Заметить это было непросто, скорее всего, потому что у нее никогда не менялось выражение лица, она ничего не говорила, не улыбалась, но зато теперь стала стучаться в дверь, прежде чем войти в комнату. Это говорило о многом. Циан заметил это и сразу приободрился.

Не зная, что в данный момент он со своим графином и с Настасьей находится в желудке барракуды, он с большим удовольствием вспоминал и записывал истории, которые когда-либо слышал от людей. Встреча с рыбаками заставила его с грустью вспомнить родной дом, эту историю он рассказал и Настасье, когда та принесла ему утренний чай. Однажды к нему в мастерскую зашел молодой парень. Он искал хорошие рыболовные крючки, чтобы подарить их своему отцу на день рождения. У Циана такие были, он сделал их сам из костей. Получив необходимое, он предложил Циану деньги, но тот отказался, попросив вместо этого рассказать какую-нибудь историю. Вот что поведал тот человек:

– Мой отец раньше был заядлым рыбаком. Каждое утро он будил меня и звал ловить рыбу. А я терпеть не мог рыбалку, но никак не мог сказать это отцу, до тех пор пока сам не перебрался в другой конец города. Однажды он проделал длинный путь, чтобы прийти ко мне рано утром и снова позвать на рыбалку. Тут я и не выдержал. Увидел его и говорю: «Отец, ты меня прости, но я терпеть не могу твою рыбалку». В тот момент отец меня поразил: «Почему же ты раньше не сказал? Я всегда ходил ловить рыбу, думая, что это нравится тебе. Я и сам ненавижу рыбачить». А теперь я сам приду и приглашу его на рыбалку.

На следующий день Циан обедал рыбой.

Конечно, иногда он уставал писать, откладывал перо, закрывал чернила и прятал в ящик стола свою книгу, которая толстела с каждым днем. Циан ложился на софу и устремлял свой взгляд в сторону двери, ожидая, когда же она откроется и войдет Настасья. Однако он снова был призван в самый неподходящий момент.

Вообще Циану хотелось бывать снаружи. Он любил ветер и песок, ему нравились люди, а еще то, что снаружи у него была не просто сила, а возможность подарить несчастным, часто отчаявшимся людям чудо. К тому же он много экспериментировал со своими навыками и узнавал что-то новое о природе своей силы. Как вы уже знаете, ему ничего не стоило превратить человека в птицу, вернуть зрение или слух, но оставались вещи, ему неподвластные. Например, он не мог исполнять свои желания, что было большим упущением…

Как-то раз графин с Цианом оказался у какой-то вредной старухи. Неизвестно, где она нашла сосуд, но тут же решила наполнить его специями. В этот же момент явился Циан.

– Загадывай желание, – сказал он ей.

Но старуха лишь отмахнулась от нежданного гостя и ответила, что ей ничего не нужно, кроме этого сосуда, чтобы наполнить его специями. Циан пытался убедить ее, что может сделать абсолютно все, что она только пожелает, но старуха отвечала, что у нее и так все есть, не считая, конечно, емкости для специй. Если человек долго не загадывал желания, Циан не мог покинуть его навсегда, а потому возвращался обратно в графин с чувством невыполненного долга и находился там до тех пор, пока человек не созревал. Однако старуха не только не созрела, но и не собиралась этого делать. Вместо этого она наполнила сосуд острыми специями, отчего комната Циана напрочь провоняла имбирем. Этим запахом пропахли софа, листы бумаги и стол! Настасья даже провела генеральную уборку, но это слабо помогло.

Каждый день он выглядывал из горлышка, умоляя старуху загадать желание, но та на старости лет напрочь потеряла слух и зрение, а потому никак не реагировала на его просьбы и мольбы. Прошло чуть ли не десятилетие, прежде чем Циан наконец услышал ее просьбу. Старуха давно не вставала с кровати, ее никто не навещал, Тяжело дыша, она попросила:

– Пусть мне будет не больно.

И Циан исполнил желание.

Ее дом долго стоял пустым. Иногда туда наведывались мародеры. Они вынесли все, что представляло хоть какую-то ценность, но никого совсем не интересовал пусть и странный, но всего лишь графин со специями. И однажды ему улыбнулась удача – он услышал звон стекла: мальчишки бросали камни и били окна. Один из них, что был самый смелый и дерзкий, проник в дом и стал крушить все, до чего мог дотянуться. Он сломал стулья и кровать, выбил оконную раму, разбил посуду и только после всего этого увидел сосуд. Он перевернул его, высыпав специи на пол, и Циан наконец вдохнул чистый воздух. Сосуд пригодился для того, чтобы поставить его рядом с другими и расстрелять из рогатки. Камень попал в горлышко, комнату Циана тряхнуло, а сосуд скатился по склону и упал в реку. Через несколько недель течение вынесло его обратно в море.

• • •

Следующим человеком, которого встретил Циан, стала жена бедного рыбака. Она сидела в куче рыбьей чешуи, ловко орудуя острым ножом, и не сразу заметила появление гостя. Тогда Циан прочистил горло, и женщина подняла на него взгляд:

– Ты еще кто такой? – грубо отрезала она и снова вернулась к рыбе.

– Послушайте, дамочка, – отвечал Циан, – у меня не так много времени. Загадывайте желания, а я потопал по своим делам. Меня там ждут…

Тут она уже сложила первое со вторым и обратила внимание на графин, который минуту назад достала из крупной рыбы.

– Так ты оттуда, что ли? Дай подумать.

Циан присел на табуретку, стоявшую в рыбьих потрохах, и осмотрелся. Они находились на деревянном причале, у которого пришвартовалась небольшая лодка с комком запутавшихся сетей. Там же лежал ящик с несколькими мелкими засохшими рыбешками.

– Как меня все достало! – внезапно воскликнула женщина и воткнула нож в деревянный помост. – Каждый день одно и то же: рыба! На завтрак – рыба, на обед – рыба, на ужин – рыба с овощами. Вот увидишь, не успею я разделаться с этой кучей, как он прыгнет в лодку и привезет столько же. – Тут Циан посмотрел в сторону их дома и увидел бельевую веревку. Вместо белья на ней вялилась рыба. От мух ее защищала тонкая ткань. Женщина продолжала: – Если бы я только знала, чем все это обернется, ни за что не согласилась бы выйти за него! Терпеть не могу рыбу. Все бы отдала за то, чтобы она исчезла.

– Я вас понял, – ответил Циан и сделал так, чтобы вся рыба исчезла. – Завтра рыбы не будет.

Женщина только рассмеялась, спрятала графин под причалом, а сама вернулась хоть и к ненавистному, но привычному делу. На следующий день ее муж вернулся без улова, на дне лодки были только высохшие водоросли. Всех остальных людей, живших по соседству, ждала та же судьба. Мужчины обсуждали случившееся, пытаясь объяснить неудачу чистой случайностью, а женщины ликовали, получив первый в своей жизни выходной. Однако когда на следующий день неудача повторилась, мужчины серьезно забеспокоились, но сделать ничего не могли. Рыбы не было ни на мелководье, ни в ямах. О своем желании женщина пожалела через несколько месяцев, когда были съедены все запасы вяленой рыбы и она отощала до костей. Другой еды, кроме рыбы, почти не было, а та, что была, стоила слишком дорого для людей, лишившихся дохода. Городок, всецело зависимый от рыболовного промысла, практически вымер, и Циан наблюдал за всем этим со стороны, ожидая, пока женщина загадает второе желание.

Ночью она пришла к причалу, достала графин, вызвав Циана во второй раз, и молила его:

– Верни эту проклятую рыбу!

Циан исполнил ее желание, на следующий день рыбаки наконец привезли долгожданный улов. И жизнь в маленьком городке постепенно возродилась. Вернулись люди, кладовые снова стали понемногу наполняться запасами на будущее, возродился промысел. Женщина, нашедшая графин, больше не выглядела истощенной. Она, как и раньше, сидела на причале, в куче рыбы, и орудовала огромным ножом.

– Как меня все достало! – снова кричала женщина, плюясь в море. – Каждый день одно и то же: рыба! На завтрак – рыба, на обед – рыба, на ужин – рыба с овощами. Вот увидишь: не успею разделаться с этой кучей, как он прыгнет в лодку и привезет столько же. Если бы я только знала, чем все это обернется, ни за что не согласилась бы выйти за него! Терпеть не могу рыбу. Все бы отдала за то, чтобы она опять исчезла.

Циан исполнил и это, третье, желание, и графин замкнулся для этой женщины навсегда. Как бы она ни жалела после и ни пыталась снова откупорить сосуд, он не поддался, и она бросила его в кучу рыбьих потрохов, а сама отправилась скитаться в поисках лучшей жизни. Город снова вымер, утратив единственный источник дохода. Еще многие месяцы рыбаки, следуя привычке, садились в лодки и уплывали, надеясь, что черная полоса и в этот раз сменится светлой и они начнут приносить улов…

Долгое время графин так и лежал на причале, накрытый массой гниющих потрохов, которые растаскивали чайки и другие падальщики. Как-то мимо пролетал орел, который съел одну чайку и обратил внимание на сосуд. Он не показался ему аппетитным, но так весело блестел на солнце, что орел схватил его в клюв и унес на одну из самых высоких гор, которые только можно найти. По пути орел подрался с другим орлом, сосуд выпал и приземлился в снег, где и лежал долгие-долгие годы, пока на него не наткнулся скалолаз.

Когда это случилось, у Циана в комнате заметно похолодало. Настасья стала приходить в пальто и даже нашла Циану теплое одеяло, чтобы он не простудился. Дошло даже до того, что в комнате замерзали чернила, и ему приходилось подолгу дышать на них, чтобы сделать их чуть-чуть мягче. За это время Циану удалось вспомнить и записать более тысячи историй, рассказанных ему когда-то давно, в славном королевстве песка, – вот как мотивировал его холод! Настасья принесла горячий чай, и Циану вспомнился человек, пришедший за стеклянной чашкой и рассказавший ему историю, которую он немедленно записал:

«Мой дедушка постоянно приносит бабушке чай в постель. Они вместе уже пятьдесят лет, но каждое утро, что бы ни случилось, он неизменно оказывается у ее кровати с чашкой горячего чая. Однажды я подошел к нему и спросил: „Дедушка, неужели тебе не надоело это делать? Это что, настоящая любовь?“. И тогда мой дедушка выругался и сказал, что в начале их совместной жизни он проиграл ей в кости желание. Этим желанием было приносить каждое утро чай. Он говорил: „Если бы не этот чертов спор, не видела бы она никакого чая! – В этот момент зашла бабушка, а он улыбнулся и добавил: – Может, разве что иногда…“».