Текст книги "Тотти. Император Рима"

Мой второй сезон «Рома» провела явно лучше: с седьмого места поднялась на пятое, получила путевку в Европу, и, если считать очки по старой системе (это был первый сезон, когда за победу стали начислять три очка), она заработала их на восемь больше, чем в предыдущем чемпионате. Я забил еще три мяча помимо дебютного и заработал доверие, которое мне стали оказывать Бальбо и Фонсека, два очень сильных форварда. Я знаю, что Абель не раз рекомендовал Маццоне ставить меня на позицию диспетчера под ними.

В ТОМ РЫВКЕ МАЦЦОНЕ БЫЛА ГОРДОСТЬ РИМЛЯНИНА, КОТОРОМУ НИКАКИЕ ОГРАНИЧЕНИЯ НЕ УКАЗ, И ЗАЩИТА ПАМЯТИ СВОИХ РОДИТЕЛЕЙ, ЧТО НАМНОГО БОЛЕЕ ВАЖНО.

– Потому что, Мистер, если есть Франческо, есть и масса возможностей забить, – говорил Бальбо.

Следующий сезон я начал в нападении, но забивал мало, всего два мяча в чемпионате. Конечно, особняком стоит мой первый еврокубковый гол, бельгийскому клубу «Эндрахт Алст». Этот вечер был весьма странным, потому что мы выиграли 4:0, но под свист болельщиков. С Маццоне мы вновь заняли пятое место, в Кубке УЕФА дошли до четвертьфинала, но с трибун веяло холодом. Франко Сенси хотел перемен и искал тренера по городам и весям, поскольку был убежден, что работать в Тригории может не каждый. Когда летом 1996-го на слуху появилось имя Карлоса Бьянки, не все знали, кто это такой; или, возможно, делали вид, что ничего не знают, чтобы сделать расставание с Маццоне менее болезненным.

Бьянки – аргентинец, который после долгой карьеры игрока на родине и во Франции выиграл с «Велес Сарсфилд» все, что можно. Он приехал, чтобы заменить на тренерском посту римлянина, которого считали слишком мягким в общении с игроками, и сразу дал понять, что у него много предрассудков в отношении римлян в составе команды. Не исключаю, что он просил Сенси и Джорджо Перинетти (нового спортивного директора клуба, назначенного после ухода Эмилиано Машетти) приобрести «своих» игроков и что клуб мог пообещать ему их в перспективе, но сначала руководство хотело убедиться, что работа Бьянки принесет успех и в еврокубках. Известно, что он был кандидатурой президента и что первые хорошие результаты – в межсезонье команда не была перегружена, поэтому она и играла легко – привели Сенси в восторг, убедив, что он сделал гениальный выбор. Перинетти был не столь воодушевлен и делал вид, что не слышит распоряжений президента немедленно продлить контракт с аргентинцем. Джорджо, как и нам, игрокам, не нравились некоторые идеи, которые Бьянки привнес в Тригорию, – например, двусторонки «римляне против остальных», в которых можно было уловить его антипатию к нам. Он беспардонно болел за «остальных» и радовался, когда «римляне» проигрывали; я даже чувствую себя неудобно, рассказывая об этом, потому что никто не верит. Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, что я у него – «пунктик», потому что он считал меня лентяем, и заставить его изменить мнение было невозможно, даже работая в три раза больше, что, кстати говоря, при Бьянки для меня и было привычным рационом.

Сначала было непросто сложить пазл, который предлагал аргентинец, потому что я получал игровое время и выделывал такие трюки, как в матче с «Миланом» – Себастьяно Росси ошибся на выходе, и я из-за пределов штрафной перебросил через него мяч в пустые ворота. Или как гол перед самым финальным свистком в матче с «Фиорентиной» (3:3), где могло быть забито мячей двадцать – главным образом «Фиорентиной». Каждый раз, когда кто-нибудь из журналистов спрашивал его мнение на мой счет, Бьянки отвечал сухо, говорил, что публика преувеличенно поддерживает «этого Тотти», что под давлением людей со стороны мной управлять тяжело, что на самом деле я еще очень молод и мне нужно набираться опыта. По сути, дал понять, что для него я «обычный» игрок и что ожидания на мой счет сильно преувеличены. На моем месте он хотел видеть Яри Литманена, финского полузащитника «Аякса». Яри, безусловно, был замечательным игроком, но он был моей копией: делал то же самое, что и я, на той же самой позиции, может, немного лучше благодаря своему опыту. Понятно, что если бы он приехал (а о нем уже говорилось как о первом усилении к следующему сезону), то мне пришлось бы покинуть команду. На самом деле Бьянки, который поддерживал крепкие отношения с Сенси, в то время как остальные руководители клуба пребывали в недоумении, хотел бы отправить меня в аренду в «Сампдорию», чтобы дать мне игровую практику. В Генуе эта идея пришлась ко двору: Монтелла начал мне названивать и расписывать в красках жизнь в Лигурии, Манчини поведал, что был бы счастлив, если бы я играл вместе с ним. Учитывая наши отношения, я не послал их куда подальше, но вообще-то мог бы состояться диалог, какого свет еще не видывал.

В открытую мне никто этого не объявлял, но было ясно, что переговоры вот-вот начнутся. Это меня оскорбляло, и про себя я принял бесповоротное решение. Никакой аренды, никаких компенсаций. Если я буду вынужден покинуть «Рому», я никогда сюда не вернусь. Решение было принципиальное, потому что я не мог согласиться с переходом от статуса стержня будущей команды до игрока, освобождающего место новой звезде. Я пообещал себе, что если «Рома» захочет от меня избавиться, я стану «обычным» чемпионом: два-три года в «Сампдории», чтобы окончательно набраться опыта, а потом уйду в какой-нибудь большой клуб с севера страны – «Милан», «Интер» или «Ювентус». Если «Рома» захочет от меня избавиться. Я признался в этом только Вито, с которым у меня сложились крепкие отношения, и стерпел обиду, хотя меня заводила одна только мысль об уходе. Маццоне, у которого в некоторых вопросах всегда были длинные уши, позвонил мне, чтобы упросить меня не делать глупостей.

– Франче’, ты рожден для того, чтобы побежда’ в Риме, – взывал он к моему разуму.

Мне тоже хотелось бы так думать, но создавалось впечатление, что ничего из этого не выйдет.

Рука судьбы, однако, двинулась в направлении, которое указал Маццоне. Девятого февраля в чемпионате началась международная пауза, я должен был получить вызов в молодежную сборную. Я уже выиграл чемпионат Европы с командой Чезаре Мальдини, но по возрасту еще подходил для текущего цикла. Однако новый тренер, Россано Джампалья, не вызвал меня; почему – не знаю. Я остался в Риме, где клуб устроил на «Олимпико» турнир трех команд с матчами по 45 минут, чтобы поддержать в форме оставшихся в Тригории. Позвали менхенгладбахскую «Боруссию», которой должна была отойти часть прибыли по соглашению о «компенсации» за Мартина Далина (который у нас не заиграл) и, явно по просьбе Карлоса Бьянки, пригласили «Аякс» с Литманеном в составе. Я участвовал в турнире, который назывался «Римским», решив отомстить за себя. Да, мозг свыкся с идеей покинуть команду, за которую я переживаю с детских лет, но перед тем, как уйти, я хотел оставить о себе память. Грустную память о том, что могло и должно было быть, но все же не произошло из-за решения аргентинца, который – единственный в мире – видел во мне обычного игрока. Антураж был очень нервозным, потому что город разделился: часть людей считала меня глупым и неопытным, получившим прозвище Большой ребенок, но были и те, для которых я предстал жертвой тренера, не имеющего к «Роме» никакого отношения. Это был разлом, который проходил через фанатскую среду и СМИ и который провоцировал дискуссии, ссоры, шумиху на радио и телевидении. Я никогда не призывал прессу поддерживать удобное для меня мнение. Никогда. И мне в эти трудные дни было вдвойне приятно видеть, как растет число тех, кто хотел бы удержать меня в «Роме» любой ценой. Немалая часть людей понимала, что если я уйду, то уйду навсегда, и они задавались вопросом: «Не выбрасывает ли «Рома» в урну выигрышный лотерейный билет?» Я был польщен. И был твердо настроен оставить о себе память с помощью участия в этом турнире.

Я НИКОГДА НЕ ПРИЗЫВАЛ ПРЕССУ ПОДДЕРЖИВАТЬ УДОБНОЕ ДЛЯ МЕНЯ МНЕНИЕ. НИКОГДА.

В первом матче, «Аякс» – «Боруссия», все решил Литманен. Бьянки ликовал, понимая, что для его трансферной стратегии этот турнир был фундаментален. Затем настала наша очередь играть против немцев: 4–3–3, Дельвеккио на острие, я с Морьеро по краям. После гола Томмази я развернул атаку направо выверенным до миллиметра пасом на Морьеро, чей кросс замкнул Дельвеккио – 2:0. А после этого я и сам попал под софиты: на дриблинге прорвался через троих соперников и, увидев, что голкипер слишком далеко вышел из ворот, перебросил его – это движение подняло на ноги весь стадион. Ну ладно-ладно, на самом деле тысяч двенадцать: вечер был прохладный, все пришли закутанные. Но гордиться было чем, что и подтвердил праздник на трибунах. Полагаю, что и в VIP-ложе произошло определенное движение.

Таким образом, матч «Рома» – «Аякс» стал финалом, а для меня – дуэлью против Литманена (возможно, и не подозревавшего обо всей подоплеке). Для начала я забил великолепный мяч плотным ударом из пределов штрафной в «девятку» – Ван дер Сар даже не дернулся (и в своей карьере я еще не раз забью в ворота этого замечательного голкипера). С трибун слышалось скандирование «Руки прочь от Тотти», Бьянки был похож на соляной столб, а может, это мне так казалось из-за злорадства. Признаюсь, меня переполняли противоречивые эмоции, которые каким-то способом нужно было выплеснуть, и в этот вечер мне удалось сделать это в наилучшем виде. Кандела забил свой первый мяч за «Рому», начав то, что обернется его великолепной карьерой в составе «желто-красных». Итог – 2:0, я – герой дня, и уже глубокой ночью увидел на экране телевизора президента, которого осаждали журналисты на выходе со стадиона.

– Тотти намного лучше Литманена! – восклицал он. – Я не давал распоряжения собирать деньги на финна. Совершенно исключаю вариант, при котором Тотти покинет «Рому». Он – наше будущее.

«Осторожно, двери закрываются!» – гениальный фильм с Гвинет Пэлтроу. История героини заключается в том, что от простого события – успевает она на поезд метро или нет – в корне меняется ее жизнь. Картина вышла на экраны через год после «Римского турнира», в 1998-м, и ее название быстро стало синонимом судьбы. Если бы бедный Джампалья, которого не стало несколько лет спустя, вызвал бы меня в молодежную сборную, что выглядело бы естественным событием, я не участвовал бы в этом турнире, не забил бы те мячи, и, возможно, Бьянки смог бы убедить Сенси продать меня в «Сампу». Откуда, повторюсь, я бы не вернулся назад. Моя жизнь протекала бы в совершенно другом русле. Когда я думаю об этом, у меня по коже бегут мурашки.

Но в тот же самый вечер сотрудники клуба, которые тесно общались с командой – от Пруццо и Конти до Перинетти, – надавили на Сенси, потому что считали меня фундаментом для строительства будущей команды. Тем временем наши результаты оставляли желать лучшего, в том числе и потому, что команда страдала одышкой, и вот уже влюбленность президента в Бьянки начала остывать. Не думаю, впрочем, что в какой-то миг тренер выдвинул ультиматум «или я, или Тотти», как об этом кругом говорили, потому что на деле такое противопоставление не имело бы смысла. В любом случае Бьянки через два месяца отправили в отставку, последней каплей стало поражение в Кальяри. Перед отъездом он коротко попрощался с нами, а мне добавил:

– Ни пуха ни пера.

Я посмотрел на него и увидел перед собой грустного человека. Он еще выиграет трофеи в Южной Америке с «Бокой» и годы спустя в интервью скажет, что я был одним из самых одаренных игроков, которых он тренировал, сравнит с великим Рикельме. Но эти мысли пришли к нему задним числом, когда он уже знал, каким оказался мой путь в футболе, а пока мы работали вместе, его уважение было очень ограничено.

Уехав, Бьянки оставил «Рому» на седьмом месте. Сенси требовалось время на поиски преемника, и тогда он попросил уже пожилого Нильса Лидхольма помогать Эцио Селле, тренеру молодежки, которого временно назначили руководить главной командой, чтобы довести ее до финиша сезона. Что касается результатов, это был непростой период, потому что половина команды опустила руки, и мы завершили сезон рядом с зоной вылета. С человеческой точки зрения, я был рад, что пересекся – пусть и всего на два месяца – с личностью такого масштаба, как Лидхольм, тренером, который завоевал второе в истории «Ромы» скудетто и стал для Рима настоящей легендой. Ему было 75 лет, это была его последняя миссия в футболе, и он уже не слишком хорошо себя чувствовал, но я храню память о нем как о приятнейшем человеке, который восхищался моей техникой.

– Ну-ка, покажи, покажи, – призывал он меня, несильно пиная мяч в мою сторону.

И я останавливал мяч, бил с лета, вел его, часто вызывая у Лидхольма улыбку. Он говорил, что я вызываю у него приятные чувства своей элегантной игрой. Он же нравился мне потому, что и сам был воплощением элегантности.

4
Звезда

Мечтой президента Сенси в то время был Джованни Трапаттони, который только что выиграл Бундеслигу с «Баварией» и у которого оставался еще год контракта с великой немецкой командой. Как мне рассказали в клубе, контакты начались еще весной. Трап вроде бы не возражал, но немцы есть немцы – они не хотели расставаться с тренером, у которого был действующий контракт. Таким образом, после многочисленных безрезультатных переговоров Джорджо Перинетти сделал свой ход и предложил Зденека Земана. Первой реакцией президента был крик ужаса: чеха в январе уволили из «лацио», как можно было даже помыслить о том, чтобы пригласить его в «Рому»?! Перинетти сдал назад, но это было тактическое отступление: как только новый нажим стал возможен, он ввел в игру неожиданного союзника. По его рассказам, нужная комбинация на кубиках выпала дождливой ночью, при возвращении из Кастелли, где он был на награждении. Спортивный директор ехал в машине с Франко и Марией Сенси и пытался не вылететь с дороги, потому что вокруг был настоящий потоп.

– Синьор президент, – возобновил он обсуждение, – отправив Бьянки в отставку, мы все сделали правильно. Теперь нам нужен тренер, который будет использовать Тотти по максимуму. Будущее «Ромы» начинается отсюда, а Земан с форвардами обращаться умеет, Вы и сами это видели в его работе в «Фодже» и «Лацио»…

Сенси в который раз повторил, что не желает видеть в «Роме» тренера, уволенного из «Лацио», потому что тифози его не примут, но все же зерна сомнений были брошены. Незадолго до прибытия к «Вилла Пачелли» – особняке в Аурелии, где они жили, – Мария Сенси, которая слушала обсуждение молча на протяжении всего пути, произнесла фразу, которая внезапно изменила сценарий:

– Знаешь, Франко, мне кажется, что Джорджо прав…

Мария была чем-то вроде самосознания президента, советчицей, к которой он прислушивался больше, чем к другим окружающим, женщиной, действующей по интуиции. Муж уважал ее мнение, поэтому путь для Земана был открыт. Способствовало и то, что реакция тифози оказалась совершенно другой, нежели предполагалось: мысль о том, что чех привьет «Роме» сверхатакующую и зрелищную игру, которой он придерживался везде – в «Лацио» тоже, конечно, – возбудила фантазию нашего народа. Это был другой футбол, в нем уделялось много внимания командному движению, и после многих лет неудачных гонок за результатом идея достичь его с помощью красивой игры понравилась всем. К тому же Земан был серьезным профессионалом, с серьезными моральными принципами, и поэтому его уважали. А тот факт, что он тренировал «Лацио», никого не смутил.

По мнению Вито, который тут же вошел в тренерский штаб, Земан стал тренером, заложившим мне физическую базу, на которой я протянул всю свою карьеру. Работа, очевидно, была высокого качества, учитывая то, в каком возрасте я закончил играть. У Земана была репутация тренера, скорее подходящего для работы со взводом морпехов, чем с футбольной командой, и на первом дне сбора он иронично разглядывал наши обеспокоенные лица. Я, например, шутя говорил, что лучше сделаюсь самострелом, поскольку иначе рискую не вернуться со сбора в Капфенберге. Ну, мне действительно стоило бы это сделать: первый день – бег на три километра, пауза в несколько минут, бег на три с половиной километра, пауза, и еще три километра. До номера я добрался уже ползком. На следующий день он собрал группу, в которую вошли я, Дельвеккио, Кафу, Ди Франческо и Томмази, – и все началось по новой: десять раз по километру через короткие паузы. Руководство клуба довело до сведения игроков, что Земан был выбран еще и в качестве бульдозера, способного разрушить систему привилегий и перезапустить культуру работы. С учетом того что работа предыдущих тренеров не была такой уж трагичной – в противном случае Маццоне не уважали бы, – сравнение Земана с бульдозером имело право на существование.

С первого дня Мистер присвоил мне прозвище, которое закрепит за мной навсегда, даже когда он вернется спустя пятнадцать лет в Тригорию. Я у него был Звездой – так он давал понять, что я самый талантливый в команде. Он произносил это чуть иронично, но по тону можно было судить, что и без сарказма. Земан считал меня лучшим итальянским игроком или как минимум считал, что мой потенциал именно таков, и держался соответственно, общаясь со мной столь же твердо, как и с другими, чтобы показать, что в новой «Роме» нет особенных, но делал это с едва заметной улыбкой на губах. Он ежедневно давал нам нагрузки в тренажерном зале, которые принесли в кассу клуба уйму штрафов, особенно в первое время. К тому же он не использовал общие весы, считая, что любой из нас ночью может их подкрутить, и каждый день приносил из дома свои. Как только видел лишние сто граммов, начинал пытать обо всем, что ты ел вчера вечером.

– Сколько масла добавлял в блюдо? А сахар был в кофе?

К тому же он знал все уловки, которыми пользовались игроки на взвешивании.

– Не опирайся рукой на весы, Звезда. Давай-ка, подними руки. Обе-обе.

В его тренерском штабе не было диетолога, он просто не требовался. Я всегда следил за тем, сколько и чего съедаю, но при Земане приходилось держать ухо востро даже мне.

Это обратная сторона медали, а вот лицевая была блестящей. После многих лет блуждания по позициям на поле, в том числе и в рамках одного матча, при чехе я наконец-то оказался на нужном месте – позиции левого форварда в его любимой схеме 4–3–3, с разрешением смещаться в центр, чтобы использовать мою точность паса и силу удара с правой. Скажем откровенно: в первых сезонах в Серии А я вырос с точки зрения тактики и научился расширять свой репертуар игры, но забивал я мало. Земан же просил меня бить по воротам при первой возможности, потому что был убежден, что впоследствии я смогу забивать по двадцать мячей за сезон, даже не будучи чистым нападающим. Его команды всегда были результативными, и после первых месяцев мы без труда поняли почему: ежедневно по два часа атакующей тактики в течение нескольких недель на сборе – это много, и такой тренировочный режим не слишком изменился по возвращении в Тригорию. Любители физподготовки, запишите: если не было матчей среди недели, Земан проводил двухразовые тренировки по средам и пятницам – старая добрая (это по секрету мне рассказал Вито) восточноевропейская методика.

С моими характеристиками я соответствовал тому, как играл Синьори в «Фодже» или, если приводить современные аналогии, как Инсинье у Сарри в «Наполи». И это работало по крайней мере до пощечины в дерби, первого холодного душа в сезоне: мы уступили 1:3, почти весь матч играя против десятерых (быстрое удаление Фавалли). Матчи не похожи один на другой, хотя в этот период Земан твердил обратное, чтобы снять напряжение, которого было слишком много. И такое поражение от «Лацио» отбросило нас назад, и все хорошее, что было сделано, пошло коту под хвост. К счастью, мы сразу взяли с места в карьер, победив в Бари с помощью моих голов, очень красивых: штрафной низом в угол и сложнейший удар с лета. «Рома» шла четвертой, будущее было безоблачно.

С одной стороны, формировался состав, который спустя четыре года завоевал скудетто (последней покупкой Маццоне был Дельвеккио, в сезоне Бьянки мы приобрели Томмази и Кандела, летом к нам переехали Кафу и Ди Франческо). С другой стороны, среди запасных было много игроков (не будем уточнять) слишком низкого уровня, недостаточного для замены игроков основы. Мы шли на третьем месте, но нас поджидала еще одна пощечина: 0:3 от «Интера», а я в конце матча еще и получил красную карточку.

Проклятое поражение на «Сан-Сиро». Много лет мы постоянно проигрываем в Милане, хоть прямо крестись при вылете из Фьюмичино. Проигрываем потому, что на этом великолепном стадионе мы в какой-то степени чувствуем себя не в своей тарелке. Начальный этап моего выступления за «Рому» совпал с историческим периодом доминирования «Интера» и «Милана», зачастую располагающих лучшими игроками мира, в то время как «Рома» даже не мечтала о подиуме. Так что выход на поле «Сан-Сиро» по уровню эмоций уступал только выходу на поле «Олимпико» (мой дом, без всяких шуток), потому что эта футбольная «Ла Скала» – не просто красивая картинка, а реальность. Я понял это, когда начал избавляться от благоговейного страха и играть без той боязни ошибиться, которая неизбежна в этих четырех переполненных стенах. И, если не брать в расчет поражения, которые с какого-то времени начали превращаться в победы, я всегда мог безошибочно определить, где я нахожусь (и прежде всего – кто на меня смотрит), по тому шуму, который слышался после каждого хорошего действия. «Сан-Сиро» ждет качественной игры, и никакой другой стадион не благодарит тебя за нее так, как миланский. Он может оскорблять и освистывать тебя, особенно когда ты внушаешь ему страх, но он ждет от тебя красоту игры вне зависимости от того, какая футболка на тебе надета. Наверное, такое бывало и на других стадионах, но я этого не помню, а вот аплодисменты «Сан-Сиро» после очень тяжелой игры помню прекрасно, как и аплодисменты во время замены после отлично проделанной работы. С учетом всего этого проигрывать там было очень обидно, и после избиения от «Интера» нам потребовались два месяца, чтобы воспрять духом, – два месяца, в течение которых мы скатились с третьего места на восьмое и существенно ухудшили разность мячей, ту самую статистику, на которую все обращали внимание, сравнивая Земана с предшественниками. Случалось, что кто-то из нас – очень смиренно и уважительно – спрашивал его, не настало ли время заменить атакующие тренировки на оборонительные. Он как человек очень разумный понимал наши сомнения, но не поддерживал их.

– Думайте о том, как забить на один мяч больше, чем соперник. Это то, что вам дается легко, – спокойно отвечал он, затягиваясь сигаретой, осознавая, что смущал нас еще больше. – Звезда, ты тоже хочешь поговорить об этом?

«САН-СИРО» ЖДЕТ КАЧЕСТВЕННОЙ ИГРЫ, И НИКАКОЙ ДРУГОЙ СТАДИОН НЕ БЛАГОДАРИТ ТЕБЯ ЗА НЕЕ ТАК, КАК МИЛАНСКИЙ.

По правде говоря, настаивать было трудно.

Сильнее, чем пропущенные мячи, на сезон разрушительно повлияли четыре поражения в дерби – два в чемпионате и два в Кубке – крах, который обернулся понятными трудностями в отношениях с тифози. Каждое поражение имело свою подоплеку, но общая картина говорила об очевидном психологическом провале. Глоток кислорода с точки зрения окружающей нас атмосферы мы получили за три тура до конца, когда на «Олимпико» уничтожили «Милан» 5:0, на скамейке которого сначала бушевал, а потом был в отчаянии Фабио Капелло. Мы поздоровались, не зная о том (я, по крайней мере, не знал), что нам готовит будущее, причем ближайшее. Пока же «Рома» Земана закончила чемпионат четвертой, с лучшей атакой в лиге (наравне с чемпионом, «Ювентусом») и седьмой по пропущенным мячам. Тот факт, что «Лацио» оказался в таблице ниже нас, не подсластил пилюлю. Совсем не подсластил. Они выиграли Кубок Италии, и для них это стало началом победной эпохи.

Я, размышляя на холодную голову, отдавал себе отчет в том, что это было лучшее место «Ромы» в таблице с того времени, как я начал за нее выступать (при Маццоне мы забирались на пятую строчку), и что я установил свой рекорд – тринадцать голов, при том что я не бил пенальти. Дела шли неплохо, настолько, что летом мое имя гуляло по страницам газет не столько в разделе «Трансферы» (мои клубные предпочтения были довольно очевидны), сколько в статьях о сборной. С ЧМ-1998 Италия вылетела по пенальти от Франции, на смену Чезаре Мальдини пришел Дино Дзофф, и моя физиономия была наиболее популярной среди тех, кого прочили в новое поколение игроков национальной сборной. Эта популярность не пришла внезапно, я уже давно не мог свободно прогуляться по центру Рима, но теперь я ощущал качественный скачок на национальном уровне. Как не ощутить, если становишься героем программы «Шутки в сторону» с участием Ди Бьяджо и Петруцци, которые настояли на том, чтобы я пришел в ресторан в Троваянике, где, кроме нас, никого из клиентов не оказалось. Там нас встретила официантка, которая по прошествии некоторого времени постепенно начала раздеваться, двигаясь более чем недвусмысленно. Ситуация на самом деле была подозрительной, потому что, когда я спросил у администратора, где здесь туалет, тот ответил, что он не работает, и впоследствии выяснится, что скрытые камеры располагались около туалета… Когда Джиджи и Фабио ушли под удобным предлогом, говоря, что мне придется ехать домой на такси, подозрение почти переросло в уверенность: это не значит, что мы с девушкой стали чем-то заниматься и что, когда шутка открылась – к тому времени это для меня уже не было сюрпризом, – я легко дал свое согласие на то, чтобы выпустить это в эфир. В общем, это было веселое время, и я наслаждался жизнью.

Летом 1998 года в Рим приехал еще один герой будущего скудетто, Антонио Карлос Заго. Он был нетипичным бразильцем, потому что подписал контракт с «Ромой» в 29-летнем возрасте, имея за плечами опыт игры в Японии. Давно не мальчик, хмурый и неразговорчивый, он проводил большую часть своего времени в клане соотечественников, ведомых Алдаиром. Он сам решал, когда с тобой общаться, но на поле был защитником высокого уровня и впоследствии оказался очень ценным. Земан и во второе свое межсезонье давал нам серьезные нагрузки, и худшим для меня стало то, что безжалостный Вито «влюбился» в чешские методы, удлиняя мои пробежки, потому что знал, что я имею склонность срезать путь. Ничего у людей нет святого!

Октябрь 1998-го стал одним из самых важных месяцев в моей жизни. Мне уже исполнилось 22 года, и я дебютировал за национальную сборную против Швейцарии – об этом мы еще поговорим подробно, в главах, рассказывающих о жизни в футболке сборной. Неделю спустя Алдаир получил дисквалификацию на один матч, и я надел капитанскую повязку «Ромы». Ощущение – как будто принял озверин, но домашний матч против «Фиорентины» складывался исключительно плохо, поскольку забил Батистута (ну а кто же еще?) и после часа игры мы остались вдевятером против десяти – красные карточки получили Ди Бьяджо, Кандела и Фальконе. Однако судьба решила, что мой первый матч с капитанской повязкой не мог закончиться позорным поражением, и поскольку средства, которые есть в арсенале у Фортуны, подчас удивительны, героем матча стал Густаво Бартельт – аргентинский паренек, который приехал к нам в тот год и задержался ненадолго. Бедняга, мы прикалывались над ним, когда он приехал к нам в межсезонье, потому что он так изысканно одевался, так двигался и говорил, что казался младшим братом Каниджи. Факт, однако, заключается в том, что Земан от отчаяния выпустил его на замену на последние пятнадцать минут, и Бартельт выдал свою лучшую игру в «Роме», а возможно, если судить по его дальнейшей судьбе, и вообще в карьере. На правой бровке он оставлял в дураках четверых, раскидывал всю оборону «Фиорентины», в промежуток с 89-й по 94-ю минуту сделал две передачи в центр (по правде говоря, вторая была ударом, который отразил голкипер), и обе они закончились голами – Аленичева и моим. Вот это был поворот! Так что первый матч, который я провел в роли капитана, доставил мне максимум удовольствия.

После очередного безрадостного визита на «Сан-Сиро» (поражение от «Милана» 2:3) мы играли в среду в Бергамо, это был первый матч 1/8 финала Кубка Италии против «Аталанты». Встреча закончилась вничью, 1:1, и в раздевалке Алдаир попросил минуту тишины. Я сидел в углу, только что из душа, и даже представить себе не мог, что он скажет.

– Сегодня я играл с капитанской повязкой «Ромы» в последний раз. Со следующего матча я передаю Франческо эту обязанность, честь и ответственность. Он римлянин, и, как мы все хорошо понимаем, он станет великим чемпионом, а его любовь к клубу и городу гарантирует, что он будет представлять их долгие годы. Хочу, чтобы вы все его поздравили и чтобы вы всегда были рядом с ним. Спасибо.

Хотя Земан и мог заранее знать об этом, но это была личная инициатива Алдаира, которая заставила меня открыть рот, и, пока ребята обнимали меня и жали мне руки, я, ошарашенный, искал бразильца взглядом, но его уже не было, он вышел из раздевалки. Спустя годы он скажет в интервью, что принял это решение в том числе из-за приостановки переговоров о продлении его контракта, и он боялся, что все это может отразиться на его нервах. В любом случае то, что сделал Алдаир, привело меня в замешательство, потому что я опять оказался в ситуации, когда партнерам пришлось меня защищать. Я имею в виду, защищать от самого себя. Сознательно я такого не делал никогда, но инстинктивно – да, бывало, что я отвечал игрокам (особенно игрокам обороны) грубостью на их грубость. А капитан не должен позволять себе подобное.

Следующий (и последний) мой «первый раз» датируется 31 октября 1998 года. Я, пожимая руки капитану «Удинезе» Калори и арбитру Мессине, был немного взволнован и отметил про себя, что отныне должен быть сдержаннее по отношению к судьям. И не надо говорить мне сейчас, что впоследствии я буду сдержанным не всегда. Я это прекрасно знаю. Так или иначе, в тот день все было просто: «Рома» выиграла 4:0, и ее новый капитан забил два мяча, первый из которых был очень красивым. Кименти выбил мяч далеко от ворот, Дельвеккио подправил его головой, и я с лета в одно касание классно пробил левой ногой мимо Турчи. Замечательный гол в замечательный день.

Две недели спустя, в середине ноября, мы достигли своего пика в этом сезоне. Сухая победа 2:0 над «Юве», который за тур до этого матча потерял Дель Пьеро на весь остаток сезона, подтянула нас на расстояние одного очка к лидеру, «Фиорентине». Балагур Пауло Сержио вывел нас вперед, но корни гола были в моей уличной игре, в том, что в Серии А кажется гениальным, но что прекрасно умеет делать любой, кто начинал играть во дворе. Это был неожиданный трюк, но совершенно законный. На мне сфолили недалеко от штрафной, я поднялся и увидел, что никто из соперников не встал перед мячом. Пока они соображали, как выстроить стенку, я бросил взгляд на Пауло Сержио, и тот мгновенно все понял. Я подкинул мяч правой ногой, он перелетел через немую сцену, в которой застыли те, кто ждал прямого удара, приземлился на ногу бразильца, и Паоло в касание пробил мимо Перуцци. Хитрый получился гол.