Текст книги "Сестры"

– Я люблю тебя, Джейн. Я так сильно люблю тебя.

Обхватив его за шею рукой, она привлекла его к себе. Ближе, еще ближе, прижимая его к телу, о котором мечтала вся Америка, с отчаянным желанием спрятать его внутри себя, где он мог бы стать ею, а она – им. В этом единении, в этом слиянии был предел ее мечтаний, и все толчки, извивания и прикосновения танца любви были не чем иным, как попыткой достичь этой невозможной цели. Словно заключенный в кокон ее телом, он участливо двигался внутри ее, и, не веря узам рук, Джейн, словно изголодавшись, обхватила его и ногами. Призывно притягивая, обвиваясь вокруг и не желая отпускать от себя. Находясь глубоко внутри, он преисполнился благодарности за проявленную ею страсть, окрутившую его.

Она наклонилась, поцеловала его мокрые волосы, орошенные потом страсти, и, крепко сомкнув руки вокруг его сильной шеи, подалась вперед, обхватив его плоть своими мягкими шелковистыми стенками.

– Да. Да, Роберт, – низко и чуть хрипловато произнес ее голос в преддверии возвращающегося урагана страсти.

Его тело ответило ей. Сначала робко, затем, отбрасывая нерешительность, оно обрело, казалось, растраченную силу и вновь решительно рванулось к цели.

Его губы нащупали отвердевшие от желания соски, призывно устремленные ему в лицо, и жадно, требовательно, припали к ним. Нежность вела бой с неукротимым желанием. Два тела сливались в одно, а затем вновь отдалялись в отчаянном желании равновесия, которым ни один не мог овладеть. Они пытались насытить один другого, утолить голод, который никогда не исчезнет, а теплый ветер нежно ласкал их своим прикосновением.

Теперь он заключил ее в объятия. Сильные взволнованные руки подсунулись под нее и, крепко впившись в сильные мускулы и нежную кожу ягодиц, мощно привлекли к себе, одновременно проталкиваясь в ее недра и погружаясь еще дальше в глубины восторга.

Джейн застонала от радостного ощущения и раздвинула ноги, приветствуя его проникновение. Он находился поверх нее – его руки сжимали ее груди, его живот был плотно прижат к ее животу, глаза сияли.

Лежа на спине, она закинула руки на голову, словно признавая его превосходство. Над нею, глубоко внутри, со всех сторон – повсюду тот мужчина, которого она любила, которого, как драгоценный дар, принимало ее тело. Он может делать с ней все что угодно, самозабвенно наслаждаться ею.

Он прочитал все это в ее глазах – требование быть напористым – и сделал первое движение, приглашая ее. Длинным и мощным движением он вошел в глубь нее, проник глубоко и яростно, ритм его движений возрастал, сотрясая все ее тело, доставая почти до самого сердца. Глубже и глубже, яростнее и мощнее он буравил ее, наблюдая на лице гримасу сладостной боли, появлявшуюся всякий раз, когда мощные толчки потрясали тело. На своих ягодицах он ощущал ее пальцы, которые призывно притягивали его, требуя продолжать; по мере того, как он все более страстно овладевал ею, у него на губах возникали странные чужие слова похоти и агрессивности, насмехавшиеся над любовью, переполнявшей сердце и сознание. Она кивнула, подбадривая его.

Все правильно. Делай это со мной. Мне нравится. Я люблю это так же, как люблю тебя. Погрузись в блаженство, растворить и затеряйся во мне.

Его пальцы безжалостно впились в отвердевшие, как камень, соски, а тело возобновило яростную атаку, пока не осталось ничего, кроме сумасшедшего ритма танца и бешеного стука сердца. Руки опять оказались под ней, ногти глубоко впились в плоть ягодиц, то же сделала она. Кровь и ссадины – отличительные знаки страстных поклонников любви.

Подобно звездам, которым уготовано столкнуться, они устремились навстречу друг другу, проносясь мимо планет, невольных свидетелей взаимопоглощения, которому предстояло свершиться. Перед этим он застыл в предвкушении волшебного момента, стараясь успокоить свои чувства, чтобы полнее ощутить высшее наслаждение, но теперь дьявольский союз требовал продолжения головокружительного полета вперед, в хаос таинственного.

Его губы раскрылись в широкой улыбке радости, он выкрикнул ее имя, она выкрикнула его; их дикие голоса слились воедино, приветствуя столкновение слов. Вдали, в бризе каньона, порожденном всезнающим ветром Санта-Аны, исторгнутый ими крик звучал как единая песнь.

* * *

Под столом, накрытым белоснежной скатертью, Роберт Фоли взял Джейн за руку. Обычно посетители благотворительных вечеров, страдающие обострением социальных амбиций, на интеллектуальном показателе которых установлен знак ограничения скорости, вызывали у него аллергическую сыпь, а сам бал, проводившийся в смокингах в банкетном зале на Сенчюри-плаза, грозил нервным срывом. Но в этот раз он находился здесь с Джейн, а Джейн была с ним.

– Что тебе это напоминает? – прошептал он ей на ухо. – Пиршество барракуд? «Похитителей трупов»?

Джейн рассмеялась. Действительно, происходившее соответствовало эпитетам, данным Робертом. Лос-анджелесские «генеральши» демонстрировали силу, и зрелище было не из приятных. Сейчас они сидели за столами, выставляя напоказ семейные драгоценности, результаты пластических операций, проведенных доктором Фрэнком Крамером или доктором Джоном Вильямсом, или же очередных мужей. Между тем их глаза непрерывно контролировали ситуацию. Кто с ними? Кто против? Кто счастлив от пребывания в их тени, а кто откровенно уклоняется от подобной чести? В зале находилось примерно около сотни столов, по восемь– двенадцать человек за каждым; билет участника стоил двести пятьдесят долларов, так что этот бал, известный под названием «Глазной бал», должен был принести около двухсот тысяч долларов.

– Тут и думать нечего, что вся эта суета – показуха, до твоей клиники им и дела нет.

Джейн сжала под столом его руку и рассмеялась довольным смехом: она любила его, любила свою жизнь, любила всех и каждого в этом мире.

Теперь они были вместе. Прошлое, сковывавшее Роберта Фоли, больше его не держало. Возвращенный в мир, перерожденный пламенем любви, он спешил наверстать упущенное время. Днем Джейн снималась в «Ночах», а по ночам отдавала себя во власть его тела и диких проявлений любви. Новый образ жизни и страсть наложили отпечаток на весь ее облик, и теперь трепещущая, вырвавшаяся на свободу чувственность, создав убийственный союз с красотой, сводила с ума всю страну. Сериал оказался чудом. Цены на рекламу в сериале подскочили до семисот тысяч долларов за каждую тридцатисекундную вставку (на триста тысяч превысив ставку в программе Косби-шоу), принося Эй-би-эс лакомый кусочек – доход в восемь с половиной миллионов долларов и свыше четырех миллионов чистой прибыли. Успех был грандиозным, у всех любителей славы и денег, находившихся в зале, шеи крутились как резиновые, так стремились они разглядеть новую звезду, открытую Питом Ривкином.

– Трудно понять, почему эти толстосумы не могут просто сесть и выписать чек, не устраивая всей этой чертовой шумихи. – «Возмущение» Роберта Фоли было притворным.

Пит Ривкин подался в его сторону через стол.

– Характерно для тебя, абсолютно характерно. Никакой утонченности. Совершенно никакой терпимости к дерьму, к которому мы все так пристрастились. Неужели ты не понимаешь? То, что происходит, делается вовсе не для благотворительности. Благотворительность – лишь предлог для торжества. Понимаешь, величайшее благо благотворительного вечера в коллективной ответственности. Любая из этих мегадолларовых леди походя могла бы потратить жертвуемую сумму на себя. Но какой прок, если этого никто не заметит и не оценит? Или если свидетелями будут лишь несчастные страдальцы, лишенные будущего? А вдруг все будут насмехаться над качеством блюд, или над цветами, или над развлечениями?

Драматическим жестом он провел пальцем по горлу.

– Общественная смерть. Видишь ли, этот город совершенно не похож на города Восточного побережья, где социальная структура покоится на бетонном фундаменте. Если там Фиппси дает званый вечер в Палм-Бич или Ван Аленс в Ньюпорте, то они могут подать к столу хоть холодную кошку с капустой и танцем в придачу, тем не менее все гости в один голос заявят: «Как умно», «Как восхитительно». Но здесь социальная самоуверенность – вещь опасная. Здесь ты хороша лишь настолько, насколько хорош твой последний муж, а он хорош настолько, насколько хорош его последний фильм или телесериал. Несомненно, можно уменьшить риск катастрофы, если заполучить для обслуживания вечера мать Панки Брюстера, «Матушку Луну», Чейзенс или компанию «Канди Спеллинг», но если вы хотите играть наверняка, то лучше всего застраховаться или организовать благотворительный вечер.

– Мне кажется, что вы слишком циничны, – сказала Джейн. – Я думаю, что вечер замечателен. Посмотрите на эти белые гардении. На вечерах в Лондоне были поблекшие декорации, полуостывшая еда.

Джейн вздохнула от счастья. Даже розовый бал в Гросвенор-хаус с его клейким цыпленком по-киевски, жутким Бомби-сюрпризом, с сияющими лицами публики из общегородской школы показался бы ей раем, если бы Роберт держал ее руку.

Пит Ривкин вопросительно повернулся в ее сторону. У него не было иллюзий по поводу того, кто превратил его в сегодняшнего колосса.

– Очень приятно слышать такие слова, дорогая, и этот город велик во многих проявлениях, но к концу дня в Калифорнии исчезают классовые различия. Несколько приятных, маленьких, может быть, немного староватых леди в Пасадене, может быть, миссис Чандлер и Дохайнис, но в основном город сходит с ума от денег, славы и прежде всего от власти.

– Не знал, что попутно ты занимаешься социальной антропологией.

Роберт изучал содержимое своего бокала.

– Согласно моей теории это грех, но не грех сокрытия доходов от налогообложения. Чтобы их лица искусственно разглаживали, избавляли от морщин, эти люди счастливы выбросить семьсот пятьдесят долларов на галогенные фото, сохраняющиеся лишь месяц, но они не находят себе места и поэтому участвуют в таких благотворительных акциях. Некоторые из этих ребят, перенесших пластические операции, тратят больше других. Я вижу Гери Терсона и Стефена Генендера, у каждого свой стол.

– Ты, Роберт, наверняка должен знать о грехе все.

Пит Ривкин застенчиво посмотрел на своего друга.

– Иногда мне кажется, что это ты изобрел его. Но, возможно, ты прав. Известно ли тебе такое: чтобы стать постоянным членом «Хилкрест кантри клуба», необходимо представить подтверждение, что по крайней мере пять процентов дохода тобою ежегодно жертвуется на благотворительные нужды? В Палм-Бич невозможно стать членом этого клуба, если не пожертвуешь минимум миллион долларов.

– Невероятно, – сказала Джейн. – В Англии слово «благотворительность» воспринимается как нечто почти неприличное. Пожертвовать бутылку ликера на деревенский праздник – еще куда ни шло; может быть, небольшую сумму на нуждающихся граждан во имя соблюдения принципа – «вот вам в честь Господа нашего» – или что-нибудь для животных, но ничего подобного в таких масштабах, как здесь. Мне кажется, каждый здесь ощущает такую потребность; у нас богатое государство, обеспечивающее нуждающихся граждан; индивидууму не о чем заботиться, поэтому жертвователи испытывают чувство превосходства.

Пит кивнул:

– В определенной степени здесь отражены мотивы состязательности. Вы не столь греховны, как мы. Одному Богу известно, почему это так. И по сравнению с другими, живущими в этом городе, вы не столь уж богаты. Здесь вам не встретить членов Калифорнийского или Лос-Анджелесского кантри– клубов. Здесь представлена публика из теннисных клубов Хилкрест и Беверли-Хиллз. – Он хитро усмехнулся, оглядывая комнату.

«Это еще и солидного возраста толпа», – подумала Джейн. Значительные фигуры в кинобизнесе, множество известных актеров, преуспевающие агенты-посредники; велеречивые парни, такие, как Нейл Даймонд и Барри Манилоу, и множество народу из «сферы обслуживания»: медики, зубные врачи, представители прессы, дизайнеры помещений. Это те люди, о которых писала Джеки Коллинз: «Богатое поколение стариков, которые сидят на различных диетах, выражают оживление и заинтересованность искусственно подтянутыми глазами, специальными курсами лечения от полноты и пластическими операциями по изменению формы носа, разум которых подогрет сухим мартини; их психика возбуждена, успокоена или стимулирована препаратами, а тела подвергнуты разного рода иммунологическим и многим другим диетам сомнительного характера, а также нескончаемому потоку витаминов и специальных дезодорантов, придающих свежесть запаху изо рта».

Все это происходило здесь, за миллион миль от Мелроуза и Ла-Бреа, хотя большинство из собравшихся могли самостоятельно найти дорогу до деловой части города или заведения Томми Танга, и на расстоянии многих световых лет от молодежных клубов, где бурлил и блистал молодой Лос-Анджелес. Здесь собралась категория лиц, посещавших Чейзенс-бистро Гарден-Джимми, тех, кто носит платья от Амена, небольшие «шедевры» от Скаази и Унгадо. Им удаляли угри Джорджетта Клингер и Иоланта Видуч, делала массаж Белла Крупер, делали модные прически Элизабет Арден и Эмиль Рилей. Их сумочки были от Гермеса, Гуччи и Джорджио, пистолеты от Бижана, а простыни от Пратези.

Цель жизни у этих женщин была одна: сохранить шестой размер. Это означало одно – диету, но отнюдь не то, что нужно просто купить популярную книгу по диетическому питанию, которая возглавляла список бестселлеров, публиковавшийся газетой «Нью-Йорк таймс». Нет, что вы! Вместо этого подразумевались длительные консультации с Германом Лии и еще более продолжительные и более дорогостоящие с эндокринологами, которые, можно с уверенностью сказать, ни за что не раскроют основной причины, по которой люди приобретают лишний вес, – слишком обильное питание и недостаток физической работы или движений. Подразумевались также экскурсии в оздоровительные центры, наподобие Палм-Эйр и Бонавантюр во Флориде или Гринхаус в Техасе, где за неделю можно весело потратить три тысячи долларов на покупку чужой силы воли, например экстрасенса. Нельзя сказать, что необходимые, как хлеб, ежедневные упражнения полностью игнорировались; было куда сходить, например в центры Вальтера Розена или Роберта Карнейро, удаленные на расстояние в несколько галактик от «Боди экспресса», которому отдавало предпочтение новое поколение.

Мораль этих людей определялась золотым тельцом, сознание формировалось случайно, а дети воспитывались кем угодно, но не ими.

– Кто все эти люди? – спросила Джейн, повернувшись к Питу Ривкину.

Пит Ривкин рассмеялся. Он видел производимый ею эффект. Это был ее первый выход в свет, и он тщательно выбрал для этого подходящий бал. Джейн предстала перед «старым» Голливудом – студиями, наиболее солидными агентствами. Большинство «сегодняшних» кинокомпаний также имели свои столы. Она хотела узнать, кто эти люди. Но они все знали, кто она. Само по себе это являлось мерой феноменального успеха Пита Ривкина по созданию звезд.

– Что ж, посмотрим, начну, пожалуй, с тяжелой артиллерии. Справа. Вон та дама – Фрэн Старк, жена Рея Старка. Она может создать или уничтожить твой социальный статус в городе. Позади нее сидит миссис Джонни Джоанна Карсон, более влиятельная, чем когда-либо, после последнего развода. Если ты будешь тратить свои деньги со вкусом, то не окажешься по другую сторону баррикад. Симпатичная дама – Виктория Мак-Маон, жена Эда. Та, что с украшениями, – Марианна Роджерс. Леди Кенни. Сегодня обе достаточно популярны. Конечно, то не двор святого Джеймса, но что есть, то есть.

По всему залу блистали огни фотовспышек. Кого снимать на благотворительном балу в Сенчюри-Сити? Такие бессмертные личности, как Чарлтон Хестон, Грегори Пек, Кирк Дуглас, были, очевидно, беспроигрышной темой. Или, допустим, серые возвышенности на ландшафте общественной жизни, как, например, Гайманс, владевший компанией «Джорджио», или обладательница древнего имени, известная скандальным поведением графиня Коэн – эти фигуры были более романтичными, но все же сероватыми. Трудно было найти восхитительную комбинацию новизны и славы. С точки зрения изголодавшихся фотографов эти качества великолепно совмещались в Джейн.

Джордж Кристи в этом общественном гадюшнике покровительствовал новому фотографу из журнала «Голливуд репортер». Как судачили между собой ветераны-журналисты, на свете не было такой информации, которую Кристи не смог бы разузнать.

– Отлично, приветствую тебя, Пит. Прими мои поздравления! Крупнейший успех, не так ли? А вот и его причина. Честное слово. Самые лучшие из моих клише недостаточны. Вы так прекрасны.

Он протянул руку Джейн со светской самоуверенностью. Его колонки в разделе «Новый ракурс» в «Репортере» и «Состояние моды» в «Интервью» считались последним словом о Голливуде.

– Не скажу, что я любитель смотреть телепрограммы, но, знаете, я не отходил от телевизора последнюю неделю. Просто обязан был видеть то, о чем сейчас говорит каждый. И теперь я понимаю. Хорошо, хорошо, хорошо, разве не чудесно?

Джордж Кристи оптимистически уставился на тот же старый мир сквозь свои толстые розовые очки, невосприимчивый к заразному синдрому «дежа вю», абсолютно уверенный, что все прекрасно и удивительно и все творения великие.

Он повернулся к фотографу:

– Сделай полдюжины хороших снимков мисс Каммин. Тебе остается лишь направить на нее камеру и нажать спуск. Даже я не сумел бы плохо ее сфотографировать.

Наметанный глаз Кристи просканировал стол, выбирая соответствующий ракурс, новое лицо в городе, отыскивая мелодично звучащую связь и интересный персонаж. Вокруг Ривкина постоянно что-то случалось, как, например, «случилась» Джейн Каммин.

Роберт Фоли заерзал в кресле. Его пронзительные и умные глаза, необычно привлекательный вид демонстрировали безразличие к очарованию и влиянию Кристи. Он мгновенно понял, что Кристи решил сосредоточить свое внимание на нем.

Джордж Кристи обошел вокруг стола.

– Я считал, что знаю всех твоих друзей, Пит. Приветствую, вас, дамы. Женэ, Джильда, Ричард, Паула.

Излучая радость, он кивал каждому в отдельности.

– О, одну минуточку, я вижу незнакомое лицо.

Он протянул руку, которую невозможно не пожать, Роберту Фоли.

– Джордж Кристи, – представился он.

– О, Джордж, – сказал Пит Ривкин, – это мой большой друг, доктор Роберт Фоли. Роберт владеет бесплатной клиникой в Ваттсе и сегодня собирает средства на благотворительные нужды. Он мой гость номер один. Это он рекомендовал мне просмотреть Джейн на роль в «Ночах», а все остальное, как говорится, уже история.

– О, надо же! Как интересно! Разве не удивительно? Вы давно знакомы друг с другом?

Джордж Кристи взялся за дело. Никто не умел извлекать секреты с такой быстротой и так безболезненно.

Посредине полудопроса Роберт Фоли почувствовал, что с него хватит. Оркестр заиграл новую мелодию, и явно приближался приступ клаустрофобии. Самый подходящий момент отвлечь Джейн.

– Послушай, Пит. Давай один доводи до конца этот пресс-релиз, ладно?

Он протянул Джейн руку, и она с благодарностью поднялась с места, принимая ее.

Через несколько секунд, окруженные ковбоями и Клеопатрами, Патонами и полицейскими, убийцами и Моисеями, они оказались в одиночестве посреди переполненной танцевальной площадки. Роберт посмотрел на нее и улыбнулся:

– Ну, что ты скажешь об американской мечте?

– Мне нравится твоя мечта, Роберт.

Она уткнулась носом в его плечо, и как по команде все языки вокруг начали работать, а шеи дружно повернулись.

Похлопывание по плечу было слишком тяжелым, чтобы быть дружелюбным.

– Привет, звезда мыльных опер. Как ты себя чувствуешь в центре внимания всего города? Отойдем на пару минут.

Джейн резко повернулась, сердце ее заколотилось.

Перед ней качалось лицо Джули, пышущее ненавистью, глаза – щелки, зубы стиснуты. Она стояла, широко расставив ноги, уперев руки в бедра, ее огромные груди почти вываливались из шифонового платья, годившегося разве что для юной девочки.

– О Боже, – проговорила Джейн. – Проклятие в стране сказок.

Голова Джули дернулась от неожиданной контратаки. Это западня. Джейн не должна была так быстро подготовиться к защите.

Джули, подобно фокуснику, достающему из шляпы кролика, извлекла из-за спины своего спутника.

«Итальянский футболист? – подумала Джейн. – Исполнитель ча-ча-ча в танцевальном зале? Кошмар отцов, мечта молодых девушек». Он выглядел, как слащавый хлыщ с побережья Луизианы. Мягким концом его ослепительно чистых замшевых ботинок впору чистить зубы, на его прекраснейших зубах можно, как на ксилофоне, играть палочками для еды и чувствовать себя королевой, обладательницей миллиарда, судя по количеству медальонов и побрякушек, висевших у него на груди под пиджаком свободного покроя.

– Это Антуан, – сказала Джули. – Надеюсь, ты не прочь с ним перепихнуться.

Она цинично рассмеялась.

– Послушай, Джули, не меня, а тебя называют доступной всем англичанкой.

Роберт Фоли не верил своим глазам и ушам. Он вопросительно посмотрел на Джейн. Ее щеки пылали, глаза метали искры. Кто это жуткое видение со своим дешевым жиголо?

Роберт быстро подхватил Джейн и увлек ее прочь в безопасную гущу толпы, оставив женщину, выглядевшую, как новогодняя елка, извергать из себя ярость и возмущение.

– Что происходит?

– Это Джули Беннет.

– Джули Беннет?

– Да. Джули Беннет. Она не принадлежит к числу моих поклонниц.

– Как и ты к ее, мне кажется.

Они рассмеялись, но Джейн больше ничего не добавила.

– Как ты с ней познакомилась? По какой причине вы так не любите друг друга?

– Это длинная история. Скучная, – солгала Джейн. Джули испортила ей радужное настроение, разорвав его, как мокрую тряпку.

– Послушай, Роберт, мне нужно в дамскую комнату. Увидимся за столом?

Ей нужны были одна-две минуты, чтобы прийти в себя.

В женских комнатах есть что-то безопасное. Что-то от командного пункта заговорщиков. Там возникало ощущение, что, по крайней мере, половина человечества – на твоей стороне.

Крупная, жизнерадостная девица с веселым смехом сказала:

– Привет. Ты Джейн Каммин, верно? Меня зовут Венди Старк. Должна сказать, твой фильм просто потрясающий. Так приятно видеть, когда люди одеты как надо и живут в нормальных домах. Я было начала думать, что у меня все не так. Ты слышишь, Кэнди? Ты должна убедить Аарона продать всю эту «дизентерийную» чушь. Дай им всем, по крайней мере, карточку золотого американского экспресса, если он не может послать им платиновой. В настоящий момент они живут «на зеленую».

Кэнди Спеллинг, с круглыми глазами почитательницы, с застывшим в них удивлением, столь характерным для девушек ее типа, вынужденно согласилась:

– Я всегда говорила, что меня нужно взять консультантом в кино. Нет абсолютно ничего, чего бы я не знала о том, как тратить деньги.

Ледяной ветер ворвался в помещение, замораживая смех и хорошее настроение.

– А, Джейн. Так я и думала, что это ты пробираешься в сортир. Не могу уйти просто так, не попрощавшись как следует.

Джули Беннет не обращала никакого внимания на Кэнди Спеллинг и Венди Старк, которых она немного знала. Вся ее тяжелая артиллерия была направлена на Джейн.

– Не стоило беспокоиться, Джули. Я могу распрощаться с тобой в любой момент.

– Ты слышала о Билли?

Обычно огромные глаза Джули сузились в щелки и метали молнии.

– Нет, но читала, что он пользуется огромным успехом в Нью-Йорке. Все его картины распроданы. Народ с ума сходит, чтобы достать его работы. Помнишь, как ругала ты его картины, Джули? Удивительно, как могут ошибаться люди, не так ли? Подумать только, ведь у тебя репутация человека, понимающего толк в картинах.

Прямой намек залил лицо Джули краской, словно рекламный щит на перекрестке улиц Мамонт и Стрип. Она пыталась перехватить инициативу, но не могла оправиться от полученного удара.

– Поэтому он бросил тебя, – почти выплюнула Джули.

– Разве? Я думала, что это тебя он бросил и ушел. Он как-то сказал мне, что мог бы принять все, но «постельные обязанности» довели его до того, что он был готов «отказаться от сладкого». Интересно, что он имел в виду?

Кэнди Спеллинг и Венди Старк, вытаращив глаза, хлопая ушами, похоже догадались, что он имел в виду. Венди, не выдержав, фыркнула от восторга. Когда постоянно имеешь дело со сценами с участием Пиго-Браун и Руперта Дина Лондона, ничего не доставляет такого удовольствия, как совершенно неприличное поведение.

– Чепуха! Он был ничтожный любовник. Он так слаб, что не смог бы проделать дырки и в бумажном пакете.

– Что ж, тебе лучше знать, Джули. У тебя для этого достаточно опыта. В конце концов, ты же много лет платила за уроки. Антуан твой новый инструктор? На вид у него крепкий желудок. Не сомневаюсь, он ему пригодится.

– Как ты смеешь так разговаривать со мной? Как ты смеешь! Ты… дешевая потаскуха. Маленький кусочек дерьма…

Она замахнулась, но быстрым, как молния, движением Джейн перехватила ее руку железной хваткой.

– До свидания, Джули. Ты пришла сюда попрощаться со мной, не так ли? Знаешь, Джули, у тебя ухудшилась реакция, а это плохая новость для любого клоуна.

Джейн отбросила руку Джули, словно та была прокаженной, и решительно направилась к двери.

За спиной послышалось бормотание, и до нее долетели слова:

– Уничтожу… завтра… я клянусь… тебе конец… слышишь… ты слышишь?