Текст книги "Честь Девлина"

XXVI

Легендарный Сияющий Меч, наполовину завернутый в кусок льна, стоял, небрежно прислоненный к дальней стене. Еще только войдя в комнату, Девлин почувствовал присутствие прославленного оружия, будто оно было живым. Стоило снять ткань с меча, как воин понял – вот то, что он искал. Правая рука жаждала коснуться его – призрачная боль скрутила давно отрубленные пальцы.

Но Дети Инниса убрали меч, не успел Девлин коснуться его, и теперь он пытался торговаться с мятежниками.

В качестве нейтральной территории выбрали таверну, заплатив владельцу серебром, чтобы он убрался прочь. Передур согласился исполнять роль хозяина, и именно ему все собравшиеся приносили клятву.

Дети Инниса поклялись уважать безопасность Девлина и его спутников, а Избранный в ответ обещал, что не будет пытаться арестовать заговорщиков. Он желал только доказательства того, что меч находится у них, и возможности лично обсудить условия его возврата.

Девлин хотел надеяться, что меч не у тех же людей, которые убили капрала Аннасдаттер. Одно дело отдавать выкуп за клинок, а совсем другое – отпустить убийц на свободу. Особенно учитывая, что их можно обвинить в четырех смертях – считая тех ни в чем не виновных кейрицев, которых казнили в качестве мести за гибель капрала.

Меч был единственным оружием, лежащим на виду. Девлин оставил свой клинок у хозяина таверны, а ножи – дома. Дидрик также был безоружен, да и Стивен с первого взгляда тоже. Правда, воин заметил, как его друг несколько раз касался правого сапога, и начал подозревать, что внутри спрятан кинжал.

Что же до Детей Инниса, трое из них были одеты в плащи с капюшонами и кожаные маски, скрывающие верхнюю половину лица. Под таким облачением могло быть спрятано что угодно. Только Муиреанн была без маски, а в облегающей тунике и штанах спрятать клинок непросто.

Встреча началась с разгромной речи Детей Инниса против джорскианской оккупации и обвинений Девлина в предательстве за то, что тот поклялся в верности угнетателям своего народа. Он дал мятежникам высказаться, а потом попытался поспорить с ними. Увы, через час Девлин начал приходить в отчаяние.

– Меч принадлежит нашему народу. Это военный трофей, – заявил Кулак. Невзирая на столь яростное имя, он не отличался крепким сложением, а такой бас мог бы принадлежать человеку и покрупнее. Щеки и подбородок были выскоблены до красноты, будто бы бунтарь недавно сбрил бороду.

– Этот меч мой по праву наследования, – возразил Девлин. – По закону и обычаю нашего народа он принадлежит мне, а те, кто его похитил, всего лишь воры.

– Ты больше не относишься к нашему народу, – заявила Сердце.

До сих пор она говорила больше всех. Судя по всему, это была молодая женщина, не старше Стивена. Все свои слова она сопровождала экспрессивными жестами. Девлин заметил, что на обеих ее руках видны маленькие белые шрамы, а на левой – длинная красная линия от недавнего ожога. Скорее всего отметины указывали на принадлежность к кузнеческой гильдии, значит, меч взяла она. Кроме того, судя по всему, девушка не привыкла таиться, потому что более хитрый человек надел бы перчатки, чтобы скрыть такие заметные шрамы на руках.

– Девлин был принят в семью.

Молодая женщина встряхнула головой, что при наличии капюшона выглядело довольно забавно.

– Может, у него и есть родственные связи, но сердцем он давно не один из нас.

Да, беседа зашла в тупик. Воин повернулся к третьему представителю Детей Инниса, назвавшемуся Память. До сих пор он мало говорил, хотя остальные явно оглядывались на него. Видимо, он был старше своих горячих молодых спутников, скорее ближе по возрасту к Девлину.

Может быть, Память в самом деле был главой Детей Инниса, а если и нет, то явно занимал важное место среди заговорщиков. Микал описал повстанцев как сборище слабо связанных между собой банд, а не единую организацию. Однако в последнее время становилось ясно, что власть сменилась. И хотя сложно было предположить, что на встречу явятся сами вожди, подвергая себя ненужному риску, по крайней мере кто-то с достаточным авторитетом в организации должен был присутствовать, чтобы иметь возможность торговаться. Наверное, Память и был этим человеком, и именно его пытался убедить в своей правоте Девлин.

– Я прошу вас как человека чести вернуть то, что мое по праву. – Воин обращался к Памяти. – И готов заплатить выкуп два золотых и даровать прощение напавшим на меня.

– Мы уже говорили, что твое золото нам не нужно. И прощение тоже, – вмешался Кулак,

– Это ты должен просить у нас прощения, – заявила Сердце. – На твоей совести много грехов, однако ты можешь еще искупить их. Отрекись от предательского союза и присоединись к нам в попытке свергнуть наших угнетателей.

Девлин не верил своим ушам. Неужели женщина настолько глупа, что предлагает ему преступить свои клятвы в присутствии друзей? Или полагает, будто ни один из них не понимает кейрийский? Или просто заносчива сверх меры?

– Присоединиться к вам? – Это было бы смешно, не будь она настолько каменно серьезна. – Да вы подохнете через неделю. Самое большее – через две.

– Дети Инниса не лишены средств. Нас поддерживают многие. Если ты присоединишься к нам, последуют и другие, – проговорил Память.

– Я не хочу вести мой народ на смерть.

– Неужели ты настолько не веришь в людей, среди которых вырос? У нас есть стальное оружие, и мы умеем им пользоваться, – сказал Кулак.

– И мы не боимся смерти, – добавила Сердце.

Девлин размял правую руку, чтобы снять напряжение.

– Согласен, оружие у вас есть. Да только тот, кто никогда не защищал свою жизнь, может так небрежно говорить о смерти.

– С твоей помощью или без нее… – начал Кулак.

– Со мной или без меня вы все равно погибнете. И тысячи падут вместе с вами, кляня вас за глупость. – Девлин наклонился вперед, устремив взгляд на юного Кулака. – Скажи мне, когда вы тратили ваше чужеземное золото, сколько продовольствия вы приобрели?

– Продовольствия? – моргнул тот.

– Зерна. Корнеплодов. Вяленой рыбы. Сколько у вас еды?

Кулак, явно смущенный, покачал головой.

– В чьих руках зернохранилища?

– В руках солдат Джорска.

– А откуда поступает зерно, хранящееся в них? Пшеница, из которой пекут хлеб? Ячмень для эля? Из низин. С земель, которые возделывают выходцы из Джорска.

– И что? Мы говорим о свободе нашего народа, а не о посевах, – фыркнула Сердце.

– В былые времена мы выращивали достаточно, чтобы прокормить себя. Но когда равнинная часть была захвачена солдатами, люди ушли в горы. Многие жители Альварена некогда обитали где-то еще. Родственники Муиреанн некогда имели ферму на реке Кенвай, я верно говорю?

– Там жили три сестры и их семьи, выращивая овес, ячмень и лен. Земля простиралась до самой реки и была так плодородна, что всем работникам фермы приходилось трудиться не покладая рук больше недели, чтобы собрать урожай.

В голосе Муиреанн зазвучали мечтательные нотки; стало ясно, что она повторяет запавшее в душу семейное предание.

– Все, чего мы лишились, мы однажды вернем себе, – проговорил Память.

– Только не с оружием в руках. При первых признаках восстания солдаты подожгут зернохранилища. Отряды закроют проходы в горах. А потом без ввоза зерна, от которого все здесь зависят, наступит голод, и вас возьмут измором.

Стивен перевел потрясенный взгляд с мятежников на Девлина. Дидрик-то бы понял, но менестрель был поражен жестокой правдой, на которой зиждился контроль Джорска над Дункейром.

– Они никогда… – заспорила Сердце.

– Они сделают это. Первыми пострадают горожане. Сначала умрут больные и старые. Детям будут давать лучшую еду, пока она не кончится. Бежавшие из города будут бродить по холмам, убивая овец, дающих шерсть. Жители гор могут сами себя прокормить, но у них почти нет избытка еды. Обремененные родней из города, они тоже начнут голодать. Через шесть месяцев те, кто останется в живых, будут умолять джорскианцев вернуться.

Девлин отлично помнил, как в последний раз в городе случился голод. Жуткой зимой двадцать лет назад. Зима наступила раньше обычного, до того, как успели заполнить зернохранилища. Еды не хватало, вспыхнула эпидемия, унеся в могилу многих – в том числе и его родителей. Когда наступила весна, оставшиеся жители Альварена превратились в тени самих себя – с запавшими глазами и ввалившимися щеками. А теперь эти глупцы хотят обрушить на свою страну в сотни раз худший кошмар.

– Ты лжешь! – заявила Сердце.

– Он говорит правду, – покачал головой Передур. – Приказы наместника ни для кого не секрет.

Девлин удивился вмешательству Передура, потому что по традиции судья молчал, пока не обращались к нему за суждением. Явный знак, что даже он потерял терпение, слушая этих дураков.

– Ваши игры в восстание – детский лепет. Вы можете выбросить собственные жизни, если они вам не нужны, но не имеете права обрекать на смерть невиновных.

Сердце прикусила губу и повернулась к старшему товарищу.

Девлин продолжал гнуть свою линию.

– Те, кто дал вам золото, могут звать себя друзьями свободы, и все же им наплевать на наш народ. Они хотят лишь посеять рознь и начать междоусобицу, чтобы король Олафур послал войска на юг, оставив северные границы без защиты. В конце концов, восстание будет подавлено, и все смерти ни к чему не приведут.

– Есть и другой путь, – заговорил Память. – Говорят, ты можешь действовать от имени короля. Прикажи солдатам передать нам зернохранилища. Или даже прикажи войскам покинуть Дункейр и вернуться в Джорск.

– Я не могу нарушить произнесенную мной клятву. А вам могу дать только то, что уже предлагал. Золото. Прощение. И обещание того, что, вернувшись в Джорск, ко двору короля, использую все свое влияние, чтобы убедить его положить конец оккупации. Но для этого отдайте мне меч, завещанный мастером Рориком.

– Нет. – Память говорил негромко, и тем не менее стало видно, что это его последнее слово.

Девлин с трудом сдержал проклятие. Его опять постигла неудача. Мирного решения не будет. Он надеялся воззвать к их чести, к желанию избежать кровопролития и положить конец проблемам, возникшим в городе из-за поиска меча. Но с фанатиками спорить бесполезно. Их не поколебало ни законное право Девлина на меч, ни обещанное золото.

Клинок притягивал взор, и воину снова страшно захотелось коснуться его. Подержать в руках. Он мог взять его. Силы были почти равны, четверо против троих, а Дидрик хорошо дерется врукопашную. Даже если у одного из мятежников скрыто под одеждой оружие, чтобы обнажить его, потребуется время. Если быстро броситься вперед, Девлин сможет схватить меч до того, как его успеют остановить.

Но такой поступок обесчестит его и нарушит данную клятву. Таким образом, он подтвердит все, что говорили про него Дети Инниса, и в самом деле отойдет от законов своего народа, став недостоин тех, кто назвал его родичем.

Или он может остаться с чистыми руками, предоставив другим сделать дело. Воин посмотрел на дверь, возле которой стоял Дидрик, переводя взгляд с Девлина на мятежников и обратно. Хотя лейтенант и не говорит по-кейрийски, он прекрасно понимает по тону собравшихся, что переговоры идут не слишком хорошо. Избранному надо только отдать приказ, и Дидрик положит свою жизнь, чтобы добыть искомое оружие.

И не важно, что Девлин поклялся и за своих друзей тоже. Если обещание нарушит не он, можно свалить вину на джорскианцев, заявив, что они не поняли условия мирного договора. Поскольку меч принадлежит бывшему кузнецу по праву, нет ни закона, ни обычая у любого из двух народов, по которому его можно будет отнять.

Избранный так и поступил бы. Захватить искомое, не думая о последствиях. Друзья поймут. Они будут винить Заклятие за то, что он сделал не так, как собирался. Все очень просто.

Однако неправильно. Ведь Девлин больше, чем Избранный. Больше, чем просто пешка судьбы, связанная заклинанием. Он вернул свою душу и честь и не собирается отказываться от них. Даже ради меча.

– Сейчас я говорю с вами как Девлин из Дункейра и в последний раз прошу вас вернуть мне то, что мое по праву. В следующий раз, когда мы встретимся, я буду Избранным из Джорска и поступлю с вами согласно законам джорскианцев.

– Да будет так, – проговорил Кулак, и остальные кивнули.

Девлин поднялся на ноги. Он не выиграл, но встреча потрачена не впустую. Теперь он совершенно уверен, что меч Избранного находится в городе, а Сердце по крайней мере можно снова отыскать. Нетрудно найти ее в гильдии кузнецов, а узнав подлинное имя, дать ход джорскианскому правосудию.

Девлин повернулся к Передуру и склонил голову.

– Судья Передур, я благодарю вас за гостеприимство.

– Да будет путь твой мирен, – отозвался тот.

– И ваш также.

Память отодвинул стул и поднялся. Прочие последовали его примеру. Сердце встала у меча, положив ладонь на рукоять.

Память обошел стол и остановился перед пожилым судьей.

– Передур, я благодарю вас за гостеприимство. Он протянул руку и взял старика за предплечье, помогая ему подняться на ноги. Тот покачнулся – суставы затекли от долгой неподвижности, и мятежник придерживал его, чтобы судья не упал.

Это был жест уважения, но что-то в небрежной уверенности Памяти вызвало у Девлина смутные опасения, и он пододвинулся ближе к Передуру.

– Знаешь ли, война неизбежно вспыхнет. Нужна только искра, – с пугающей непоколебимостью заявил мятежник, и его глаза зажглись огнем фанатизма. Вот как, а ведь Девлин считал его самым разумным из троих.

Неожиданно Память отпустил судью, и когда тот покачнулся, воин протянул руку, чтобы не дать ему упасть. Он обернулся в поисках посоха старика.

– Девлин! Осторожно!

Услышав крик Дидрика, Избранный обернулся и заметил блеск стали – Память кинулся на него с мечом в руках.

Торопливо отодвинув Передура в сторону, воин метнулся влево, и меч распорол воздух там, где Девлин был еще мгновение назад. Но отступление ему преградил дубовый стол. Память быстро оправился от неудачной атаки и развернулся, указывая мечом прямо на грудь противника.

Да, ловушка превосходно удалась. Подойдя к Передуру, Девлин оказался отделен от своих друзей Детьми Инниса. Дидрик бросился вперед, едва выкрикнув предупреждение, однако наперерез ему кинулся Кулак, и лейтенанту пришлось схватиться с ним. Стивен, вытащив скрытый кинжал, сражался с Муиреанн. Нет сомнений, что его друзья одержат верх в этой схватке, и все же на это потребуется время. Время, которого нет.

Память приближался, и Девлин начал отходить влево вдоль стола. Противник держал меч так, что было видно – он им вполне владеет. Без сомнения, мятежник ждал, что Избранный попытается сбежать. Если же вместо этого броситься в бой, есть шанс застать его врасплох и разоружить.

Надежды мало, но попробовать стоит.

– Подожди, – крикнула Сердце, становясь сбоку от стола и отрезая единственный путь к отступлению. В руках у нее был Сияющий Меч. – Истинное правосудие требует, чтобы он умер от собственного меча.

Она схватилась за рукоять.

Раздался негромкий вскрик и стук падения тела. Девлин не знал, кто это – враг или друг. Все его внимание сосредоточилось на грозившей ему опасности. Он проклинал свою честность, помешавшую ему пронести оружие на встречу. Даже один метательный нож здорово увеличил бы шансы на победу.

Сердце с ликующим лицом занесла Сияющий Меч над головой, готовясь нанести смертельный удар. Но она стояла в опасной для себя позе, да и оружие держала нетвердо, и Девлин опустил одно плечо, готовясь кинуться на нее.

– Умри, предатель, – объявила девушка.

А потом, когда воин бросился на нее, она закричала и дернула рукой. Сияющий Меч засверкал странным белым светом. Сердце все еще кричала, когда Девлин ударил ее в грудь, откинув на противоположную стену с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Клинок вывалился из руки девушки, и, перекатившись, чтобы избегнуть яростного удара Памяти, Избранный схватился за рукоять. Оказавшись в стороне от стола, он поднялся на ноги с оружием в руке.

Сияющий Меч оправдал свое имя, потому что он продолжал светить так ярко, будто его только что вынули из печи, оставаясь холодным. Рукоять точно подходила под ладонь, словно клинок делали для него и только для него. Девлин вычертил в воздухе замысловатый узор, чувствуя, что оружие повинуется так, будто рука и не искалечена.

Память бросил на Избранного свирепый взгляд с другой стороны стола – рядом уже оказался Дидрик, держащий окровавленный посох Передура в руке. Кулак и Муиреанн лежали на полу мертвые или без сознания. Сердце распласталась вдоль стены, крича от боли в обожженных руках.

Стивен помог Передуру подняться на ноги. Кажется, судья не пострадал во время этой молниеносной схватки.

– Меч знает своего хозяина, – заметил он, моргая на ярком свету, залившем комнату, словно полуденное солнце.

– Ты заклеймил себя как нарушитель клятвы и предатель законов своего народа, – заявил Девлин мятежнику. – Сдавайся сейчас, и я оставлю тебя им на суд.

Память мрачно улыбнулся.

– Ты думаешь, что победил, но ты ошибаешься. – Он опустил меч, словно готовясь отдать его, потом неожиданно довернул так, что конец упирался в живот. – Я гибну смертью героя!

Мятежник вонзил меч глубоко в себя, застонав, когда лезвие распороло живот и темная кровь начала пятнать одежду. Он перехватил взгляд Девлина, потом сложился пополам и упал на землю.

Дидрик осторожно приблизился и, оказавшись рядом с Памятью, вытащил из него меч. Из раны хлынула ярко-алая кровь.

– Он все еще жив, – доложил лейтенант. – Правда, ненадолго.

XXVII

Человек, называвший себя Память, умер – звать лекаря не было и смысла, – до последнего проклиная Девлина. Его тело доставили в расположение городской дружины и, содрав маску, прикрывающую лицо, вскоре опознали в нем Даффида, сына Джемеля, сказителя, живущего на втором этаже таверны в старой части города. При обыске его комнаты обнаружили множество оружия, подробные карты города и заметную сумму денег золотом и серебром. Хуже того, в запертом сундучке нашли три стеклянных шара разного размера, несколько мешочков с травами и свечи с вырезанными по всей длине рунами. Все эти предметы требовались для занятий ритуальной магией, что вызвало глубочайшее отвращение у сделавших находку дружинников.

Когда новости разлетелись по городу, даже те, кто сочувствовал Детям Инниса, поспешно отошли от Даффида и его последователей. Информаторы навели дружинников на остатки небольшого отряда мятежников, и те начали их отлавливать.

Оставшимся в живых убийцам Девлин предложил выбор. Они могли предстать перед кейрийским правосудием. Оно требовало, чтобы любого, нарушившего клятву гостеприимства, извергли из рода и отправили в изгнание. Им также предлагали быть судимыми по законам Джорска, которые предписывали смерть любому, покусившемуся на жизнь Избранного.

Кулак и Сердце выбрали джорскианское правосудие, и Девлин приговорил их к смерти через повешение на следующий день.

Утро выдалось до ужаса холодное. Стоя на площади перед армейскими казармами в ожидании исполнения приговора, Избранный мерз даже в теплом плаще, подбитом мехом. Он расположился на ступенях, ведущих к воротам, всего в нескольких футах от стены крепости, с которой свисало около полудюжины виселиц. К двум ближайшим прикрепили новые веревки, а снизу поставили небольшую деревянную платформу.

По правую руку от Девлина стоял лорд Коллинар. Во дворе, слева от виселиц, можно было видеть главу Микала и судью Передура Трупу, опиравшегося на руку ученика. Они присутствовали как свидетели, поскольку свершающееся сегодня делалось в соответствии с законами Джорска.

У подножия ступеней стояли Стивен и Дидрик, Девлин осмотрел наблюдающих и заметил, что лейтенант бледен, хоть и хорошо держится. Он настоял на своем присутствии при казни, невзирая на возражения Избранного и советы лекаря. Кулак не зря носил такое имя, потому что он умудрился сломать Дидрику три ребра, прежде чем тот сумел оглушить его. Призвали лекаря первого ранга, и врач сделал все, что в его силах, чтобы соединить ребра. Теперь у лейтенанта болел бок, но не было опасности, что острые кости проткнут легкое. И все же лекарь уговаривал его побыть в постели целый день. Дидрик не обратил на совет внимания.

Девлин едва не приказал ему остаться, однако потом передумал. Он и сам нередко пропускал мимо ушей советы врачей, когда ему это было удобно, и не мог винить Дидрика за то, что тот поступает так же.

Приговоренных уже подвели к платформе, воздвигнутой под виселицами, крепко связав им руки за спиной. Солдаты образовали живую стену, отгораживая место казни и официальных лиц на случай беспорядков. Пока было тихо, да и поглазеть на исполнение приговора пришло немного народа.

Девлин заставил себя спокойно смотреть, как приговоренным надели на шею льняные веревки. После некоторой заминки – длинные волосы Сердца запутались в петле – все прошло как следовало.

Избранный стоял достаточно близко, чтобы видеть лица мятежников. Кулак явно принял дурманящий напиток, предложенный солдатами, – иначе откуда такие мутные глаза и неосмысленное выражение лица? Было не ясно, понимает ли он что сейчас с ним произойдет. В некотором роде ему повезло, подумал Девлин.

По крайней мере повезло больше, чем капралу Аннасдаттер, чьим убийством Кулак хвастался после ареста. Если верить ему, он допрашивал беднягу много часов, и она выдала ему всю информацию в обмен на обещание, что ее отпустят. Впрочем, как человек без чести, он не собирался оставлять ей жизнь и, закончив допрос, задушил ее и бросил изуродованное тело на улице, где его и подобрала стража.

Сердце до последнего смотрела на всех с презрением и от дурмана, судя по всему, отказалась. Держалась она хорошо, пока палач не связал ее волосы в хвост. В этот момент у нее по лицу потекли слезы, а ноги задрожали. Девушка не упала только благодаря держащим ее солдатам.

Она казалась даже моложе, чем на самом деле. Ученица кузнецов, не дожившая до двадцатой зимы. Теперь и не доживет. Трудно было не воспринимать ее как нашкодившего ребенка. Но в глазах закона преступница взрослая и должна отвечать за свои действия.

Приговоренных заставили сделать два шага вперед, и они оказались у края деревянного помоста. Палач посмотрел в сторону Девлина и лорда Коллинара.

– Пора, – сказал наместник.

Девлин глубоко вздохнул. Воин заставил себя вспомнить, что Кулак и Сердце сами выбрали, как жить и как умереть. Избранный поступил с ними по чести, однако они нарушили свою клятву и напали на него. Не положи он конец восстанию, эти люди во главе с Памятью могли бы обрушить на его народ несказанные ужасы.

Пусть лучше умрут эти двое, чем тысячи.

– Креван и Ларена, – проговорил Девлин, называя их истинные имена, – вы признаны виновными в высочайшей измене и приговариваетесь к смерти через повешение в соответствии с властью, данной мне Его величеством королем Олафуром.

Эти слова были пустой формальностью, поскольку официальный приговор вынесли и записали еще вчера.

– Однажды правосудие признает тебя феарним, и когда этот день настанет, моя смерть десятикратно оправдает себя, – заявила Сердце. Речь была храброй, если не обращать внимания на дрожащий голос.

Креван, теперь называющий себя Кулаком, ничего не сказал.

Девлин выждал несколько мгновений, пока стихли голоса толпы. Потом кивнул палачу.

– Пусть это свершится.

Когда солдаты выпустили ее руки, Сердце собралась с силами и спрыгнула с помоста. Раздался негромкий треск, и тело задергалось, повиснув на веревке. Одурманенного напитком Кулака столкнул с помоста палач. Тело его тоже дрогнуло, потом закачалось в петле.

Девлин не позволил себе отвести взгляд с казненных, пока они не перестали биться в воздухе и не повисли, обмякнув на концах длинных веревок. Палач был и в самом деле мастер своего дела, как и обещал лорд Коллинар, поскольку особым образом сделанные петли моментально убивали приговоренных, не заставляя умирать их долгой мучительной смертью от удушья.

Девлин дождался, не моргая, когда палач подтвердит то, что они и так знали.

– Приговоренные мертвы.

Раздался крик горя, затем резко оборвался. Девлин повернулся в ту сторону и увидел старика, которого утешал сын.

Избранный повернулся к виселицам.

– Правосудие свершилось. Теперь их тела послужат предупреждением всем тем, кто может замыслить подобное преступление, – заявил лорд Коллинар.

– Снимите их, – покачал головой Девлин.

– Что?

– Снимите, – приказал воин. Довольно того, что раскачивающиеся тела добавятся в копилку его ночных кошмаров. Необязательно видеть сны про медленно разлагающиеся трупы.

– Согласно обычаю…

– Согласно обычаю поступают так, как приказывает Избранный, – рявкнул Девлин. – Снимите их! – повторил он, повысив голос.

Палач и его помощники торопливо повиновались.

Девлин спустился по ступеням и подошел к главе Микалу.

– Проследите, чтобы тела вернули семьям. Даффида тоже, если кто-нибудь признает его за родича.

– Возможно, родственники и не объявятся, – предупредил дружинник.

Не то чтобы оставались сомнения насчет личностей мятежников. Через несколько часов после их ареста всех троих опознали и записали имена членов их семей. Девлин обещал, что не будет мстить роду, но вполне вероятно, что истинность его слов не решатся проверять.

– По крайней мере у Ларены есть отец, если меня не обманывают уши. У остальных тоже есть родители. Может, им не удалось научить своих детей мудрости, зато они могут соблюсти все похоронные обряды и облегчить их переход в иной мир. Проследите, чтобы все тела забрали, или сами займитесь этим.

– Хорошо, – отозвался Микал.

Бросив последний неодобрительный взгляд на Девлина, лорд Коллинар и его помощники исчезли внутри казарм. Передуру помогли подняться в паланкин, и он со своим учеником и Микалом отправился к дружинникам. Девлин дождался, пока снимут тела Кулака и Сердца, а потом в сопровождении охраны поспешил прочь.

И снова он стоял в комнате собраний городской дружины, на сей раз будучи простым свидетелем, потому что приговор выносили другие, они и должны были проследить за выполнением решения суда.

К удивлению Девлина, Муиреанн предпочла изгнание смерти. Она стояла в центре комнаты перед длинным столом, за которым сидели семеро судей. Как самый старший, Передур прочитал свиток с решением, а остальные изготовились записать его. Копии будут разосланы в каждый город Дункейра, чтобы осужденная стала изгоем по всей стране.

– Муиреанн из Таннерсли, ты слышала выдвинутые против тебя обвинения. Хочешь ли ты сказать что-нибудь в свою защиту до того, как я оглашу приговор?

– Еще раз заявляю, что не подозревала о том, что планировали остальные. Я честно принесла свою клятву. Я не знала, что они вооружены.

Скорее всего это было правдой. Муиреанн, единственная из мятежников, не пронесла на встречу оружия. Вероятно, остальные ей не доверяли. Допросы оставшихся членов тайного общества показали, что незадачливая убийца была из простых исполнителей. Все знали, что она горячий сторонник движения освобождения, однако во «внутренний круг» ее не включали.

Впрочем, это не искупало содеянного.

– Твое утверждение отмечено, – проговорил Передур, – и невзирая на то что было в твоем сердце во время принесения клятвы, ты нарушила ее, когда решила помочь остальным предательски напасть на безоружного. Я видел твое преступление собственными глазами. Ты отрицаешь это?

Женщина покачала головой, промолчав.

– Муиреанн, мы признали тебя виновной в нарушении одной из самых древних и священных традиций. Ты показала себя бесчестным человеком и не можешь больше жить среди нашего народа. Я объявляю тебя извергнутой из рода и требую, чтобы твое имя вычеркнули из списков клана. Тебе выдадут три сребреника, и ты должна отправиться в изгнание. Если через три месяца с этого дня тебя обнаружат в Дункейре, то немедленно казнят. Все ли ясно?

– Ясно. – Голос Муиреанн не дрогнул, когда рвались ее последние связи с родиной.

– Так и будет записано, – провозгласил Передур. Последовала тишина, нарушаемая только скрипением перьев по пергаменту.

– А куда ты отправишься? – спросил Девлин.

– Какая разница? – резко спросила осужденная.

– Полагаю, никакой.

Муиреанн взяла узелок с вещами, лежащий у ног, и два дружинника вывели ее из зала. Они должны были проследить, чтобы она без проблем выбралась из Альварена, а потом провожать ее в течение семи дней, не давая возможности повернуть назад.

Девлин задумался, что с ней станет. Изгнанница может отправиться на юго-восток, надеясь уцелеть среди Бескрайних гор – огромных вершин, рядом с которыми горы Дункейра – жалкие холмики. Или же она может уехать на север, в Джорск, и пытаться выжить среди тех, кого она так ненавидит.

Есть и третий выбор. Муиреанн может тайно остаться в Дункейре, надеясь, что ее не найдут. Только это почти невозможно, потому что никто не пустит на порог нарушительницу клятвы. В лучшем случае Муиреанн останется жизнь, достойная дикого зверя, – прятаться в лесах, изредка встречая людей, к которым ей никогда не вернуться.

Со многих точек зрения было бы милосерднее повесить ее.

Дидрик опустился на пол, прислонился к стене тренировочного зала. Он уверял себя, что дело просто в том, что нет причины стоять, хотя в глубине души и признавал, что стоило внимательнее прислушаться к совету лекаря. Ноги устали, и мысль о долгом пути до дома наместника внушала ужас.

Немного отдохнуть, заверял себя Дидрик, и я приду в себя. В противном случае его ждет унижение, которого не перенести, – носилки.

День начался до рассвета, когда он оделся и присоединился к остальным, отправившись к казарме наблюдать за казнью двоих мятежников. Правосудие свершилось, но смотреть на это было неприятно. Потом, невзирая на протесты Девлина, Дидрик настоял на том, что будет сопровождать их к дружинникам, чтобы посмотреть на вынесение приговора Муиреанн.

Лейтенанту все равно казалось, что она легко отделалась. В конце концов, эта женщина пырнула Избранного ножом, намереваясь убить его. А потом нарушила клятву и присоединилась к другим убийцам. Простое изгнание – недостаточная кара за такие преступления. Правда, глядя на лица кейрийцев, Дидрик понимал, что никто с ним не согласится.

Стивен был молчалив все утро, а после суда над Муиреанн отпросился, сказав, что должен отправиться в дом наместника готовиться к отъезду.

Девлин решил задержаться, чтобы еще раз переговорить с главой Микалом, а Дидрик, не уверенный, что сам дойдет так далеко, тоже остался. Он послушал, как его друг и дружинник обсуждают планы поимки оставшихся Детей Инниса, которым удалось ускользнуть во время облавы по всему городу, и что требуется сделать для восстановления мира и спокойствия в Альварене.