Текст книги "Информационные войны от Трои до Бахмута. Как противостоять деструктивной пропаганде"

Этот документ – несомненная фальшивка, что доказали уже в XV веке, когда с критикой «Дара» выступил гуманист Лоренцо Валла. Но, на протяжении как минимум шести столетий Папы Римские обосновывали свою власть при помощи этого документа – не только в противостоянии с лангобардами, но и при борьбе с притязаниями восточных патриархов на первенство в церковной иерархии, а позже и в борьбе с императорами и иными властителям в Западной Европе. Точно так же логично, укрепившись в Западной Европе, Католическая церковь пошла на одобрение Четвертого Крестового похода 1204 года против Константинополя. Папа Иннокентий III изначально выступал против захвата Византии, но впоследствии благословил и захват города, и резню в столице Византии, признав организаторов похода – Балдуина законным императором Латинской Римской Империи, а недавнего венецианского иподиакона Томмазо Морозннн – ее законным патриархом. Несомненно, «Константинов дар», в соответствии с которым епископ Рима признается господином над Константинопольским, Александрийским, Антиохийским, Иерусалимским престолами и всеми священниками и христианами на Земле, сыграл свою роль при принятии решения об атаке на Константинополь в начале XIII века.

«Константинов дар» использовался довольно часто и при аргументации в случае противостояния Римского Папы и феодалов. Так, по указанию Папы Иоанна XII кардинал-диакон Иоанн «по прозвищу Изувеченные Пальцы» (Johannes diaconus cognomento Digitorum mutilus) изготовил «подлинный» манускрипт «Постановления Константина», написанный золотыми буквами. Бумага понадобилась в противостоянии с Оттоном II – германским императором, которому Папа напоминал о своем праве на все земли Западной Римской империи. Но здесь Папа перехитрил сам себя. Чуть позже диакон Иоанн бежал из Рима ко двору императора и открыл правду о фальшивой рукописи. Эти сведения приведены в грамоте Оттона III Папе Сильвестру II (1001), где подчеркивается, что высшая светская власть на Западе принадлежит императору, поэтому понтифик не вправе самостоятельно распоряжаться земельными владениями в Италии[111]111
  Там же.


[Закрыть].

«Константинов дар» входил и в «Декрет Грацина» – сборник канонического права середины XII века, важных для правового сознания и практик Церкви правил и текстов, по сути – фундаментальный правовой памятник эпохи. Количество известных рукописей говорит о крайней популярности документа в Средние века – в издании X. Фурманна учтено более 100 рукописей с разными редакциями этого сочинения, возникшими не позднее XI века[112]112
  Das Constitutum Constantini. 1968. S. 20–41.


[Закрыть]. Да чего уж там – даже на Руси «Вено Константиново», как у нас называли Donatio Constantini, использовался при пропаганде идеи «Москва – третий Рим». Положения «Константинова дара» входили в качестве аргументации в пользу монастырского землевладения на соборах 1503 и 1551 годов. Также упоминания о сути этого фальшивого документа можно проследить вплоть до времен царя Алексея Михайловича «Тишайшего» Романова.

Что же касается разоблачения документа, то и оно связано с тем, что «Константинов дар» попытались использовать для обоснования дальнейшего распространения власти Ватикана в Италии. Папа Римский Евгений VI, ссылаясь на все тот же «Константинов дар», захотел расширить светские права Римского престола на Неаполь. Королю Арагона, Сицилии и Неаполя Альфонсо Великодушному подобное весьма не понравилось. Секретарем у короля служил Лоренцо Валла, который в 1440 году и составил трактат «О подложности Константинова дара». Валла провел серьезное изыскание, в котором показал молчание об факте дарения историков, его юридическую незаконность и то, что Папа, в соответствии со Священным писанием и идеалом нестяжательства, был бы обязан отказаться от этого «дара», даже если бы он был сделан. Были у Валлы и филологические, и географические аргументы.

Но все же сама по себе гуманистическая критика самой известной средневековой фальшивки была продиктована обстоятельствами политической борьбы и стала аргументом в информационной войне тех лет. Тем не менее, критика не мешала папскому престолу и позднее настаивать на его подлинности – уже в самом конце XVI века по указанию Папы Климента VIII в Латеранской базилике были созданы росписи на тему «Константинова дара».

В противостоянии духовных и светских властей важным фактором было непосредственное воздействие на публику. Известным примером столкновения двух противоборствующих лагерей, активно использовавших пропаганду, является конфликт папы Римского Григория VII и короля Генриха IV. Григорий VII – великий исторический деятель, боровшийся с симонией в церкви (продажа должностей), утвердивший выборы Папы конклавом (собранием кардиналов) и жадно добивавшийся независимости церкви от светской власти, вступил в конфликт с не менее великим королем, который, напротив, добивался контроля светской власти над церковью. История этого конфликта является отличным примером использования пропагандистского инструментария.

Началу открытой фазы противостояния Папы и императора положило решение Генриха посадить на епископский престол в Милане, Сполето и Ферме своих ставленников. В ответ на это Папа Римский направляет императору послание, в котором в резком тоне требует от Генриха послушания. Послание это становится также достоянием общественности: «Епископ Григорий, раб рабов Божиих, королю Генриху апостольское благословение – при условии, что он повинуется Святому Престолу, коль скоро он себя причисляет к королям христианским!»[113]113
  Canossa 1077 – Erschiitterung der Welt, Essays, S. 72.


[Закрыть]

В послании очевидна угроза об отлучении от церкви в случае продолжения конфликта. Однако Генрих не сдается. Собрав епископов в Вормсе на т. н. Вормский рейхстаг в январе 1076 года, Генрих добился объявления о низложении Папы Римского. И епископы чуть ли не с радостью соглашаются. Почему? Потому, что борьба Григория VII с симонией вызвала резкое недовольство прелатов. Они увидели в желании Григория распределять церковные должности самостоятельно угрозу для себя самих. В послании Римскому Папе Генрих писал следующее: «Генрих, не по узурпации, но по священной воле Божией король, – Гильдебранду, не папе, но вероломному монаху… Это приветствие ты заслужил, сеятель вражды, ты, кого проклинают, – вместо того, чтобы благословлять в каждой святой обители и церкви: Архиепископов, епископов и священников ты попираешь, словно рабов, лишённых воли: Христос призвал нас на трон империи, но не тебя на папский престол. Ты занял его хитростью и обманом, презрев свои монашеские обеты, ты с помощью золота приобрёл покровителей, с помощью покровителей – войско, и с помощью войска – престол мира, и, заняв его, ты нарушил мир: Я, Генрих, милостью Божьей король, со всеми нашими епископами взываю к тебе: “Пади, пади!”»[114]114
  Цит. по Норвич Д. Нормандцы в Сицилии. Второе нормандское завоевание. 1016–1130. M.: Центрполиграф, 2005. С. 367.


[Закрыть]

Однако Григорий отлучил Генриха от церкви, а когда позиции последнего серьезно покачнулись, так как против него выступили многие вассалы, император был вынужден идти на поклон к Папе Римскому Так называемое Каносское унижение – в январе 1077 года Генрих босиком во власянице стоял под стенами Каноссы, ожидая решения Григория. Через три дня Папа простил его и снял отлучение. Понятно, что никакого прощения Папа Римский давать императору не хотел. Но Генри своим унижением продемонстрировал подданным, что он готов прислушиваться к ним, и если бы Григорий оставил в силе отлучение, то, в свою очередь, уже сам лишился бы поддержки сторонников. Интересно, что поездка в Каноссу сама по себе была важным пропагандистским мероприятием Генриха – он, столкнувшись с противостоянием со стороны знати, в ходе поездки зондировал почву на местах – если бы он нашел больше сторонников, чем противников, то не стал бы продолжать искать примирения с Папой Григорием. Но сам факт путешествия, особенно его заключительной части – когда Генрих двинулся к Каноссе босым – не мог не вызвать шока у современников. Таким образом, своим поступком император завоевал значительную поддержку у подданных, снял с себя отлучение и вернулся к правлению над империей, хотя его позиции серьезно пошатнулись в результате этого конфликта.

Однако на этом история противостояния не заканчивается – Генрих в 1080 году низлагает Папу Римского, назначает антипапу Климента III, который коронуется в Риме. Григорий вновь отлучает от церкви своего противника, призывает на помощь бандитские отряды норманн под предводительством Роберта Гвискара, которые в союзе с сарацинами берут Рим и устраивают в нем жуткий разгром. Григорий, справедливо опасаясь возмездия, бежит в Салерно, где вскоре и умирает в 1085 году. Однако и Генрих не может праздновать победу, так как против вновь отлученного от церкви императора постоянно вспыхивают восстания, против него заключаются союзы, выступают против него даже собственные сыновья, а один из них, будущий император Генрих V даже отрекается от него, опасаясь, что, в противном случае, он будет сам отлучен от церкви. Затем сын берет отца в плен и вынуждает отречься от императорской короны. В 1106 году Генрих IV умер, всеми проклинаемый. Так, церковная пропаганда оказалась намного сильнее светской власти.

Очевидно, что светские властители Средневековья пользовались своим собственным пропагандистским нарративом, отличным от пропаганды Церкви, хотя мотивы сакрального в этой пропаганде были также сильны. Помимо чисто религиозных оснований, властители Средних веков нередко полагали себя законными наследниками Римской империи. Византия прямо называла себя Империей ромеев – то есть Римской империей, несмотря на то что и язык, и религия, и политические ритуалы весьма отличались от классической античности. При дворе Карла Великого был придворный кружок ученых, «придворная академия», и на ее заседаниях велись богословские диспуты, читались лекции, обсуждались сочинения членов «академии», толковались произведения античных авторов и тексты Священного Писания. Каждый член «академии» носил псевдоним, связанный с античной или библейской историей: Алкуин был Флакком (имелся в виду римский поэт Квинт Гораций Флакк), поэты Модоин и Ангильберт – Овидием и Гомером, Эйнгард именовался Веселннлом, Карл Великий – Давидом. Неудивительно, что Карл первым «восстановил» империю, приняв в 800 году в Риме титул императора. Был специально изобретена целая концепция «переноса империи».

То же самое можно сказать и об иных европейских монархах. В 998 г. на императорской печати-булле Оттона III из Саксонской династии впервые появляется формула «обновление империи римлян» (Renovatio imperii Romanorum). «Обновленную» империю, основывавшуюся непосредственно на древнеримских традициях, Оттон III таким образом противопоставлял Византийской империи. Он воздвиг в Риме резиденцию (по некоторым свидетельствам на Палатине, где когда-то строили дворцы римские императоры). Для публичных торжественных актов – приемов послов, пиров и т. п., – был разработан сложный церемониал, ранее не применявшийся правителями из Саксонской династии. Император вопреки обычаям стал принимать пищу за отдельным столом (что практиковалось и у византийцев, и в чем Оттон видел возрождение древнеримской практики)[115]115
  Оттон III. Православная энциклопедия.


[Закрыть].

Не чужды были античные мотивы и правителям на Руси. Так, в российской традиции фиксируется распространение родословных легенд с XVI в., когда уже прочно сложилась легенда о родоначальнике московских великих князей Августе и его потомке Рюрике, вышедшем на Русь «из Прус». Есть основания полагать, что это позволяло Ивану Грозному чувствовать себя на равных при дипломатических контактах с теми же императорами Священной римской империи Германской нации – ведь он считал себя истинным наследником Августа, а они – в лучшем случае сомнительными последователями.

Еще один аспект власти монархов средневековой Европы – ее сверхъестественный, сакральный характер, но не вполне христианский, а скорее, мистический и даже магический. В классическом труде французского историка Марка Блока, например, речь идет о таком явлении, как излечение королем больных наложением рук. Это, бесспорно, ритуал, который выделяет королей из ряда обычных людей. Природа королей в этом плане представляется не только как земная, но и сверхъестественная. Другая известная концепция – теория «двух тел короля». Согласно ей, в зависимости от ситуации, король понимается в двух разных смыслах: как смертный человек и как сакральное политическое тело, обладающее способностью властвовать именно благодаря своему особому статусу. У короля, соответственно, помимо физического, есть и политическое тело, частями которого являются его подданные, и он вместе с ними образует единый корпус: он – голова, они – члены, и у него одного есть власть ими управлять. Над этим телом не властны страсть и смерть – что касается этого тела, король не умирает[116]116
  Канторович Г. Два тела короля. M.: Издательство Института Гайдара, 2013.


[Закрыть]. Потому и гласит известный принцип «Король умер, да здравствует король». Такой подход гарантировал и преемственность власти в рамках династии, и отсутствие вакуума власти, чреватое Смутой и излишними династическими распрями. Без них, безусловно, не обходилось, но сам подход позволял их минимизировать.

Образ короля, императора – также был сакрализирован. До позднего Средневековья увидеть нечто подобное прославлениям римских императоров с их многочисленными статуями, мозаиками и картинами – практически невозможно. Скорее всего, из-за того, что сохранилось их не так и много. Зато мы можем точно сказать, что монархов изображали на гобеленах. Знаменитый гобелен из Байе показывает нам сцены из жизни короля Эдуарда Исповедника, короля Гарольда и герцога Вильгельма завоевателя. События датируются 1064–1066 годами, но позволяют понять, как именно аргументировали норманны захват Англии (обоснование – вассальные клятвы, которые Гарольд приносил Вильгельму).

Но для тех, кто не мог лицезреть монарха непосредственно, имелся еще один вариант – его изображение можно было увидеть на монетах. Хотя это было удовольствие для людей, скорее, богатых. Средневековье было эпохой преимущественно натурального хозяйства и монеты в отдельные периоды просто не водились или имели крайне ограниченное хождение.

В Древней Руси XI века (при Владимире Святом и Ярославе Мудром, а также при Святополке и Олеге Тьмутараканском), скажем, выпуск монеты был обусловлен не действительными экономическими потребностями, а политическими целями: монета служила дополнительным знаком суверенитета христианского князя. В качестве средства оплаты чаще, судя по археологическим данным, использовались арабские или византийские монеты. Золотых монет Владимира вообще известно всего 11 штук. Больше того – известные древнерусские монеты были отчеканены из серебра арабских дирхемов, поскольку собственного серебра на Руси не добывали.

С XII века, по мере истощения источника серебра, на Руси наступает т. н. безмонетный период, продлившийся вплоть до XIV в., когда свою монету в принципе не чеканили. Это характерно не только для Руси – из-за дефицита золота в Европе не чеканили золотой солид с IX по XII века.

Правда, серебро в Европе все-таки было. В начале Средневековья в денежной системе царила настоящая неразбериха, и только в правление Каролингов в VIII веке короли утвердили свою монополию на чеканку монеты и запретили частные монетные дворы. С этого момента монета твердо ассоциировалась с королем. Выпущенная в конце XV века при Генрихе VII золотая монета номиналом в один фунт даже получила название «соверен» («суверен») в честь изображения на ней короля. Но не всегда такая ассоциация была в пользу монарха. Французский король Филипп IV получил прозвище «фальшивомонетчик», так как при его правлении начали чеканить монеты из позолоченной меди.

Отдельный пропагандистский жанр – средневековые хроники. Это своего рода – газеты Средних веков, но только не совсем про сегодняшний день и адресованные не совсем современникам, а скорее – потомкам или Господу Богу лично. И в них надо обозначить свою роль в истории максимально выгодно.

В конце XV века Московское княжество окончательно подчиняет себе Новгород – вечевой колокол вывозят в качестве символического жеста в Москву, Новгородская республика теряет свою самостоятельность. Тогда же составляется Московский великокняжеский свод – летопись, призванная объяснить текущий политический момент. Среди прочего в тексте летописи есть и такой нюанс: к известию об изгнании новгородцами князя Романа в 1171 году составитель свода 1478 года добавил «таков бо бе обычай окаянных смердов изменников»[117]117
  Вернадский В. Новгород и Новгородская земля в XV веке. М.-Л., 1961.


[Закрыть]. Норма новгородской политики – изгнание князя – в новых обстоятельствах представляется уже как измена государю – то есть Ивану III, который жил через три столетия после изгнания князя Романа.

Немногим позже свод дополняют изложением актуальных событий правления Ивана. В Московском великокняжеском своде конца XV века виновниками нашествия татар в 1480-м году названы братья великого князя, а его нерешительность списана на дурных советников – «предателей христианских» (все они к этому времени попали в опалу)[118]118
  Лурье Я. Из истории русского летописания XV в. // ТОДРЛ. М.; Л., 1955. T. 11. С. 162–172.


[Закрыть].

Корректировка событий в угоду политической конъюнктуре для хронистов – скорее, норма, чем исключение. Так, летописцы разных стран практически всегда серьезно преувеличивают масштабы событий. Русские летописи, подсчитывая потери тевтонцев на Чудском озере (1242 год), говорят о нескольких сотнях погибших рыцарей и 50 захваченных в плен. В то время как Ливонская рифмованная хроника говорит о 20 погибших и 6 попавших в плен рыцарях. Вероятно, что истинное число потерь лежит где-то посередине, но такого рода преувеличения встречаются в Средние века почти повсеместно. Скажем, Крестовый поход против славян описан в источниках совершенно фантастично: на земли вендов вторглось 100 тысяч немцев, столько же датчан и 20 тысяч польских крестоносцев. Это, разумеется, было невозможно – таких армий в мире не будет существовать еще несколько столетий.

Еще один пример такого рода «художественных преувеличений» – труд французского хрониста Рихера Реймского. Текст дошел до нас в авторском черновике, потому видны отдельные правки. И вот в 44-й главе первой книги автор сначала написал, что у короля было войско численностью в пять тысяч человек, затем исправил на шесть тысяч и наконец – на десять. При том, что все эти цифры изначально условны, за что хронист не раз критиковался историками: «монах Рихер, очевидно, просто школяр, который фабрикует историческое сочинение, используя риторические приемы, усвоенные нм на уроках в реймской школе. Он также и лжец, который бесстыдно утверждает, что его сведения об 11 тысячах павших со стороны Роберта и 7 тысячах 118 (sic) со стороны Карла основываются на словах Флодоарда, который не приводит никаких цифр…»[119]119
  Тарасова А. Рихер Реймский и его «Четыре книги историй» // Рихер Реймский. История. M.: Росспэн, 1997.


[Закрыть]

Тот же подход можно увидеть и в памятниках Куликовского цикла. Битва, как известно, произошла в 1380 году. Но, начиная с XV в., появляются уже литературные памятники, которые обрастают огромным количеством уточнений, имён, фамилий, эпизодов и т. д. В тот момент битва на Дону воспринимается совсем иначе, и многие люди, которые служили потом в качестве боярских и дворянских родов, хотели повлиять на прошлое, включая своих вымышленных или настоящих предков в это сражение. Тогда же в «Сказании о Мамаевом побоище» указывается и численность русского войска в 300 с небольшим тыс., а позже в Никоновской летописи – 400 тыс. Численность войск Мамая «Сказание» оценивает и вовсе в 800 тыс. чел. Правда, современные историки теперь говорят, основываясь на археологических данных, что численность войск каждой стороны вряд ли превышала 10 тыс.[120]120
  Двуреченский Олег. Донское побоище. Родина слонов – https://rodinaslonov.ru/tematicheskie-czikly/istoriya-rossii/rs-35-donskoe-poboishhe/


[Закрыть] Умножение числа бойцов, по всей видимости, придавало дополнительный вес событию (в участие в котором, как уже говорилось, многие пытались искусственно вписать своих предков), они представляются как великие свершения относительной древности, способные повлиять на позиции рода в дне сегодняшнем (местничество).

Впрочем, «Сказание о Мамаевом побоище» можно отнести, скорее, к эпическим произведениям, по-современному – к светской литературе, а не к хронистике. В таких эпических текстах преувеличения и прямая пропаганда всегда представлялись вполне уместными. В качестве примера можно привести хотя бы «Песнь о Роланде» – самый известный эпос высокого Средневековья. В основе этого эпоса – рассказ о битве в Ронсевальском ущелье, на границе современных Франции и Испании, между армией Карла Великого и войском басков.

Вот только сама «жеста» начинается со слов:

 
Король наш Карл, великий император,
Провоевал семь лет в стране испанской.
Весь этот горный край до моря занял,
Взял приступом все города и замки,
Поверг их стены и разрушил башни,
Не сдали только Сарагосу мавры.
Марсилий-нехристъ там царит всевластно,
Чтит Магомета, Аполлона славит,
Но не уйдет он от господней кары.
Аой![121]121
  Песнь о Роланде. М.: Гослитиздат, 1938.


[Закрыть]
 

Историческая правда такова: Карл на момент битвы не был императором, провоевал в Испании всего год, потерпел там неудачу, поскольку на другой границе его государства вновь восстали саксы. На момент сражения император был молод, а в поэме у него – седая борода. «Вишенка на торте» – на арьергард Карла напали баски, недовольные тем, что войска Карла захватили христианский город Памплона. А не «мавры» или «сарацины», которые «славят Аполлона». Однако в контексте реконкисты и реальной борьбы с мусульманами в Европе XI в. и позже, упоминания о «маленьких грехах» великого правителя прошлого стали неуместны. Потому место реальных басков заняли, как им и положено, совершенно фантастические сарацины, которых мифический Марсилий собрал аж четыреста тысяч.

В практиках политической борьбы в Средние века хорошо было известно и такое явление как дискредитация политических противников.

В 1307 году члены ордена тамплиеров во Франции были внезапно обвинены в ереси и арестованы. На рассвете 13 октября 1307 года солдаты короля Филиппа IV захватили в плен всех тамплиеров, найденных во Франции. Считается, что причиной для разгрома ордена были их политические амбиции и предполагаемое богатство Ордена (королям нередко требовалось поправить свои дела за счет чьей-либо собственности). Но обвинения были совсем не в этом: их обвиняли в ереси. А конкретнее – во время обряда посвящения в орден новичок якобы должен был плюнуть на распятие, поскольку крест являлся всего лишь орудием казни. Кроме того, испытуемые якобы должны были поцеловать присутствовавших на церемонии членов ордена в поясницу и пупок. Тамплиеров обвиняли в содомии. При этом, в пример приводили печать ордена, где два рыцаря сидят один за другим на одном коне. Утверждалось, что тамплиеры поклонялись идолу Бафомету – огромной голове с горящими глазами и бородой – и черной кошке, а также занимались ворожбой и колдовством. Обвинения были убийственны для Ордена. Лидеры были сожжены, после применения пыток и признания в ереси. Де-факто тамплиеры перестали существовать, а само имя ордена было дискредитировано.

Еще один яркий пример такой дискредитации можем найти в известной пьесе Шекспира о Ричарде III. Шекспир изобразил Ричарда в самых черных красках – отвратительный горбун, убийца племянников. Сам герой так характеризует себя:

 
Я клятвы нарушал – как много раз!
Я счет убийствам страшным потерял.
Грехи мои – чернее нет грехов —
В суде толпятся и кричат: «Виновен!»
 

Еще жестче о нем отзываются иные герои пьесы. Ирония в том, что роль Ричарда в смерти тауэрских принцев, как минимум, не доказана. А внешность короля была вовсе не такой безобразной как у классика. Единственный портрет, который дает нам понять, как выглядел Ричард III – это хранящаяся в Национальной портретной галерее Лондона картина конца XVI в., скопированная с рисунка начала столетия. И на этом портрете перед нами предстает отнюдь не уродец, а обыкновенный мужчина с умным, хоть и с резкими чертами лицом. Не повезло Ричарду в одном – с его гибелью в битве при Босворте закончилась в 1485 году Война Роз, а на престол взошла новая династия Тюдоров, при которой и творил Шекспир.

Тюдоры были глубоко побочной ветвью реальных претендентов на престол, и их положение на троне было не вполне законным. По всей видимости, уже в самом начале правления Тюдоров и появляются яркие обвинения в адрес последнего законного короля на троне, которые позже воспроизвел Шекспир. В «Истории», написанной по заказу Генриха VII Тюдора, Полидор Вергилий утверждал, что Ричард был «мал ростом, его тело было деформировано, одно плечо выше другого, с квадратным и грубым лицом, которое выдавало его злобу и ясно говорило о хитрости и лживости». Томас Мор в «Истории Ричарда III» добавил Ричарду горб и высохшую левую руку[122]122
  Как откопали Ричарда III. Arzamas – https://arzamas.academy/mag/389-richard


[Закрыть]. По мысли тогдашней пропаганды, уродства отражали свойства души монарха, и их стоило описать красноречиво.

Все эти свидетельства сегодня мы можем проверить. Под автостоянкой в Лестере в сентябре 2012 года были обнаружены кости мужчины. Исследователи знали, что именно они ищут – останки последнего короля из династии Плантагенетов, которого захоронили неподалеку от места его последней битвы в монастыре. Позже монастырь был распущен, а могила – заброшена. Исследователи старались найти не просто останки, но и провели генетическую экспертизу с участием известных потомков короля (позже выяснилось, кстати, что дальним потомком короля оказался известный актер Бенедикт Камбербетч, который даже сыграл его в своей карьере). Оказалось, что у найденного трупа мужчины был ярко выраженный сколиоз, но никаких очевидных уродств, и тем более – горба. Реконструкция внешности по черепу показала короля весьма миловидным человеком, а лет на момент гибели ему было чуть за тридцать. Но все равно даже Тому Сойеру у Марка Твена было известно, что в Европе «куда ни плюнь, везде король. Вроде этого старого горбуна Ричарда». Так пропаганда раннего XVI в., помноженная на гений Шекспира, пережила века.

Обращение к чувствам могло иметь самые серьезные политические последствия, особенно, когда имело место прямое пропагандистское воздействие в форме проповеди. Именно проповедь сделала возможным движение Крестовых походов.

Сборник поэзии вагантов (странствующих школяров) Carmina Вигапа, отчасти хулиганский, отчасти серьезный так повествует об этом:

 
Что предрекает царь Давид,
осуществить нам предстоит,
освободив Господня Сына
от надругательств сарацина!
В неизъяснимой доброте
принявший муку на кресте,
к тебе взывают наши песни,
и клич гремит: «Христос, воскресни!»
 

Первый крестовый поход был организован в 1095 году по инициативе Римского Папы Урбана II с целью освобождения Гроба Господня, Иерусалима и Святой Земли от мусульман. Изначально Папа Римский обращался к французским рыцарям. На Клермонском соборе, состоявшемся в ноябре 1095 года, проповедь Урбана II произвела эффект разорвавшейся бомбы. Папа говорил: «Всем идущим туда, в случае их кончины, отныне будет отпущение грехов. Пусть выступят против неверных в бой, который должен дать в изобилии трофеи, те люди, которые привыкли воевать против своих единоверцев – христиан… Земля та течёт молоком и мёдом. Да станут ныне воинами те, кто раньше являлся грабителем, сражался против братьев и соплеменников. Кто здесь горестен, там станет богат»[123]123
  Цит по: Симонове. В. Общая история Церкви. В 2 тт. Том 1. От зарождения Церкви к Реформации. I–XV века. Книга вторая. Доктринальные вызовы Церкви. IV–XV века. М.: Наука, 2017.


[Закрыть]. Речь Папы прерывалась возгласами слушателей: «Dieu le veut!» («Так хочет Бог!»).

Очевидно, что здесь, в первую очередь, Папа упирает не на религиозные ценности, а на вполне материальную составляющую – действительно, бедная Франция, перенаселенная и пребывающая в невежестве, получила прекрасную цель – поправить свое финансовое положение за счет войны, освященной церковью. Практически сразу же к походу присоединилось и рыцарство других государств Западной и даже ряда стран Восточной Европы. Взятие Иерусалима в июле 1099 года – одна из самых кровавых страниц истории Крестовых походов. Впрочем, все действия воинов Запада были заранее оправданы церковью. Одна проповедь всколыхнула все рыцарство Европы! Вот насколько мощным оружием была пропаганда в руках Римской церкви.

Велика была роль христианских проповедников и богословов и в организации последующих Крестовых походов. Когда Папа Евгений III своей энцикликой Quantum praedecessores от 1 декабря 1145 года объявил Второй крестовый поход, стало ясно, что без дополнительной идеологической накачки святому престолу не обойтись. В качестве поддержки Рим обратился к одному из самых популярных богословов того периода – аббату монастыря Клерво Бернарду. Бернард внес решающий вклад в распространение и папского призыва, и собственных призывов к рыцарям, которых он мотивировал принять участие в крестоносном движении.

Особое место в пропаганде Второго крестового похода занимает сочинение Бернарда «Похвала новому рыцарству», в котором он обращается к магистру ордена тамплиеров Гуго де Пейну и его братьям по вере – рыцарям ордена. Проповедник прямо мотивирует рыцарей-храмовников на смерть во славу Христа: «Выступайте же уверенно, о рыцари, и с сердцем решительным гоните врагов креста Христова. Знайте, что ни смерть, ни жизнь не может отделить вас от любви Бога, пребывающей во Иисусе Христе, и в каждой опасности повторяйте: «Живем мы или умираем, мы – Господни». Что за слава – возвращаться с победою из подобной битвы! Сколь блаженно погибнуть в ней, ставши мучеником! Радуйся, отважный воитель, если ты живешь и побеждаешь во Господе, но паче того гордись и ликуй, если умираешь и ко Господу идешь. Воистину, жизнь плодотворна и победа славна, но святая смерть важнее их обеих. Если благословенны те, кто умирает во Господе, то сколь больше – те, кто умирает за Господа!»[124]124
  Св. Бернард Клервоский. Похвала новому рыцарству – https://fsspx-fsipd.lv/ru/istoria-cerkvi/crusades/296-sv-bernar-pohvala-rycarstvu


[Закрыть]

О проповеди Бернарда и ее эффективности нам рассказывают авторы его жития: «Тот, кто избрал его для дела проповедания от чрева матери его, наделил его, несмотря на немощное тело, голосом довольно мощным и внятным. Он мог сказать речь к наставлению души любого человека, если, впрочем, знал, каков уровень его разумения, нрав и род занятий, и приноравливался к любому слушателю. Например, с простыми селянами он разговаривал так, будто сам искони воспитывался в деревне; так же и с прочими людьми всякого рода он общался, словно всего себя посвятил тому, чтобы вникнуть в дела их. Учёный – с просвещёнными, с простыми – простой, с мужами духовными – преисполненный признаками совершенства и мудрости: он сообразовывался всем, всех жаждая приобрести Христу. Он осторожно и с чрезвычайным мастерством соблюдал то правило, которое простосердечно изложил в письме к папе Евгению, отметив среди прочего: «Если проскользнёт шутка, то, пожалуй, можно стерпеть (ferendae) ее, но никогда не повторять (referendae). Юмору нужно давать место осмотрительно и благоразумно. Наверно, стоит позволять вторгнуться в серьёзную речь тому, что слушатели принимают не только с пользой, но и с охотой, чтобы они не заскучали»[125]125
  Житие св. Бернарда, первого аввы Клервоского – Сен-Тьерийский В., Бонневальский Э., Осерский Г. 2020. – http://рускатолик.рф/ву-bernard/


[Закрыть]. Здесь мы вновь встречаемся с важностью ораторского искусства для пропагандиста, причем, современники прекрасно понимали, с какой аудиторией и как необходимо разговаривать, адаптируясь под слушателей.