Текст книги "Главная роль"

Если бы японцы в преддверии такого большого события как официальный визит цесаревича Российской Империи не сформировали бы специальный Комитет по торжественной встрече, они не были бы японцами.

Если бы японцы в своей тяге к модернизации родной страны не протянули в оперативный штат Комитета телеграфную линию, они бы страдали от неизвестности в ожидании гонца, а так получили полнейший отчет о пребывании Георгия на японской земле всего через два часа после того, как он взобрался на борт «Памяти Азова».

Совещание выдалось непростым – в донесении, помимо кропотливого и часто дословного пересказа слов Георгия так же описывались его жесты, прилагался полный список сделанных им покупок, а так же – личные впечатления принца Арисугавы от знакомства.

– Позволю себе предположить, что принц не взял с собой Шевича (презрение японцев к Российскому послу настолько велико, что иначе как по фамилии его никто из собравшихся не называл), потому что этот нерадивый посол взял на себя больше, чем ему было дозволено, – заявил Очень Важный Японец.

– Полагаете, посол навлек на себя гнев Наследника? – уточнил Очень Важный Японец номер два.

– Мы не можем утверждать наверняка, – признал первый. – Однако второй принц явно очень недоволен действиями Шевича. Полагаю, он имеет на наследника бо́льшее влияние, чем Шевич.

– С вашим утверждением сложно спорить, – поддержал «ОВЯ» номер три. – Русская Империя огромна, и дипломатов у них много. Осторожно предположу, что как минимум второй принц не хочет войны – это приведет к большой ссоре с нашими покровителями, англичанами. Гораздо разумнее списать эскалацию на Шевича и с позором вернуть его обратно на Север, где этому варвару и место.

– Его Высочество Арисугава-сама считает так же, – подтвердил ОВЯ номер один. – Его мудрое суждение подтверждает распоряжение второго принца о переносе той проклятой беседки на задний двор посольства Северных варваров. Второй принц предъявил бумагу, согласно которой на время нахождения на наших землях он уполномочен выполнять посольские функции.

– Кто еще хочет высказаться? – спросил Глава Комитета.

Захотел ОВЯ номер семь:

– Мудрость и знания многоуважаемого принца Арисугавы-самы об окружающем мире бесспорны. Однако я позволю себе обратить ваше внимание на изящный намек второго принца о готовности высадить на наши берега «любителей красоты».

Двадцать минут спустя решение было принято:

– Решено: с учетом последовавших за посещением типографии событий отнестись к намеку второго принца спокойно, но с надлежащей бдительностью.

Обсуждение продолжилось:

– Таким образом, можно с немалой долей уверенности заявить, что посещение Городского совета заставило второго принца скучать, и он согласился его посетить только ради того, чтобы предоставить нам официальные объяснения нежелания Наследника спускаться на берег. Предположу, что Шевич не лгал в своих заявлениях о высоких покровителях в Петербурге – из-за их интриг Наследнику пришлось искать компромисс, в результате которого на берег сошел второй принц.

– Я склонен с вами согласиться – наши наблюдатели только за сегодняшний день доложили о двух малых судах, передававших на «Память Азова» почту. Позволю себе предположить, что второй принц до прибытия в Японию мог не подозревать о спровоцированной Шевичем эскалации, но много занимался с консультантами – иначе объяснить его невероятные для гайдзина знания о наших традициях, а тем более знание языка, невозможно. В отличие от Шевича, второй принц смог понять подаваемые нами сигналы правильно, и понять, что мы не желаем войны с Россией.

– Ключевой причиной эскалации стало желание Шевича влезть в наше законодательство, – добавил другой ОВЯ. – Толика вины за случившееся лежит на нас, и принц это признает, поэтому нашел приемлемый для обеих сторон способ повлиять на внутреннюю жизнь Японии, не притрагиваясь к законам и ко всеобщей выгоде.

– Вы имеете ввиду песню? – уточнил Глава.

– Как и ожидалось от многоуважаемого Главы Комитета, – отвесил поклон ОВЯ. – И учитель музыки, и директор школы оценили песню второго принца высочайшим образом. Одобрил ее и Его Высочество принц Арисугава – он лично направил Высшему государственному совету рекомендацию рассмотреть возможность включения песни второго принца в программу обучения юной японской поросли. Она в полной мере соответствует нашим идеалам и хороша как по форме, так и по содержанию.

Глава предложил голосовать и огласил решение:

– Комитет единогласно решил поддержать рекомендацию Его Высочества принца Арисугавы.

– Вид нарядных и красивых детей доставил второму принцу явное удовольствие, – заметил ОВЯ номер шестнадцать. – Рискну предположить, что вид нарядных и красивых детей в уютных стенах публичного дома доставит ему еще большее удовольствие.

– Позволю себе не согласиться, – смерил «шестнадцатого» высокомерным взглядом «восьмой» ОВЯ. – Намек-приглашение Его Высочества принца Арисугавы в публичный дом второй принц отклонил достаточно явным образом. Повторные приглашения могут вызвать у второго принца раздражение или даже хуже – повод посчитать многоуважаемого принца Арисугаву не понимающим в дипломатии глупцом. Мы не можем себе позволить подобный риск. Предлагаю проголосовать за исключение всех публичных домов из предлагаемых второму принцу маршрутов.

Голоса разделились, японцы посовещались еще полчасика, и Глава вынес вердикт:

– Публичные дома и временный брак с маленькой девочкой не должны упоминаться во время прогулок со вторым принцем, однако рекомендуется предложить ему более изысканные развлечения в уюте чайного домика.

– В Нагасаки нет гейш приемлемого уровня, – заметил «третий» ОВЯ. – То, что подходит для невежественных гайдзинов, не подойдет для второго принца – мы не знаем истинной глубины его подготовки, поэтому рискуем унизить его специалисткой ненадлежащего качества.

– Предлагаю устроить конкурс среди лучших чайных домов квартала гейш Киото, – решил Глава. – И предоставить второму принцу победительниц не далее, чем послезавтра. Так же нужно отремонтировать и должным образом оснастить один из домиков в Нагасаки.

На этом совещание сочли законченным – светает, как-никак, пора и отдохнуть.

Глава 12

Утром, после завтрака, мы с Никки пили чай в его гостиной под свежую японскую газету. Знание языков и обычаев цесаревичу я объяснил еще вчера, когда лишние разошлись:

– Я не помню, Никки. В голове – разрозненные, смутные картины того, как я записываю иероглифы. Мог ли я настолько ждать нашего путешествия, что тайком принялся учить язык? – и, не дав Николаю ответить, горько вздохнул. – Чувствовать, что большая часть моей жизни до этого путешествия скрыта непроницаемой пеленой – очень страшно, но нужно уметь смотреть правде в глаза: если бы Господу было угодно вернуть мне память, он бы уже это сделал.

– Почему Господь поступил с тобой так жестоко? – приуныл наследник.

– Когда Господь посылает смертным испытания, нельзя спрашивать «за что» или «почему», – примерил я на себя образ духовного наставника. – Нужно спрашивать «зачем». Судя по том, что мы с тобой пережили по пути сюда и здесь, у Господа был план. Я не знаю, в чем он заключается, но мои взгляды на мир сильно изменились – благодаря им мы смогли обнаружить гнездо настоящего Зла, благодаря им у меня получилось увидеть, что Шевич в своем зашкаливающем тщеславии подталкивает Россию к войне с Японией. Разве такая война не на руку тем, кто считает Китай своей вотчиной?

В нашу – свою особенно – богоизбранность цесаревич верит всей душой, поэтому объяснений ему хватило: на все Воля Божия, а значит вложить в меня новый язык или помочь быстро выучить Господь мог легко. Хорошие времена все-таки!

– Англичане, – вздохнул Николай. – Если бы не их происки, мы бы уже давно освободили Царьград от магометан.

– Англичане первыми в этом мире начали смотреть на мир как на игровую доску, – кивнул я, радостно ухватившись за тему. – Стравливая своих врагов, они заставляют их слабеть, а сами обогащаются. Мы не должны плясать под их дудку. Москва – это Третий Рим, и древнее наследие Византии по праву принадлежит нам.

Мысленно вернувшись в здесь и сейчас, я отхлебнул чаю и продолжил чтение:

– Принц Георгий Александрович Романов продемонстрировал высочайший уровень образованности и культуры. Осмотрев новые производства, принц Романов высоко оценил технические достижения Реставрации Мэйдзи… Вот подхалимы, а! – восхитился полетом фантазии.

– Одна мелкая типография превратилась в «новые производства»! – фыркнул Николай. – Показать бы эту газету тем, кто обвиняет наших журналистов в предвзятости, когда дело касается государственных дел!

– Подданным нужно давать образование хотя бы затем, чтобы получить возможность пичкать их подобным, – пошуршал я газетой. – Бунтовщики и вражеские агенты отправляют гонцов во все уголки нашей страны. Эти мерзавцы врут, манипулируют и пользуются темнотой нашего народа, внушая им ложные и вредные идеи. Мощная, идущая из Имперского центра информационная кампания смоет их наветы как летний ливень смывает пыль с древних крыш Киото.

– Крепко же ты пропитался Японией! – благополучно пропустив конструктив мимо ушей, хохотнул Николай.

– Эти люди умеют сделать красивым что угодно, – с улыбкой пожал я плечами. – Это – не дикари и не варвары, Никки, и пусть деревянные дома тебя не смущают. Достаточно один раз прокатиться по улицам и зайти в пару случайных домов, я вчера так сделал. Чистота, прослеживаемая закономерность в обстановке дома, развитая пресса – это четко говорит о том, что здешнее общество предельно дисциплинировано. Веками они жили на скудных ресурсами и землями островах, где человеческая жизнь стоила дешевле плошки риса. Любое непослушание, любое злодейство каралось моментальной смертью – общество выучилось ходить строем.

– У нас, значит, хуже? – нахмурился Николай.

– У нас просто иначе, – с улыбкой развел я руками. – До царя далеко, до генерал-губернатора тоже недели две на перекладных ехать. Мы – очень большие, Никки, и эта величина нередко бьет по нам. Ничего с этим не поделаешь – такую страну построили наши великие предки, и насаждать у нас чуждые способы существования попросту бесполезно. Мы – в основном, конечно, ты, – ухмылкой показал Николаю, насколько я ему не завидую. – Должны работать с тем, что вверил нам Господь, учитывая все особенности нашей непростой Империи.

Цесаревич явно от рассуждений заскучал, и я продолжил чтение:

– Проявил принц Романов и великолепный архитектурный вкус, поручив перенести беседку Русского посольства во внутренний двор – так архитектурная композиция будет смотреться органичнее, а в беседке будут царить уют и даруемая листвой деревьев прохлада… Вот тебе и «камень преткновения», – вздохнул я. – Дикари, разумеется, лучше всего понимают язык силы, но кто будет палить залпами по мелкой тявкающей собачонке? А ведь именно этим Дмитрий Егорович здесь и занимается.

– Сегодняшним утром я получил от него записку, – поделился инфой Николай. – Он предлагает в качестве компромисса посетить Кагосиму, и я намерен согласиться – ты развлекаешься, а я торчу здесь, в каюте!

Шевич, падла! Этого в согласованной кампании не было – чистая самодеятельность. Но может оно и неплохо? Приказа «деэскалировать» еще не поступило и долго не поступит, а мое вчерашнее поведение настолько понравилось япошкам, что они могут решить, будто мы к ним подлизываемся. Недопустимо! Небольшая «тряска» не повредит – пряник был продемонстрирован, а значит пришла очередь явить кнут. Потом его аккуратно снова заменим на пряник во время разговора с Императором и важными аристократами, и можно со спокойной душой отбывать домой, заниматься подготовкой к войне на Западных фронтах. Когда я закончу индустриализацию, а Империя займет место в списке победителей Первой Мировой, можно будет начать действовать по обстоятельствам: если япошки не будут провоцировать и зариться на наше, пусть живут. Полезут – повторим условную Манчжурскую операцию, закаленные в горниле большой европейской мясорубки войска для этого отлично подойдут.

– Кагосима – родина очень важного самурая Сайго Такамори, – объяснил я Никки. – Всего тринадцать лет назад он собрал большое войско самураев и попытался противостоять Императорской армии. Его разбили, сам он совершил ритуальное самоубийство, а его голову спрятали верные слуги. Отсутствие головы породило слухи, которые много лет гуляют по Японии – Сайго Такамори жив, и однажды попытается развязать еще одну гражданскую войну. Отбыв в Кагосиму, мы сильно напугаем законные японские власти. Но в свете такой любви ко мне, – я пошуршал газетой снова. – Такой жест будет нелишним, если после него ты все-таки сойдешь на берег здесь, в Нагасаки, и мы отправимся в наземное путешествие вплоть до местного императора.

– Так и будет, – явно обрадовался моим размышлениям засидевшийся цесаревич. – Продолжай, прошу тебя, – указал на газету.

– В конце дня принц Романов и Его Высочество Арисугава… Пропущу остаток имени принца, с твоего позволения… Посетили школу. Принц Романов высоко оценил скромную программу, подготовленную школьниками под руководством директора Монтоку и оказал ученикам невероятную честь, лично спев для них песню на японском языке, которым принц Романов владеет в совершенстве. Редакции удалось получить копию текста песни – мы с огромной гордостью прилагаем его к данной статье, дабы каждый наш читатель смог оценить несомненный поэтический талант принца Романова… Ну это опять враньё – совершенством мой японский и не пахнет!

– Скромняга! – фыркнув, приложил меня Николай.

– Выступление талантливых подопечных директора Монтоку настолько понравилось русскому принцу, что на прощание он отметил школу щедрым пожертвованием.

– «Щедро» – это сколько? – спросил Николай.

Чтобы дать больше, когда его тоже в какую-нибудь школу или вообще университет сводят.

– Тысячу рублей, – честно ответил я.

Хватит еще одну такую же школу рядом отгрохать.

* * *

Вчерашний, самый парадный, мундир сменился мундиром средней парадности – главный официоз позади, и теперь можно сконцентрироваться на официозе почти необременительном. Порт по сравнению со вчерашним его состоянием почти пуст, имеются только необходимый минимум охраны, Арисугава – тоже не настолько парадный, как вчера – и три десятка японских младшеклассников: с одной стороны девочки, с другой – мальчики. Рядом с ними очень так скромно расположился торговец, тележка которого была нагружена сладостями: рисовые шарики со сладкой начинкой, данго – рисовые булки, колобки со сладкой фасолью и пирожки-рыбки: таяки, тоже обычно со сладкой фасолью пекут.

– Доброе утро, дорогой друг! – с широкой улыбкой спускаясь по трапу с минимумом слуг и единственным казаком Остапом – что вызывает жгучую к нему зависть у коллег – жизнерадостно заявил я принцу на его языке.

Уже можно, если не перегибать – мы же старые знакомые, а прогулка «неофициальная».

Отвесив уважительный кивок, Арисугава отзеркалил широкую улыбку:

– Доброе утро, дорогой друг! Был ли крепок твой сон?

– Ваш воздух и шум прибоя дивно успокаивают, – отвесил я ему комплимент. – Но качка за время путешествия начала меня утомлять, поэтому сегодня я намерен заночевать в этом прекрасном городе.

Никки от такой моей идеи расстроился, но «добро» дал – качка реально задолбала, а еще – вчера принц провозил меня мимо подозрительно новой гостиницы. Для цесаревича готовили, и мне чисто по-человечески жалко потраченных япошками на это дело денег. Нужно помочь «окупить».

Принца новость обрадовала:

– Если мои рекомендации имеют для вас значение, я бы хотел предложить гостиницу Такива.

Мимо нее вчера и проезжали, да.

– Совет такого бывалого путешественника как вы, принц Арисугава, просто не может быть плохим, – отвесил я ему комплимент, и мы пошли к паланкинам.

По пути я выкупил у хитрого торгаша сладости, велев раздать детям. Чей-то родственник или источник взяток, надо полагать – с иностранцев много торгашей кормится, и за право стоять вот здесь явно боролись.

Япошкам тяжелее, чем мне – у них тут никчемные ресурсы, колонии пока отсутствуют, и проводить индустриализацию приходится «на свои», выжимая из податного населения все соки. Нашим людям тоже поработать придется – не бывает так, чтобы все сразу и быстро зажили хорошо, не вставая с печки – но у нас бездонные недра, какая-никакая наука, много реально дельных и патриотически настроенных людей и никаких тебе санкций! Это же не жизнь, а малина – главное от табакерки увернуться, когда начну реформы проводить. Неужто хуже справимся?

– Вы хорошо относитесь к детям, – заметил Арисугава.

– Дети – чисты и светлы, – пожал я плечами. – Они еще не знают, как много в нашем мире несовершенства и проблем, и способны радоваться мелочам. Вид детской радости придает мне хорошего настроения.

Блин, теперь детей «на меня» сгонять будут всё время. Нафиг – вчерашние с утра до вечера с флажками стояли, бедолаги, а эти – больше трех часов.

– Дорогой друг, мне бы не хотелось, чтобы из-за меня ваши дети пропускали школьные занятия или отвлекались от подобных созидательных вещей.

Принц намек понял и поспешил меня успокоить:

– Лицезреть принца огромной и могущественной Империи – величайшая радость для наших подданных от мала до велика. Ваша забота об образовании молодежи достойна уважения, и я с вами полностью согласен – пропускать школьные занятия нельзя. Эти дети, – указал на оставшийся за спиной порт. – Приступают к занятиям после обеда, поэтому вам совершенно не о чем волноваться.

Я вежливо покивал и перевел тему:

– Вы читали сегодняшнюю «Токио Нити Нити Симбун»?

– Да, – кивнул принц и осторожно заметил. – Журналисты позволили себе некоторые преувеличения.

– Уверен, они допустили их только из любви к Японии и уважения к моей скромной персоне, – улыбнулся я. – Японская пресса невероятна. Если не ошибаюсь, литературный язык требует около пятидесяти тысяч литер и некоторое количество особых обозначений для отдельных слогов?

– Ваши знания не перестают поражать своей глубиной, дорогой друг, – отвесил комплимент Арисугава. – Как принцу младшей ветви Императорского дома, мне горько это признавать, но большая часть подданных Его Императорского Величества предпочитает издания на упрощенном языке.

– Хирагана удобна для начального обучения и иностранцев, – покивал я. – Но истинная красота японского языка, если мне, чужаку, позволено делиться такими суждениями, раскрывается только в кандзи.

– Вы – первый настолько разбирающийся в нашей культуре, обычаях и языке европеец из всех, с кем мне выпадала честь познакомиться, – ответил приятным на приятное принц. – И я высоко оцениваю ваши, на мой скромный взгляд, справедливые суждения.

Если бы я критиковал, «справедливость» суждений бы сильно пострадала.

– Спасибо, дорогой друг, – поблагодарил я. – Могу ли я спросить у вас совета?

– Разумеется, дорогой друг, – широко улыбнулся он. – Я сделаю для вас все, что в моих скромных силах.

Способен ли идеологически накаченный бывший японский самурай шинковать катаной социалистов? Шутка.

– Я никогда не давал интервью журналистам, и, полагаю, это может стать для меня интересным опытом. Как вы считаете, ваши газетчики смогут помочь мне проверить это предположение?

Арисугава выпучил глаза – в эти времена монархи и их отпрыски так не делают, моментально оценил перспективы и радостно подмахнул:

– Я приложу все усилия, чтобы найти для вас лучшего журналиста!

– Я очень ценю это, дорогой друг, – улыбнулся я. – Но позволю себе предположить, что «лучшие» работают в Токио. Даже по вашим замечательным железным дорогам путь займет много времени. Кроме того, мне нравится стоять у истоков чего-то хорошего, поэтому я бы хотел попросить вас помочь найти какого-нибудь талантливого новичка здесь, в Нагасаки. Я получу интересный опыт, а он – неплохую карьерную возможность.

– Уникальную возможность, – поправил принц. – Это – очень щедро с вашей стороны, дорогой друг.

Поможем сыну, внуку, брату или вовсе племяннику какого-нибудь важного местного – мне все равно, а он, может быть, когда-нибудь отплатит добром за добро.

Первым и в целом единственным пунктом сегодняшней программы стало посещение театра кабуки, где ожидаемо нашлись европейские богачи – дорого поди за билетик заплатили, чисто похвастаться потом, что с двумя принцами сразу культурно обогащались – Городской совет в полном составе и очень такой довольный директор Монтоку. Совсем скоро он станет большим человеком – пусть и не наследный, но все-таки полноценный принц его школу похвалил!

После знакомства с новичками – смотрел на купчишек как на говно, делая этим японцам очень приятно – и радушных приветствий с уже знакомыми, мы уселись на подушечки на полу, и Арисугава задрал планку ожиданий:

– Эта труппа славится по всей Японии. Нам очень повезло, что они в последний момент внесли в график гастролей Нагасаки.

«Повезло», ага – зашли к артистам государевы люди и пригнали сюда. Но обижаться не должны – возможность выступать перед русским и японским принцами сразу приравнивается к невероятной чести и личному доверию Императора: плохой спектакль опозорит Японию в моих глазах.

Кабуки – это японское театральное развлечение. Если кому-то показалось, что кабуки застрял в развитии в дремучем средневековье, креститься не нужно – все так и есть, только «средневековье» нужно иметь ввиду японское – период Эдо, XVII век. Лица актеров (все мужчины) размалеваны белилами и гротескными чертами. Декорации никчемны – нарочито-примитивно разрисованные задники составляют их основу. Искушенная Мольерами, Шекспирами, Фонвизиными да прочими Гоголями русская аристократия от такого зрелища впадет в вежливое недоумение – потому что кидаться помидорами и материть актеров невместно, но я способен оценить красоту отточенных движений японской труппы и их потешные рыки друг на друга во время долгих, сопровождающих боевые сцены, диалогов. Один удар на тридцать минут трепа нифига не в аниме придумали – у этого явления глубокие исторические корни.

Отблагодарив актеров подарками и комплиментами, я душевно попрощался с Городским советом, даря наиболее приятные улыбки тем япошкам, кто озвучивал за моей спиной в первый день визита не очень-то приятные вещи, бросил европейцам: «Всего доброго», и мы с принцем отправились кушать суши, наливаться сакэ и давать интервью.