Текст книги "Главная роль"

Глава 13

Седьмая бутылка сакэ подходила к концу. Слабые спиртовые нотки в воздухе почти не ощущались – большую часть правой стены занимала открытая раздвижная дверь, выходящая на очень симпатичный сад с ручейком, который вытекал из камней в бамбуковую трубку. Наполняясь, она с ритмичным стуком о камни выпускала из себя накопленное, даря душе умиротворение, а мыслям – размеренность. Точнее, могла бы, потому что фоновые шумы заглушало наше с принцем пение:

– Ты добы-ы-ычи-и не дожде-е-ешься…

Арисугава этой песни не знает, но мычит в такт весьма умело и душевно. Дружба крепнет на глазах! Не обольщаюсь – пара неосторожных фраз обнулит весь прогресс, а никаких особенных бонусов мне личная дружба со второстепенным японским принцем не принесет – так, чуть ускорит совместные дела, которых сейчас толком и нет.

В глубине души я расстроен – «посмертный дар» оказался палкой о двух концах. С самого моего появления здесь и до этого момента я воздерживался от возлияний, ссылаясь на болезнь, а теперь мне открылась страшная истина: нажраться я больше никогда не смогу. Нет, легкий эффект есть – типа как пару бутылок «светлого» выпить – но дальше «градус» не поднимается. Полагаю, встав из-за стола, я протрезвею за часок-другой. Что ж, придется с этим жить и обильно поить «приближенных», чтобы у них развязывался язык, а почти трезвый я старательно запоминал и делал выводы.

Левая стена почти целиком состоит из окон. Несовершенное стекло немного искажает вид на сад – он окружает весь ресторан-рётэй – но пейзаж все равно прекрасен. Под нами, как обычно, подушки поверх татами, «глухая» стена за моей спиной украшена нарисованными журавлями. Стена за спиной принца – с дверью в недра рётэя.

В уголке примостился старательно подыгрывающий нам на сямисэне лысый старик с длиннющей бородой. Очень уважаемый музыкант, Арисугава говорил, что никого лучше этого деда в Нагасаки не найти, и я склонен ему верить. Перед распитием сакэ для нас провел длинную и красивую чайную церемонию хозяин гостиницы – тоже пожилой и длиннобородый. Чай, впрочем, от ритуалов на мой взгляд нисколько лучше не стал – все тот же приличный зеленый, которым меня поили и вчера: мы же с принцем не просто так в паланкине ездили, а время от времени останавливались в особо красивых местах утолить жажду.

Допев, я поблагодарил Арисугаву за попытку, мы выпили, и я повернулся в противоположный от старика угол, где за маленьким столиком сидел что-то строчащий молодой японец со строгим пробором в волосах и костюме. Стопка исписанных листов намекает на то, что «интервью» со мной займет целый номер газеты.

Журналисты в эти времена (впрочем, когда было иначе?) не многократно воспетая самими журналюгами и их радостно кивающими хозяевами «четвертая власть», а нормальный обслуживающий персонал, поэтому насчет «автоматического» заполнения объема не переживаю – он просто конспектирует наши с Арисугавой разговоры, а потом даст нам обоим почитать, и, в случае необходимости, исправить.

– Дорогой друг, вы назвали наши железные дороги «замечательными», – вернулся принц на несколько часов назад. – В ответ я позволю себе заметить, что Его Императорское Величество Александр в свою очередь уделяет строительству железных дорог большое внимание.

Понимаю, к чему ты ведешь, «друг» – Транссиб пугает японцев до усрачки, и совершенно справедливо.

– Железные дороги – жизненно необходимая вещь для любой стремящейся в будущее страны, – покивал я. – Наша Империя велика, и лишь в малую ее часть можно добраться морем. Пропускной способности рек решительно недостаточно, поэтому нам необходимо связать нашу страну развитой сетью железных дорог. Сейчас в нашей Империи возник, скажем так, дисбаланс: европейская часть страны развита очень хорошо. Неплохо развит Урал – там расположено много заводов, построенных еще во времена моего предка Петра Великого. Восточная же часть страны развита гораздо хуже, и в этом нет вины чиновников, знати и тем более наших трудолюбивых подданных малого ранга. Просто страна настолько велика, что освоение и включение в единый экономический контур уже имеющихся в распоряжении Империи территорий займет не одно десятилетие. Транссибирская магистраль задумывалась в первую очередь для ускорения развития и обустройства русской Сибири и русского Дальнего Востока.

Не думаем про войну! Вот нисколечко!

Выпив, мы с принцем закусили суши – не «роллы», как в мои времена, а рисовые колобки с солидными ломтями рыбы сверху. В основном – тунец, который в эти времена считается рыбой высокого ранга с соответствующей стоимостью. Помимо риса с рыбой, стол обильно украшен овощами: репа, редис-дайкон, лук, огурцы, помидоры. В мои времена японская кухня станет гораздо круче, но сейчас приходится делать поправку на нищету подавляющего населения Японии – тут даже курицу особо не потребляют, больно дорогая.

Прожевав, я повернулся к журналисту:

– Кондо, какой у тебя чин в Тайной полиции?

Оценив лица принца и «журналиста», рассмеялся, избавив Арисугаву от необходимости врать – я же пошутил, можно не отнекиваться.

Принц вежливо посмеялся, Кондо изобразил нервное хихиканье. Ох уж эти япошки – у них тут шпиономания и борьба с внутренним врагом достигли такого накала, что отечественный «тридцать седьмой» в сравнении с ними – это драка детсадовцев игрушечными лопатками. Тайная полиция – везде, и стучат ей все.

– Член Городского совета Эндо в моем присутствии хвалился, что в Нагасаки прибыло около десяти тысяч агентов Тайной полиции. Так ли это? – спросил я.

Эндо говорил об этом другим японцам, и я по идее этого услышать был не должен.

– Эндо-сан несколько преувеличил, – сохранив на лице приятную улыбку, ответил Арисугава. – Агентом Тайной полиции можно считать любого патриотически настроенного японца. Эта структура преследует лишь врагов Императора, и помогать ей – почетная обязанность каждого нашего гражданина.

– В мире зреет великое зло! – перевел я тему, наливая принцу и себе. – Имя ему – коммунизм. Немец Карл Маркс, создав свой богомерзкий трактат «Капитал», метафорически снял печать с могущественного демона – материализма.

– Материализм недопустим! – горячо поддержал меня принц.

– С самого своего появления человек смотрел в небо. С самого своего появления человечество понимало, что разум и душа – как христианин, я буду пользоваться этими терминами – даны ему не просто так. Из всех живых созданий на планете Высшие силы – для меня это Господь, для вас – ками и божественные предки вашей династии, выделили именно человечество. Мы проделали невероятную работу, при помощи науки и техники познавая установленные Высшими силами законы мироздания и поставив их себе на службу. Сейчас, когда мы как никогда близки к пониманию истинной природы и истинных целей человечества, какой-то странный немец – он, кстати, промотал семейное состояние и до конца жизни жил на подачки окружающих – придумал ложное учение, согласно которому вся история человечества подчинена деньгам. Деньги важны, но важны лишь в качестве инструмента для достижения глобальных целей. Поразительно – люди проникаются этой чушью. Разве разорившийся и погрязший в долгах человек способен в полной мере разобраться в экономике? Он даже в собственных карманах не смог навести порядок, а метит в знатоки всемирного уровня! Но вернемся к материализму – этой страшной угрозе нам всем. Если в главной книге коммунистов в основу всего ставятся деньги, значит именно деньги для коммунистов и являются фигурой Бога. В христианстве подобное называют верой в «золотого тельца», и это совершенно справедливо является страшным грехом. Положение масс по всему миру ужасно – я не лицемер и не идиот, и я это прекрасно вижу. Голодных и доведенных до отчаяния людей легко подбить на бунт, и коммунисты обязательно попробуют это сделать. Однако когда обманутые массы вознесут на вершину общества идеологов коммунизма, те поступят так же, как поступили идеологи Тайпиньского восстания – они просто обманули доверившихся им бунтовщиков, закрывшись в роскошных дворцах Нанкина, собрав себе гаремы и купаясь в богатстве, а ведь изначально Хун Сюцюань, предводитель восстания, обещал своим людям воплотить в жизнь идеи, очень похожие на те, что мы видим в «Капитале» Маркса. Китай получил страшный удар, бедственное положение масс нисколько не улучшилось, зато Хун Сюцюань получил возможность жить во дворце. Стоило это миллионов загубленных жизней? Ответ каждый найдет для себя сам.

Выпили, я прибавил в цинизме и продолжил:

– Есть у нас и другой пример – Япония. Здесь имеющие капиталы люди прислушались к воле Императора и направили средства на преобразование Японии. Из вашей прессы мне известно о тяжелой доле горняков в угольных шахтах, но их жертва по достоинству будет оценена будущими поколениями японцев. Сытых, хорошо одетых, работающих в хороших условиях, японцев – ведь именно такая судьба ждет Японию в обозримом будущем. Чудеса Высшие силы посылают лишь тем, кто их заслуживает. Лень и бессмысленные бунты чудес не приближают. Долгая, кропотливая, тяжелая работа – вот единственный путь ко всеобщему процветанию.

– Выпьем же за это, дорогой друг! – преисполнился Арисугава.

* * *

Атмосфера во время собрания Комитета по торжественной встрече отличалось от вчерашней. Закончился второй день пребывания Великих Князей Романовых в Японии, и Очень Важные Японцы, в полном соответствии с принятым вчера постановлением, были спокойны. Бдительности, впрочем, не теряли.

Центром внимания сегодня стали донесения штатных сотрудников и агентов Тайной полиции, призванных Комитетом для слежки за Великими Князьями.

– Таким образом, второй принц не выказал явных предпочтений ни девочкам, ни мальчикам, – закончил доклад ОВЯ номер девять. – Позволю себе напомнить об изначальном плане: уменьшить количество детей в порту, отобрав лишь самых красивых. Если бы второй принц видел в детях достойный объект для развлечений, он бы обязательно выбрал самую красивую девочку или мальчика, лично выделив достойнейших путем угощения сладостями – малое количество детей позволяет сделать это без нарушения регламента. Далее второй принц нашел благовидный предлог исключить детей из дальнейших мероприятий.

Высказаться решил ОВЯ-3:

– Учитывая полученные результаты, позволю себе предположить, что второй принц испытывает к детям исключительно духовное расположение, предпочитая развлекаться с более взрослыми женщинами или мужчинами.

– Позволю себе предположить, что второй принц скрывает свои истинные желания, – парировал ОВЯ-7. – Порт прекрасно просматривается с их кораблей, и по христианским обычаям развлечение с маленькой девочкой или мальчиком может сильно ударить по репутации второго принца. Позволю себе сослаться на прецедент с английским графом Блэком, который устроил скандал – его проводники допустили ошибку, проводив графа в публичный дом с маленькими девочками, хотя мы располагали сведениями о том, что на своей плантации в Индии граф собрал целый гарем таких.

– Проклятые варвары погрязли во лжи! – не сдержал гнева ОВЯ-8.

– Бесспорно, – поддержал его Председатель Комитета. – Но наше собрание посвящено Второму принцу, и мы не должны отходить от темы, Ямагути-доно.

– Прошу прощения, – отвесил собравшимся поклон ОВЯ-8.

– С вашего позволения, я предлагаю более не привлекать детей к торжественным мероприятиям, – высказался ОВЯ-4. – Мы не можем установить предпочтений второго принца наверняка и рискуем потерять его расположение дальнейшими проверками.

Проголосовали, приняли, записали.

– Далее – театр кабуки, – огласил Председатель. – Прошу вас высказаться.

– Позволю себе отметить, – начал ОВЯ-7. – Что поведение второго принца во время общения с членами Городского совета – даже теми из этих глупцов, кто позволил себе грубые и неуместные замечания во время приема – было в высшей степени дипломатичным и вежливым. Полагаю, его нисколько не задели эти замечания, и мы можем считать данный инцидент исчерпанным.

– Позволю себе не согласиться, – вступил в обсуждение ОВЯ-5. – Второй принц ясно дал нам понять, что не собирается вмешиваться в наши внутренние дела, а подача официальной ноты в связи с недостойными замечаниями отдельных глупцов из Городского совета позволила бы нам обвинить его во лжи. Позволю себе предположить, что улыбка второго принца имела другой оттенок – за ней он прятал бешенство от встречи с недостойными. Второй принц оскорблен тем, что отдельные государственные служащие не были сняты с должностей. Более того – в его глазах повторная встреча с ними стала настоящим оскорблением и поводом подать нам направленный на эскалацию дипломатический сигнал.

– Вы имеете ввиду послезавтрашнее отплытие «Памяти Азова» в Кагосиму? – немного забежал вперед ОВЯ-4.

– Верно, – подтвердил «пятый». – Мы не должны относиться ко второму принцу как к высокопоставленному варвару. Он, как гайдзин, проявляет пугающие познания в нашей культуре и этикете. Человек его ранга лишен свободного времени, и, если он счел нужным разобраться в нашем сложнейшем жизненном укладе, а тем более выучить на невероятном для гайдзина уровне наш плохо дающийся европейцам язык, значит Япония в его глазах достойна искреннего и неподдельного уважения – каждое его действие, каждый его жест и сигнал подтверждают это. У русских есть поговорка: «в чужой монастырь со своим уставом не ходят». Позволю себе конкретизировать: русские считают, что в чужой стране нужно стараться вести соответствующий этой стране образ жизни. Второй принц ни словом, ни жестом не позволил себе ни единого, даже мелкого или неосознанного, оскорбления, и его глубоко оскорбила наша неспособность ответить ему тем же.

– Чем грозит Японии поездка Великих князей в Кагосиму? – решил оценить риски Председатель.

– Позволю себе предположить, – высказался «девятый». – Что эхо гражданской войны до сих пор живо. Сайго Такамори, безусловно, сохранил честь, и все слухи о том, что он жив, являются ложью. Тем не менее, при желании Российская Империя сможет выстроить доверительные отношения с бывшими сторонниками Сайго и снабдить их оружием. Мы легко разобьем этих недостойных, но это потребует значительных расходов.

Покивав, Председатель высказался сам:

– Позволю себе обратить внимание многоуважаемого Комитета еще на один момент. Нагасаки и наш Комитет в глазах общества представляют собой обновленную, стремящуюся к независимости и процветанию, технологически развитую Японию. Кагосима – это оплот Японии прежней, традиционной. Второго принца и его старшего брата там примут достойнейшим образом – для приверженцев старого уклада это шанс показать свою силу и значимость. Этим сигналом второй принц словно говорит нам: «модернизация привела к утрате чести и понимания законов гостеприимства. Истинный японский дух жив только в Кагосиме».

Комитет погрузился в тревожную тишину, которую решился прервать «Одиннадцатый»:

– Крайне важное и ценное замечание – как и ожидалось от многоуважаемого Председателя! Позволю себе заметить, что именно для этого второй принц лично пригласил Его Императорское Высочество Арисугаву составить компанию Великим Князьям в этом путешествии. Намек ясен – второй принц хочет показать нам через глаза Его Высочества как именно должно выглядеть истинное японское гостеприимство.

– Мы совершили ужасную ошибку, – покрывшись потом, признал «третий».

– Принц Арисугава уже принял приглашение второго принца, и повлиять на отплытие Великих Князей мы не можем, – «шестой» был более рационален. – Однако можем повлиять на темы бесед, которые Великие Князья будут вести в Кагосиме. Предлагаю немедленно лишить должностей и регалий недостойных членов Городского совета Нагасаки, разместив новость об этом в завтрашних газетах – второй принц много говорил о том, как ему нравится наша пресса, что я склонен считать намеком.

– Позволю себе заметить, – воспользовался возможностью принести пользу «седьмой». – Что упоминание истинных причин увольнения выставит Японию в дурном свете. Предлагаю уважаемому Комитету использовать другие обоснования, связанные исключительно с профессиональными качествами недостойных.

– Выдвинутые уважаемым Председателем предположения подтверждаются и докладом офицера Тайной полиции, удостоившегося чести присутствовать на застолье второго принца с Его Императорским Высочеством Арисугавой, – выразил лояльность начальнику «второй». – Во время застолья второй принц безошибочно распознал принадлежность офицера Кондо к корпусу Тайной полиции под видом шутки, сразу после этого сославшись на слова члена городского совета Эндо, что можно трактовать как прямое выражение недовольства работой нашего Комитета.

– Позволю себе заметить, – кисло высказался «восьмой». – Что второй принц с самого начала проявлял свои высочайшие дипломатические навыки. Если такой человек опустился до настолько толстых намеков, значит он полностью разочаровался в дипломатических навыках Комитета. Будь он англичанином, американцем или идиотом вроде Шевича, мы бы списали его возмущение на варварство и незнание наших обычаев. Однако второй принц – исключение, и мне не стыдно признаться в том, что потеря его уважения к нашему Комитету ранит меня в самое сердце.

И Комитет погрузился в уныние.

Глава 14

Переночевав в гостинице, я в одиночку (то есть без Арисугавы, который вчера напился так, что рёкан мы покидали в обнимку) вернулся на «Память Азова». День сегодня тяжелый – Пасха, и под стать ей был тяжелый взгляд неожиданно обнаруженного на борту Николая Японского:

– Святой день, Ваше Высочество, а вы встретили его на земле язычников.

– Доброе утро, батюшка, – улыбнулся я. – Когда-то не-языческих земель не было вовсе, и, если бы добрые христиане по ним не бродили, языческими бы эти земли до сих пор и остались.

– В храмы языческие заходили?

– Проезжали мимо, – покачал я головой. – У них там разуваться нужно, это же уже языческий ритуал, грех великий.

– С детками малыми грешили? – огорошил он меня вопросом.

Нет, я понимаю, что в Японии своя специфика, но я-то тут каким боком?

– С принцем грешил, – покаянно вздохнул я.

Глаза Николая полезли на лоб.

– Чревоугодию предавались до самой ночи, – развеял я недопонимание.

– Грех смертный, – с видимым облегчением покивал будущий Равноапостольный святой.

– Отмолю, – перекрестился я и пошел переодеваться.

Утренний ритуал завершился, и, воспользовавшись тем, что Николай с нашим Илларионом принялись освящать яйца, воду да куличи, другой будущий святой – в этой реальности, впрочем, едва ли канонизируют, повода не будет – увлек меня в свой кабинет, и до самого вечера я рассказывал цесаревичу о том, что видел и слышал.

На корабле тем временем царило веселье: наш народ Пасху любит, и любить будет еще очень долго, но в эти времена, когда православных канонов стараются придерживаться все, ликование особенно велико. Помимо несомненно ощущающейся на судне благодати, сюда можно подтянуть и физиологию с психологией: когда на человека накладываются ограничения – в нашем случае Пост – при их снятии человек испытывает облечение и радость. Но не будем о физиологии – она в эти времена штука невместная.

Всенощная физически далась легко – девятнадцатилетний, абсолютно здоровый организм и не такое выдержит – но морально тяжко: засыпать нельзя, пение Николая Японского, при всем уважении, быстро надоело, а приевшийся ладан начал раздражать. Не грехи ли благодать ощущать мешают? Не, ерунда – сильно грешную душу в целого Георгия Романова бы не засунули. Стоп, может в этом грех и заключается – в гордыне и ощущении собственной исключительности? Нужно больше Конфуция в голове: даже самый умелый, образованный и преисполнившийся правитель (а я пока даже не правитель) не имеет никаких оснований считать себя лучше самого грязного, неграмотного и нищего крестьянина, потому что государству одинаково важны оба. Вроде ладан поприятнее стал – помогло! Блин, Николай Японский как-то подозрительно смотрит, не иначе как китайщину почуял.

Подремав пару часов после Всенощной, я отправился встречать принца Арисугаву с пачкой его слуг, багажом и подарками для Николая и правителя Кагосимы – Тадаёси Симадзо. Душевно поприветствовав принца, я провел его мимо выстроившихся младших чинов, познакомил со старшими и повел знакомиться с Никки – он же важный, на палубе какого-то там Арисугаву встречать не может.

От Нагасаки до Кагосимы рукой подать – километров сто сорок по прямой, но нам «по прямой» нельзя – мы же корабли, и плавание заняло почти день. Время пролетело незаметно, в беседах с принцем и цесаревичем, где я в основном работал переводчиком. Минут двадцать с нами просидел Шевич, чисто Николаю показать разницу в отношении Арисугавы. Дмитрия Егоровича натурально ненавидят, и даже если Петербург пришлет телеграмму с приказом эскалировать до последнего, посла все равно придется менять.

Николай после ухода Шевича под благовидным предлогом – нужно работать с бумагами – выразил расположение к моей линии дипломатического поведения незаметным для Арисугавы подмигиванием. Я знаю язык страны пребывания несоизмеримо лучше Дмитрия Егоровича, не говоря уж об обычаях и менталитете: Николай с явным удовольствием продемонстрировал владение ритуалом дружеского осмотра меча – Арисугава этому знанию не удивился, и я его хорошо понимаю: если второй, сиречь – младший и не такой важный принц владеет несвойственным европейцам набором знаний, умений и навыков, значит цесаревич в этом всем «рубит» еще круче. Языка не знает – это фиг с ним, цесаревич фигура крайне занятая, и многовато япошкам чести будет.

Николай человек умный, любознательный и воспитанный, такие люди как правило навыком «молчи и прокатишь за умного» владеют в совершенстве, поэтому ограничивался ролью слушателя: Арисугава рассказывал нам о том, как под его «командованием» – на самом деле маленького в те времена принца прикомандировали к войскам в качестве талисмана на удачу и для получения им воинской славы – войска Императора разбили «последнего самурая» Сайго Такамори, на родину которого мы и плывем. Самая обыкновенная безнадежная атака в надежде уйти с честью, отстаивая милые сердцу самурайские привилегии: зарплата госслужащего, «рисовые пенсии», возможность везде ходить с катаной и при необходимости рубить ею тех, кто не выказал уважаемому самураю должного уважения. Ну и лоб выбривать Император запретил – это такой местный аналог бритья бород Петром. Когда японцы поняли, что прятаться от большого и страшного мира больше не выйдет, они отправляли «ходоков» во все Великие Державы, в том числе – нашу Империю, осмысливать и частично перенимать опыт модернизации. Вот от нас борьбу с неугодными формами волосяного покрова и привезли.

В Кагосиме нас ждали – не того масштаба фигуры Великие Князья, чтобы информация об их перемещениях и планах не дошла. Бухта здесь похуже, и к усыпанным народом берегам пришлось переправляться на шлюпках. Тадаёдзи Симадзо – лысый дед с неожиданно-черными бакенбардами и бородой – встретил нас лично, с полусотней приведших нас в восторг традиционным воинским снаряжением всадников. Бамбуковые доспехи даже отсюда, из конца XIX века, выглядят бесполезным дерьмом, но появились они неспроста, как и все военные штуки. Столетиями нищие (как исторический факт) японцы воевали катанами, копьями и луками. Деревянный доспех стоил недорого, в нем не жарко – здешнее лето влажное и душное, в латах при таком климате ходить не каждый сможет – был легким, то есть – не сковывал движений, что в битве на легких железяках очень полезно. При всем этом давал хорошую защиту от рубящих ударов – многие школы боя на мечах основаны на необходимости наносить удары в сочленения доспеха.

Пока слуги перетаскивали подарки туда-сюда, Николай с моей помощью оттарабанил ритуальные речи, пожилой Тадаёдзи ответил тем же, мы погрузились в паланкины и поехали заселяться во дворец, в котором придется жить минимум три дня – цесаревич все еще не торопится и намерен как следует позаниматься туризмом, раз уж в Нагасаки не получилось.

* * *

[Внимание! Употребление психоактивных веществ приводит к необратимым изменениям психики и деградации организма]

В открытые окна дворцовой столовой проникал приятно пахнущий морем, землей и ранними цветами из сада сквозняк, успешно развеивая спиртовые пары, табачный и опиумный дымы. На корабле последнее ныне запрещено – «бесы» же, но расслабившийся Никки счел, что его вера достаточно крепка, и охотно взялся за длинную, украшенную золотыми узорами, трубку. Князь Барятинский, «летописец» Ухтомский, припершийся с нами во дворец Шевич, принц Арисугава и хозяин дома вооружились такими же. Можно было бы изобразить праведника, но я оправдался перед собой необходимостью проверить пределы «посмертного дара» и затянулся горько-сладковатым, неприятным дымом, отчего поймал легкое расслабление, сильно этим отличаясь от соратников, которые прямо на глазах начали «залипать», мутнеть глазами и глупо улыбаться.

Опиум превращает человека в ленивое животное, и вот полюбуйтесь: не последние люди родной Империи эту гадость регулярно употребляют. А еще есть такая штука как легальный в этом времени кокаин – его аристократы тоже тоннами жрут. В том числе – генералитет. Кокаин вызывает у наркомана ощущение собственной исключительности и неспособности ошибаться. В какой-то момент для достижения такого состояния ума наркотики становятся не нужны – психика необратимо деградирует. К чему приведет кокаиновый «майндсет» командующих флотилиями и миллионными армиями? Ответ очевиден, и мне такие кадры вообще не нужны.

Сегодня – вечер третьего, и – к счастью – последнего дня нашего пребывания в Кагосиме. Николай доволен – пестро одетые самураи в количестве двух сотен вчера рукоплескали вышедшему на дворцовый балкон цесаревичу, что он воспринял правильно – как большую честь. Тадаёдзи Симадзо и его приближенные оказались отличными собеседниками и охотно устроили для нас совмещенный с экскурсией по дворцу показ коллекции древностей – мечи, доспехи, копья, гобелены, картины. Красота неописуемая, а один из мечей даже удостоился включения в список «Национальных сокровищ». На нем Никки вновь продемонстрировал ритуал дружеского осмотра меча, чем набрал очень много очков уважения местных – они, пусть и покорились центральной власти и встали на путь модернизации, все-таки радикальные приверженцы старинных традиций.

Не буду больше опиум курить – пара минут легкого «релакса» не стоят подачи дерьмового примера окружающим. «Делай как царь» – у нас этот принцип в большом почете, и, если Великие Князья наркоманы, в наркоманов автоматически превратится весь Двор. Работает и в обратную сторону – если правитель активный, дисциплинированный и работоспособный, это оживляет всю систему государственного управления. Надо будет выбрать себе любимый вид спорта и демонстративно им заниматься. Лапта, например, отлично подойдет – и физкультура, и командный дух воспитывает, и весело, а главное – она наша, родная, что очень понравится разросшемуся с одобрения Александра III движению славянофилов. С «Западниками» мне не по пути – видел, к чему приводит обслуживание западных интересов в ущерб своим. Деление нечеткое и не однозначное – среди славянофилов можно отыскать ненавистников самодержавия, а среди «западников» – ультрапатриотов, которые Запад любят исключительно как источник идей и технологий для усиления Родины.

Вчерашний день был насыщенным: Тадаёдзи подготовил для нас просто замечательную программу – традиционный воинский праздник с каноничными соревнованиями и антуражем: стрельба из лука на меткость, фехтование, скачки и прочая веселуха.

Ярчайшим событием стало участие самого Тадаёдзи Симадзо в упражнении «погоня за собакой». Один всадник галопом скачет вперед и тащит по земле набитый соломой мешок. Задача второго всадника – на полном ходу догнать мешок и попасть в него стрелой из лука. Тадаёдзи справился с первой попытки и без всякого жульничества – кавалеристов среди нас хватает, и они бы разглядели «поддавки». Возраст у хозяина префектуры не шуточный – за шестьдесят, но ловкость и меткость от этого совсем не пострадали. Словом – впечатлил.

После праздника к цесаревичу потянулась верхушка общества префектуры – дарили подарки и говорили приятное, а я напрягался: часть гостей после подхода к Николаю о чем-то говорили с Шевичем. Обладающий необходимым набором дипломатического функционала цесаревич паттерн усвоил быстро и даже запомнил три вежливые фразы: «Добрый день», «Спасибо за прекрасный подарок» и «Желаю вам успехов в делах», поэтому на сороковом госте я сломался и передал обязанности переводчика нашему Андрею, а сам отправился в оккупированный Шевичем уголок наполненного людьми зала.

Дипломат и его актуальный визави – очень богатый торгаш – моего приближения не заметили, а их свиты не рискнули прервать важный, судя по сложным лицам, разговор, и я смог услышать кусочек:

– …готовы, но нам не хватает достойного лидера. При всем моем уважении к Симадзу-саме, с возрастом крепнет ум, но слабеет тело. Долгая кампания способна подкосить и воина средних лет.

Понимаю – как минимум этот пытается выяснить, насколько правдив слух о том, что Сайго Такамори жив. Набери пару сотен таких, покажи им «последнего самурая», и Япония погрузится в гражданскую войну. Недели на три – примерно столько потребуется Императору, чтобы подтянуть обновленные армии и флот, после чего бунтовщики любого уровня будут приведены к покорности за одно-два больших сражения. Если получилось пару десятков лет назад, сейчас получится с запасом – у нынешней центральной власти даже настоящий броненосец есть, у американцев купили – Арисугава хвастался.

– Юный Симадзу Тадасига сможет продолжить дело своего отца, – сослался на пятилетнего наследника Шевич.

Совсем больной?

Японец, похоже, подумал так же:

– Очень жаль, что наследник Симадзу-самы еще не достиг пригодных для воинского дела лет, – с подчернутым огорчением вздохнул торгаш, попрощался с Шевичем поклоном и свалил.

Понял, что слухи врут, иначе зачем бы Дмитрий Егорович пытался повесить тяготы разжигания гражданской войны на Симадзу? Ищи дураков, глупый самонадеянный старик, а мы лучше продолжим неплохо жить новым укладом – авось однажды Император одумается и запретит ломать и пускать на переплавку милые самурайскому сердцу мечи.

Но какая страшная наглость у нашего посла! Такого спускать нельзя.

– Простите, многоуважаемый, – опередил я очередного япошку. – Дело чрезвычайной важности.

Японец согнулся в вежливом поклоне, и я шепнул недовольно на меня смотрящему Шевичу: