Текст книги "Что-нибудь эдакое. Положитесь на Псмита. Замок Бландинг"

– Конечно, пора, – согласился нежданный посетитель.

– Да-да, – заметил Псмит. – Мне кажется, вы правы. Вы станете заметно счастливее, когда покинете эти пределы. Едва замок и парк окажутся позади вас, тяжкое бремя спадет с вашей души. Глоток свежего воздуха вернет розы на ваши ланиты. Вы сами найдете выход или вас проводить?

Он довел молодого человека до двери и сердечным толчком отправил его в дорогу. Затем широким шагом взлетел по лестнице, рассчитывая найти Еву в библиотеке.

Примерно в ту же минуту на платформу станции Маркет-Бландингс из поезда, который вышел из Бриджфорда примерно за полчаса до этого, сошла мисс Пиви. Мигрень, результат ожидания под жгучим солнцем, вынудила ее отказаться от удовольствия выслушать речь лорда Эмсуорта, и она ускользнула на удобном поезде с намерением прилечь и отдохнуть. Обнаружив по прибытии в Маркет-Бландингс, что головная боль у нее почти прошла, а дневной зной заметно спал, она направилась к замку пешком, с наслаждением подставляя лицо прохладному западному ветерку. Вышла она из городка точно в тот момент, когда безутешный мистер Кутс оставил позади себя большие ворота, от которых начиналась подъездная дорога к замку.

III

Серая меланхолия, которая, подобно усердному призраку, сопровождала мистера Кутса, когда он направил свои стопы назад в Маркет-Бландингс, и которую даже восхитительный вечер не мог рассеять, в первую очередь, разумеется, объяснялась тем горчайшим ощущением, кое охватывает человека, чьи заветные надежды рассыпаются прахом в тот миг, когда успех словно уже у него в руках. Каждому человеку минимум однажды в жизни выпадает то, что можно назвать только манной небесной, и мистер Кутс верил, что его экспедиция в замок Бландингс относится к этой категории. Как большинство своих собратьев по профессии, он испытывал в прошлом и взлеты и падения, но наконец-то, заверял он себя, капризница фортуна преподнесла ему на блюде нечто обложенное кресс-салатом. Стоит ему утвердиться в замке, и найдется тысяча возможностей подобраться к ожерелью леди Констанции. И ведь, мнилось ему, достаточно просто войти, назвать себя и оказаться в положении почетного гостя. Угрюмо плетясь между пыльными живыми изгородями, Эдвард Кутс вкушал полынь и желчь, ведомые лишь тем, чьи планы рухнули из-за одного-единственного шанса «против» при девяноста девяти «за».

Но это было еще не все. Вдобавок к терзаниям из-за погибших надежд его преследовали мучительные воспоминания. Не только Настоящее стало для него пыткой, но тут же воскресло Былое, восстало и больно его укусило. Что может быть печальнее, чем память о прошлом счастье, и вот его-то и вспоминал теперь Эдвард Кутс. В такие минуты мужчина нуждается в нежных заботах женщины, а мистер Кутс лишился той единственной, кому он мог бы поверить свое горе, той единственной, кто понял бы его печаль и разделил ее.

Нас познакомили с мистером Кутсом на том витке его профессиональной карьеры, когда он подвизался на суше, но избранная им стихия была иной. Еще несколько месяцев тому назад он практиковал свое искусство на лоне вод. Соленый запах моря был у него в крови. А точнее говоря, он по профессии был карточным шулером на трансатлантических лайнерах. Именно в тот период он полюбил и лишился любимой. Более трех лет он работал в идиллическом согласии с дамой, которая, хотя, путешествуя, принимала самые разные имена, в кругу близких людей была известна как Ловкачка Лиззи. Он был практиком, она – приманкой, и их деловой союз настолько приближался к идеальному, насколько это вообще возможно в нашем циничном, никому не доверяющем мире. Товарищеское чувство вызрело в нечто более глубокое, более священное. Между ними уже было решено при следующей же высадке в Нью-Йорке немедленно отправиться в ратушу за разрешением на брак. И тут они поссорились, поссорились непоправимо из-за одного из тех нелепых пустячков, которые вечно становятся причиной ссор между влюбленными. Какой-то дурацкий спор, как справедливо поделить довольно-таки жалкую сумму, выкачанную из миллионера-скотовода во время их последнего плавания, разбил все золотые грезы. Слово за слово… и дама по обычной женской привычке последнее слово оставила за собой, причем даже мистер Кутс вынужден был признать, что слово это било все рекорды. Она вымолвила его у нью-йоркского причала и навсегда ушла из жизни мистера Кутса. И с ней исчезла вся его удача. Словно разлука эта наложила на него проклятие. В следующем же рейсе у него произошло несчастное недоразумение с раздражительным джентльменом, уроженцем Среднего Запада, каковой был раздосадован неправомерным, как он считал (и справедливо!), числом тузов и королей, которые сдавал себе мистер Кутс, и выразил свое негодование, откусив ему первую фалангу на правом указательном пальце, чем положил безвременный конец блистательной карьере. Ибо мистер Кутс полагался главным образом на этот палец, когда творил чудеса с карточной колодой, предварительно слегка ее втихомолку перетасовав.

И теперь он вспоминал свою потерянную Лиззи с тоской, рождаемой мыслями о том, что быть могло, но не сбылось. С запоздалым сожалением он признал, что мозгом фирмы всегда была она. О, он бесспорно обладал определенной ловкостью рук, но более тонкие операции всегда разрабатывала Лиззи. Останься они партнерами, она бы нашла способ преодолеть препятствия, вдруг возникшие между ним и ожерельем леди Констанции Кибл. И мистер Кутс брел к Маркет-Бландингсу, исполненный смирения и раскаяния.

* * *

Тем временем мисс Пиви, которая, как, вероятно, помнит читатель, неторопливо двигалась по дороге со стороны Маркет-Бландингса, получала от своей прогулки большое удовольствие и отдыхала душой. Приходится признать, что порой общество гостеприимной хозяйки и родичей гостеприимной хозяйки тяготило мисс Пиви, и она была рада побыть одной. Мигрень прошла, ее окутывала благодатная вечерняя тишь. Примерно в эту минуту, размышляла она, не достань у нее здравого смысла покинуть ряды графского взвода, ей пришлось бы внимать излияниям лорда Эмсуорта на тему покойного Хартли Реддиса, мирового судьи, члена парламента, – тему, которой даже самые прославленные ораторы вряд ли сумели бы придать захватывающий интерес. А то, что она знала о своем гостеприимном хозяине, не внушало ей особого доверия к его красноречию.

Да, ей следовало только благодарить судьбу за свое избавление. Легкий ветерок ласково овевал ее лицо. Ее изящно вырезанные ноздри блаженно впивали благоухание живых изгородей справа и слева. Где-то пел скрытый ветвями дрозд. И мир и благостность всего этого так растрогали мисс Пиви, что она запела.

Если бы тем, кто в замке Бландингс имел честь быть с нею знаком, сообщили, что мисс Пиви готовится запеть, они, конечно, без колебаний ответили бы, какого типа песню она изберет. Что-нибудь старинное, мечтательное, светло-грустное… Вот как ответили бы все. Какую-нибудь народную балладу…

Мисс же Пиви пела (нежным задумчивым голосом, точно малиновка, пробудившаяся, чтобы приветствовать зарю) мотив своеобразного музыкального произведения, носящего название «Бил-стриг блюз».

Но на заключительной строке она вдруг смолкла, заметив, что одиночество ее нарушено. Навстречу ей по дороге уныло брел мужчина, словно томимый тайной скорбью. И на мгновение, когда она прошла поворот, что-то во внешности незнакомца как будто схватило ее за горло. Она испустила страдальческий вздох.

– Ой! – сказала мисс Пиви.

Но тут же стала вновь самой собой. Случайное сходство ввело ее в заблуждение! Лица незнакомца она не видела: он брел опустив голову, но ведь невозможно, чтобы…

И тут, почти поравнявшись с ней, незнакомец поднял голову, и графство Шропшир, насколько хватал ее изумленный взор, внезапно лихо заплясало. Деревья подскакивали и приседали, живые изгороди извивались, как бродвейские хористки, а из глубины этого хоровода сельской природы донесся голос:

– Лиз!

– Эдди! – слабым голосом произнесла мисс Пиви и бессильно опустилась на травянистую кочку.

IV

– Это надо же! – сказала мисс Пиви.

Шропшир вновь обрел неподвижность. Она смотрела на его лицо широко раскрытыми глазами.

– Провалиться мне на этом месте! – сказала мисс Пиви.

И вновь обвела его взглядом с головы до ног.

– Опупеть можно, – сказала мисс Пиви. А произнеся эту заключительную фразу, она несколько опомнилась, встала со своей кочки и приступила к подвязыванию оборвавшихся нитей. – Откуда, – осведомилась она, – ты взялся, Эд?

В голосе у нее звучала одна только нежность. Взор ее был взором матери, обретшей давно потерянное дитя. Прошлое осталось в прошлом, начиналась новая эра. В прошлом она была вынуждена приравнять этого человека к огрызку сыра и указать, что такой подлый змей, как он, может легко спрятаться за винтовой лестницей. Но теперь радость нежданного воссоединения изгладила и эти и другие критические замечания по его адресу. Это был Эдди Кутс, ее былой напарник! После долгих дней разлуки он вернулся к ней. Только теперь она почувствовала, какую пустоту оставил в ее жизни их разрыв. И бросилась в его объятия с восторженным возгласом. Мистер Кутс, который не ожидал такого выражения нежности, пошатнулся, но на ногах устоял и привлек ее к себе почти с прежним пылом. Такая сердечность его восхитила, но и удивила. Воспоминание о ее прощальных словах было еще очень свежо, а он не догадывался, как быстро женщины умеют простить и забыть; и как чувствительная девушка, разгоряченная воображаемой обидой, может назвать человека кривомордой затычкой и все-таки сохранить в святая святых своего сердца всю любовь и уважение к нему. Он влюбленно поцеловал мисс Пиви.

– Лиз! – сказал он страстно. – Ты еще красивей стала.

– Ну-ну, не распускай рук, – кокетливо ответила мисс Пиви.

Появление блеющего стада овец под эскортом чопорной собаки с двумя местными поселянами в арьергарде прервало этот обмен нежностями, а когда процессия скрылась за поворотом дороги, воссоединившиеся влюбленные достаточно отрезвели и повели разговор в более спокойном и деловом тоне, обмениваясь практическими сведениями и восполняя пробелы.

– Откуда, – вновь осведомилась мисс Пиви, – ты взялся, Эд? Я просто обалдела, когда увидела, что ты идешь по дороге. Глазам своим не поверила – ведь я думала, ты где-то в океане ошиваешься. Чего тебя занесло на сушу? Отдыхаешь или бросил работать на пароходах?

– Да, Лиз, – грустно сказал мистер Кутс, – это дело мне пришлось оставить.

И, предъявив зияние на месте важнейшей части своего пальца, он поведал ей всю грустную историю. Она слушала его с живейшим состраданием, проливавшим бальзам на его раненую душу.

– Профессиональный риск, естественно, – угрюмо заключил мистер Кутс, убирая интересный экспонат, дабы обвить рукой ее стройный стан. – Но с картами у меня всё. Раза два я попытался, но они меня перестали слушаться, и пришлось бросить. А, Лиз! – с чувством продолжал мистер Кутс. – Можешь мне поверить: как ты от меня ушла, так от моей удачи ни шиша не осталось. Точно меня сглазили. Если бы я в пятницу прошел под приставной лестницей, чтобы разбить зеркало об черную кошку, все равно так худо не было бы.

– Мальчик ты мой бедненький!

Мистер Кутс скорбно кивнул.

– Да уж, – согласился он. – Но что поделаешь! Вот и нынче заклятие это испортило мне такую игру – пальчики оближешь… Ну, да хватит о моих бедах. Ты-то что сейчас поделываешь, Лиз?

– Я? Ну, живу тут неподалеку.

– Ты что, замуж выскочила? – спросил он в ужасе.

– Нет! – вскричала мисс Пиви и бросила на него ласковый взгляд. – И думаю, ты знаешь почему, Эд.

– Ты что же… ты меня не забыла?

– Как будто я могу забыть тебя, Эдди! У меня на комоде стоит только одно фото.

– Но мне думалось… так, мимоходом пришло в голову, что ты, когда мы последний раз виделись, капельку озлилась на своего Эдди…

В первый раз в их беседе проскользнуло упоминание об этом тягостном недоразумении, и нежные ланиты мисс Пиви окрасил легкий румянец.

– Чушь собачья! – сказала она. – Я на другой день и думать забыла. Не спорю, я взбесилась, но если бы ты пришел на следующее утро, Эдди, и…

Наступило молчание, пока она размышляла о том, что могло быть.

– А чего ж ты тут живешь? – спросил мистер Кутс после многозначительной паузы. – Завязала?

– Как бы не так, сэр. Я веду игру за сто`ящую ставку. Но прах ее побери, – с сожалением добавила мисс Пиви, – боюсь, дело в одиночку мне не очень по зубам. Ах, Эдди, если бы мы могли и тут поработать вместе, как прежде!

– А что за дело?

– Брильянты, Эдди. Ожерелье. Пока я его только один раз видела, но и этого довольно. Давно я таких блестяшек не видела, Эд. Потянут на сто тысяч зелененьких.

Подобное совпадение заставило мистера Кутса вскричать:

– Ожерелье!

– Слушай, Эд, значит, так… Знал бы ты, до чего же мне приятно говорить по-человечески! Словно сбросила туфли, которые все ноги стерли. Сейчас я сплошная великосветскость. Тончайшая одухотворенность. Ну, помнишь, раза два я такое уже устраивала. После того как мы с тобой поцапались, я решила прокатиться на старушке «Атлантике» – сила привычки или что там еще. Ну, поплыла, и двух дней не прошло, как дамочка с этим ожерельем в меня прямо втюрилась. Как-то сразу на меня клюнула…

– Я ее не виню! – сказал лояльный мистер Кутс.

– Не перебивай! – потребовала мисс Пиви, награждая его ласковой оплеухой. – Так что я говорила? А, да! Ну так эта самая леди Констанция Кибл…

– Как!

– Ну, что еще?

– Леди Констанция Кибл?

– Ну да. Она сестра лорда Эмсуорта, а он живет в поместье дальше по дороге. В замке Бландингс. Она прямо часа без меня прожить не могла, и, как мы высадились, – я все с ней и с ней. Вот сейчас гощу в замке.

Из уст мистера Кутса вырвался протяжный стон, словно у отягощенного цепями призрака.

– Нет, как это вам нравится? – вопросил он у окружающего пейзажа. – Везет же людям! Прямо с парадного входа под оркестр, да еще ковер под ноги стелят! Ей-богу, Лиз, свались ты в колодец, так тут же поднимешься наверх с ведром. Ты не человек, а живая подкова, вот кто ты. Слушай, что я тебе скажу. Знаешь, что я тут делал? Всего только старался пробраться в это чертово место – и вылетел оттуда через две минуты.

– Как? Ты, Эд?

– А кто же? Про эти блестяшки ты не одна слышала.

– Ах, Эд! – Голос мисс Пиви исполнился горького разочарования. – Если бы ты сумел! И мы опять стали бы партнерами! От одной мысли сердце сжимается. А под каким соусом ты думал туда пролезть?

В болезненном смятении духа мистер Кутс настолько потерял над собой власть, что с отвращением плюнул на встречную лягушку. Но неудача продолжала преследовать его и тут. Он не попал в лягушку, и она удалилась в траву с холодно-неодобрительным видом.

– Под каким? – сказал мистер Кутс. – Я думал, все будет тип-топ. Я подружился с типом, которого пригласили погостить тут, а он передумал. Ну, я и сказал себе, а почему бы мне не поехать вместо него? Типчик по фамилии Мактодд, поэт, и тут ни один человек в глаза его не видел, кроме старичка, который сослепу никого…

Мисс Пиви не сдержалась.

– Эд Кутс! Ты, кажется, хочешь сказать, что думал поселиться в замке, выдавая себя за Ролстона Мактодда?!

– Ну да. А что? Проще простого. Выдал бы и не поперхнулся. И вот первым я там встречаю приятеля этого Мактодда. Мы немножко потолковали, и я смылся. Я знаю, когда я лишний.

– Но, Эд! Эд! О чем ты говоришь? Ролстон Мактодд сейчас в замке. В эту самую минуту.

– Как так?

– А вот так. Приехал пару дней назад. Тощий такой тип, длинный и с моноклем.

Мысли мистера Кутса завихрились. Он ничего не мог понять.

– Да ничего похожего. Мактодд не такой высокий, да и не такой тощий, если уж на то пошло. И я ни разу не видел его с моноклем. Это… – Он захлебнулся. – Черт! Да это же… Лиз! – вскричал он. – Сколько в этом замке мужиков?

– Не считая лорда Эмсуорта, всего четверо. Будет большой съезд гостей перед балом графства, но пока их тут четверо. Сын лорда Эмсуорта Фредди…

– Какой он из себя?

– Пижон с белобрысыми прилизанными назад волосами. Потом мистер Кибл. Он низенький и краснорожий.

– И?

– И Бакстер. Секретарь лорда Эмсуорта. Носит очки.

– И все?

– Да. Не считая Мактодда и слуг.

Мистер Кутс оглушительно хлопнул себя ладонью по колену. Приятная кротость, характеризовавшая его облик в течение беседы с Псмитом, исчезла, сменившись крайне зловещей свирепостью.

– И я позволил ему вышвырнуть меня вон, точно щенка! – пробормотал он сквозь стиснутые зубы. – Прохиндей!

– Эд, о чем ты говоришь?

– И я его еще и поблагодарил. По-бла-го-да-рил! – простонал Эдвард Кутс, извиваясь при одном только воспоминании. – Я поблагодарил его за то, что он меня отпустил!

– Эдди Кутс, что ты несешь?..

– Послушай, Лиз! – Ценой невероятного усилия мистер Кутс совладал со своими эмоциями. – Влетаю я в эту хату и наталкиваюсь на типа с моноклем, и он говорит, что хорошо знает Мактодда и что я – не он. А с твоих слов выходит, что он как раз и есть тип, который выдает себя за Мактодда! Понимаешь? Этот гад сработал под меня. Познакомился с Мактоддом, узнал, что он в замок не едет, и приехал вместо него, ну, как я. Только прискакал сюда первым, черт бы его побрал! Просто хоть на стенку лезь, верно?

От изумления мисс Пиви на миг лишилась дара речи. Но тут же вновь его обрела.

– У, фраер! – сказала мисс Пиви.

Мистер Кутс, невзирая на присутствие дамы, зашел в своих инвективах заметно дальше.

– Я с самого начала чувствовала, что-то с ним не так! – сказала мисс Пиви. – Черт! Он, значит, тоже на ожерелье целится!

– Само собой, – нетерпеливо перебил мистер Кутс. – А то зачем бы он, по-твоему, сюда заявился? Для перемены обстановки?

– Но, Эд! Черт! И ты ему спустишь?

– Спущу? – повторил мистер Кутс, раздраженный таким глупым вопросом. – Ты меня разбуди ночью да и спроси.

– Но что ты сделаешь?

– Что сделаю! – сказал мистер Кутс. – Что сделаю? Я тебе скажу, что я… – Он умолк, после чего суровая решимость, написанная на его лице, слегка поблекла. – А что я, черт подери, сделаю? – докончил он на слабеющей ноте.

– Накапав, что он самозванец, ты ничего не добьешься. Его-то уберешь, но и сам ни шиша не получишь.

– Да, – сказал мистер Кутс.

– Помолчи. Дай сообразить, – потребовала мисс Пиви.

Наступила пауза. Мисс Пиви сосредоточенно свела брови.

– А что, если?.. – предположил мистер Кутс.

– Заткнись, – сказала мисс Пиви.

Мистер Кутс заткнулся. Минута текла за минутой.

– Знаю! – сказала мисс Пиви. – Леди Констанция на этого типа не надышится. Ты должен его с глазу на глаз сейчас же взять за жабры и потребовать, чтобы он устроил тебе приглашение в замок как своему другу.

– Я знал, Лиз, что ты что-нибудь да придумаешь! – почти с благоговением сказал мистер Кутс. – Колдунья ты, и ничего больше. А как я с ним останусь с глазу на глаз?

– Это я беру на себя. Приглашу его прогуляться по парку. Он не то что от меня без ума, но, если я поднажму, отвертеться не сможет. Мы пойдем по дороге. Ты засядешь в кустах – я покажу тебе где. А потом пошлю его за накидкой или еще за чем-нибудь, а сама пойду дальше. Он повернет назад, и тут ты на него выскочишь.

– Лиз! – сказал мистер Кутс в полном восхищении. – Когда надо мозгами пошевелить, тут тебе равных нету!

– А что ты предпримешь, если он сделает тебе от ворот поворот?

Мистер Кутс испустил холодный смешок и из глубин своего костюма извлек очаровательный револьверчик.

– Мне он поворота от ворот не сделает, – сказал мистер Кутс.

V

– Ах, только подумать! – сказала мисс Пиви. – Если бы у меня не началась мигрень и я не вернулась бы раньше остальных, нам не удалось бы вот так побеседовать.

Они шли по широкой усыпанной гравием аллее, и она взирала на Псмита снизу вверх кротко, со светлой грустью. Такое робкое, одухотворенное, миниатюрное создание!

– Да, – сказал Псмит.

Особого восторга в его ответе не прозвучало, но, с другой стороны, настроение у него было не особенно солнечным. Мысль о том, что мисс Пиви может вернуться задолго до основных сил, ему в голову не приходила. Он, по собственному его выражению, спутал маловероятное с невозможным. И в результате она захватила его врасплох, отрезав все пути к отступлению, когда он сидел в шезлонге и думал о Еве Халлидей, которая после возвращения с лодочной прогулки по озеру испытала новый приступ угрызений совести и отправилась в библиотеку поработать еще часок до обеда. Отклонить приглашение мисс Пиви пройтись с ней до ворот парка и поглядеть, не возвращаются ли те, кто до конца почтил память покойного Реддиса Хартли, члена парламента, было никак нельзя. Но Псмит, хотя и пошел с ней, сделал это без малейшего удовольствия. Каждая проведенная в ее обществе секунда все больше укрепляла его во мнении, что мисс Пиви – проклятие Божие и ничего больше.

– А мне, – продолжала его спутница, – так мечталось внимать вам долго-долго. Все эти дни для меня омрачались чувством, что я не могу обрести той близости с вами, которой жажду.

– Ну конечно, когда вокруг мельтешат все остальные…

– Разумеется, я говорю в духовном смысле.

– Ах, так!

– Я грезила обсудить с вами ваши изумительные творения. А вы, как приехали, ни разу даже не упомянули о своей поэзии. Не правда ли?

– А, но видите ли, я всячески стараюсь отвлекаться.

– Право? Но почему же?

– Мой врач предупредил меня, что я слишком уж перенапрягаюсь. Откровенно говоря, он предложил мне выбор между полнейшим отдыхом и психушкой.

– Чем-чем?

– Он подразумевал приют для умалишенных. Эти служители медицины имеют привычку странно выражаться.

– Но значит, вы должны совсем-совсем забыть о творчестве, раз опасность столь велика. А вы сказали лорду Эмсуорту, что останетесь сегодня в замке, чтобы писать.

Взор мисс Пиви выражал только нежнейшее сочувствие, но про себя мисс Пиви добавила: «На-ка, выкуси!»

– Справедливо, – вздохнул Псмит. – Совершенно справедливо. Но вам ли не знать, что Поэзия – жестокая владычица. Пришло вдохновение, и я вынужден был пренебречь риском. Но теперь я измучен, измучен.

«У, фраер!» – сказала мисс Пиви. Но не вслух.

Они прошли еще несколько шагов.

– Если уж быть откровенным до конца, – сказал Псмит, на которого снизошло еще одно вдохновение, – то мне, пожалуй, следует вернуться и прилечь.

Мисс Пиви посмотрела на кусты ярдах в десяти дальше по дороге. Они слегка подрагивали, словно укрывали какое-то инородное тело, и мисс Пиви, чей темперамент отличался вспыльчивостью, уже примеривалась, как она сообщит Эдварду Кутсу, что ему, раз уж он не способен посидеть в кустах, не танцуя при этом, точно кошка на горячей плите, лучше переменить профессию и торговать маринованными угрями. Однако следует упомянуть, что она была несправедлива к своему старинному другу. Еще мгновение назад он был неподвижен, как статуя, но тут в пространство между его воротником и шеей упал крупный и холеричный жук, а подобное испытание не всегда вынесет и самый закаленный следопыт.

– Молю вас, не уходите пока, – сказала мисс Пиви. – Такой чудесный вечер! Прислушайтесь к музыке ветерка в древесных вершинах. Точно дальняя арфа. Мне мнится, он нашептывает свои тайны птичкам.

Псмит воздержался от развития этой мистической темы, и они молча прошли мимо кустов.

Однако еще через десятка два шагов мисс Пиви смягчилась.

– Ах, мистер Тодд, у вас правда измученный вид, – сказала она встревоженно. – Боюсь, вы переоценили свои силы. Наверное, вам все-таки лучше вернуться и прилечь.

– Вы так думаете?

– Уверена. А я пройдусь до ворот и взгляну на дорогу, не едут ли они.

– Но как же я оставлю вас одну?

– Я прошу вас! – произнесла мисс Пиви укоризненно.

Псмит пошел назад, охваченный чувством сродни тому, какое может испытать арестант, приговоренный к долгим годам тюрьмы и освобожденный на ее пороге. Взглянув через плечо, он увидел, что мисс Пиви исчезла за поворотом дороги, и остановился, чтобы закурить. Затем бросил спичку и пошел дальше, радуясь жизни, но тут голос у него за спиной произнес «хей!», и из кустов выступила врезавшаяся ему в память фигура мистера Эдварда Кутса.

– Видал? – продолжал мистер Кутс, предъявляя револьвер.

– Безусловно, товарищ Кутс, – ответил Псмит. – И, если такой вопрос уместен, для чего бы это?

– Ну, – сказал мистер Кутс, – просто на случай, если ты попробуешь какие-нибудь штучки. – И, возвратив оружие в ближайший карман, он принялся энергично хлопать себя между лопаток. А кроме того, извиваться столь же энергично.

Псмит сосредоточенно следил за его пляской.

– Вы остановили меня под дулом револьвера только для того, чтобы я полюбовался, как вы занимаетесь шведской гимнастикой? – спросил он.

Мистер Кутс на миг прекратил свои упражнения.

– Жук за шиворотом, – объяснил он коротко. – Или еще какая-нибудь дрянь.

– А? Но в столь грустные минуты вам, естественно, хочется побыть одному. От души пожелаю вам доброго вечера и продолжу свою прогулку.

– Я тебе продолжу!

– О? – сказал Псмит, смиряясь с судьбой. – Пожалуй, вы правы, да, пожалуй. – Мистер Кутс вновь убрал револьвер в карман. – Из этого я заключаю, мистер Кутс, что вас томит желание поговорить со мной. Так валяйте, старый друг, облегчите свою диафрагму.

По-видимому, удачный хлопок оглушил жука, и мистер Кутс смог сосредоточиться на текущих делах. Он оглядел Псмита с нескрываемым отвращением.

– Ты у меня вот где, Билл! – сказал он.

– Мое имя не Билл, – заметил Псмит.

– Угу! – рявкнул мистер Кутс, давая полную волю своему раздражению. – И не Мактодд.

Псмит задумчиво поглядел на своего собеседника. Возникло непредвиденное осложнение, и он первый признал бы, что на данный момент положение представилось ему безвыходным. О нерасположении к нему собеседника достаточно свидетельствовало выражение лица последнего, не говоря уж о его поступках. Избавившись от жука, мистер Кутс обрел возможность посвятить себя Псмиту целиком и теперь взирал на этого элегантного молодого человека с неприкрытой злобой.

– Не пройтись ли нам? – предложил Псмит. – Движение способствует работе мысли. Не стану отрицать, что вы затронули тему, которая отчасти ставит меня в тупик. Тщательно взвесив положение дел, я, мистер Кутс, пришел к выводу, что следующий ход – за вами. Каковы же ваши виды?

– Я бы тебе башку отвинтил, – произнес мистер Кутс нетерпеливо.

– Да, конечно. Однако…

– Я бы из тебя отбивную сделал.

Псмит небрежным движением руки охладил эти утопические мечты.

– Вполне вас понимаю, – сказал он учтиво. – Но, если не выходить за пределы практической политики, какой реальный ход вы предполагаете сделать? Безусловно, вы можете разоблачить меня перед моим любезным хозяином, но не вижу, что это даст вам.

– Сам знаю. Но ты учти, что у меня в рукаве вот эта карта, если задумаешь какие-нибудь штучки.

– Вы упорно возвращаетесь к такой возможности, товарищ Кутс. У вас это уже навязчивая идея. Могу вас заверить, что я ни о чем подобном не помышляю. Так как же вы все-таки намерены поступить?

Они уже вышли на широкое пространство перед парадной дверью, где речка подъездной дороги разливалась широким плесом гравия. Псмит остановился.

– Ты должен протащить меня в эту хату, – сказал мистер Кутс.

– Я опасался, что вы предложите что-нибудь такое. В моем особом положении у меня, естественно, выбора нет, и мне остается лишь попытаться исполнить ваше желание. Все прочее, полагаю, такой взыскательный критик, как вы, неизбежно сочтет «штучками». Но как могу я ввести вас под кров этой, как вы остроумно заметили, хаты?

– Ну, скажете, что я ваш друг и нельзя ли меня пригласить.

Псмит покачал головой с легкой укоризной:

– Не самая блистательная из ваших идей, товарищ Кутс. Тактично обойдя молчанием то мгновенное падение моего престижа, которое неизбежно воспоследует, если вас сочтут моим другом, укажу только, что я сам лишь гость в этой обители английской старины и традиций, а посему мне не положено приглашать закадычных дружков гостить тут неопределенное время. Нет, надо найти другой способ… А вы уверены, что вам это так уж надо? Ну да, ну да, я ведь только спросил… Так подумаем…

За строем рододендронов, перпендикулярным стене замка, постепенно возникла дородная фигура, размеренно и величаво двигаясь в направлении черного хода. Это был Бич, дворецкий, возвращавшийся после приятного променада, который он позволил себе в отсутствие своего господина и его гостей. Освеженный несколькими часами на вольном воздухе, Бич возвращался к исполнению возложенных на него обязанностей. И при взгляде на него Псмит нашел решение задачи.

– А, Бич! – окликнул он.

– Что угодно, сэр? – осведомился бархатный бас, и воспоследовала недолгая пауза, пока дворецкий лавировал между рододендронами и выплывал на открытое пространство. Он снял канотье, надетое для променада, и уставился на Псмита несколько выпученными, но благосклонными глазами. Тонкий знаток человечества, обитающего по загородным резиденциям, он уже давно вынес Псмиту одобрительный приговор. С тех пор как леди Констанция распахнула двери замка миру литературы и искусства, его не раз до глубины души шокировали редкостные и диковинные образчики этого мира, которые встряхивали нечесаными кудрями и рассаживались в дурно сшитых фраках за столом, над которым он властвовал. Псмит явился приятным сюрпризом.

– Извините, что затрудняю вас, Бич.

– О нет, сэр.

– Это, – сказал Псмит, кивая на мистера Кутса, который следил за происходящим настороженным и подозрительным взглядом, явно не собираясь проморгать ни единого провозвестия штучек, – мой человек. Мой камердинер. Он только что приехал из Лондона, где мне пришлось оставить его у одра занемогшей тетушки. Надеюсь, вашей тетушке полегчало, Кутс? – осведомился он с мягкой снисходительностью.

Мистер Кутс, верно истолковав этот вопрос как прощупывание его точки зрения на такой оборот событий, решил не спорить. Конечно, его прельщала мысль вступить в замок в несколько более высоком качестве, но, как бывалый боец, он умел обходиться тем, что попадалось под руку. Оказавшись там, сказал он себе с восхитительным здравым смыслом, он окажется там.

– Да, сэр, – ответил он.

– Превосходно, – сказал Псмит. – Превосходно. Так вы позаботитесь о Кутсе, Бич?

– Всенепременно, сэр, – ответствовал дворецкий тоном величайшего одобрения. Единственное, что его смущало в Псмите, благополучно разъяснилось. Ибо до сих пор ему делалось больно при мысли, что джентльмен, одевающийся со столь безупречным вкусом, отправился с долговременным визитом в такой оплот аристократизма, как замок Бландингс, без личного слуги. Но теперь все было понято и, насколько это касалось Бича, безоговорочно прощено. И он повел мистера Кутса в тыл. Они скрылись за рододендронами.

Но не успели они исчезнуть из виду, а Псмит – занять кресло в приятной прохладе вестибюля, как его осенила новая мысль. Он дернул сонетку. Странно, подумал он, как люди не принимают во внимание, казалось бы, самых очевидных вещей. Вот так полководцы проигрывают решающие битвы.