Текст книги "Мальчик-капитальчик. Джим с Пиккадилли. Даровые деньги"

Одним скачком, чуть ли не перекувырнувшись в воздухе, я оказался за дверью, захлопнул ее и поспешно задвинул засов. Я был заранее готов к насилию и стрельбе, но так сразу ничего не ждал и неприятно удивился своему испугу и дрожащим пальцам.

Одри уже спустилась и стояла рядом.

– В меня стреляли, – сообщил я, глядя на ее бледное лицо, – но промахнулись на целую милю. – Потрясение еще не прошло, и говорил я отрывисто. – Не бойся.

– Я… я не боюсь, – выдавила она неуверенно.

– А я вот испугался, – заверил я. – Слишком уж внезапно, не ожидал. К такому привыкают не сразу. В следующий раз буду готов.

Я направился к лестнице.

– Ты куда?

– Звонить в полицию.

– Питер…

– Да?

– Это был тот… о ком ты говорил?

– Да, Бык Макгиннис. Они с Ушлым Сэмом теперь партнеры.

Одри помолчала.

– Извини, – сказала она наконец.

Остановившись на полпути, я оглянулся через перила.

– За что?

– За то, что я тебе не поверила.

– Ничего страшного, – отмахнулся я с напускным безразличием, избегая опасных дружеских ноток и силой удерживая себя в границах холодной враждебности, чтобы не допустить прежнего хаоса чувств.

Я подошел к телефону и снял трубку.

Деревенские телефонистки не отличаются особой расторопностью, и поначалу я не встревожился, не услышав вопроса о требуемом номере. Подозрение закралось лишь после третьего моего «алло», оставшегося без ответа. Ждать мне доводилось и прежде, но с такой болезненной тревогой – никогда.

Прошло не менее двух минут, прежде чем стало ясно, что произошло. Бросив трубку, я без сил прислонился к стене в полном ошеломлении, словно получил удар под дых. Даже думать был не в состоянии и немного пришел в себя, лишь услышав рядом голос Одри:

– Ну что там? Не отвечают?

Любопытно, как подстегивает мысли забота о других. Беспокойся я о себе одном, потребовалось бы куда больше времени, чтобы собраться с духом, но необходимость выложить страшную правду Одри и удержать ее от паники мигом привела мои нервы в порядок. Я обнаружил, что вполне хладнокровно размышляю, какие подобрать слова.

– Боюсь, – начал я, – мне придется сообщить тебе кое-что неприятное…

– Что случилось? – перебила она. – Телефон молчит?

Я уныло кивнул. Мы молча смотрели друг на друга.

Одри угадала причину быстрее, чем до этого я сам.

– Они перерезали провод!

Я снова поднял трубку и крикнул «алло». Ответа не последовало.

– Боюсь, что да.

1

– Что же нам делать? – спросила Одри.

Она смотрела на меня с надеждой, словно на кладезь мудрости. В ровном голосе не ощущалось ни тени страха. Женщины умеют сохранять присутствие духа, когда есть все основания проявить слабость – такова их непредсказуемость. Вот и сейчас был тот самый случай.

Рассвет сулил нам передышку – даже Бык едва ли решится вести осаду, когда появятся телеги торговцев, – но пока царила ночь, мы оставались полностью отрезаны от мира.

Телефонный провод, единственная связь с цивилизацией, перерезан, и, будь даже ветер потише, все равно ни единого шанса, что шум сражения достигнет ушей кого-то, способного прийти на помощь. Сэм прав: его стратегический гений в сочетании с ударной мощью Быка – комбинация сокрушительная.

Вообще говоря, у осажденного гарнизона есть два пути: защищать крепость или сделать вылазку. Мои мысли склонялись ко второму.

Возможно, отправившись за подкреплением, Фишер с Макгиннисом никого не оставили сторожить дом, и в таком случае мы успеем, если поспешим, незаметно добраться до деревни. В самом деле, кроме шофера и двух переговорщиков, в автомобиле никого не было, а остальные бандиты, по словам Сэма, ждут в полной боевой готовности на случай, если я не соглашусь на комиссионные. Тогда, скорее всего, ждут они в штаб-квартире Быка, в каком-нибудь коттедже на дороге, и у нас будет время улизнуть до начала атаки.

– Огден в постели? – спросил я.

– Да.

– Сбегай разбуди его и приведи сюда как можно скорее.

Я вгляделся в окно, но не смог ничего различить снаружи: дождь лил как из ведра. Будь даже перед домом толпа людей, они все равно остались бы невидимы.

Одри вскоре вернулась, за ней плелся Капитальчик, скорбно зевая во весь рот, как и положено разбуженному в самые приятные часы сна.

– Да что у вас такое стряслось?! – сердито буркнул он.

– Бык Макгиннис и Ушлый Сэм Фишер снова пришли за тобой, – объяснил я. – Они недалеко от дома, но ты не бойся.

Он насмешливо фыркнул:

– Да кто боится? Вот еще! Меня они не тронут. А откуда вы знаете, что это они?

– Оба только что были здесь. Тот, кто выдавал себя за дворецкого Уайта, на самом деле Сэм Фишер. Он весь семестр ждал случая тебя увезти.

– Уайт?! Так он и есть Ушлый Сэм? – Огден восторженно разинул рот. – Вот это да, ну и жук!

– Сейчас они поехали за остальной шайкой.

– Так вызовите копов!

– Телефонный провод перерезан.

На это мелкий поганец лишь ухмыльнулся, еще больше восхищаясь ловкостью Фишера.

– Ну и жук! – повторил он. – Ушлый, как есть ушлый, дальше некуда! На этот раз точно меня увезет. Ставлю пятак, что увезет!

Я скрипнул зубами. Подумать только! Этот мальчишка, причина всех наших бед, воспринимал все как спортивное состязание исключительно для его забавы. Что бы ни случилось со мной, ему ничего не грозило, но меня это нисколько не утешало. Будь мы товарищами по несчастью, я смотрел бы на юного пузана дружелюбнее, но теперь едва сдерживался, чтобы не отвесить ему пинка.

– Если уходить, то лучше не медлить, – вмешалась Одри.

– Ну, попытаем счастья, – решил я.

– Куда уходить? – нахмурился Капитальчик. – Что это вы затеяли?

– Хотим выбраться через черный ход и укрыться в деревне.

Комментарий Огдена был краток и категоричен. Он не стал смущать меня похвалами моему стратегическому гению.

– Идиотизм! В такой-то ливень? Ну уж нет, сэр!

Новое неожиданное препятствие вывело меня из себя. Планируя маневр, я считал послушание Огдена само собой разумеющимся и рассматривал его как своего рода ценный багаж, обоз отступающей армии. И вот вам пожалуйста – открытый мятеж!

Я взял мальчишку за шиворот и как следует встряхнул его. Отвел душу и в то же время, как оказалось, поступил верно. Такой довод Капитальчик понял лучше.

– Ладно, ладно! – буркнул он. – Как скажете, идем так идем. Только дурость это все равно, я считаю!

Не угрожай ничто другое успеху нашей вылазки, скептического отношения мальчишки вполне хватило бы. У безнадежной затеи не бывает шансов на успех без капельки энтузиазма и оптимизма, а Огден с самого начала заражал нас унынием. Сонный и капризный, ругаться он не переставал. Сыпал оскорбительными замечаниями еще в коридоре, и я едва угомонил его перед тем, как тихонько отодвинуть засов задней двери, но паршивец уже успел подорвать мой дух. Не знаю, что бы стало с тактикой Наполеона, скажем, при Аустерлице, называй солдаты его маневры идиотскими, а его самого тупым недоумком.

Черный ход «Сэнстед-Хауса» выходил на узкий мощеный дворик, огороженный со всех сторон, кроме одной. Слева был сарайчик, где хранился уголь, – приземистое строение, похожее на амбар; справа – стена, возведенная по чистой прихоти архитектора без какой-либо цели, разве что служить местом для кошачьего клуба.

Сегодня вечером, однако, я искренне порадовался этой стене как удобному прикрытию. Прячась за ней, мы могли обогнуть угол сарая и выйти на конюшенный двор, а потом сделать крюк через футбольное поле в стороне от подъездной дороги, которая, на мой взгляд, представляла главную опасность.

Нытье Капитальчика, которого я временно заставил умолкнуть, тут же возобновилось, когда в открытую дверь ворвались потоки дождя. Что и говорить, не самый лучший вечер для прогулок. Ветер задувал с открытого конца дворика и набирал силу в тесном пространстве, словно в знаменитой Пещере Ветров под Ниагарским водопадом, а потоки воды с крыши усиливали сходство. Мальчишка не нашел в этом удовольствия, о чем визгливо и объявил.

Не обращая внимания на протесты, я вытолкнул его под дождь, и мы стали красться через дворик. На полпути к первой намеченной цели, углу сарая, я остановил экспедицию. В шуме ливня наступило минутное затишье, и я воспользовался им, чтобы прислушаться.

Откуда-то из-за стены со стороны дома донесся приглушенный рокот автомобильного мотора. Осадная команда прибыла.

Терять время было нельзя. Очевидно, возможность нашего побега еще не пришла в голову Сэму, иначе он вряд ли оставил бы заднюю дверь без охраны. Однако столь проницательный лидер наверняка исправит свою ошибку очень скоро, так что от свободы нас отделяли считаные минуты. Необходимо было как можно скорее добраться до конюшенного двора, где мы оказались бы практически у врага в тылу.

Отвесив пинок Огдену, который выказывал склонность к беседам о погоде, я двинул отряд дальше, и мы благополучно добрались до угольного сарайчика.

Теперь нас ждал по-настоящему опасный этап похода. Доведя стену до угла сарайчика, архитектор, видимо, утомился, поскольку она внезапно оборвалась, и дальше идти предстояло по открытой площадке, просматриваемой с дороги. К тому же здесь закончилась и плитка мощеного дворика, под ногами захрустел гравий. Даже если удастся в темноте проскочить площадку незаметно, есть риск быть услышанными.

Я стоял в нерешительности, ожидая подсказки от интуиции, когда случилось нечто, избавившее меня от выбора. Из сарайчика донесся скрип шагов по угольной крошке, и через квадратный люк в стене, предназначенный для мирной погрузки мешков, выбралось двое бандитов. Грохнул выстрел, с дороги послышался ответный крик. Мы угодили в ловушку!

Я недооценил противника – Ушлый Сэм не упустил возможности побега осажденных через черный ход.

Зачастую в критические моменты исход дела определяется чистой случайностью. Люк, через который выпрыгнули эти двое, находился всего в паре шагов позади нас, и, удержись бандиты на ногах, они тут же захватили бы беглецов. Однако фортуна распорядилась иначе: рвение перевесило осмотрительность, и первый из двоих, зацепившись ногой за деревянную стену, упал на четвереньки, а другой, не в силах задержать прыжок, свалился на него и, судя по сдавленному воплю, попал ногой в лицо.

Пока они барахтались на земле, я успел составить план и исполнить его.

– На конюшню! – крикнул я, подхватывая Огдена на руки и пускаясь бегом.

Понимая, что секунда промедления может погубить нас, Одри вмиг нагнала меня. Мы успели пересечь открытую площадку и достигнуть ворот конюшенного двора, прежде чем в сумрачной пелене дождя замаячил первый из преследователей. Одна створка деревянных ворот была открыта, другая прикрыла нас от пуль.

Бандиты стреляли на бегу и явно наугад, поскольку было темно. Две пули застряли в воротах, а третья чиркнула по стене над нашими головами и улетела в ночь. Не дожидаясь новых выстрелов, мы вбежали на конюшню и захлопнули за собой дверь. Опустив мальчика на пол, я стал поспешно задвигать тяжелые засовы. Топот шагов по плитам двора затих по ту сторону двери, и кто-то с силой ударил в нее плечом. Затем настала тишина. Первый раунд боя закончился.

Конюшня, как и в большинстве английских поместий, была гордостью «Сэнстед-Хауса» в пору его расцвета. Какими бы недостатками ни грешил британский архитектор той эпохи, при возведении конюшни он не позволил себе небрежности. Прочные солидные стены легко выдерживали натиск непогоды, а заодно и людей, поскольку Буны славились своими призовыми скакунами, а в то время азартные игроки на бегах не останавливались ни перед чем. Конюшня, где содержались фавориты, строилась как настоящая крепость, с массивной дверью и решетками на окнах – убежища надежнее мы бы не нашли.

При мистере Эбни конюшня утратила свое изначальное предназначение и была разделена перегородками на гимнастический зал, плотницкую мастерскую и третье помещение, где мы и оказались. Оно одно осталось в прежнем виде, хотя с начала упадка ни одна лошадь сюда не ступала, и использовалось слугами для чистки обуви. В яслях, где прежде был корм для лошадей, теперь хранились щетки и банки с ваксой, а в денники, где когда-то отдавалось эхо фаворитских копыт, ставили велосипеды.

Пошарив между банками и щетками, я отыскал свечной огарок и зажег его. Рискованно, однако наши позиции требовалось изучить. Прежде я не давал себе труда обследовать конюшню и хотел представлять ее географию.

Удовлетворенный увиденным, я задул свечу. Единственные два окошка под самым потолком забраны крепкой решеткой, и, если враг станет через них стрелять, найдется десяток уголков, где укрыться. А что еще лучше: даже если дверь падет под ударами, останется вторая линия обороны – чердак, куда ведет лестница, приставленная к задней стене. Благосклонная фортуна загнала нас в неприступное убежище.

Завершив осмотр, я обратил внимание, что Капитальчик все еще выражает недовольство. Должно быть, выстрелы расшевелили его нервные центры, потому что ленивое нытье, каким он комментировал жизненные обстоятельства в более счастливые минуты, сменилось энергичной скороговоркой:

– В такое дурацкое положение я еще не попадал! О чем только думают эти идиоты? Пальбу устроили, чуть меня не подстрелили – пуля в дюйме от головы прошла! Еще и вымок до нитки, теперь точно простужусь. А все из-за вашей глупой затеи! Зачем было тащить нас сюда? Чего дома не сиделось?

– Там мы не продержались бы и пяти минут, – объяснил я. – Здесь – совсем другое дело.

– Да кому это надо? Лично мне плевать! Пускай похищают, не жалко. Возьму вот, да и выйду сейчас к ним сам! Так папаше и надо, не будет в другой раз отсылать меня во всякие дурацкие школы. Для чего, спрашивается? Мне и дома неплохо, я…

Его красноречие прервали оглушительные удары в дверь. Антракт окончился, начинался второй раунд.

Свеча уже не горела, и в конюшне стоял абсолютный мрак, а сочетание шума и темноты особенно действует на нервы. Будь я спокойнее, не обратил бы внимания на стук. Судя по всему, били чем-то деревянным – как выяснилось потом, молотком из плотницкой. Дверь уцелела бы и без моего вмешательства, но хладнокровно выжидать – самое трудное для необстрелянного новичка. Раздражающий грохот тревожил больше, чем того заслуживал, и я решил немедленно его прекратить.

Минутой раньше я ушиб ногу о пустой упаковочный ящик, валявшийся на конюшне вместе с другим хламом, и теперь ощупью нашел его. Подтащил под окошко, забрался и осторожно выглянул, а затем нащупал задвижку и приподнял раму. Снаружи ничего не было видно, но удары в дверь слышались еще громче. Я просунул руку сквозь решетку и разрядил наугад всю обойму.

Мой поступок имел практический изъян – выстрелы едва ли могли поразить невидимую цель, – но произвели чудесный эффект в качестве демонстрации. Двор наполнился свистом пуль, которые с треском рикошетили во всех направлениях от каменных плит двора и кирпичной стены напротив, вселяя ужас в самые мужественные сердца.

Осаждающие не нашли подходящих ответных аргументов и кинулись врассыпную. Стук их каблуков слышался со всех сторон. Затем воцарилась тишина, нарушаемая лишь шорохом дождя. Второй раунд вышел коротким и едва заслуживал своего названия. Как и первый, закончился он целиком в нашу пользу.

Я спрыгнул с ящика, пыжась от гордости. Не имея никакого опыта, я провел бой как настоящий ветеран и теперь могу с полным правом наслаждаться триумфом! Вновь запалив свечу, я покровительственно улыбнулся своему гарнизону.

Капитальчик сидел на полу, приоткрыв рот в испуге, и даже на время умолк. Одри в дальнем углу была бледна, но спокойна. Я невольно восхитился, насколько безупречно она держится в столь критической ситуации. Впрочем, рядом с таким непревзойденным храбрецом, как я, ей только и оставалось ждать и не путаться под ногами.

– Никто не пострадал, – объявил я, – но бандиты разбежались как кролики. По всему Хэмпширу рассеялись.

Я снисходительно хмыкнул, считая себя вправе посмеяться над врагом.

– Они вернутся? – спросила Одри.

– Возможно… и на этот случай… – вновь хмыкнул я, ощупав карман пальто, – мне стоит подготовиться. – Я ощупал другой карман. – Да, подготовиться, – уныло повторил я и умолк. Меня прошиб холодный пот. В карманах не оказалось ни единого патрона, хотя я полагал, что их более чем достаточно. В минуту волнения любой может оплошать. Отправляясь на вылазку, я забыл в доме боеприпасы.

2

Хотелось бы верить, что я утаил свое упущение от спутников из благородного стремления избавить их от лишнего волнения, но, боюсь, скрытность в большей мере диктовалась опасением сообщать Огдену о своей идиотской небрежности. Даже в минуту опасности человек подвержен слабостям, и я знал, что не в силах буду вынести его оскорбительных упреков. Мальчишка уже позволял себе некоторые вольности, но воображение отказывало в попытке представить, каких глубин язвительности он достигнет, узнав правду.

Я решил поправить дело веселым оптимизмом.

– Нет, не вернутся, – твердо заявил я, пытаясь поверить этому сам.

Капитальчик тут же встрепенулся.

– Тогда валим отсюда скорее! – сварливо потребовал он. – Не хочу торчать всю ночь в этом проклятом леднике. Я простужусь, у меня слабая грудь! Если вы уверены, что спугнули их, давайте сматываться.

Заходить так далеко я готов не был.

– А вдруг они прячутся где-то поблизости?

– Ну и что? Пускай похищают. Мне наплевать, пошли!

– Думаю, лучше все-таки выждать, – возразила Одри.

– Конечно! – подхватил я. – Выходить прямо сейчас – просто безумие.

Капитальчик презрительно фыркнул и старательно зашелся в приступе надсадного кашля.

В самом деле, моя демонстрация едва ли могла положить конец осаде. Я понимал, что в военных действиях, скорее всего, наступил лишь перерыв. Зная упорство Макгинниса, трудно было вообразить, будто краткая паника из-за моей беспорядочной стрельбы заставит его отказаться от цели. Впереди целая ночь, и рано или поздно он вернется.

Рассудил я верно. Прошло немало томительных минут, но затем во дворе послышались осторожные шаги и приглушенные голоса. Сражение возобновилось.

В окно вдруг хлынул яркий свет, очертив широкий круг на потолке. Понять причину было нетрудно: бандиты сбегали к автомобилю и притащили фару – коварный ход, в котором угадывалась рука Ушлого Сэма. Уменьшив таким образом угрозу с моей стороны, они с отчаянным рвением возобновили атаку на дверь. Деревянный молот заменили чем-то поувесистее, скорее всего, железным ломом. Даже крепкая дубовая дверь содрогалась под ударами этого грозного орудия.

Треск расщепленного дерева означал, что настало время отступить на вторую линию укреплений. Сколько выдержит дверь, сказать было трудно, но я сомневался, что дольше нескольких минут.

Я вновь зажег свечу, погашенную из соображений экономии, и, поймав взгляд Одри, указал кивком на лестницу.

– Иди первая, – шепнул я.

Проследив, как она исчезает в люке, Капитальчик с решительным видом повернулся ко мне:

– Если решили и меня отправить наверх, то даже не думайте! Я останусь здесь, пускай заходят и забирают. Хватит с меня ваших глупостей!

Перебрасываться аргументами было некогда. Я сгреб его в охапку, брыкающегося и орущего, затащил по лестнице и втолкнул в люк. Фирменный истошный визг Капитальчика вдохновил нападавших, словно пение горна. Удары посыпались на дверь с удвоенной силой.

Забравшись следом, я захлопнул за собой крышку люка.

Воздух на чердаке был спертый и затхлый, пахло заплесневевшим сеном. Такое местечко не выберешь по доброй воле, чтобы посидеть и отдохнуть. Слышалось шуршание, по ветхим доскам пола прошмыгнула крыса, вызвав сдавленный возглас Одри и брезгливое «фу» Капитальчика. Несмотря на оборонительные достоинства, наше последнее убежище, вне всякого сомнения, было отвратительным.

Крещендо ударов в дверь достигло фортиссимо и, наконец, раздался грохот, от которого дрогнул пол под ногами, а наши соседи-крысы забегали в смятении взад-вперед, будто обезумев. Сквозь многочисленные щели, проделанные временем в старых досках, просочился свет автомобильной фары. Большая дыра посередине послужила своего рода прожектором, дав возможность впервые разглядеть место, где мы укрылись. Чердак был высокий и просторный. Крыша находилась футах в семи, и я мог без затруднения выпрямиться во весь рост.

В боевых действиях наступило затишье. Тайна нашего исчезновения озадачила противника ненадолго – лучи света сдвинулись и заплясали по крышке люка. Стало слышно, как кто-то взбирается по лестнице. Я занял позицию рядом с люком, готовый, если ржавый засов подведет, использовать рукоятку пистолета, свое единственное оружие. Однако люк держался крепко, и бандит, не сумев его открыть, спрыгнул с лестницы на пол. До нас донеслись обрывки шепота, и вновь наступила тишина.

Внезапно раздался голос Сэма:

– Мистер Бернс!

Не видя преимуществ в молчании, я откликнулся:

– Да?

– Может, хватит, юноша? Ты здорово нас погонял за наши денежки, но сам же понимаешь, что уперся в тупик. Ну никак мне неохота, чтобы тебя подстрелили. Давай, спускай сюда мальчишку, и дело с концом! – Он помолчал. – Ну? Чего не отвечаешь?

– Я ответил.

– Разве? Я не слыхал.

– Я улыбнулся в ответ.

– Хочешь сказать, решил держаться до последнего? Не валяй дурака, сынок! Ребята и так уже озверели. К чему тебе лишние неприятности? Вы у нас в кармане. Про твой пистолет я уже все понял, заглянул в дом и убедился. Патроны там, запамятовал ты их прихватить. Так что, если думаешь блефовать, забудь!

Разоблачение возымело тот самый эффект, какого я опасался.

– Вот же дурость! – прошипел Капитальчик язвительно. – Да вам в психушке место! Ну, уж теперь-то ясно, что пора кончать. Спускаемся и сдаемся! Отдохнем наконец, не то я и впрямь пневмонию заработаю.

– Вы совершенно правы, мистер Фишер, – ответил я Сэму, – но не забудьте, что пистолет у меня есть, хоть и без патронов. Первый, кто попробует сюда подняться, завтра будет мучиться головной болью.

– Я не стал бы на это полагаться, сынок. Брось вредничать, признай, что проиграл! Нет у нас времени дожидаться.

– Тогда попробуйте войти.

Наш спор прервала долгая тирада Быка, совершенно невнятная, но явно злобная.

– Ладно, ладно, – уступчиво вздохнул Сэм, а затем вновь наступила тишина.

Я продолжал бдительно следить за крышкой люка, надеясь, что осаждающие наконец осознали поражение. В искренность заботы Сэма о моем благополучии я не верил – а зря, как убедился впоследствии. Наша оборонительная позиция, хоть я этого и не понимал, и впрямь была безнадежна – по той причине, что у нее, как и почти всегда, имелся не только передний край. Оценивая возможности противника, я ожидал атаки только снизу, упуская из виду, что у чердака есть крыша.

Услышав шарканье по черепице над головой, а затем тяжелые удары, я обратил наконец внимание на это опасное направление и понял, что Сэм сказал правду. Мы терпели поражение.

Я был слишком ошеломлен внезапностью атаки, чтобы строить планы, да и как тут было обороняться? Безоружный и беспомощный, я застыл в ожидании неизбежного.

События разворачивались стремительно. На деревянный пол дождем посыпалась штукатурка. Я смутно осознавал, что Капитальчик вновь разразился речью, но не вслушивался.

Дыра в крыше все расширялась. Слышалось тяжелое сопение отдиравшего черепицу.

Дело шло к кульминации, но разрядка последовала тут же, почти одновременно вслед за ней. Я видел, как бандит на крыше присел на краю дыры, сгорбившись как обезьяна, а затем спрыгнул вниз.

Когда его ноги коснулись пола, раздался оглушительный треск, взметнулось облако пыли, и он исчез. Древние прогнившие доски гнулись и под моими шагами, а прыжка с крыши не выдержали и рухнули. Свет автомобильной фары, проникавший сквозь щели узкими лучами, теперь засиял посреди пола широким озером.

Внизу поднялась суматоха, хриплые голоса перебивали друг друга. Герой несчастья издавал жуткие стоны, на что явно имел веские причины. Я не знал масштаба его увечий, но с такой высоты не грохаются безнаказанно. Внезапно странные происшествия этого вечера дополнились новым, еще более неожиданным.

Занятый неотложными проблемами, я уже какое-то время не уделял Огдену особого внимания, а потому его поступок стал полнейшим и сокрушительным сюрпризом.

Я осторожно подступал к неровному пролому в надежде увидеть, что делается внизу, когда за спиной послышался визг Капитальчика: «Это я, Огден Форд! Я прыгаю!» – и мальчишка без дальнейших предупреждений перевалился через край.

Даже манну с небес в пустыне не встречали столь восторженно. Воздух зазвенел от победных воплей и свиста. Переполнившись чувствами, кто-то, к моей крайней тревоге, разрядил пистолет в потолок всего в каком-нибудь шаге от меня, а затем похитители, радостно гомоня, всей гурьбой двинулись к выходу. Сражение закончилось.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я сумел что-то выговорить. Должно быть, несколько минут. Стремительность финальных эпизодов драмы ошеломляла. Уделяй я Капитальчику больше внимания, мог бы догадаться, что он только и ждет удобного случая, но мне такое в голову не приходило, и я застыл в оцепенении.

Очнуться меня заставил только шум отъезжавшего автомобиля.

– Ну что ж, теперь и нам тут делать нечего, – вяло проговорил я, зажигая свечу.

Одри с бледным осунувшимся лицом стояла, прислонившись к стене.

Я поднял крышку люка, и мы спустились по лестнице.

Дождь прекратился, на небе сияли звезды. После духоты чердака свежий влажный воздух был упоителен. Мы приостановились, зачарованные покоем и мирной тишиной ночи.

Одри внезапно разрыдалась.

Я растерялся, потому что ни разу еще не видел ее в слезах. Прежде она выносила удары судьбы со стоическим безразличием, которое и привлекало, и отталкивало меня в зависимости от настроения как признак либо отваги, либо бесчувственности. В былые дни эта ее черта немало способствовала барьеру между нами. Одри казалась закрытой и отстраненной – должно быть, подсознательно оскорбляя мой эгоизм тем, что в трудную минуту способна выстоять без опоры на меня.

Теперь барьер упал, от прежней независимости и почти агрессивной самодостаточности не осталось и следа. Мне открылась совсем другая Одри.

Она беспомощно всхлипывала, опустив руки и устремив пустой взгляд в никуда. В таком отчаянии, такая сломленная, что вид ее резанул меня словно ножом.

– Одри…

В лужицах между выщербленными плитками мерцали звезды. Лишь дождевые капли с деревьев нарушали тишину.

Нахлынувшая волна нежности, казалось, смыла в моей душе все, кроме Одри, убрав то, что сдерживало меня, душило, затыкало мне рот с того вечера, когда жизнь столкнула нас вновь после пяти долгих лет. Я забыл Синтию, свои обещания, все на свете.

– Одри!

Она вдруг очутилась у меня в объятиях и прильнула, бормоча мое имя. Темнота облаком окутывала нас.

А потом Одри выскользнула из моих рук и исчезла.