Текст книги "Левша на обе ноги (сборник)"

Коронованные особы

Кэти никогда в жизни так не удивлялась, как в тот день, когда серьезный молодой человек с карими глазами и гибсоновским профилем[10]10
  Чарльз Дана Гибсон (1867–1944) – американский художник-график, создатель идеала красоты рубежа XIX–XX столетий.


[Закрыть] ни с того ни с сего увел ее в сторонку от своего приятеля и Женевьевы. До тех пор ей казалось, что она исполняет роль «поселянки-наперсницы» в пьесе, где главная героиня – Женевьева, а герой – молодой человек с карими глазами. Кэти знала, что ее нельзя назвать хорошенькой, хотя кто-то (уже и не вспомнить, кто именно) однажды похвалил глаза; а Женевьева – признанная красавица, которой, по слухам, проходу не дают постановщики музыкальных комедий с предложениями выступать на сцене.

Женевьева – высокая блондинка, губительница мужского покоя. Когда говорит, она томно растягивает слова, словно какая-нибудь английская герцогиня, а не манекенщица в универмаге «Мейси». Одним словом, казалось бы, все интересные молодые люди должны смотреть только на Женевьеву. И все-таки сегодня кареглазый молодой человек выбрал ее, Кэти. Это было почти чудо.

Он очень ловко провел всю операцию около карусели – с очаровательной вежливостью усадил Женевьеву на деревянную лошадку, а как только карусель закружилась, подхватил Кэти под руку и быстрым шагом повел прочь, под яркими лучами солнца. Сворачивая за угол, Кэти успела только увидеть изумленное и обиженное лицо Женевьевы, а возмущенный вопль подруги заглушила механическая фисгармония бодрыми звуками песенки «Рэгтайм-бэнд Александра»[11]11
  Песня И. Берлина (1911).


[Закрыть].

Кэти ужасно смущалась. Молодой человек был ей совершенно незнаком. Правда, их официально представила друг другу Женевьева, но ведь и та познакомилась с ним всего две минуты назад. Случилось это на пароме, идущем в парк «Палисейдс». Блестящие глаза Женевьевы быстро выделили в толпе на нижней палубе этого самого молодого человека и его приятеля. Молодой человек ей понравился, а его друг со сломанным носом и лицом добродушного бульдога вполне годился в спутники для Кэти на время прогулки.

Нью-йоркские паромы не отличаются строгостью этикета. Женевьева, не откладывая, отправилась знакомиться, к большой тревоге Кэти, которая до сих пор не привыкла к тому, как свободно ее подруга ведет себя с посторонними. Сама Кэти жила очень замкнуто и от этого сделалась почти ханжой. Временами поведение Женевьевы ее шокировало. Конечно, она знала, что на самом деле ее подруга – неплохая девушка. Как говорила сама Женевьева: «Если парень вздумает руки распускать, я его так отошью, век помнить будет!» И все-таки Кэти не могла всего этого одобрить, потому шла сейчас рядом с молодым человеком, смущенная и молчаливая.

Молодой человек как будто угадал ее мысли.

– Слушайте, я парень честный, – заметил он. – Без всяких там.

– Да, конечно, – промолвила Кэти, хоть и застеснялась еще больше. Ужасно неловко, когда кто-то читает твои мысли.

– Вы не подумайте, я ведь вижу, что вы не такая, как ваша подруга.

– Женевьева очень приятная девушка, – сказала преданная Кэти.

– Слишком даже приятная. Хоть бы кто-нибудь рассказал ее матушке.

– Зачем же вы с ней заговорили, если она вам не нравится?

– С вами познакомиться хотел, – просто ответил молодой человек.

Они пошли дальше молча. У Кэти сердце так сильно билось, что мешало говорить. Никогда еще ей не приходилось сталкиваться с такой прямотой. Она привыкла считать себя незаметной, непривлекательной для великолепных мужчин, так что сейчас совершенно растерялась. Наверняка здесь какая-то ошибка. Она, Кэти, никак не могла очаровать этого прекрасного принца. Новизна ситуации ее пугала.

– Часто сюда приезжаете? – спросил ее спутник.

– В первый раз сегодня.

– А на Кони-Айленд часто ездите?

– Никогда там не бывала.

Он посмотрел на нее с удивлением.

– Не бывали на Кони-Айленде! Ну, так вы ничего еще не видели! Этот парк ни в какое сравнение не идет с Кони-Айлендом. Неужели вы правда ни разу не были ни в Луна-парке, ни в Парке Мечты[12]12
  Развлекательный парк на Кони-Айленде, существовал с 1904 по 1911 г.


[Закрыть], не видели стипль-чез и уток-нырков? Не видели гулянье на Масленицу? Да вы что, масленичное гулянье на Кони-Айленде – это потрясающе! Там, наверное, миллион парочек собирается и веселится вовсю! Слушайте, вы, наверное, вообще редко куда-нибудь ходите?

– Довольно редко.

– Не сочтите за грубость, а чем вы занимаетесь? Я все никак понять не могу. Подруга ваша, я думаю, работает в магазине, так?

– Да. Она манекенщица. У нее чудесная фигура, правда?

– Не обратил внимания. Раз вы говорите, то наверное. Ей ведь за это платят, правильно? А вы тоже в универмаге работаете?

– Не совсем. У меня маленький магазинчик.

– Собственный? И вы одна справляетесь?

– Сейчас я одна все делаю. Раньше хозяином был мой отец, но он умер. Основал магазин дедушка, только сейчас он, конечно, старенький и не может больше работать, вот я и взялась.

– Да вы просто чудо! А чем торгуете?

– Это букинистический магазин, мы продаем подержанные книги. Работы не так уж и много.

– И где он, ваш магазин?

– На Шестой авеню. Недалеко от Вашингтон-сквер.

– А как называется?

– «Беннет».

– Значит, это ваша фамилия?

– Да.

– Беннет, а дальше?

– Кейт.

Молодой человек кивнул.

– Из меня вышел бы хороший прокурор, – сказал он, опередив возможные упреки по поводу такого допроса с пристрастием. – Вы, наверное, думаете: закончатся когда-нибудь эти бесконечные вопросы? Так, а куда бы вам хотелось пойти?

– Наверное, нужно найти вашего друга и Женевьеву? Они будут гадать, куда мы подевались.

– Пусть гадают. Хватит с меня вашей Дженни.

– Почему она вам не нравится, не понимаю.

– Мне вы нравитесь. Поедим мороженого или, хотите, покатаемся на поезде?

Кэти выбрала менее рискованное развлечение, и дальше они пошли с мороженым, дружески болтая. Кэти искоса поглядывала на своего нового знакомого. Это был очень серьезный молодой человек, и притом не просто красивый. Была в нем какая-то значительность. Один раз Кэти заметила, как двое мальчишек в толпе уставились на него чуть ли не с почитанием. Она не могла угадать, кто же он такой, а спросить боялась. Стесняться она почти перестала и все-таки не решалась говорить обо всем подряд. Ей даже не приходило в голову, что вполне естественно в свою очередь задать несколько вопросов. Она привыкла отказывать себе во всем, удержалась и теперь. Ей было довольно идти с ним рядом, не пытаясь выяснить, как его зовут и чем он занимается.

Имя он назвал сам, перед тем как они наконец расстались.

Они стояли на набережной и смотрели на реку. Дневная жара уже спала, с Гудзона дул приятный прохладный ветерок. Кэти испытывала какое-то странное чувство, похожее на грусть. Ей было жаль, что такой чудесный день закончился.

Молодой человек переступил с ноги на ногу.

– Здорово, что я вас встретил. Слушайте, я зайду вас навестить. На Шестой авеню. Не возражаете?

Он не стал дожидаться ответа.

– Брэди моя фамилия. Тед Брэди, спортивный клуб «Гленко».

Помолчав, он прибавил:

– Без всяких там, – и опять надолго замолчал.

– Вы мне очень понравились. А вон ваша подруга идет. Возвратитесь к ней, наверное? До свиданья!

Он быстрыми шагами пошел прочь и вскоре затерялся в толпе перед эстрадой.

Кэти вернулась к Женевьеве, а Женевьева повела себя просто ужасно. Холодная и надменная, словно прекрасный оскорбленный айсберг, она ни слова не проронила во всю обратную дорогу до Шестой авеню. А Кэти, чье нежное сердечко в другой раз изболелось бы от такой суровости, сидела рядом с ней и таяла от счастья. Мыслями она была далеко от мрачно-ледяной подруги и заново переживала этот удивительный день.

Да, день был удивительный, однако на Шестой авеню поджидала беда. В бескорыстной жизни Кэти беда всегда была поблизости. В маленьком книжном магазинчике Кэти застала мистера Мердока, стекольщика. Он уже собирался уходить. Мистер Мердок приходил по понедельникам, средам и пятницам играть в шашки с ее дедушкой. У дедушки нижняя часть тела была парализована, поэтому он не мог выходить из дома, и Кэти по утрам вывозила его в кресле на колесиках прогуляться по Вашингтон-сквер.

Мистер Мердок очень обрадовался, увидев Кэти.

– А я уж думал, когда ты вернешься? Боюсь, наш старичок немного расстроен.

– Он заболел?

– Не заболел – расстроен. И главное, я виноват. Подумал, ему будет интересно, и прочел вслух статью из газеты, про английских суфражисток, а он прямо взорвался. Теперь ты вернулась – он, наверное, успокоится. Зря я ему это прочитал. Забыл, понимаешь ли, на минутку.

– Не беспокойтесь, пожалуйста, мистер Мердок. Все будет хорошо. Я пойду к нему.

Старик сидел в задней комнате. Лицо у него покраснело, он то и дело взмахивал руками. Как только Кэти вошла, он закричал:

– Я этого не допущу! Говорю тебе, я этого не допущу! Если парламент ничего не может сделать, я разгоню парламент!

– Дедушка, – быстро заговорила Кэти, – я здесь, с тобой. Так замечательно погуляла! Было просто чудесно. Я…

– Говорю тебе, это нужно прекратить! Я не позволю!

– Ну что ты, они же стараются. Им трудно, потому что ты так далеко. Я думаю, ты мог бы написать им резкое письмо.

– И напишу! И напишу! Возьми сейчас же бумагу. Ты готова? – Он запнулся и жалобно посмотрел на Кэти. – Я не знаю, как его составить. С чего лучше начать?

Кэти набросала несколько строчек.

– Может быть, так: «Его величество изволит сообщить правительству, что он крайне удивлен и возмущен тем, что его предыдущие обращения не получили никакого отклика. Если так будет продолжаться, он, к своему большому сожалению, вынужден будет передать дело в соответствующие инстанции».

Кэти выпалила все без запинки, еще не закончив письма. Это была любимая формула ее отца, которую он применял в тех случаях, когда покупатели плохо себя вели в магазине.

Старик тут же просиял. Все его возмущение пропало, он был доволен и счастлив.

– Правильно, пусть почешутся! Пока я король, я такого не допущу, а если им это не нравится, пусть пеняют на себя. Ты хорошая девочка, Кэти.

Он захихикал:

– А я выиграл у лорда Мердока пять партий всухую!

Два года назад старый Мэтью Беннет объявил широким массам в лице Кэти и дымчато-серой кошки, которая забрела к ним с Вашингтон-сквер в надежде на угощение, что он – король Англии.

Два года – долгий срок. Обычно мании старика менялись с такой скоростью, что Кэти при всем старании не успевала за ними уследить. Особенно ей запомнился тот случай, когда дедушка лег спать с президентом Рузвельтом, а проснулся пророком Илией. Единственный раз за все долгие годы ей ужасно захотелось махнуть на все рукой и устроить истерику – что любая другая сделала бы без всяких раздумий.

В тот раз Кэти справилась и новое бедствие преодолела так же легко и уверенно. Когда дедушка сообщил им о своем королевском статусе – не как о чем-то сенсационном, а скорее как о некоем общеизвестном факте, – Кэти не вскрикнула, не упала в обморок, не кинулась к соседям за советом. Она просто подала старику завтрак, не забыв отложить солидную порцию для дымчатой кошки, а потом зашла к мистеру Мердоку рассказать, что случилось.

Мистер Мердок, добрый человек, выслушал новость спокойно и пообещал зайти к Шварцу, толстому владельцу бара, игравшему с мистером Беннетом в шашки по вторникам, четвергам и субботам. Как выразился мистер Мердок, «ввести его в курс дела».

Жизнь безмятежно покатилась по новой колее. Старый мистер Беннет по-прежнему играл в шашки и перечитывал подержанную классику. Каждое утро он отправлялся на прогулку по Вашингтон-сквер, где, сидя в инвалидной коляске, с обычным своим благосклонным видом рассматривал полусонных итальянцев и детишек на роликах. Кэти, которую жизнь научила ценить маленькие радости, была вполне счастлива в тени его трона. Она любила свою работу, с удовольствием ухаживала за дедушкой, а с тех пор, как в ее жизни появился Тед Брэди, и вовсе начала считать себя самой везучей девушкой на свете, настоящим баловнем Фортуны.

Тед навестил ее, как обещал, и сразу же ясно и очень торжественно дал понять, в чем состоит цель его визитов. Он повел дело без каких-либо ухищрений, без всяких там тонкостей. Тед был откровенен, как любовная песенка в мюзик-холле.

Придя впервые, он подарил Кэти огромную охапку роз, сохраняя при этом бесстрастный вид посыльного, вручающего пакет, после чего добросовестно рассказал ей все о себе. Тед излагал факты не в хронологическом порядке, а вперемешку, как они приходили ему в голову во время долгих пауз. Мелкие факты оттесняли в сторону крупные. Не переводя дыхания, он рассказывал о своих взглядах на нравственность и о своем фокстерьере.

– Я парень честный, без всяких там. Спросите любого, кто меня знает. Они вам скажут. Слушайте, у меня такая собачка симпатичная, вы себе не представляете. Любите собак? Я вообще с девушками раньше не очень. Не люблю я этого. Если хочешь чего добиться в спорте, нужно много тренироваться. Я из клуба «Гленко». На последних соревнованиях пробежал стометровку за десять секунд. В «Гленко» от меня ждут результатов, так что я не отвлекаюсь на девушек. Честное слово, даже не смотрел на них, пока вас не встретил. Как-то не впечатляли они меня. А потом я вас увидел и сказал себе: «Это она». Меня прямо как осенило. Как увидел вас, и все, готово дело. И без всяких там, это вы так и знайте.

Он еще много говорил в том же духе, упираясь руками в прилавок и глядя на Кэти преданными глазами, что придавало его размеренной речи особую выразительность.

На следующий день Тед пришел опять и поцеловал Кэти – почтительно, но твердо, рывком перегнувшись через прилавок. Оторвавшись от нее, он пошарил в кармане, извлек оттуда кольцо и все с тем же серьезным видом надел ей на палец.

Потом Тед отступил на шаг – полюбоваться.

– По-моему, красиво, – сказал он.

Когда он ушел, Кэти поразила мысль: насколько по-разному ведут себя мужчины. Женевьева часто рассказывала о том, как ей делали предложения, и по ее, Женевьевы, словам, женихи всегда очень волновались, а некоторые даже плакали. А Тед Брэди, когда вручал кольцо, выглядел скорее как продавец из отдела перчаток, и хорошо если два слова проронил. Кажется, он и на минуту не сомневался, что она согласится – и в то же время во всем этом не было ни капли пошлой самоуверенности. У Кэти просто сердце замирало. Видно, мистер Брэди отличался той силой характера, которая не нуждается в словах.

Только когда Кэти рассказала о помолвке старому мистеру Беннету, стало ясно, что судьба не так уж к ней благосклонна.

Ей и в голову не приходило, что у дедушки найдутся возражения. Сколько она себя помнила, старый мистер Беннет всегда был к ней добр. К тому же возможные поводы для возражений – плохая репутация жениха, недостаточные средства или низкое общественное положение – в данном случае блистательно отсутствовали.

Кэти просто не могла себе представить, как может кто-нибудь, пусть даже самый отъявленный лицемер, найти у Теда хоть один недостаток. Его репутация была безупречна, денег на жизнь хватало, а по части общественного положения он стоял значительно выше ее. От мистера Мердока, стекольщика, Кэти узнала, что Тед не простой молодой человек, а знаменитость, да еще какая! Услышав о помолвке, мистер Мердок изменил своей обычной деликатности и открыто изумился, что великий Тед Брэди не нашел себе невесты рангом повыше.

– Кэти, ты, часом, не перепутала имя? – спрашивал он. – Это точно Тед Брэди? Красивый, хорошо сложенный молодой человек с карими глазами? Подумать только! То есть, конечно, – торопливо поправился он, – всякий, кому достанется такая жена, как ты, может считать себя счастливцем, но Тед Брэди! Да любая девушка в этой части города, и в Гарлеме, и в Бронксе, оба глаза отдаст, лишь бы оказаться на твоем месте! Ну как же, Тед Брэди – важная персона. Он – звезда «Гленко».

– Он говорил, что состоит в спортивном клубе «Гленко».

– Не слушай ты его, клуб ему принадлежит. Как этот мальчик бегает и прыгает, просто уму непостижимо! Разве только Билли Бертон из «Ирландско-американского» может с ним сравниться. Ну, Кэти, ты и отхватила жениха!

Мистер Мердок смотрел на нее с восхищением, как будто впервые по-настоящему разглядел. Он был большим ценителем спорта.

Зная все это, Кэти шла разговаривать с дедушкой без всяких опасений.

Старик молча слушал, пока она перечисляла достоинства мистера Брэди, а после покачал головой:

– Это невозможно, Кэти. Я не могу этого позволить.

– Дедушка!

– Ты забываешь, моя дорогая.

– Забываю?

– Чтобы внучка английского короля вышла замуж за простолюдина – это же неслыханно! Так не годится.

Кэти онемела от изумления, растерянности и горя. Она прошла суровую школу и научилась стойко встречать внезапные удары судьбы, но на сей раз удар был настолько неожиданным, что застал ее врасплох. Кэти была совершенно уничтожена. Зная дедушкино упрямство, она даже не стала с ним спорить.

– Нет-нет, ни в коем случае, – твердил старик. – Так не годится!

Кейт молчала; у нее отнялся язык. Она стояла, онемев, с застывшим взглядом, среди развалин своего маленького воздушного замка. Старик ласково погладил ее по руке. Он был доволен покорностью внучки. Девочка держится достойно, как и подобает при ее высоком положении.

– Мне очень жаль, моя дорогая, но – нет, нет, нет…

Его голос, постепенно затихая, перешел в невнятный шепот. Дедушка был очень стар и не мог подолгу задерживаться на какой-нибудь одной мысли.

Тед Брэди в первый момент не понял всю сложность ситуации и потому отнесся к происходящему с той великолепной небрежностью, какую обычно проявляют решительные молодые люди, когда на пути их любви возникают препятствия в лице родителей и опекунов.

Пришлось довольно долго объяснять Теду, что лицензия в кармане еще не повод подхватить Кэти в седло и умчать к ближайшему священнику на манер прекрасного Лохинвара.

В порыве раздражения он не хотел делать различия между старым мистером Беннетом и традиционными тиранами-родителями из романов, которыми порою скрашивал свой досуг. Пока Кэти не объяснила все тонкости дела, мистер Беннет представлялся Теду обычным надменным миллионером, не желающим отдавать дочь за бедного художника.

– Тед, милый, ты не понимаешь, – сказала Кэти. – Это просто нельзя, и все. За ним, бедным, некому ходить, кроме меня. Как я могу сбежать и выйти замуж? А с ним что будет?

– Так это же ненадолго, – уговаривал мистер Брэди, человек разносторонний, но чуточку тугодум. – Священник нас окрутит за полчаса. Потом зайдем к «Мукен», перехватим бифштекса с жареной картошкой – ну, вроде свадебного угощения. А там вернемся, держась за руки, и скажем: «Вот они мы. И что теперь?»

– Он меня никогда не простит.

– Нам-то что, – рассудительно сказал Тед.

– Это его убьет. Пойми, мы-то знаем, что его фантазии – чепуха, но ведь он-то на самом деле считает себя королем. Дедушка такой старенький; если я его не послушаюсь, он этого не выдержит. Тед, милый, я правда не могу.

Всегда серьезное лицо Теда Брэди сделалось невыразимо мрачным. Он начинал понимать всю безвыходность положения.

– Может, мне с ним поговорить… – предложил он наконец.

– Можно попробовать, – с сомнением ответила Кэти.

Тед решительно затянул пояс потуже и сурово прикусил жевательную резинку, с которой никогда не расставался.

– Иду, – сказал он.

– Ты уж с ним помягче, Тед…

Тед кивнул. Он был человеком действия, а не пустой болтовни.

Минут через десять он вышел из задней комнаты, где мистер Беннет проводил свои дни. На лице Теда не сияла радость. Наоборот, он еще больше помрачнел.

Кэти с тревогой смотрела на него. В ответ он хмуро покачал головой.

– Не вышло, – коротко сказал Тед Брэди и, помолчав, добавил: – Если не считать того, что он произвел меня в графы.

Две недели несколько человек ломали головы в поисках выхода. Женевьева (которая помирилась с Кэти после того, как целую неделю демонстрировала оскорбленное достоинство) объявила, что выход наверняка есть, нужно только его найти, но вот что-то ей ничего путного в голову не приходит. Нечто похожее на план действий предложил только джентльмен со сломанным носом, который ездил тогда вместе с Тедом в парк «Палисейдс», – он пользовался широкой известностью в мире бокса и с гордостью носил прозвище Теннессийская Панда.

По его мнению, сделать надо было вот что: однажды утречком вывезти старика на Вашингтон-сквер, после чего он – славный уроженец Теннесси – подвалит к Кэти и начнет приставать, а Тед выскочит из укрытия и объяснит наглецу, чтобы больше так не делал. Сперва на словах, а там уж дойдет и до кулаков.

– Понимаешь, я о чем? – излагал свой замысел Панда. – Наваляем друг другу за милую душу. С полицейским я договорюсь, чтобы не совался; мы с ним приятели. Потом ты мне под дых, и я прилег. Ты меня за шкирку – раз, подтаскиваешь к старому джентльмену, я извиняюсь и уматываю. Понял, о чем речь?

Предполагалось, что все завершится бурными изъявлениями благодарности со стороны мистера Беннета и немедленным снятием вето.

Тед идею одобрил. Он сказал, что это не план, а конфетка, и долго удивлялся, как до такого додумался человек, у которого, как всем известно, в голове сплошная кость. Панда скромно ответил, что с ним иногда случается. И все было хорошо, пока они не рассказали о своем замысле Кэти. Она пришла в ужас, объявила, что все это слишком опасно для дедушкиной нервной системы, и добавила, что, по ее мнению, Панда не самый подходящий друг для Теда. И вновь воцарилась безнадежность.

А однажды Кэти заставила себя сказать Теду, что им, наверное, лучше пока не видеться. Эти встречи только причиняют боль им обоим, сказала она. В самом деле, будет лучше, если он перестанет к ней приходить… на какое-то время.

К такому решению Кэти пришла после многих бессонных ночей. Она спрашивала себя, честно ли держать при себе Теда, зная, что надежды нет, в то время как отпусти она его – и он без труда найдет себе другую девушку и будет счастлив.

Тед подчинился, очень неохотно, и больше не появлялся в букинистическом магазинчике на Шестой авеню. Кэти ухаживала за мистером Беннетом. Старик совершенно обо всем забыл и только слегка удивлялся, почему это Кэти чуточку погрустнела. При всей своей самоотверженности Кэти была всего лишь человеком и потому ненавидела тех неведомых девушек, которые в ее воображении толпились вокруг Теда, улыбались ему, превозносили его и добивались, чтобы он окончательно ее забыл.

Понемногу проходило лето. Промелькнул июль, превративший Нью-Йорк в раскаленную печку. За ним настал август, и все удивлялись, как это они жаловались на июльское приятное тепло.

Вечером одиннадцатого сентября Кэти закрыла магазин и присела на ступеньки у входа, как тысячи ее сограждан, подставив лицо первому за два месяца ветерку. В тот день жара внезапно спала, и город упивался прохладой, как цветок, который наконец полили.

Из-за угла, где желтый крест над церковью Джадсона[13]13
  Мемориальная церковь Джадсона – церковь на южной стороне Вашингтон-сквер в псевдороманском стиле.


[Закрыть] озаряет своим сиянием Вашингтон-сквер, доносились детские вопли и смягченные расстоянием звуки неистребимой шарманки, наигрывавшей одни и те же мелодии на одном и том же месте с самой весны.

Кэти закрыла глаза и слушала. Был мирный вечер – такой мирный, что она даже на минутку забыла о Теде. И вот именно тогда она услышала его голос:

– Здравствуй, малыш!

Он стоял перед ней, руки в карманы, одной ногой на тротуаре, другою – на мостовой, и если он волновался, то по голосу этого никак нельзя было сказать.

– Тед!

– Он самый. Можно мне повидать старика на минуточку, Кэти?

На этот раз ей показалось, что она различила взволнованные нотки.

– Тед, это бесполезно. Правда.

– Вреда-то никому не будет, если мы с ним поболтаем, а? Я кое-что хочу ему сообщить.

– Что?

– Потом расскажу. Может быть. Он у себя?

Тед шагнул мимо Кэти в дом. На ходу он поймал ее локоть и сильно сжал, но не остановился. Тед вошел в комнату, закрыл за собой дверь, и Кэти услышала приглушенные голоса. И почти сразу, так ей показалось, прозвучало ее имя. Дедушка звал ее, громко и взволнованно. Дверь открылась, и появился Тед.

– Зайди к нам на минуточку, пожалуйста, – сказал он.

Старик сидел, подавшись вперед в кресле. Он был вне себя. Он весь дрожал и дергался. Тед стоял у стены, невозмутимый, как всегда, но глаза у него сверкали.

– Кэти, – закричал старик, – послушай, какая удивительная новость! Этот джентльмен только что мне рассказал. Невероятно! Он…

Дедушка умолк и посмотрел на Теда точно так же, как смотрел на Кэти, когда пытался составить письмо в английский парламент.

Тед взглянул на Кэти почти с вызовом.

– Я хочу на тебе жениться, – сказал он.

– Да, да, – нетерпеливо перебил мистер Беннет, – но…

– И еще я король.

– Да, да, в том-то и дело, Кэти! Этот джентльмен – король.

Снова Тед посмотрел на Кэти, и на сей раз в его взгляде была мольба.

– Все верно, – медленно проговорил он. – Я тут как раз говорил твоему дедушке, что я – король Кони-Айленда.

– Вот-вот, точно! Кони-Айленда!

– Так что теперь больше нет возражений против нашей свадьбы, малыш… то есть, ваше королевское высочество. Это будет союз царствующих домов, понимаешь?

– Союз царствующих домов, – эхом откликнулся мистер Беннет.

На улице Тед взял Кэти за руку и улыбнулся чуть-чуть застенчиво.

– Что-то ты примолкла, малыш, – сказал он. – Можно подумать, тебе не очень-то и охота за меня замуж.

– Что ты, Тед! Просто…

Он сжал ее руку.

– Я знаю, о чем ты думаешь. Жульничество это – вот так морочить старику голову. Мне и самому неприятно, но когда человека загоняют в угол, хватаешься за соломинку. Ты пойми, малыш, мне показалось, это прямо судьба. Как раз, когда позарез нужно, а ведь думал уже – ничего не выйдет. Неделю назад я на двести голосов отставал от Билли Бертона. Его выставили от «Ирландско-американского», и никто даже не сомневался, что он будет масленичным королем. И вдруг как начнут голосовать за меня, так что на финише про Билли никто и не вспомнил. Забавно, как скачут результаты голосования за каждый год на этом самом Кони-Айленде. Если помогает Провидение, нельзя же отказываться. Так что я пошел к старику и рассказал. Я тебе говорю, меня прямо пот прошиб, пока я собирался с духом, чтобы все ему выложить. Вдруг бы он вспомнил, как празднуют Масленицу на Кони-Айленде и что такое масленичный король. Потом я вспомнил – ты мне говорила, что ни разу в жизни не была на Кони-Айленде. Подумал, что твой дедушка тоже не шибко в этом разбирается, вот и рискнул. Я сперва еще проверил. Прощупал его на предмет Бруклина. Так он то ли не слышал никогда, что есть такое место, то ли забыл, где это. У него, видно, с памятью совсем беда. Потом я сделал заход насчет «Йонкерс». Он меня спросил, кто это такие. Тут уж я смело завел речь про Кони-Айленд, он и попался. Я чувствовал себя подлецом, но это нужно было сделать.

Он подхватил ее и закружил, совершенно не меняясь в лице. Потом поцеловал и снова осторожно поставил на землю. Кажется, после этого ему полегчало. Когда Тед опять заговорил, было ясно, что совесть его больше не мучает.

Он сказал:

– А знаешь, если вдуматься, не с чего мне себя подлецом честить. Я не так уж сильно отстал от нормального короля. Кони-Айленд по размеру не меньше иных королевств за океаном, про которые читаешь в газете, а как посмотришь, что у них там творится, так целую неделю просидеть на троне – не такое уж плохое достижение!