Текст книги "Отчаянная"

Однако этот респектабельно-чопорный костюм никак не вязался с выражением лица доктора Родеса. Достаточно было одного взгляда на доктора, чтобы понять: он не относится к тем врачам, которые важничают и презирают больных за их жалобы, кто открыто, а кто в душе. Нет, в глазах доктора Родеса светилась доброжелательность. И еще была заметна робость с оттенками испуга.

Я тепло улыбнулась доктору Родесу и пожелала ему доброго утра.

– О, м-мисс Кевери, – произнес он, отбросив назад длинную прядь каштановых волос, которая упала было ему на лоб. – Я не ожидал никого встретить здесь так рано.

– Привычка завтракать рано, – объяснила я. – Вы присоединяетесь ко мне, доктор Родес?

– Я не хотел бы нарушать вашего уединения, – замялся он.

– Чепуха, – приободрила я его. – Ваше общество доставит мне удовольствие.

– О, тогда хорошо, – согласился он. – Возможно, я чего-нибудь попробую.

Торопливым шагом он прошел к буфету и взял тарелку. При этом его рука зацепилась за столовые приборы, и две вилки со звоном упали на пол. Он испуганно извинился и поспешно наклонился, чтобы поднять вилки. Но, поднимаясь, сильно ударился головой об угол буфета.

– Господи! – вскрикнула я. – Вы ушиблись?

– Ничего, пустяки, – заверил он меня. Доктор Родес вытащил носовой платок и вытер лоб. На платке остался красноватый след.

– Вы ушиблись? – заволновалась я. Быстро отодвинула стул и встала, чтобы помочь ему. Но доктор Родес покачал головой.

– Небольшое рассечение, – профессионально определил он. – Даже не стоит обращать внимания.

Несмотря на его сопротивление, мне удалось провести его к стулу. После того, как я убедилась, что ничего серьезного нет, я наполнила тарелку и поставила перед ним. К тарелке предусмотрительно придвинула столовый прибор. Но на столовый нож посмотрела с некоторым опасением, может, лучше его убрать.

– Очень мило с вашей стороны проявлять беспокойство, – скороговоркой поблагодарил доктор Родес. – Иногда я бываю немного неуклюж.

– У нас у всех такое случается, – успокоила я его. – Наверное, вы не очень хорошо отдохнули после вчерашних беспокойных событий.

– Что? – переспросил он. – О, да. Не вызывало сомнения, что неуклюжесть доктора Родеса не имела никакого отношения к недосыпанию. Просто он был одним из тех мужчин, которые чувствуют себя неловко в обществе молодых женщин. Моего присутствия оказалось достаточно, чтобы у него все валилось из рук, и он натыкался на все углы.

Я недоумевала, как ему удалось завоевать признание Фанни? Ее вкусу больше отвечали такие джентльмены, как Винни или ее брат. Так что ее интерес к скромному доктору вызвал мое удивление. И, конечно же, навел на некоторые размышления, которыми мне ни с кем абсолютно не хотелось бы делиться. Мне иногда казалось, что Фанни может быть не только взбалмошной, но и расчетливой. Ее капризы, яркие выходки – это все игра на публику. А сама с собой она умела вдумываться и прослеживать то или иное событие, варианты его развития далеко наперед.

Может быть, доктора Родеса Фанни предпочла за его надежность? С ним она всегда, и сейчас, и потом, могла позволить себе все. А где проходит граница ее причуд, она, скорее всего, даже не предполагает. Время покажет.

– Вы знали миссис Ллевелин? – спросила я доктора Родеса, стараясь отвлечь его от мыслей, которые вызывали у него комплекс неполноценности в дамском обществе.

– Что? – переспросил он по привычке. – О, д-да. Не очень хорошо, вы понимаете. Мне было только двадцать, когда я первый раз появился в этом доме. И двадцать три, когда она умерла… Несчастный случай. Очень неприятный.

Его глаза заметно погрустнели, возможно, он вспомнил переживания Фанни, когда она внезапно осталась сиротой.

– Вы были в доме в день происшествия? – спросила я, хотя, возможно, мой вопрос не отличался тактичностью.

Интуиция подсказывала мне, что доктор Родес был в доме Ллевелинов в день происшествия и ему хорошо знакомы все детали трагического события.

Доктор Родес смутился, снял очки и стал вертеть их в руке до тех пор, пока они едва не упали в яичницу.

– Да, был, – с трудом выдавил он из себя. – Ну, мы все были. Кроме миссис Причард. Лили, миссис Ллевелин, очень любила домашние приемы. Я полагаю, поэтому и Фанни имеет к ним такое пристрастие.

Любопытно. Фанни потеряла мать в десять лет. Неужели к этому возрасту она уже успела перенять от нее склонность к всевозможным людным мероприятиям?

Трудно поверить. Хотя не поверить тоже нельзя, тем более, что доктор Родес знает семью уже так давно. Не исключено, что это мистер Ллевелин ввел доктора Родеса в свою семью, так как они были школьными товарищами. Фанни могла увлечься им еще в детстве. Этим можно объяснить ее интерес к нему в то время, когда достигла возраста невесты.

– Говоря о Фанни, я хотел бы обратить ваше внимание на кое-что, о чем я хотел бы попросить вас, – доверительным полушепотом пробормотал доктор Родес. – Это своего рода одолжение. Я надеюсь, вы не будете возражать.

– Буду рада помочь вам, чем смогу, – пообещала я, ничего не поняв из его сбивчивой речи.

– Вы не будете против того, чтобы присматривать за Фанни, пока это дело с сеансами не закончится? – неожиданно для меня попросил он.

Я подумала о письме к своему священнику, которое лежало у меня в кармане.

– Я не-уверена в том, что смогу, – уклончиво ответила я.

– Для меня это будет много значить, – настаивал доктор Родес. – Я даже хочу заплатить вам, как за действия моего компаньона вплоть до окончания вашего визита.

– Но я не могу принять ваши деньги! – категорично заявила я.

– Фанни значит для меня гораздо больше, чем не сколько фунтов, мисс Кевери, – объяснил он. – Я не стал бы просить вас, но она, кажется, привязалась к вам. – Но я уверена в том, что члены семьи смогут сделать для нее больше, чем я, – все не давала я согласия. – К тому же, проявлять заботу о ней им значительно удобнее.

– Господи, нет! – внезапно выкрикнул доктор Родес.

Его взрыв эмоций напугал нас обоих. Я пришла в себя первой и внимательно посмотрела в лицо доктору Родесу. Его нервный всплеск сменился отчаянием. Губы мелко дрожали, а бледные щеки покрылись румянцем.

– Вот до какого состояния может довести жениха забота о невесте, – подумала я с легкой завистью. – Конечно, Фанни здорово повезло. Доктор Родес великолепный профессионал. Неуклюж? Но такой он не всегда. Как только он приступал к своему делу, его неуклюжесть бесследно исчезала. Зато какой заботливый жених, как предан своей возлюбленной! Да, Фанни знала, кого выбирала. Она не так проста, как может показаться вначале.

Заметив, что я его рассматриваю, доктор Родес опустил глаза.

– Полагаю, мне лучше объяснить причину моей просьбы, – произнес он. – Ни Эдмонд, ни Урсула не в восторге от своей сводной сестры. А сеансы расстраивают ее. Правда, она не подает вида, но я врач и все замечаю. Ей нужен друг, мисс Кевери. Вы кажетесь мне человеком более благонадежным, нежели миссис Причард.

Я вздохнула в раздумье. Ну, что делать? В моем кармане лежало письмо священнику в Бристоль, в котором я сообщала о своем решении вернуться в родной город. Это с одной стороны. С другой – Фанни как-то предлагала мне свою помощь. Следовательно, она имела право на встречный шаг с моей стороны. Кроме того, я помнила доброту миссис Мэдкрофт и ее предупреждение о том, что, если кому и грозит опасность, так это ей. Оставить их всех в Эбби Хаус, чтобы они разбирались без меня? Это было бы с моей стороны крайне эгоистично. Не могла я бросить Фанни и миссис Мэдкрофт на полпути, где что ни шаг, то неожиданности и опасности.

Медленным движением я опустила руку в карман и смяла письмо к священнику. Все.

– Приберегите свои деньги, они вам еще могут пригодиться, – ответила я доктору Родесу. – Я и так сделаю все, что смогу.

Некоторое время спустя я оставила доктора Родеса и поднялась наверх. В коридоре меня встретила Чайтра. С подносом для завтрака она направлялась в комнату миссис Мэдкрофт. Служанка взглянула мне в лицо, и на ее гладком лбу появились морщины.

– Здесь мы будем жить еще полторы недели, – сказала я прежде, чем она заговорила.

Пальцы ее рук побелели от напряжения, так они вдруг сжали поднос. Темные глаза Чайтры неожиданно подернулись туманом. Она посмотрела на меня так, что у меня на коже выступили мурашки. Самое неприятное и страшное заключалось в том, что ее взгляд ничего не выражал. Ее глаза вообще не видели меня, они смотрели куда-то сквозь меня. Мне показалось, в какой-то иной, неведомый мне, мир.

Но этого мало. У меня возникло ощущение, будто по невидимому лучу, который исходил из ее глаз и терялся в другом мире, оттуда, неизвестно откуда, стало что-то надвигаться на меня. Это не имело отношения к Чайтре, это принадлежало мне. Оно напоминало собой клубящееся облако ледяного воздуха. Не того воздуха, которым мы с удовольствием дышим в солнечный зимний день. А того, который внезапно вырывается из затхлого склепа и несет с собой продукты векового разложения.

– Два и один, – пробормотала она. – Опасность с двух сторон и еще посередине. Один, тот, кто соединит их вместе… соединит то, что не должно быть соединено.

Внезапно Чайтра схватила меня за руку.

– Покиньте это место, – резко сказала она. – Забудьте то, что вы должны делать, а делайте только то, что нужно.

Я вздрогнула от ее слов, мне захотелось куда-то помчаться, что-то сделать. Большим усилием воли мне удалось сохранить самообладание, остаться стоять на месте. В этот момент взгляд Чайтры резко изменился. Создалось впечатление, что она увидела меня и все окружающее. Чайтра смутилась. Она часто-часто заморгала глазами, и у меня прошло то неприятное ощущение надвигающегося ледяного облака. Осталась только гусиная кожа на плечах да легкое дрожание под коленями.

– Господи, – произнесла я растерянно. – Что все-это значит? Ты говорила какими-то загадками.

Чайтра тряхнула головой и смущенно посмотрела на меня. На ее подносе легонько позвякивали ложки. Вид у служанки был очень растерянный.

– Не знаю, что и сказать, – пробормотала она. – Знаю только, что мне не нравится это место. Оно забирает у меня энергию. Но я должна оставаться здесь. А ты можешь свободно уйти… Уходи отсюда, Хилари! Если ты не сделаешь этого быстро, боюсь, что можешь окончить свою жизнь в Эбби Хаус.

Больше Чайтра ничего не сказала. Она повернулась и поспешно направилась своей дорогой.

Я еще долго стояла и дрожала, сама не зная отчего. То ли от соприкосновения с незнакомым и пугающим, то ли от мысли, что придется доживать все оставшиеся годы в Эбби Хаус. Последняя фраза Чайтры врезалась в мое сознание, и я подходила к ней с той и другой стороны. Что это за предупреждение? Она не сказала, что я коичу свою жизнь в Эбби Хаус, а только то, что могу окончить. Значит, при каких-то определенных обстоятельствах. Что это могут быть за обстоятельства? Кроме того, слово «окончить» не передает продолжительность этого участка жизни. Он может длиться день, а может век. За этими различиями совершенно разные судьбы человека.

И новые вопросы. Теперь они касались уже хозяйки Чайтры миссис Мэдкрофт. Ух не она ли обозначает того, кто соединит две противоположные стороны? А кто имеется в виду под этими сторонами? Что если это мать Фанни и…

И се убийца?

От охватившей меня внутренней дрожи я передернула плечами. Теперь у меня уже не оставалось никаких сомнений в том, что я останусь с миссис Мэдкрофт до тех пор, пока все это не закончится. С этой мыслью я направилась в свою комнату.

Миссис Мэдкрофт и мистер Квомби решили провести этот день вместе за каким-нибудь спокойным занятием. Мистер Квомби грациозно пригласил меня присоединиться к ним, но я отказалась. Мне хотелось заполнить предоставленные мне часы какой-нибудь работой. Надо работать, работать и работать, пока не избавлюсь от предчувствия надвигающейся, уже близкой беды, которое охватило меня после того, как я услышала предсказание Чайтры. По благодарной улыбке и надежде, засветившейся в глазах миссис Мэдкрофт я поняла, что мое отсутствие ею не будет ощущаться.

А меня тешили мои собственные надежды. Если мистер Квомби сделает предложение, возможно, мы сможем сразу же вернуться в Лондон. Миссис Мэдкрофт, безусловно, будет слишком взволнована и занята, чтобы думать о сеансах. Подготовка к свадьбе поглотит все ее время и внимание. Я помолилась за то, чтобы мистер Квомби сделал ей предложение в течение дня.

Помня об обещании, данном мною доктору Родесу, я отправилась искать Фанни. Одна из горничных наверху сказала мне любезно, что та в гостиной.

– И будет рада вашему обществу, – добавила горничная. – Она не знает, чем заняться.

С этим напутствием я быстро прошла мимо лестничной площадки второго этажа и вошла в фамильное крыло. Было тихо. Приглушенный солнечный свет просачивался через оконные стекла в дальнем конце здания. Я остановилась и осмотрела коридор, нет ли здесь мистера Ллевелина, с которым мне совершенно не хотелось встречаться. Коридор оказался пуст, и я быстро прошла к комнате Фанни.

На мой стук дверь сразу же широко распахнулась. Светлые локоны Фанни дыбом поднялись вокруг ее лица, а сама она улыбалась, как всегда ослепительной улыбкой.

– Хилари, слава Богу, что ты пришла! – воскликнула она с неподдельной радостью. – Мне ужасно скучно.

За Фанни, удобно устроившись, на небольшом диване сидела Салли Причард. При последних словах Фанни, она недовольно наморщила свой аккуратненький носик. – В самом деле, Фанни, – с искренней обидой сказала она. – Я в твоем обществе уже больше часа, и твое откровенное высказывание, будто тебе ужасно скучно, ничто иное как грубость.

Фанни еще раз блеснула своей детской непосредственностью. Она разразилась звонким смехом.

– О, не будь глупой, – успокоила она подругу. – Ты знаешь, что я люблю послушать сплетни, но я уже больше не могу сидеть спокойно ни единой минуты.

Фанни схватила меня за руку и потащила в гостиную. На каждый мой шаг она делала два или три, игриво пританцовывая вокруг меня, словно взбалмошный ребенок. Салли смотрела на нас, обиженно поджав губы. Мне было интересно знать, помнила ли она тот случай, когда вот так же непрошено я вторглась в оранжерею, где она прогуливалась с мистером Ллевелином.

– А почему бы нам не покататься верхом! – ликующе предложила Фанни. – Хилари почти ничего не видела в имении, а полдень сегодня такой чудесный.

– Ты же знаешь, я не выношу лошадей, – жеманно произнесла Салли. – От одного запаха конского пота я чихаю и у меня слезятся глаза.

– Тогда мы поедем с Хилари, – решительно заявила Фанни. – Ты, конечно, не будешь против того, чтобы на пару часов остаться одной, не правда ли, Салли?

– Почему ты так думаешь? – с нескрываемой обидой произнесла Салли.

– Иди и найди Урсулу, – посоветовала ей Фанни. – Разговор с тобой пойдет ей на пользу. Думаю, что и Эдмонд где-нибудь поблизости.

В глазах молодой вдовы вспыхнули искры женской игривости, от ее хмурости не осталось и следа.

– Возможно, я так и сделаю, – сказала она, вставая с дивана.

Салли поцеловала Фанни, кивнула мне и выскочила из комнаты.

Фанни подождала, пока дверь закроется, затем картинно закатила глаза и прыснула со смеха.

– Эдмонд придет в ярость от такой моей шутки, – смеясь, сказала она.

– Ты действительно так думаешь? – спросила я.

– Ну, ничего, – махнула рукой Фанни. – Общество Салли пойдет ему на пользу.

Она откинула локоны назад и посмотрела на меня.

– Ты ездишь верхом? Помнится, ты говорила, что ездишь.

– Немного. Но у меня нет костюма для верховой езды.

– Я дам тебе свой. Он должен подойти.

Спустя примерно четверть часа мы уже шли к конюшням. Ими оказались беспорядочно стоящие сооружения из серого камня, с покатыми черепичными крышами. Конюхи и другие работники, судя по всему, слонялись без дела. Они бесцельно входили в открытые двери и выходили из них, стуча ботинками о камни. Запах сена и свежего навоза устойчиво держался в воздухе, и от него щипало в носу.

Костюм для верховой езды, в который одела меня, Фанни, был желтовато-зеленого цвета с темным оттенком. Фанни призналась, что этот костюм не относится к ее любимым, поскольку ткань для него выбирала Урсула. Сама Фанни предпочитает более светлые тона и яркие краски. Сейчас ее обтягивал костюм из розового бархата. На голове Фанни кокетливо красовалась дерзкая шляпка, под которую были убраны ее локоны.

В конюшне нас встретил конюх, мужчина средних лет с большим животом и надвинутой на лоб кепке. Он посмотрел сначала на Фанни, затем на меня и переступил с ноги на ногу.

– Доброе утро, Сэм! – приветствовала его Фанни с детской улыбкой на губах. – Оседлай Джингера и Стокинга для нас, будь добр.

– Не могу сделать этого, мисс, – мрачно сказал конюх, вращая пуговицу на пиджаке и упорно глядя себе под ноги. – Вы же знаете приказ мистера Ллевелина. – Ах, какая досада! – с наигранным кокетством сказала Фанни. – Но он сказал, чтобы я не ездила одна. А я сегодня не одна. Не так ли?

Я вежливо улыбнулась, но не могла не почувствовать, что попала впросак. Фанни сделала то, что я не поддерживала. Вспомнился ее рассказ о несчастном случае. Но тогда она выехала на лошади самовольно, потому что была ребенком и не сознавала ответственность. Теперь положение дел иное. Фанн и уже невеста и ее самоуправство едва ли может быть извинительным. Конюх с сомнением покачал головой.

– Не знаю, мисс, – сказал он. – Я не знаком с этой молодой леди.

– А ты и де можешь знать всех моих друзей, Сем, – поучительно произнесла Фанн LINK Word.Document.8 «C:\!ebook\!doc\Томас Отчаянная.doc» OLELINK1 a r и. – А сейчас беги и делай то, что я велела!

Конюх колебался, явно не желая идти.

– Я не буду повторять тебе два раза! – нетерпеливо напомнила Фанни, и в ее голосе появилась резкость.

Требовательный тон Фанни, судя по всему, задел конюха, и он уже открыл было рот, чтобы выразить протест, но так и не успел ничего сказать. Вместо этого он посмотрел поверх Фанни, и чувство облегчения отобразилось на его лице.

Фанни повернулась так резко, что ее юбочка для верховой езды закрутилась вокруг нее.

Я тоже повернулась, но неохотно, медленно, догадываясь, что за спиной у нас стоял, наверное, не кто иной, как мистер Ллевелин. Что и говорить, ситуация сложилась неприятная. Не знаю почему, но я испытывала такое чувство, словно меня поймали за кражей столового серебра. Видимых причин для внутреннего дискомфорта вроде бы и не было, тем не менее, я сознавала, что мы с Фанни что-то сделали не так.

Мистер Ллевелин некоторое время стоял молча, устремив на сестру строгий, пристальный взгляд. На меня он едва взглянул.

– Что ты делаешь? – требовательно спросил он Фанни.

– О, это ты, Эдмонд, – сказала Фанни, зевнув и вежливо прикрывшись рукой. – Мы с Хилари хотели покататься верхом по имению.

– Тебе же было запрещено ездить верхом, если никто не сопровождает, – сказал он тоном строгого наставника.

– Я с Хилари, не так ли? – продолжала Фанни разыгрывать невинное дитя.

Мистер Ллевелин презрительно осмотрел меня и перевел взгляд на Фанни.

– Я не считаю, что мисс Хилари подходит для сопровождения, – сухо заметил он.

– Какая досада! Сколько хлопот из ничего. Тогда пошли Сэма, если считаешь это таким необходимым. Но я не могу бездельничать целый день в ожидании сопровождающего.

– Тут нужен не Сэм. Да чтобы удержать тебя от твоих милых шалостей, нужен не Сэм, ты это хорошо знаешь.

– В самом деле, Эдмонд, ты невыносим! Тогда сопровождай нас сам, если считаешь это нужным. Но я не откажусь от верховой езды.

С этими словами Фанни нетерпеливо тряхнула локонами, которые уже выбились из-под ее шляпки.

Последовала пауза, затем мистер Ллевелин утвердительно кивнул головой.

– Но в будущем я прошу тебя предупреждать меня о поездке не менее, чем за час, – предупредил он. На это Фанни только улыбнулась. Поставленное братом условие – не то неудобство, которое могло бы удержать ее от любимого занятия.

По счастливой случайности, мистер Ллевелин оказался уже одетым для верховой езды. Безупречный костюм подчеркивал его широкие плечи и придавал ему своеобразное мужское изящество. Очевидно, хозяин имения тоже захотел в этот день развлечься, и наше общество не входило в его планы.

Присутствие сумрачного брата сразу же привело в уныние даже неунывающую Фанни. Наш разговор с мистером Ллевелином не складывался. Хозяин не считал себя обязанным проявлять по отношению к нам любезность, он молчал, предоставив нам возможность тихо разговаривать друг с другом. Время от времени Фанни сердито смотрела на него, но он не обращал на это никакого внимания. Его невозмутимость начала выводить Фанни из себя.

Что касается меня, то я предпочитала любоваться пейзажем. Посмотреть было на что. Холмистая равнина простиралась во все стороны. Зелеными могучими волнами катились пастбищные земли и подлески. Все разнообразные участки местности были объединены непередаваемой словами гармонией, которая придавала местности одновременно величие и спокойствие. Я удивлялась тому, что столько разнообразного в природе как-то уживалось. А люди, даже когда их совсем немного, никак не могли достичь согласия и мира. Чего им не достает?

Не успели мы проехать и одной мили, как впереди заметили одиночного всадника, скакавшего нам навстречу легким галопом. Когда расстояние между нами уменьшилось, я узнала по фигуре доктора Родеса.

– Кенет! – радостно закричала Фанни и, пришпорив лошадь, поскакала ему навстречу.

Ловкость, с которой Фанни сидела в седле, убедительнее всяких слов говорила о том, что опека брата была для нее излишней.

Мистер Ллевелин нахмурился, но отпустил сестру к жениху без комментариев. Я с завистью посмотрела вслед Фанни, мне тоже захотелось поехать за ней. Удержало лишь чувство такта. Может быть, невесте хотелось побыть какое-то время наедине с женихом. Не хотелось мешать им, хотя эта деликатность обрекала меня оставаться в обществе мрачного мистера Ллевелина.

Без особого восторга я подумала о том, что теперь мне предстояло вести с ним разговор.

– Вам должно быть приятно, что ваша сестра нашла подходящего для замужества человека? – спросила я, подбирая такую тему разговора, которая не могла бы его зацепить.

Мускулы его лица пришли в движение.

– Мне нет, – сухо сказал он. – А вот Кенету не мешало бы иметь больше здравого смысла.

– Господи, что с вами? – изумилась я. – Мне казалось, что как брат вы хотя бы попытаетесь порадоваться за них.

– Не пытайтесь навязывать мне, что я должен, а чего не должен чувствовать, мисс Кевери, – осадил меня мистер Ллевелин. – А так как мы одни, есть одно дело, которое мне хотелось бы обсудить с вами.

– А если у меня нет желания? – спросила я. Он резко посмотрел на меня, и его пальцы натянули поводья.

– На будущее скажу вам, – все тем же сухим тоном произнес он. – Я буду вам благодарен за то, что вы не будете содействовать Фанни в ее попытках нарушать дисциплину.

– Что вы имеете в виду? Случай в конюшне?

– Именно.

– Пока ваш конюх не начал возражать, я не подозревала, что выезд для Фанни – проблема. И даже сейчас не понимаю вашего нежелания доверять ей. С первого взгляда ясно, что она отличный наездник.

– Отличный, когда думает головой. Но это случается с ней очень редко.

Я уже успела настроиться на тон холодной любезности, которым разговаривал мистер Ллевелин. И наша беседа посреди равнины напоминала деловые переговоры дипломатов двух далеко не дружественных стран.

Ветер поднял воротник пиджака мистера Ллевелина, который теперь хлопал его по гладко выбритому подбородку. Мистер Ллевелин поправил воротник свободной рукой. Его движение напомнило мне о пряди волос, которая выбилась из моей прически, и порывы ветра трепали ее у меня прямо перед глазами. Мистер Ллевелин повернулся ко мне, и я приготовилась услышать насмешливое замечание по поводу моей внешности. Но я ошиблась.

– Полагаю, что я должен извиниться, – сдержанно произнес он. – Я имел в виду случай с конюхом. Было бы неразумно с моей стороны предполагать, что Фанни скажет вам о моем запрете выезжать без сопровождающего. Это похоже на нее. Использовать обман, если он служит ее целям, привычка, которую она переняла от своей матери.

Господи, подумала я, так можно относиться к чужому человеку, но не к сестре. Пусть даже с ней связывает один отец, тем не менее, половина крови – родная. Как можно об этом забыть? На мой взгляд, поведение мистера Ллевелина заслуживало осуждения.

– Пусть я знаю вашу сестру очень мало времени, но я не заметила в ней ничего, что могло бы оправдывать ваше абсолютное презрение, – достаточно жестко высказала я свое мнение.

– Вы судите о ней по себе? – съязвил он. – Но даже по таким стандартам она далеко не блистает.

– Если это ваша оценка меня является мерой всех ваших способностей судить о людях, то я должна волей-неволей проигнорировать то, что вы сказали, – тем же тоном ответила я.

Я ждала его ответ. Но тут раздался стук копыт. Это доктор Родес и Фанни легким галопом подъезжали к нам. Фанни свысока посмотрела на брата и победоносно улыбнулась.

– Кенет берет меня с собой проехаться по имению, – сказала она. – А вы с Хилари можете ехать без нас.

Затем она обратилась ко мне с извиняющейся улыбкой: «Ты не возражаешь, не так ли, дорогая?»

Вот это прогулку устроила мне Фанни. Оставалось только позавидовать Салли, оставшейся одиноко в доме. С каким удовольствием я поменялась бы с ней местами.

– Нет, – сказала я с видом, будто ничего неприятного не произошло. – Это будет чудесно.

– Тогда увидимся за обедом, – обрадовано сказала Фанни.

Не ожидая доктора Родеса, она пришпорила кобылу и поскакала по тропинке. Доктор Родес кивнул нам головой, намеренно избегая смотреть в глаза другу, и поспешил за невестой. Несколько минут спустя они скрылись в подлеске, и мы остались одни.

Мне трудно было припомнить, когда еще я чувствовала себя так одиноко, как в этот раз.

– Нет нужды продолжать кататься вместе, – сказала я немедля. – Я согласилась только по настоянию Фанни. Но так как она больше не нуждается в моем обществе, то я вернусь в конюшню.

С этими словами я попыталась повернуть лошадь. Но мистер Ллевелин протянул руку и поймал мою лошадь за уздцы, заставив ее резко остановиться. Удерживая обеих лошадей с удивительной легкостью, он наклонился в седле и посмотрел мне в лицо. Мне некуда было Отвести взгляд, и я стала смотреть ему прямо в глаза.

Почувствовала, что мне стало трудно дышать и сердце забилось так, словно и оно решило пуститься галопом.

К счастью, мистер Ллевелин оказался занят своими мыслями и не обратил на меня внимания. Наши лошади шли рядом, и мистер Ллевелин продолжал держать мою лошадь под уздцы.

– Вы должны кое-что узнать, мисс Кевери, пока не уехали, – пояснил он свои действия, разговаривая со мной, как со своевольным ребенком. – Неосторожная езда Фанни однажды кончилась смертью прекрасного животного. Которое, к тому же, было не из нашей конюшни. Я не могу позволить, чтобы это повторилось.

– Но тогда она была ребенком.

– Выходит, она рассказывала вам об этом?

– Об этом несчастном случае, да.

– Едва ли это был просто несчастный случай. Это была намеренная небрежность.

Я нахмурилась. Фанни сама дала такую оценку тому случаю, но она рассказала и об обстоятельствах, которые предшествовали ему. Легко понять, какое состояние переживала она тогда. Но она очень сожалела о том, что случилась трагедия с лошадью. Ясно, что доктор Родес уже забыл ту давнишнюю историю, а ведь именно он пострадал больше других, потеряв любимое животное.

– Неужели и сейчас, спустя много лет, вы не можете заставить себя простить ее? – спросила я. Выражение его лица стало жестким – Фанни не хочет этого и не нуждается в моем прощении, – ответил он. – Так же как и я не хочу видеть еще одно животное, которому ее небрежность могла бы причинить вред.

– Но тогда она была ребенком, потерявшим последнего родителя, – привела я оправдательный аргумент.

– Вижу, что она убедила вас в необходимости простить ее, – заметил он сухо.

На его лице появилась презрительная улыбка, которая говорила о том, что я в его глазах упала еще ниже. Значит, теперь мистер Ллевелин не мог верить нам обеим. И он тяжело вздохнул. Дальше некоторое время мы ехали молча.

– Можете спокойно вздохнуть, мисс Кевери, – прервал он молчание. – Это не имеет никакого отношения к смерти отца. Фанни была и есть безответственный и своевольный человек.

– Что, были и другие несчастные случаи? – спросила я.

– Нет, – ответил он. – Но исключительно потому, что я вовремя принимал меры предосторожности.

Он явно заслуживал хорошей пощечины. Сила моего гнева удивляла меня. Я никогда раньше не испытывала по отношению к кому-либо такое острое чувство враждебности. Но разве прежде я встречала кого-либо, кто был бы так уверен в превосходстве своего мнения над мнением всех других, как уверен мистер Ллевелин?

Да, мистер Ллевелин считал свои оценки и выводы .абсолютно верными и не подлежащими обсуждению. Я еще раз, уже с недоумением, посмотрела в его самодовольное лицо.

– Если ваша сестра безответственна, то вы должны винить только себя. Она взрослая девушка, а вы обращаетесь с ней, как с ребенком.

– Она ребенок и есть. А вас я поблагодарю за то, что вы не будете советовать мне, как обращаться с домочадцами.

– Я могу только порадоваться за Фанни, что она скоро выйдет замуж и уйдет из вашего дома. Возможно, тогда у нее появится возможность вести нормальную жизнь.

– Несмотря ни на что, она умудряется веселиться. Обычно за чей-нибудь счет. Это я и моя сестра постоянно лишены нормальной жизни из-за ее милых шалостей.

Казалось, мое возмущение вот-вот выйдет из под контроля. Он говорил так, словно у него была только одна сестра.

Я внутренне напряглась до предела. Конь почувствовал мое взвинченное состояние и рванул в сторону. Я подумала, что от такого сильного рывка мистер Ллевелин вылетит из седла. Но он без труда удержался, и лишь слегка наклонился вслед за натянувшимися поводьями. Затем легко подтянул лошадь ближе к себе.

Вроде бы ничего особенного и не произошло, но от меня не укрылось, что самообладание хозяина резко поколебалось. Может быть, в нем проснулся стыд? Он не мог не оценить жестокости и справедливости моих слов в его адрес.

Но, бедная Фанни! Не удивительно, что она ищет внимания и участия, где только может.

– Думаю, что наша беседа истекла, – сказала я, стараясь быть вежливой. – Будьте любезны, отпустите поводья моей лошади!

– Как хотите, – сказал он. – Но я провожу вас.

Назад мы ехали молча. Хотела бы я знать, чем было вызвано его решение остаться со мной рядом. Желанием показать хорошее воспитание или же недоверием к моей лошади и страхом за мое здоровье? Ответ удалось найти, когда мы вернулись в дом.